ИНТЕЛЛЕКТ ПОВЫШАЕТСЯ В ЦЕНЕ

Рынок безжалостен. Он вознаграждает все, создающее стоимость, и либо не замечает, либо карает все, что ее не создает. В этом нет ничего личностного. Невидимая Рука так же незряча, как и незрима: она движется, не зная и не заботясь о том, потрепала ли она кого-то по плечу или ударила в челюсть. На рынке труда ее движение менее заметно, чем на других рынках. На бирже инвесторы в считанные минуты могут забрать миллиарды долларов у "Эй-Ти энд Ти" и отдать их "Ай-Би-Эм". Но семьям не так-то легко в одночасье сняться с насиженных мест и отправиться пытать счастья в другой город, и не всякий автомеханик будет тратить свои выходные дни на изучение компьютерного программирования. Да и компании еще подумают (по крайней мере, какое-то время), надо ли им увольнять старых, преданных служащих и набирать новых. Понятно, что правительства скорее попытаются как-то повлиять на рынок труда, чем будут вмешиваться в деятельность других рынков: надо ведь защитить тех, кому не повезло, за счет дополнительного налогообложения тех, кто пользуется наивысшими благами рынка.

Тем не менее Невидимая Рука движет и рынком труда. Коль скоро знание является главным источником стоимости, следует ожидать, что плоды будут пожинать те, кто работает головой, а все шишки будут доставаться тем, кто этого, делать не умеет. В 1996 году писательница Сьюзан Шихен рассказала трогательную историю супружеской пары из штата Айова. Жена работает санитаркой в лечебнице: она купает, одевает, кормит больных, укладывает их спать. Муж также занят на тяжелых ручных работах в строительной компании: он укрепляет ограждения и предупредительные знаки на строительных площадках мешками с песком. Вдвоем они зарабатывают чуть больше 31 тыс. долл. в год и постепенно влезают в долги. А ведь несколько лет тому назад он один получал примерно такую же сумму. Тогда он работал на заводе по производству автомобильных моек, но его сократили, а других таких мест не было. Когда-то после окончания средней школы он поступил в технический колледж, но бросил учебу из-за неуспеваемости по математике. Его жена работала учетчицей, но у нее не ладилось с машинописью, и ее понизили в должности, поручив подшивать бумаги. Теперь, когда им обоим уже за сорок, они чувствуют, что обречены получать семь долларов в час до конца своей жизни. Супруги, пишет Шихен, "когда-то считали, что принадлежат к среднему классу". [См.: Sheehan S. Ain't No Middle Class // The New Yorker. December 11, 1996. P.82-93]

Не их вина, что они стали жертвой ожиданий, порожденных конкретным временем и конкретными обстоятельствами. И сочувствия они от этого достойны ничуть не меньше. Но на протяжении почти всей истории человечества почти во всех странах мира род их занятий - персональное обслуживание и неквалифицированный ручной труд - определял принадлежность к рабочему, а не к среднему классу. Небывалый экономический расцвет Соединенных Штатов после второй мировой войны позволил американским работодателям обеспечить уровень жизни среднего класса почти всему работающему населению страны. Но как только Европа восстановила разрушенное войной хозяйство, а в Азии начался экономический бум, между ними и Соединенными Штатами завязалась жестокая конкурентная борьба. Однако описанная Шихен супружеская пара страдает не из-за глобальной конкуренции: ведь американские больничные санитарки и дорожностроительные рабочие не конкурируют с немцами или малайзийцами. [Зато они конкурируют с латиноамериканцами - прим. вед. рассылки] Не вовлечены они и в информационную экономику, где обеспечивается наивысший уровень оплаты труда; их пребывание в рядах среднего класса было недолгим, и они снова влились в состав пролетариата.

Много сказано и написано о растущем неравенстве в доходах в США и других промышленно развитых странах, а также о мучительной борьбе за выживание, которую ведут люди, некогда составлявшие становой хребет народного хозяйства этих государств. Можно возразить, что неравенство в доходах не увеличивается, но это будет неверно. Сегодня, на пороге информационной революции, оно усиливается так же, как когда-то в эпоху индустриализации. Можно возразить, что рост неравенства не влечет за собой никаких моральных, политических и экономических последствий, и опять это будет неверно. Впрочем, рассмотрение этого предмета не входит в нашу задачу. В росте неравенства в доходах винили японцев, дешевую рабочую силу из стран "третьего мира", соглашения о свободной торговле, жадность корпораций, изменения политики в области налогообложения и социального обеспечения и т.п. В доказательство любого из этих утверждений можно привести массу статистических данных, но с таким же успехом их можно выбросить в корзину.

Неравенство растет оттого, что экономика перестала быть индустриальной, а рынок труда не успел приспособиться к происшедшим в ней изменениям. Существуют данные - и их еще никто не сумел опровергнуть, - что образованные люди в наше время получают больше, чем когда бы то ни было. Сокращая плату за физический труд, рыночные силы одновременно все более щедро вознаграждают труд умственный. Начиная с 1969 года, когда появились первые признаки упадка промышленного века, работники и работницы всех отраслей промышленности стали получать "надбавку за образование", которая постоянно увеличивалась. С 1979 года только одна группа американцев - выпускники высших учебных заведений - смогла увеличить свой реальный еженедельный доход. В тот год доходы окончивших колледж мужчин были на 49% больше доходов тех, кто закончил только среднюю школу; четырнадцать лет спустя, в 1993 году, надбавка за образование составила уже 80%. Важно отметить, что надбавка к зарплате работников с высшим образованием увеличилась, несмотря на одновременный рост предложения, связанный с расширением доли работников, имеющих такое образование. [См.: Burtless G. Worsening American Income Inequality: Is World Trade to Blame? // Brookings Review. Vol. XIV. No. 2. Spring 1996. P. 30; Boroughs D.L. The Economics of Income Inequality // US News and World Report. January 22, 1996. P. 47; Hale D. How Do We Reconcile America"s Economic Success with Its New Sense of Insecurity? // Chicago Investments. March 4, 1996. P. 2]

Существование надбавки за образование указывает на растущую роль знаний в создании стоимости и материальных ценностей. Джеймс Роч, экономист из Калифорнийского университета в Сан-Диего, доказал, что производительность труда городской рабочей силы возрастает на 2,8% пропорционально каждому году дополнительного обучения. Иными словами, если обучение среднего рабочего, скажем, из Хьюстона длилось десять лет, а среднего рабочего из Атланты - одиннадцать, то выработка продукции на одного рабочего в Атланте будет почти на 3% больше. Отчасти этот феномен можно объяснить тем, что более образованный рабочий способен трудиться с большей отдачей, но скорее всего дело в том, что образованная рабочая сила выполняет качественно иную работу, в которой преобладает интеллектуальное содержание: предоставление юридических услуг или программирование отличается от работы типографского наборщика или экспедитора. Хотя иногда говорят, что из-за внедрения компьютерной техники снижается зарплата рабочих и служащих, не входящих в управленческое звено, это совершенно неверно. На самом деле зарплата сотрудников тем выше, чем больше в организации используется компьютеров.

В соответствии с государственной политикой, проводившейся в прежде социалистическом обществе Швеции, считалось, что несправедливо выплачивать производственным рабочим меньшее вознаграждение, чем их начальникам. Соответственно устанавливались и ставки заработной платы. Вследствие того, что получение знаний не окупалось, немногие из шведов стремились продолжать обучение после окончания средней школы; происходила "утечка мозгов", так как большое число лучших выпускников высших учебных заведений искали работу за пределами страны. И напротив, все больше людей стремятся получить образование, если образованные работники получают повышенную зарплату. Среднее образование сейчас имеют четверо из пяти взрослых американцев, тогда как всего пятнадцать лет назад среднее образование имели двое из трех. Процент мужчин, обучавшихся хотя бы четыре года в колледже, вырос с 20 в 1980 году до 25 в 1994; процент женщин - с 13 до 20. В 1993 году, впервые за всю историю, число поступивших в университеты Германии молодых немцев превысило число тех, кто воспользовался немецкой системой "двойного образования", предназначенной для подготовки рабочих кадров для промышленности. В среде самих абитуриентов резко возросло соперничество при поступлении в институты, считающиеся лучшими. Так, в Гарвардский университет поступило 18190 заявлений о приеме на 2000 мест, или 11 человек на каждое место. За пять лет до этого соотношение было 8 человек на одно место.