СУАВИТА

 

Мы возвращаемся на несколько часов назад, чтобы проникнуть в загадочный трехэтажный дом, порог которого мы еще не переступали, но который, без сомнения, взбудоражил любопытство нашего читателя, хотя бы красным шарфом, реявшим, как флаг, на его балконе.

Законы жанра не позволяют писателю, повествующему о преступлениях, дать полную волю таланту и своему воображению.

Факты сами вычерчивают канву, персонажи существуют, а писателю остается только выудить что-нибудь интересное из сухих строчек порой весьма странных судебных протоколов.

На втором этаже этого дома по набережной Орфевр, который так хорошо был виден из окна комнатушки нашего бедного друга Поля Лабра и из окна юго-западной части угловой башни, где только что был убит Жан Лабр, жила семья генерала, графа де Шанма, государственного преступника, отбывающего тюремное заключение.

Семья генерала, супруга которого скончалась уже несколько лет назад, состояла только из его двух дочерей.

Естественно, что на время своего заключения, последовавшего после уже вам известных событий в конце 1833 года, генерал поручил уход за дочками их тете, мадемуазель Рен де Шанма, которая была так привязана к своему брату, что о замужестве никогда и не помышляла.

Благодаря этой поистине глубокой привязанности, мадемуазель Рен не оставила дом своего брата и продолжала управлять им даже после появления в особняке, вскоре после смерти графини, незнакомой ей юной особы, которую генерал представил, как мадемуазель де Шанма.

Суавите, младшей дочери генерала и единственной дочери графини, было тогда одиннадцать лет. Отец в ней души не чаял, но детство ее было омрачено угрожающим болезненным состоянием; генерал даже думал, что потеряет ее.

Вторую дочь, плод похождений юного де Шанма, звали Изоль. Ей было пятнадцать лет, когда она совершенно неожиданно оказалась в доме отца. На упреки Суавиты, разгневанной появлением этой незнакомки, так неожиданно разделившей с ней права законного ребенка, генерал ответил:

– Бог отобрал у меня жену, которая была ангелом. Суавита – тоже ангел, которого Бог заберет у меня. Так дайте же мне возможность сделать все, чтобы и Изоль ощутила отцовскую любовь. Мне не хотелось бы остаться совсем одному на этой земле.

И он рассказал, что покойная графиня не только знала о существовании этого ребенка, уже признанного ею во время бракосочетания, но даже согласилась оформить контрактом ее статус законной дочери при условии, что та не будет жить в доме отца.

Добрая тетушка Рен, преданная и покорная, долго не сопротивлялась. Не только потому, что она не могла противиться кровной дочери своего любимого брата, но и потому, что мало-помалу она действительно стала испытывать нежность к девушке, а в последние месяцы своей жизни была уже сторонницей генерала, желавшего полностью укрепить положение Изоль в семье.

Нельзя не сказать, что Изоль была красива, нежна, умна, обворожительна. При жизни графини генерал держал ее вдали от дома, но всемерно заботился о ее воспитании. Изоль получила образование в одном из «фешенебельных» монастырей, растивших вот таких божественных, утонченных красавиц. Она знала все, что только можно было выучить, а ее ум, грация, элегантность были врожденными. Преданная сестра генерала мучилась бы угрызениями совести, если бы не признала, что Изоль являла собой истинное совершенство.

Естественно, что семья Шанма была очень богата. Но по суду имущество генерала было секвестровано. И уже давно его дочери и сестра покинули фамильный особняк и жили в провинции или у родственников.

Прошло полгода с тех пор, как умерла тетушка Рен, и сестры жили отдельно.

Изоль гостила у дальней родственницы месье Шанма, которую звали графиня де Клар, а Суавиту поместили в монастырь.

У генерала не существовало своего дома, но несколько старых слуг остались с Изоль.

Выбор генерала пал на графиню де Клар, очень красивую женщину, занимавшую несколько странное, загадочное положение в свете. Тем самым генерал отказался от помощи самых близких родственников и друзей: никто толком не понимал почему. Те, кого волновала судьба семьи Шанма, называли такое положение «временным». Тогда это слово было в моде.

Конечно, в будущем все должно было непременно измениться, и скорее всего самым естественным образом. Все считали, что процесс проводился с пристрастием, однако высшие власти явно остались настроены великодушно и склонялись к милосердию.

Прежде чем продолжить наш рассказ, хочу еще несколько слов посвятить графине де Клар, которой волею судеб было суждено через несколько лет стать одной из самых ярких звезд парижского небосвода. Ее муж был на самом деле графом и притом лучших дворянских кровей. Его звали Кретьен Жулу дю Бреу. Мы уже подробно рассказывали в одном из наших последних сочинений об истории его женитьбы.[3]

Породнение благороднейшей рыцарской фамилии де Клар с несколько мрачной и явно бретонской по звучанию фамилией Жулу дю Бреу могло вызвать разные кривотолки, однако это родство корнями своими уходит в далекий 1700 год, когда единственный представитель монаршей фамилии Фиц-Руа Жерси, герцог де Клар и мадемуазель Жулу дю Бреу скрепили свою любовь узами законного брака. Теперь же молодая графиня дю Бреу, узнав об этой семейной истории, иногда пользовалась титулом и даже фамилией де Клар – разумеется, незаконно. Но кто сегодня обращает внимание на такие мелочи.

Графиня имела широкие познания в самых разных областях. Месье Шварц, известный банкир, превозносил ее до небес; она была фавориткой полковника Боццо, святоши с улицы Терезы, завершившего безупречную военную карьеру и доживавшего свою долгую жизнь в лучах славы и всеобщего уважения.

И все же слухи распространялись. Многие недоумевали, почему же месье де Шанма доверил своих дочерей этому бесспорно красивейшему созданию, но прошлое этой особы никому не было известно. Она как бы родилась в день своего первого появления с графом Жулу дю Бреу в одном из салонов предместья Сен-Жермен.

Второй этаж дома по набережной Орфевр всего лишь месяц назад сняли на имя графа де Шанма. Сразу же добавим, что в тот же самый день третий этаж был снят на имя виконта Аннибала Джоджа из рода маркизов Паллант. Появление юного итальянца было хорошо воспринято красавицей графиней.

Было примерно пять часов вечера. В комнате второго этажа, на закрытые жалюзи которой так часто смотрел Поль Лабр, в шезлонге лежала юная мадемуазель. Она была бледна, как восковая фигурка Девы Марии. Ее густые золотистые кудри покрывали почти всю подушку, глаза с длинными темными ресницами оставались полузакрытыми. Глядя на это хрупкое и нежное создание, трудно было предположить, что ей уже тринадцать лет. Девочку отличала необыкновенная красота – красота ангела, коснувшегося земли и вновь устремившегося в небеса.

Это была младшая дочь месье Шанма, его законная дочь. Мать назвала ее Суавита.

Рядом с шезлонгом сидела старая служанка в траурном одеянии.

– Я не люблю ее, – сказала вдруг Суавита своим слабым, нежным голосом.

Так как глаза у нее совсем закрылись, старая служанка решила, что мадемуазель говорит во сне. Но все же тихо спросила:

– Вы спите, дорогая?

– Нет, – ответила девочка, чуть-чуть приподняв ресницы. – Я думаю о графине. Хотя она и очень красивая… – протянула Суавита.

– Вы все же не любите ее? – удивилась служанка.

– Нет. Как ни старалась! – ответила девочка.

– Но она ведь добра к вам, – проговорила старуха, словно пытаясь переубедить Суавиту.

– Это правда. Но наставницы в монастырях тоже были добры, и их-то я любила, – тихо промолвила Суавита. Девочка поежилась от холода. Старая служанка приподнялась и укутала ей ноги большим ватным одеялом, обтянутым шелком.

– Спасибо, Жаннетт, – поблагодарила ее Суавита. – Мне все время холодно. У меня ничто не болит, но мне кажется, что я серьезно больна, – пожаловалась она.

Жаннетт попыталась улыбнуться. В глазах ее стояли слезы.

– Что за мысли! – тихо возразила она. – Вы растете, вот и все. Вы уже такая большая, что я не могу вас больше называть на «ты». Когда растешь, всегда трудно.

Суавита плотно сомкнула веки, но продолжала говорить:

– Я постоянно чувствую сильную усталость. Я совсем ослабла…

– Я такая же была, когда росла, – подхватила Жаннетт.

– А теперь ты сильная. А моя сестра Изоль тоже была такая, когда росла? – неожиданно осведомилась Суавита.

– Конечно… – начала было говорить служанка.

Но прервалась и уже тихонько, про себя, исправила свою благую ложь:

– Старшая вобрала в себя все соки, как нижние ветки у деревьев.

Старые слуги редко встают на сторону чужаков.

– Когда моя сестра Изоль будет старше, – тихо продолжала Суавита, – она станет моей наставницей. Мадам де Клар уйдет и мы будем счастливы.

«Но еще до этого, – подумала она, – наш любимый отец вернется домой!» И такая радость охватила ее, что бледные щеки девочки чуть-чуть порозовели.

– Есть хорошие новости? – живо поинтересовалась служанка.

– Мне кажется, что да! – ответила так же живо Суавита.

Она неожиданно замолчала, а потом быстро добавила:

– Но это большой секрет. Изоль меня будет ругать, если я скажу.

– Мамзель Изоль! Она будет ругать мадемуазель! – членораздельно выговорила Жаннетт.

К сожалению, на письме нельзя выразить интонации, с которой Жаннетт произнесла слово мадемуазель первый и второй раз.

Чтобы там ни было, для Жаннетт существовала только одна мадемуазель де Шанма.

– Ну зачем ты так говоришь! – упрекнула ее Суавита. – Ты любишь меня чересчур сильно, и это мешает тебе полюбить мою сестру Изоль.

Старая служанка хотела что-то ответить, но не решилась. А Суавита продолжила:

– Я ее очень люблю! Очень! Мне жалко тех, у кого нет сестры. Когда она приходила ко мне в монастырь, все говорили: «Какая у тебя красивая сестра». И мне было очень приятно и радостно… Я так же всегда гордилась мамой. А моя тетя Рен, как она меня баловала! Да, все, кого любишь, уходят. Я даже и подумать не могу, что кто-то мне скажет вдруг: «Ты больше не увидишь Изоль…»

Она вдруг вздрогнула от этой мысли, а Жаннетт с горечью заметила:

– Куда же она денется, ничто ей не грозит!

– Ну и хорошо! – сказала Суавита. Она глубоко вздохнула, пытаясь повернуться на своем шезлонге. – Эти жалюзи опущены, чтобы яркий свет не тревожил мне глаз, а мне хотелось бы взглянуть, что делается за окном.

– Здесь мало что можно увидеть: грязные лачуги да конторские здания, похожие на тюрьму, – поспешила объяснить служанка.

– Ну там есть сад… а с другой стороны сада… – задумчиво говорила девочка.

– Да разве это можно назвать садом, после сада перед особняком де Шанма! Вот уж, действительно, рай! – возразила Жанетт.

А Суавита продолжала, как будто ее не перебивали:

– А с другой стороны сада стоит старинная башня… у окна которой часто видно молодого человека…

Жаннетт стала слушать. Она была удивлена и взволнована.

– Говорят, что больные дети ведут себя, как взрослые, – прошептала старая служанка.

Суавита продолжала:

– С тех пор, как я живу здесь, я ни разу не видела ни одной живой души за окном большой башни. Но сегодня…

И вместо того, чтобы продолжить, она поднесла к глазам свою бледную до прозрачности, дрожащую руку.

– Сегодня? – с любопытством повторила Жаннетт.

– Бывают моменты, – устало проговорила девочка, – когда я не знаю, был ли это сон, или я все видела наяву… у меня в жилах стынет кровь, когда я об этом думаю. Мне никогда не было так страшно… Подойди поближе, я тебе расскажу.

Жаннетт повиновалась.

– Еще ближе, и возьми мои руки в свои. Сегодня я видела там мужчину, я уверена… О! Если бы этот мужчина оказался здесь, я умерла бы от страха!

Она вся дрожала, глаза ее широко открылись.

– Дорогая моя девочка! – сказала Жаннетт, которой тоже стало жутковато. – Это был кошмарный сон, и ваш приступ тому виной.

– Нет. Так ты меня не успокоишь. Я видела, я совершенно уверена, что видела это ужасное лицо, эти огромные руки. Мужчина смотрел в нашу сторону. Успокой меня Жаннетт и скажи, что нас хорошо охраняют. Жаннетт, этот страшный человек не может сюда проникнуть? – со все возрастающей тревогой спрашивала девочка.

– Нет, никаких сомнений быть не может, – ответила служанка, на сей раз совершенно уверенная, что девочка говорила правду. – Здесь, правда, не так, как в особняке де Шанма, где нас было четырнадцать слуг. Но все-таки мы вчетвером: Мадлен, сильная как парень, Пьер и Батист – тоже здоровяки. А потом мы рядом с Префектурой полиции! Каждый раз, когда мне кого-нибудь показывают на улице, то неизменно говорят: «Это инспектор полиции». Я уж не говорю о том, сколько здесь просто дежурных полицейских! Стоит тихо позвать на помощь, как весь дом будет полон наших защитников.

Услышав это, Суавита настолько успокоилась, что даже улыбнулась.

– Я просто сошла с ума! Да и зачем ему приходить сюда? – подумала она вслух. – В руках у него была кирка, такая, как у крестьян в замке. Но я долго не смотрела, потому что молодой человек из башни появился в своем окне. Он смотрел в мою сторону и мне показалось, что он меня увидел. Если бы ты только знала, какой у него был печальный вид!.. Жаннетт, мой отец богатый, правда?

– Он был богатым… – задумчиво протянула старая служанка.

– И еще будет богатым. Да, ты еще не все знаешь… я ведь обещала ничего не скрывать… Я расскажу отцу про этого несчастного молодого человека… Может быть, он и не захочет денег, у него такой открытый и гордый взгляд!

Жаннетт чуть было не прослезилась. И прошептала про себя:

– Бедное, милое дитя! Сплошные мечты роятся в ее лихорадочном мозгу.

Дверь вдруг распахнулась, и Суавита радостно воскликнула:

– Изоль! Сестра моя!

Удивительно красивая и грациозная девушка, лет шестнадцати или семнадцати, переступила порог.

Она пересекла комнату и нежно поцеловала оживившуюся Суавиту в лоб.

Затем она повернулась к Жаннетт, которая инстинктивно отодвинула свой стул.

– Вы можете ехать, – сказала она сухо, но не без доброты в голосе.

– Завтра утром… – начала говорить служанка.

– Нет, тогда вы потеряете целый день. Я все устроила, чтобы побыть с Суавитой до вашего возвращения.

– Как здорово! – обрадовалась девочка.

Тень сомнения промелькнула во взгляде Жаннетт.

– Вы мне сказали, что ваш брат болен и что он хочет вас видеть, – опять вступила в разговор Изоль. – Я даю вам отпуск на двадцать четыре часа, решайте, ехать вам или не ехать.

– Благодарю вас, мадемуазель, – явно без всякого удовольствия выговорила Жаннетт, поцеловала Суавиту в обе руки и вышла.

Изоль посмотрела ей вслед, а потом поднесла палец к своим алым губам, раскрывшимся в улыбке, как только что распустившийся цветок.

Она наклонилась над сестрой и нежно прижала ее к себе:

– Тихо! Ее нужно было отослать. Мадлен, Пьера и Батиста тоже нет дома. Сколько выдумки потребовалось, чтобы проделать все это мне одной.

Суавита доверчиво засмеялась.

– Ты не боишься? – спросила Изоль.

– Нет, ты же со мной… – неуверенно ответила девочка.

Изоль приподняла ее, крепко поцеловала и торжественно сообщила:

– Сегодня великий день. Никто не должен знать о нашей тайне. Сегодня вечером мы обнимем нашего отца.

 

VIII

ИЗОЛЬ

 

Прекрасная Изоль излучала силу, здоровье, молодость. Отменное здоровье придавало обворожительную белизну ее телу. А в легкости, гибкости и живости ее движений, присущих молодости, уже угадывалась грациозная женщина. Изоль была брюнеткой. Великолепные темные волнистые пряди естественно спадали на ее лоб, не очень высокий, но восхитительно очерченный. Ее красивые миндалевидные карие глаза казались совсем темными под сенью бархатистых ресниц. Стоило ей захотеть, как взгляд ее начинал излучать поразительную нежность. Такой взгляд не мог не приворожить.

При малейшем волнении ноздри ее прямого точеного носика слегка вздрагивали, в очертании губ угадывался ее властный характер, хотя и улыбка, и смех ей были совсем не чужды.

Высокий рост Изоль только подчеркивал тонкость и хрупкость ее талии. Плавность и грациозность ее движений не могли не восхищать. Было просто мучительно смотреть на это совершенство, полное жизненной силы и уверенности в себе, рядом с девочкой, тоже красивой, но побежденной, сломленной, увядающей, как не успевший распуститься цветок.

Это был угнетающий контраст триумфа, торжества одной и отчаяния, безысходности другой.

Когда Изоль сказала: «Сегодня вечером мы обнимем нашего отца», – щеки Суавиты еще сильнее побледнели, но потом кровь сразу прилила к ее лицу и улыбка засверкала у нее в глазах.

– Мой папа! – радовалась она. – Мой любимый папа!

– Если бы ты знала, как тебе идет быть такой, любимая моя! – воскликнула Изоль в приливе искренней нежности. – О! Как я хочу, чтобы ты поправилась, и чтобы наш отец был счастлив!

– Ты добрая, – тихо сказала девочка, – самая добрая на всем белом свете.

Может быть, и на самом деле Изоль была доброй, но сейчас чувство необычайной радости делало ее еще добрее. И надо заметить, что радость была вызвана не только освобождением отца.

Изоль присела к шезлонгу и нежно сжала руки младшей сестры.

– Мне нужно поговорить с тобой. Я такая счастливая! – радостно улыбаясь, тихо проговорила она.

– А я как счастлива! – воскликнула Суавита. – Мне кажется, что у меня все прошло. У меня ничего не болит. Я совсем здоровая! Бог мой! Ты справедлив! Конечно, Изоль, ты счастлива, ты сама все сделала для спасения нашего отца. О, как я завидую тебе, сестра моя! Что может быть лучше, чем делать все, что ты можешь, для тех, кого ты любишь!

– Для тех, кого ты любишь! – мечтательно повторила Изоль.

– Расскажи мне, что ты сделала, – попросила Суавита. – Ты еще ничего не успела рассказать. Разве не пора и мне все узнать?

– Да, ты имеешь право все знать – теперь уже ничто не может нам помешать. За эти несколько последних недель я хорошо поработала, но мне также хорошо помогали. Может быть, ты всего и не сможешь понять, ты еще маленькая. Есть влиятельные люди, которые интересуются нами. Ты знаешь, что такое заговор?

– Да, – ответила девочка. – Я знаю о заговорах в истории Древнего Рима.

– Катилина! – подтвердила Изоль. – Смелый, решительный, вершивший судьбами тысяч людей! Да, это именно то… Это потрясающе, правда?

– Мне думается, – заметила Суавита, – что заговорщики рискуют жизнью.

– Конечно! Всегда! В этом и заключается великий и страшный смысл этой ставки. Так вот, наш отец готовил заговор и принц тоже занят этим, – заявила Изоль.

– Какой принц? – спросила девочка.

Вместо ответа Изоль прикоснулась губами ко лбу больной малышки и прошептала своим дрожащим от волнения голосом:

– Ты бы обрадовалась, если бы твоя сестра стала принцессой?

От удивления Суавита широко раскрыла глаза.

– Если бы ты была рада, что станешь принцессой… – медленно заговорила девочка.

Изоль опять приласкала ее и весело рассмеялась:

– Когда я болтаю с тобой, я становлюсь таким же ребенком, как ты. Я понимаю, что тебя интересует совсем не это. Нашего отца посадили в тюрьму за участие в заговоре, и государство отобрало у него все имущество. У него много друзей в правительстве, они считают, что он был осужден несправедливо. Я видела письмо отца, где он писал: «Если бы я был на свободе, за границей, я был бы еще довольно богат за счет средств, вложенных мною в Англии и в Германии. Дебаты по моему делу вызвали у всех множество сомнений. Не пройдет и года, как я буду амнистирован».

– Это значит, что он будет помилован? – спросила Суавита.

Изоль тут же возразила, заявив не без гордости:

– Настоящие заговорщики никогда не произносят этого слова.

– Так если заговорщиков отпускают по помилованию, то они отказываются от свободы? – не унималась Суавита.

Изоль покраснела, потом улыбнулась.

– Ты слишком мала, чтобы понять это… – сказала она. – Подумай только, – Изоль заговорила быстрее, – чего бы я смогла добиться, если бы я действовала одна! Наша кузина де Клар – просто молодчина! Ты ее полюбишь, когда лучше узнаешь. Один раз она мне сказала: «Дочь моя, вас ждут великие дела; вы еще очень молоды, но Бог дал вам большую душевную силу и ум. У меня руки связаны супружеством, я должна повиноваться своему мужу…»

– У него страдальческий вид и он никогда никем не командует, – перебила Суавита.

– Кто? Граф де Клар? Бретонец Жулу дю Бреу, дикарь из Морбиана! Да он становится страшным во гневе, если кто-то ему перечит! Ах ты бедняжка моя любимая, что ты можешь знать о мужьях! Наша кузина очень часто плачет… У тебя уже глаза закрываются, ты хочешь спать, – заметила Изоль.

– Нет, не хочу спать! – запротестовала девочка. – Я хочу дождаться нашего отца!

– Тебе придется долго ждать, а врач запрещает тебе переутомляться. Знаешь, обещаю, когда наш отец придет, я разбужу тебя.

Суавита понурила голову.

– Какая же я бедная, несчастная, – еле слышно прошептала она. – Глаза устали, голова тяжелая, и все равно не смогу заснуть без микстуры, которую я пью каждый вечер.

Изоль взглянула на настенные часы: время шло к вечеру.

– Выпьешь снотворное? – спросила она.

– Пока нет… ты мне ничего не рассказывала. Ну, расскажи, прошу тебя.

Изоль явно чего-то ждала с волнением, которого не могла утаить.

– Так на чем я остановилась? – начала она рассеянно и устало. – Да, я тебе говорила, что наша добрейшая кузина де Клар не могла ничего сама предпринять из-за мужа. Она пригласила принца. Но есть секреты, которые я не могу раскрывать даже своей маленькой сестре. Имя принца – один из таких секретов. Но я все же могу тебе сказать, что таких принцев, как он, мало, это принц настоящих королевских кровей.

– Сын короля? – перебила Суавита с пробудившимся детским любопытством.

– Сын короля! – подтвердила Изоль с особой торжественностью.

И повинуясь потаенному волнению, она продолжила прерывистым голосом:

– Как только я его увидела, то поняла, что наш отец будет спасен. Он из тех мужчин, перед которыми ничто и никто не устоит. Он завоевывает сердца одним словом… одним взглядом!

– О! – прошептала девочка. – Одним взглядом…

Опять ее веки закрылись. Изоль, полностью отдавшаяся приятному воспоминанию, не обратила на это никакого внимания и продолжала:

– Он высокий, красивый, благородный, щедрый. Моя душа устремилась к нему, я увидела в нем одного из героев, воспетых поэтами. Его взгляд, его голос заставляли сильно биться мое сердце…

Грудь маленькой Суавиты трепетно вздымалась под шелковым одеялом.

– Ты, конечно, понимаешь, – спохватилась Изоль, – что все это вызвано лишь тем, что речь шла об освобождении нашего отца. При первом же разговоре принц пообещал мне свою помощь, и с какой необычайной рыцарской любезностью! Он выслушал мои объяснения и полностью поддержал мои надежды; можно с уверенностью сказать, что у нашего отца появился преданный сын… он действительно любит нашего отца! Если бы ты знала, сестра моя, как он его любит!

Суавита озорно, по-детски ухмыльнулась:

– Я поняла, это тебя он любит!

Щеки Изоль стали пурпурными, глаза заблестели.

– Да услышит тебя Бог, любимая моя сестра! – тихо, почти шепотом, но с глубоким душевным порывом сказала она. – Та, которую он полюбит, будет счастливейшей и очень знатной женщиной.

Суавита протянула руки к сестре, чтобы та поцеловала ее.

Все это было очень трогательно. Не знаю, откуда у маленькой девочки взялись силы, но она попросила:

– Расскажи еще.

– Было договорено попытаться организовать побег прямо с острова Мон-Сен-Мишель. У принца неограниченные, просто невероятные возможности. Но когда уже началась подготовка, мы узнали, что нашего отца вызовут в Париж для дачи показаний по делу швейцарских офицеров, связанных с заговором герцогини де Берри и с маленькой Вандеей. Наши планы сразу изменились, и принц организовал все, что надо для побега в тот день, когда наш отец предстанет перед судом в качестве свидетеля. Поэтому мы переехали в этот дом, совсем рядом с Дворцом Правосудия.

– А если что-нибудь получится не так… – шепотом проговорила Суавита.

– Принц за все ручается, – уверенно ответила Изоль.

– Принц! – повторила девочка. – Наверно, большое счастье быть могущественным принцем и помогать той, которую ты любишь.

Изоль посмотрела на нее удивленно. Суавита уже дремала.

– Хочешь снотворное? – еще раз спросила Изоль и перевела свой нетерпеливый взгляд на часы.

Девочка просто жестом дала понять, что выпьет свою микстуру. Изоль встала и подошла к ночному столику, где стояло лекарство.

Когда она отходила от шезлонга, Суавита, уже в полудреме, сказала:

– А он не принц! Он страдает. Как я хотела бы быть принцессой, чтобы он больше не страдал.

– Сколько капель? – спросила Изоль.

– Три, – прошептала малышка.

Изоль приготовила снотворное, а Суавита все еще говорила:

– Когда мы приехали сюда месяц назад, он стоял усвоего окна с женщиной в траурном одеянии, бледной, худой, казалось, что она очень слаба! Как он ее любил, какон теперь убивается! Это была его мать, она умерла. И оностался один. Никто мне не говорил об этом, но я всезнаю.

Изоль вернулась с лекарством. Суавита выпила, подставила ей свой лоб для поцелуя и напомнила:

– Не забудь меня сразу разбудить, как придет отец. Тут же девочка уронила свою милую головку на подушку.

Несколько минут Изоль посидела рядом с сестрой, охраняя ее еще не глубокий, но спокойный сон.

Мысли девушки витали далеко отсюда. Совсем стемнело. Изоль зажгла лампу и поставила ее на камин.

Затем она подошла к окну, чтобы открыть жалюзи и взглянуть на набережную. В этот момент ее увидел Поль из окошка своей мансарды.

В соседней комнате послышался шум. Изоль с горящим лицом бросилась на шум, раскрыв объятия.

А Поль, видя все это издалека, закрыл окно и снова принялся за свой тяжкий труд.

В соседнюю комнату вошел высокий, красивый молодой человек. Свет от лампы, проникавший через дверь, осветил его лицо. Сразу же бросилось в глаза поразительное сходство этого утонченного, с правильными чертами и орлиным профилем лица с юным Людовиком XV. Это был точный его портрет. Иллюзия увеличивалась еще и умело сделанной прической, светло-русые локоны ниспадали на плечи молодого человека.

Те, кто еще помнит старую моду с ее романтическими париками, могут засвидетельствовать, что никто бы не обратил внимания на господина, причесанного как Людовик XIV. Тогда все было дозволено, даже самые немыслимые гривы.

Взволнованная и счастливая, Изоль хотела поцеловать руки своего обожаемого возлюбленного.

Но тот галантно предупредил ее желание и с монаршим достоинством поцеловал девушку в лоб.

– Мой принц, монсеньор, мой Людовик! – проговорила девушка по возможности сдержанно, но разве могла она скрыть свою нежность. – Когда вас нет, я начинаю бояться, что все это лишь прекрасный сон.

Он хотел ответить, но Изоль прикоснулась пальцем к его губам и показала на спящую Суавиту.

– Ах! Ваша маленькая, больная сестра, – понял принц. – Пускай отдыхает, мой чудный ангел. Пойдемте на террасу, оттуда будет видно сигнал. Мне не надо объяснять, что я опоздал только потому, что занимался вашими делами.

Он протянул ей реку, она оперлась на нее и продолжала смотреть на юношу с небывалым благоговением.

– Поверить не могу, что это не сон! – сказала Изоль в экстазе. – С одной стороны стоит внук Генриха IV, а с другой – я… простая бедная девушка!

– А разве вы не помните, – проговорил принц, – что Беарнец, мой уважаемый предок, ни о чем лучшем не мечтал, как жениться на прекрасной Габриэль. А генерал де Шанма даст фору этому старому канониру из рода Эстре, с его замком в деревенской глуши. Готов поклясться чем угодно, что никогда еще столь восхитительный лобик не украшала королевская корона.

Он нежно поцеловал ее в лоб, и красавица Изоль засияла, словно яркий луч солнца озарил ее.

– Есть что-нибудь новое, мой принц? – спросила она. – Я полагаюсь на вас, на ваши права.

– На мои права? – повторил принц с горькой усмешкой. – Те, кто в изгнанье и кого называют старшей ветвью Бурбонов, лишили меня моих прав… а буржуа из младшей ветви довольствуются своими гражданскими благами и не намерены с ними расставаться. Так что, любовь моя, мои права смехотворны. Над ними посмеиваются как в предместье Сен-Жермен, так и в Тюильри. Но смеется тот, кто смеется последним! Должен ли я признаться вам, прекрасная Изоль, в своих честолюбивых, эгоистичных устремлениях? Любовь к вам движет мной, и я готов побороть любого противника по одному знаку вашей белоснежной ручки… Надеюсь, что когда наш пленник будет на свободе, то один из блистательнейших генералов французской армии встанет на мою сторону.

Если бы граф де Шанма не был душой и телом предан вам, Ваше Высочество, я бы отказалась от такого отца!

– Я благодарю вас за преданность, – по-прежнему весело ответил принц. – Поговорим о деле. Вы убрали прислугу из дома?

– В доме никого не осталось, – ответила Изоль, не сводя с принца преданного взора.

– Я заметил карету на углу улицы Арле, полагаю, что она ваша? – осведомился принц.

– Да, моя, – подтвердила девушка.

– Все будет сделано быстро и вы сегодня же вечером вернетесь к постели вашей прелестной, маленькой больной, когда генерал будет уже в безопасности. Вы должны его спасти, эту радостную часть нашего плана я предусмотрел для вас, – сообщил он и посмотрел Изоль в глаза.

– О, принц! – воскликнула взволнованная Изоль. – Как мне отблагодарить вас за все?

– Немного вашей любви будет самым щедрым вознаграждением для меня! – с присущей ему живостью сказал принц.

И тут же поднес палец к губам Изоль, не дав ей ответить.

– Смотрите, – сказал он.

Они стояли на террасе. Было уже совсем темно. Принц указал порывистым жестом на балкон третьего этажа, где зажегся и тут же погас свет.

– Красный шарф снят, – произнес он очень тихо, – ваш отец на свободе!

У Изоль подогнулись колени.

– Мой король! – еле выговорила она. – Я предана вам телом и душой!

Принц нежно взглянул на нее и сказал:

– Любовь моя, карета вас ждет. До завтра, и тысячу поздравлений генералу!

Изоль уже готова была выбежать из дома, но принц приостановил ее и показал на спящую Суавиту.

– Возьмите ключ, – напомнил он, первым покидая комнату.

Изоль повиновалась. Закрыв дверь на замок, она совсем тихо обратилась к принцу, как бы извиняясь:

– Вы такой добрый, все помните, все замечаете… А я совсем потеряла голову. Но я не волнуюсь за дорогую малышку, она проспит до завтра… если только, конечно, мне не придется ее разбудить и сказать: «Суавита, вот наш отец, которого нам вернул самый благородный человек на свете!»

Ее восхитительные тоненькие пальцы послали принцу воздушный поцелуй. И она ушла.

Принц спустился вслед за ней на несколько ступеней, как будто он тоже собирался выйти на улицу.

Но как только шаги Изоль затихли, он развернулся и поднялся на третий этаж.

Площадка третьего этажа не была освещена. Принц постучал шесть раз с расстановкой в среднюю дверь.

– Кто там? – спросили его из-за запертой двери.

– Я хотел бы купить черного драпа, – ответил принц. Дверь открылась и тот же голос сказал:

– Входите.

 

IX