Косвенный механизм

Теперь обсудим теорию косвенного механизма, связывающего деньги и цены, — второе направление классической денежной теории. Было отмечено, что количествен­ная теория денег не придает какого-либо явного значения процентной ставке, а без этого любая денежная теория не может обладать достаточной ценностью. Уравнение обмена на самом деле не имеет никакого отношения к процентной ставке, однако количественная теория денег и тождество MV ≡ PT представляют собой разные вещи. В любом случае классическая теория косвенного механизма, связывающего М и Р, уделяет особое внимание денежной ставке процента. Косвенный механизм был впер­вые установлен Генри Торнтоном в его работе «Принципы бумажноденежного креди­та в Великобритании» (1802), наиболее выдающейся работе по денежной теории классического периода, и затем дословно повторен Рикардо и Миллем. Аргументиро­валось это так: денежное равновесие в экономике с наличием неденежных активов существует, только когда ставка процента на денежном рынке равна норме прибыли на вложенный капитал на товарных рынках. Дополнительное поступление денег на кредитный рынок может произойти только через банковскую систему; возросшее предложение заемных средств понижает процентную ставку ниже уровня нормы прибыли; объем кредитования возрастает с ростом цен на инвестиционные блага, стимулирующим спрос на займы. В конце концов возросший спрос на заемные сред­ства сравняется с их предложением. Тем не менее, все время, пока ставка процента остается ниже нормы прибыли, спрос на займы остается ненасыщенным. Вскоре спрос на кредит уравновесится с предложением, и ставка банковского процента опять на­чнет расти. Если реальная норма прибыли осталась неизменной, равновесие устанав­ливается только в случае возвращения ставки процента к прежнему уровню. Цены выросли, но процентная ставка осталась без изменения. Итак, в состоянии равновесия процентная ставка не зависит от количества денег в обращении.

Теория двух ставок процента — реальной и рыночной — столетие спустя была самостоятельно переоткрыта Викселлем, который был удивлен, обнаружив, что эта идея не нова [см. гл. 15, раздел 3]. Рикардо использовал ее, чтобы показать возмож­ность неограниченного распространения эмиссии банкнот Банка Англии при условии, что ставка банковского процента держится на достаточно низком уровне; конверти­руемость банкноты в условиях золотого стандарта лишает Банк возможности регули­ровать ставку дисконта, по крайней мере в пределах 5% согласно Закону о ростовщи­честве; неконвертируемость, однако, позволяет Банку сдерживать инфляцию, искус­ственно подавляя ставку дисконта [см. гл. 4, раздел 27]. Совершенно вне связи со сказанным Торнтон подчеркивал связь денежного и товарных рынков и показывал далее, что классическая теория, будучи правильно интерпретирована, не приводит к разделению процесса ценообразования.

9. Сбережения, инвестиции и образование сокровищ

Согласно традиционной интерпретации классической теории процентная ставка ус­танавливается на рынке заемных средств или, по выражению Кейнса, «рынке долго­вых обязательств». Ставка процента на денежном рынке зависит от спроса и предло­жения заемного капитала, иначе говоря, от инвестиций и сбережений соответственно.

Редко указывалось, что финансирование инвестиций может также осуществляться за счет резервов или инфляционного банковского кредита. Что касается Рикардо, он усердно отрицал, что «кредит может породить капитал». Мы рассмотрим мысль, со­гласно которой инфляционная кредитная экспансия не способна моментально вы­звать экономический рост — это не что иное, как спорная теория «принудительного сбережения». Гораздо легче считать, что инвестиции никогда не финансируются за счет накоплений. Под «образованием сокровищ» мы понимаем выведение части дохо­дов из сферы текущих расходов без привлечения их на непотребительские нужды, другими словами, создание запасов наличности. На протяжении классического пери­ода этот термин всегда использовался в уничижительном смысле: только скряга пред­почтет держать в запасе больше наличности, чем это необходимо для ведения опера­ций. Строго говоря, типичная классическая характеристика образования сокровищ как «аномалии» должна подразумевать, что люди никогда не держат сбережения в форме наличных денег и не осуществляют инвестиции за счет последних. Избыточ­ный спрос на деньги тождественно равен нулю, и мы опять вернулись к тождеству Сэя и неопределимости абсолютных цен.

Следовательно, в денежной экономике сбережения и инвестиции не должны всег­да обязательно равняться предложению и спросу на заемные средства. Но в положе­ния равновесия это будет справедливо, так как равновесие предполагает удовлетво­ренность каждого индивида объемом располагаемой наличности. Таким образом, ясно, что последовательное толкование классической теории приводит к отрицанию утверждения о равенстве запланированных сбережений и запланированных инвести­ций. Такого рода высказывание является просто кейнсианским объяснением функци­онирования рынка заемных средств. Так как классические экономисты придержива­лись скорее равенства Сэя, нежели тождества, они вполне должны были допускать предусмотренную у Кейнса возможность того, что намеченный уровень сбережений может и не реализоваться. Косвенный механизм обладает тем достоинством, что он фокусирует внимание на величине спроса на кредитном рынке как функции от ставки процента. Для любого объема предложения реальных сбережений и банковского кре­дита существует уровень цен, приравнивающий ставку процента к данной норме прибыли и таким образом обеспечивающий равновесие на рынке заемного капитала. Понятно, что если запланированные сбережения превышают запланированные инве­стиции, то ставка процента снизится, а уровень цен возрастет, восстанавливая равно­весие. Единственное различие между этими доводами и аргументацией Кейнса состо­ит в том, что согласно последнему сбережения есть функция от дохода, тогда как в классическом анализе сбережения есть сложная функция от ставки процента и уровня цен, выраженных через инвестиционные возможности. У Кейнса к равновесию при­водят вариации уровня дохода, в классической теории — изменения цен и ставки процента. Все это маскируется тем фактом, что классики почти никогда не употреб­ляли термин «инвестиции» и говорили о сбережении, имея в виду не процесс, а скорее его результат, т. е. действительно сбереженные средства; у них слово «сбережения» уже подразумевало их инвестирование в дополнительные капитальные блага. Иначе говоря, предполагается по сути отождествление сбережений и инвестиций, но это никак не могло иметься в виду. Однако совершенно справедливо, что неудачные попытки раскрыть процесс достижения равновесия часто вынуждали классических авторов принять за отправную точку результаты сравнительной статики и обсуждать взаимосвязи между переменными, подразумевая постоянное равновесное состояние рынка.

Хотя большинство классиков в явном виде не делали различия между сбережени­ем и ссужением, с одной стороны, а также инвестициями и получением кредитов, с другой, они не настаивали на том, что ставка процента определяется исключительно объемами сбережений и инвестиций. Теория ссудных фондов, предполагающая влия­ние денежного рынка на процентную ставку, обсуждается у Торнтона и Рикардо и со знанием дела развивается в гл. 23 книги III «Принципов» Милля [см. гл. 6, раздел 15]. В связи с тем, что Джон Стюарт Милль определял сбережения как доход, «не потреб-

12*

ленный лицом, которое осуществляет сбережения», а сокровище как доход, «не по- требляемый вообще», можно заключить, что выражение «запланированные сбереже­ния» в современном смысле эквивалентно классическим сбережениям плюс сокрови­ща, так как избыток «запланированных сбережений» над запланированными инве­стициями в современном анализе производит тот же эффект, что и увеличение тезаврации у классиков.

10. Реальная норма процента

Согласно классической теории рыночная ставка процента определяется совсем не количеством денег в обращении — экономисты-классики придерживались реальной теории процента. Процентная ставка управляется теми же реальными факторами, что и норма прибыли, так как в состоянии равновесия эти показатели равны. Этот вывод — естественное следствие рассмотренных ранее предпосылок, согласно которым ней­тральное удвоение денежной массы M влечет за собой удвоение уровня цен Р, Если 2М = 2Р, тогда люди будут предлагать и запрашивать в точности удвоенную величину заемных средств, от которых зависит ставка процента. Первоначальное избыточное предложение ссуд снижает процентную ставку. Когда, наконец, цены удваиваются, реальное количество денег в экономике становится равным прежнему и, таким обра­зом, пересечение кривых спроса и предложения определяет тот же уровень процент­ной ставки. При удвоении всех издержек финансирование любого инвестиционного проекта требует ровно вдвое большее количество средств. Норма дохода от инвести­ций при этом не изменяется, так как с удвоением издержек удваиваются и ожидаемые денежные поступления. Когда в результате роста цен дополнительное количество денежных средств поглощается возросшим оборотом, люди увеличивают спрос на заемные средства в той же степени, в какой банки увеличивают их предложение, и равновесная ставка процента остается в конечном счете неизменной.

Такова в чистом виде логика реальной теории процента, которой придерживалась классическая школа. Кривая совокупного спроса на деньги имеет отрицательный наклон по отношению к процентной ставке, но траектория рыночного равновесия, соединяющая все точки равновесия спроса и предложения, всегда горизонтальна (см. рис. 5-3). Индивид будет предъявлять больший спрос на деньги, если процентная ставка снизится при прочих равных условиях (включая неизменность абсолютного уровня цен). Но если он держит денежный запас только для совершения определен­ного реального объема операций, то, после удвоения цен при данном уровне процен­тной ставки ему понадобится иметь вдвое больше денег. Агрегировав этот результат по всем индивидам, получим заключение классической теории об инвариантности процентных ставок относительно предложения денег.

11. Принудительное сбережение

Согласно кейнсианской теории удвоение денежной массы не приводит к удвоению уровня цен, но при этом воздействует на процентную ставку. Это происходит потому,

что кейнсианская функция спроса на деньги, в частности спекулятивного, учитывает «денежную иллюзию» или реакцию индивидов на любое, даже номинальное, измене­ние запасов наличности. Если имеет место денежная иллюзия, то на денежном, кре­дитном или товарных рынках классические теоремы не соблюдаются.

Аналогичным образом, если прирост количества денег не распределяется пропор­ционально начальным денежным запасам индивидов, соответствующая аргумента­ция утрачивает всякое подобие строгости. Допустим, дополнительные средства попа­дают в руки капиталистов с относительно низкой склонностью к потреблению. После­дующий рост цен изменит структуру совокупного продукта в пользу инвестиций и вызовет неуклонное снижение процентной ставки. Это, несомненно, результат дейст­вия эффекта Кантильона. Экономисты классической школы, следовательно, прекрас­но понимали, что с помощью определенных способов вложения наличности можно «создать капитал» и таким образом добиться неуклонного снижения процентной ставки. Все подобного рода исключения объединяются рубрикой «принудительное сбережение», возможность которого в той или иной степени допускалась всеми эконо­мистами классической школы.

Доктрина принудительного сбережения явилась одним из многих теоретических результатов дискуссии о металлизме. Главная мысль довольно проста: предположим, что в экономике с полным использованием имеющихся ресурсов существует избыточ­ное предложение заемных средств в результате «впрыскивания» денег в экономику либо из-за вовлечения в оборот ранее не использованных денежных средств, так что объем инвестиций уже не ограничивается произвольными решениями по поводу сбережений получателей дохода. Рыночная ставка процента падает, и спрос на инве­стиционные фонды растет. Но если мощности уже полностью загружены, откуда возьмутся необходимые материальные ресурсы для инвестиций? Если они не явятся результатом добровольного сбережения, тогда они должны проистекать от вынужден­ного сбережения. И это в точности то, что происходит на самом деле. Дополнительные средства для капиталовложений «выжимаются» посредством роста цен из получате­лей фиксированных доходов.

Торнтон называл процесс принудительного сбережения «присвоением дохода», Бентам — «вынужденной умеренностью», Мальтус окрестил его «фиктивным капи­талом», Милль — «принудительным накоплением». После Милля он назывался «на­вязанным сбережением» у Викселля, «автоматическим урезанием» или «навязанной нуждой» у Д.Х.Робертсона и «реальным сбором» или «фальсификацией контрактов» у Пигу. Все эти авторы были едины по поводу смысла доктрины, по крайней мере в ее денежных аспектах.

Единственным значительным экономистом, отрицавшим теорию принудитель­ного сбережения, был Рикардо. После своей критики избыточной эмиссии банкнот, проводившейся Банком Англии, он, вероятно, не симпатизировал идее инфляцион­ного увеличения реальных инвестиций. В то же время он признавал, что увеличение количества бумажных денег в обращении может перераспределить доход в пользу предпринимателей в связи с запаздыванием роста заработной платы по отношению к росту цен. Правда, это не совсем то же, что «принудительное сбережение», так как здесь увеличение сбережений абсолютно добровольно. Рикардо рассматривал про­блему принудительного сбережения с точки зрения краткосрочного временного го­ризонта, утверждая, что затруднительное положение в сфере потребления вызывает рост цен потребительских товаров, таким образом ограничивая степень действитель­ной материализации избыточного предложения денежных средств в дополнитель­ные реальные капиталовложения. Более того, с ростом денежных доходов в процессе инфляции возросший потребительский спрос в конечном счете переместит ресурсы обратно в сектор потребительских товаров.

Трудно сказать, в какой мере скептицизм Рикардо был оправдан. Ясно, что чем более эластично предложение товаров и производственных факторов, чем более по­степенно происходит «впрыскивание» денег в экономику и чем значительнее число

получателей фиксированных доходов, тем более убедительна доктрина принудитель­ного сбережения. В целом инфляция посредством вовлечения в оборот неиспользуе­мых ресурсов способствует увеличению реального выпуска продукции. Доктрина принудительного сбережения, возможно, не представляет особого значения для ситу­ации полного использования всех ресурсов. Тем не менее, факт остается фактом: все экономисты классической школы, включая Рикардо, допускали возможность влия­ния, пусть незначительного, одной только денежной экспансии на долгосрочную процентную ставку и, следовательно, на норму прибыли. Правда, не существовало единого мнения по поводу эффекта Кантильона — Рикардо и Джеймс Милль пре­уменьшали его значение. Но не было и догматического отрицания определенной обоснованности денежной теории процента при должном ее изложении.

12. Заключение

В ретроспективе совершенно очевидно, что путаница по поводу классической денеж­ной теории происходит исключительно из-за внешнего сходства между обоснованной формулой сравнительной статики (согласно которой в состоянии равновесия, когда денежные средства вводятся в систему соответствующим нейтральным способом, объем денежной массы не влияет на относительные цены) и высказываниями, отри­цающими возможность положительного влияния дополнительного притока денеж­ных средств на объем выпуска продукции. Даже безоговорочное утверждение о том, будто количество денег не влияет на относительные цены, не обязательно означает, что его автор согласен с тождеством Сэя. Как Рикардо, так и Милль высказывали подобные суждения там, где речь идет об определении относительных цен; в другом месте, иногда несколькими страницами ниже, они уже обсуждают движение от одной точки равновесия к другой, при котором «впрыскивание» наличности в экономику определенно воздействует на относительные цены, включая процентную ставку. На самом деле они, возможно, за исключением Милля, не представляли себе полностью логическую структуру этой проблемы и поэтому частенько своими рассуждениями вводили читателя в заблуждение. Однако, как только проблема равенства Сэя возник­ла в явном виде, она анализировалась, по крайней мере строго с формальной точки зрения, хотя и неполно.

Меркантилисты придерживались денежной теории процента. Классическая шко­ла — реальной теории процента. Кто был прав? В настоящее время легко можно понять, что этот вопрос бессодержателен, так как он предполагает дихотомизацию ценообразования. Однако, если процентная ставка, о которой мы говорим, равновесна, тогда несомненно, что она в большей степени определяется на «реальных» рынках, а не на денежном рынке. Кроме того, классическая теория процента имеет более общий характер, потому что заключает в себе элементы как реальной, так и денежной теории, тогда как последняя, особенно в условиях золотого стандарта, оставляет само количество денег неопределенным и никак не связанным с товарными рынками. Так что не зря мы ранее говорили о теоретических достижениях «реального» анализа [см. гл. 1, раздел 9].

ТЕОРИЯ ПЕРЕПРОИЗВОДСТВА МАЛЬТУСА

Замечено, что наилучшие аргументы для протекционизма можно почерпнуть у фрит­редеров, тогда как наилучшие доводы в пользу возможности общего перепроизводства предоставляют последователи закона Сэя. Сам Мальтус никогда не выдвигал логич­ного опровержения закона рынков, вероятно, потому, что в действительности не видел оборотной стороны этой теории. Если бы он просто хотел указать, что состояние перепроизводства возможно и весьма вероятно, в его распоряжении было бы любое количество доводов. Он мог бы утверждать, что инвесторы очень чувствительны к ожиданиям будущей прибыли и утрата ими уверенности вследствие плохого урожая или оттока золота из страны достаточна для придержания дохода в форме резервных средств; без сомнения, падение цен в конечном счете должно восстановить равновесие,

во процесс дефляции сам по себе способен подорвать уверенность инвесторов, и поэтому восстановление равновесия может быть долгам и болезненным. Или он мог бы указать, что недостаточная гибкость банковской ставки процента приводит к тому, что денежная масса растет с запаздыванием по отношению к растущему объему производства; это вызывает снижение уровня цен — в конце концов, в британской экономике после 1821 г. наблюдалось устойчивое падение цен, и так как заработная плата жестко ограничена снизу уровнем прожиточного минимума, этот процесс вле­чет за собой потери во всех сферах экономики. Но Мальтус избегал подобных аргу­ментов по той простой причине, что хотел продемонстрировать возможность отнюдь не преходящего, а перманентного состояния перепроизводства всех товаров. Основ­ной постулат Мальтуса: без экзогенных расходов «непроизводительных потребите­лей» процесс накопления капитала неизбежно приводит к вековой стагнации.

13. Концепция Мальтуса

Мальтус осложнил свою задачу отрицанием всех чисто денежных причин кризисов. Он также не использовал для подтверждения своих выводов факт недостаточной гибкости цен и заработной платы. Но хуже всего то, что он, как и все современные ему экономисты, понимал под сбережением «превращение дохода в капитал», т. е. ставил знак равенства между сбережением и накоплением. «Ни один из современных теоре­тиков в области политической экономии, — отмечал он, — не может понимать под сбережением образование сокровищ». Избыточное предложение созданных банков­ским кредитом заемных средств предположительно сводится на нет вследствие паде­ния рыночной ставки процента и роста цен; в любом случае Мальтус не оспаривал логики «косвенного механизма» Рикардо — Торнтона. В его трудах нет никаких указаний на решительный, кейнсианского толка, разрыв с ортодоксальной теорией, когда сбережения представляются функцией дохода в большей степени, нежели про­центной ставки, иначе говоря, избыточные сбережения погашаются падением уровня дохода. Мальтус последовательно придерживается концепции Смита: сбережения есть расходы [см. гл. 2, раздел 14]. В рамках подобной модели было бы затруднительно вывести даже временный недостаток эффективного спроса, вызванный избыточным сбережением. Однако цель Мальтуса была более амбициозна. Основой его анализа шилось типичное заблуждение о «недопотреблении», и его труды представляют собой в лучшем случае значительный этап в долгой истории этой одиозной доктрины. Чтобы раскрыть смысл этого, отвлечемся на время от нашего изложения для рассмотрения стандартной аргументации приверженцев этой доктрины.

14. Доктрина недопотребления

Идея доктрины недопотребления состоит в том, что совокупный спрос частного секто­ра в изолированной экономике всегда недостаточен или всегда угрожает стать недо­статочным для приобретения всей товарной массы по ценам, покрывающим издержки. Эта теория имеет грубую и утонченную версии. Наиболее грубый вариант игнорирует факт равенства совокупного спроса сумме потребления и инвестиций. Утверждается, что большинство потребителей составляют рабочие, которые никогда не могут выку­пить обратно произведенную ими же продукцию, так как ее ценность заведомо пре­восходит ценность выплаченной заработной платы. Следовательно, для обеспечения воспроизводства необходим определенный объем расходов из прибыли и ренты на предметы роскоши и услуги непроизводственного характера. Мальтус действительно в ряде случаев использовал этот довод, но не остановился на этом в обосновании своей концепции. Конечно, легко показать, что именно потребление лендлордов и капита­листов, а также инвестиции, осуществляемые последними, приводят к установлению таких цен на потребительские товары, что отдельно взятые рабочие оказываются не в состоянии их выкупить. Тем не менее, это не мешает совокупной ценности произве­денной продукции быть в точности равной совокупному доходу.

Табл. 5-1 представляет простой пример двухсекторной экономики, в которой ра­бочие не сберегают ничего, а имущие классы имеют среднюю склонность к потребле-

нию, равную 0,6. Объем продаж потребительских товаров (80) равен сумме расходов на потребление рабочих (50), а также лендлордов и капиталистов (30). Так как нетрудовой доход равен 50, сбережения равны инвестициям (20). Потребление (80) + инвестиции (20) = суммарный объем выпуска (100) = совокупный доход. Этот вывод имеет силу как для экономики, находящейся в стационарном состоянии, в которой инвестиции представляют собой необходимое замещение изношенных средств произ­водства, так и для растущей экономики, в которой чистый объем инвестиций положи­телен. Он справедлив, кроме всего прочего, потому, что имущие классы тратят свой доход полностью; но если бы они не делали этого, выпуск продукции и совокупный доход были бы соотвественно ниже. Без сомнения, на Мальтуса оказал определенное влияние вывод Кантильона о том, что расходование рентных поступлений зависит от склонностей класса землевладельцев, так как рента в отличие от заработной платы и прибыли не является необходимым элементом издержек производства. Но пока склонность лендлордов к расходам постоянна, неполное расходование ими рентных поступлений не приводит ни к каким кризисам. Сама по себе нестабильность струк­туры расходов может объяснить циклические флуктуации, но никак не вековую стагнацию, а именно последняя интересует нас в данный момент.

Согласно более утонченной версии теории недопотребления совокупный доход в экономике за любой период времени равен сумме издержек всех факторов производ­ства, и пока инвестиции покрывают разность между доходом и потреблением, любой заданный уровень дохода может поддерживаться сколь угодно долго. Однако инвести­ции создают не только доход, но и дополнительные мощности в последующие периоды времени. Если потребление и инвестиции следующего года не изменились по отноше­нию к текущему году, то должны появиться избыточные мощности. Наличие избыточ­ных мощностей отбивает заинтересованность в инвестировании, так как позволяет производителю удовлетворить существующий спрос при меньших капиталовложени­ях. Как только снижается объем инвестиций, уменьшаются и доходы, наступает спад. Выходит, что падение доходов вовремя исправляет положение, выводя из оборота избыточные мощности. Как только экономика выправляется, проблема возрождается вновь. Ясно, что для погашения результата постоянного роста мощностей необходим неуклонный рост доходов. Недостаточно, чтобы год за годом инвестиции и потребле­ние вели себя одинаково — они должны увеличиваться экспоненциально. Теперь настал момент для решающего довода, порождающего выводы доктрины недопотреб­ления. Разумеется, абсурдно ожидать постоянных темпов роста как потребления, так и инвестиций от года к году. Заметьте, что любой акт сбережения ведет к урезанию спроса на потребительские товары, а когда сбереженные средства инвестируются, одновременно растет товарное предложение. Парадоксально, но задача выглядит наиболее трудно разрешимой, именно когда сбережения и инвестиции взаимозависи­мы. Мы подошли к самой сути позиции Мальтуса: теории недопотребления на основе пересбережения.

Тот парадокс, что сбережение как таковое создает затруднения, разрешить легко. Слишком уж много утверждается ради одной мысли, будто покупательная способ-

ность всегда недостаточна для поглощения всей произведенной продукции. Следова­тельно, проблема должна свестись к объяснению, почему вообще случаются такие явления, как экономический бум. Первоначально недостаток платежеспособного спроса, вызванный сбережением, покрывается инвестициями эквивалентного объема. В течение следующего периода времени предложение потребительских товаров рас­тет, но издержки производства обычно снижаются именно благодаря осуществленным ранее инвестициям. Это высвобождает покупательную способность и дает возмож­ность приобретать дополнительную продукцию. Правда, издержки могут и не сни­зиться в достаточной мере, тогда для создания дополнительной покупательной спо­собности необходим рост инвестиций. Мы снова вернулись к вызывающей сомнения теории неуклонного роста инвестиций в абсолютном выражении.

Теория избыточного сбережения Мальтуса является лишь одной из версий докт­рины недопотребления. Социалистическая версия гласит, что с ростом совокупного дохода доля заработной платы в нем снижается и начинается застой. Вариант Кейнса - Хансена представляет стагнацию результатом снижения нормы прибыли от капи­таловложений. Но ядром всех этих версий является отрицание возможности неогра­ниченного роста потребления и инвестиций с постоянным пропорциональным тем­пом.

15. Экспоненциальный рост

Невозможность экспоненциального роста интуитивно представляется столь очевид­ной, что большинство поражается, узнав об экспоненциальном росте сбережений, инвестиций и дохода в течение длительного времени. Соотношения сбережения/доход и потребление/доход оставались почти неизменными в развитых экономиках начиная с 1870 г. — к сожалению, достоверные данные за более ранние периоды отсутствуют. Так как реальные доходы росли на 2% ежегодно, инвестиции и потребление также должны были расти на 2% в год. Потребление и инвестиции вдоль линии тренда неуклонно увеличивались в абсолютном выражении год за годом.

Это говорит о том, что так могло происходить, но ничуть не доказывает, что так и должно происходить. Однако мы не стремимся доказать невозможность вековой стаг­нации, а скорее хотим опровергнуть тезис о ее неизбежности. Инвестиции действи­тельно приумножают производственные мощности, но это не обязательно влечет за собой кризис когда-либо в будущем. Всегда существует некоторая норма инвестиций, достаточно высокая для создания спроса на дополнительно произведенную — благо­даря капиталовложениям предыдущего периода — продукцию. Это может быть про­демонстрировано с помощью ныне известного уравнения Харрода — Домара. Макро­экономическое равновесие требует равенства запланированных сбережений S и за­планированных инвестиций I. Разделив на Y= доход, имеем

S/Y=I/Y≡∆K/Y

Пусть ∆ — приращение дохода за некоторый промежуток времени. Тогда

S/Y=∆K∆Y/Y∆Y≡∆Y∆K/∆Y∆Y,

или G = s'/z, где G —темп роста дохода, ∆Y/Y; s' — средняя склонность к сбережению; SIY, принимаемое равным ∆S/∆Y, предельной склонности к сбережению, и z — приро­стная норма капиталоотдачи, ∆K/∆Y. Так как все переменные относятся к одному промежутку времени, z играет роль «акселератора», ∆Y является независимой пере­менной и ∆K — зависимой, показывающей долю инвестиций, вызванных изменением дохода того же года. Тем не менее, при условии рассмотрения двух периодов времени, нужно трактовать z как коэффициент продуктивности, ∆K как независимую, а ∆Y как зависимую переменную, показывающую прирост дохода следующего года, вызван­ный приращением капиталовложений в этом году. Нет никакого явного повода счи­тать, что функция I_t = f(∆Y_t) обратна функции ∆Y_t+1 = f(I_t). В большинстве форму­лировок модели Харрода-Домара z определяется как «акселератор», но в оригиналь-

ной постановке Домара z трактуется как коэффициент производительности. Мы бу­дем использовать оба значения приростной нормы капиталотдачи z.

Далее, монотонный рост требует равенства запланированных сбережений и запла­нированных инвестиций, что в свою очередь предполагает полную загрузку вновь созданных производственных мощностей: если реализованный объем инвестиций какого-либо года равен I, мощности в следующем году должны вырасти на I/z и доход должен расти теми же темпами при условии, что инвестиционные намерения будут осуществлены. Таким образом, если в течение любого года существует потребность в полном использовании мощностей, она удовлетворяется увеличением нормы инвести­рования на I/zYили на s'/z процентов в следующем году.

Эта аргументация может быть проиллюстрирована графически с помощью незна­чительного изменения диаграммы краткосрочного образования национального дохо­да, взятой из элементарных учебников (рис. 5-4). Предполагая, что предельная и средняя склонности к сбережению равны, мы проводим функцию сбережения через начало координат. Функция инвестиций изображена обычным образом, чтобы пока­зать, что I = f(∆Y),- заметьте, что это не то же, что I = f(Y), — а пересечение этих двух функций определяет равновесный уровень дохода. Теперь мы нанесем на график третью функцию Р', отражающую соотношение ∆Y_t+1 = f(I_t). Наклон этой функции, Р', равен ∆K/∆Y =z, т. е. константе. По отношению к функции сбережений У является независимой переменной; по отношению к Р' — зависимой; следовательно, величине z придается значение коэффициента производительности.

Допустим, что OY₁ есть первоначальный доход года 1, полученный при условии полной загрузки мощностей. Этот уровень дохода порождает поток инвестиций S₁Y₁ = ∆K. В результате осуществления этих инвестиций производственные мощности возрастают на величину S₁P₁ = Y₁Y₂ = ∆Y. Приростная норма капиталоотдачи задается соотношением S₁Y₁/Y₂Y₂ = z. Доход при полной загрузке мощностей возрастает с OY₁ в году 1 до OY₂ в году 2. Так как доход вырос до уровня ОY₂, будут введены избыточные мощности. При данной функции сбережений доход возрастет только в случае роста инвестиций от I' до I", т. е. наблюдается эффект акселератора. Если прирост дохода Y₁Y₂действительно приводит к смещению инвестиций на уровень I", мы получаем новый объем дохода при полной загрузке мощностей OY₂ в конце года 2, порождающий инвестиции в объеме S₂Y₂. Изобразив новую функцию Р" параллельно Р' в связи с тем, что приростная норма капиталоотдачи есть константа, находим, что производст­венные мощности выросли на S₂P₂ = Y₂Y₃ и новый объем дохода, произведенный при полностью загруженных мощностях, равен ОY₃.«На глаз» видно, что Y₃ —Y₂ > Y₂ —Y₁,

иначе говоря, производственные мощности все время растут, и прирост их увеличива­ется по абсолютной величине, требуя такого же роста инвестиций с целью избежать появления избыточных мощностей. Доход, инвестиции, сбережения и потребление должны будут расти таким же образом, что в точности соответствует экспоненциаль­ному росту. И все эти показатели на самом деле росли экспоненциально во многих странах на протяжении более чем столетия.

Следует отметить, что акселератор не является просто величиной, обратной коэ-эфициенту продуктивности; если первый относится к доходу этого года, то второй — «доходу следующего. Коэффициент продуктивности, как мы видели, задается накло­ном функции Р', или величиной S₁Y₁/Y₁Y₂ = S₂Y₂/Y₂Y₃. Акселератор же выражается как S₂Y₂/Y₁Y₂ = S₃Y₃/Y₂Y₃, что конечно же, не обратно наклону функции Р'.Е обычной интерпретации модели Харрода-Домара z является акселератором, а функция Р' просто игнорируется. При этом причиной гладкого монотонного роста становится взаимодействие мультипликатора и акселератора. Кейнсианский мультипликатор, обратный предельной склонности к сбережению, представлен на рис.5-4: это просто величина, обратная наклону функции S(Y). Мультипликатор определяется как зна­чение соотношения ∆Y/∆I, т. е. как изменение дохода, продуцированное приростом инвестиций. Таким образом, когда I' смещается в положение I", мультипликатор, так сказать, мультиплицирует прирост инвестиций в дополнительный доход Y₂Y₃, что, в свою очередь, порождает незапланированные сбережения, которые могут быть инве­стированы; в то же самое время акселератор «акселерирует» Y₂Y₃ в дополнительные инвестиции, обеспечивая тем самым равенство запланированных сбережений запла­нированным инвестициям в каждый период времени как условие для установления равновесия. Благодаря функции Р' траектория дохода Y₁Y₂Y₃ также удовлетворяет нашему дополнительному условию полной загрузки производственных мощностей в каждый период времени.

На рис. 5-4 предполагается, что склонность к сбережению, акселератор и коэффи­циент производительности капитала — константы. Здесь также игнорируется тот факт, что рост дохода продуцирует не весь дополнительный объем инвестиций — также имеют место «автономные» инвестиции, происходящие в результате измене­ний в технологии производства, накопления научных знаний, роста населения, короче говоря, всех причин, за исключением роста дохода, которые могут затронуть склон­ность к инвестициям; более того, автономные государственные расходы также не принимаются в расчет. Но рис.5-4 легко может быть обобщен для случая нелинейных или содержащих автономную компоненту функций сбережения и инвестиций так же, как и для криволинейных функций Р, отражающих снижающуюся производитель­ность капитала. Все эти характеристики будут означать, что доход, инвестиции, сбережения и потребление могут расти с меньшими