Глава 35. Они поженились первого июля, а в свадебное путешествие отправились на острова Карибского моря, где и провели две недели

Они поженились первого июля, а в свадебное путешествие отправились на острова Карибского моря, где и провели две недели, после чего вернулись домой к отъезду Джереми и Беатрисы, которые каждый год отдыхали в Мэне. К тому времени как его родители вернулись после двухмесячного отдыха, брак Перси уже дал трещину и стал тонуть в неожиданном болоте его сексуальной апатии.

— Я не могу в это поверить! — кричала Люси. — У великого Перси Уорика нет разряда в его громоотводе! Кто бы мог подумать? Наверное, у Олли с его отстреленной ногой осталось больше пороха в стволе, чем у тебя вообще когда-либо было!

— Люси, пожалуйста, потише. Тебя услышат мои родители, — взмолился Перси, пораженный теперь уже тем, что она мастерски владеет таким лексиконом.

— Ты оказался в уязвимом положении, — пояснила его мать, на лице которой было написано такое же отчаяние, как и у Перси. — Я все видела, но не могла защитить тебя. Но должна же быть причина, из-за которой чувства Люси к тебе настолько изменились. Она ведь так тебя обожала. Или она узнала о тебе и о Мэри?

Это объяснение было ничем не хуже других. Перси отвернулся, чтобы по его лицу мать не догадалась, что он ее обманывает.

— Да, — сказал он.

Но правда заключалась в том, что он больше не хотел Люси. Он не занимался сексом с женщинами, которые не вызывали в нем симпатии или уважения, а он не испытывал таких чувств к своей жене.

Причем поворот в его отношении к ней случился весьма неожиданно. Выйдя из церкви и направляясь на круизный лайнер, они не имели ни малейших оснований полагать, будто солнце не будет озарять ярким светом их совместное будущее и в особенности сексуальные утехи, которые оба предвкушали с нетерпением. В тот день Люси смотрела на Перси с обожанием, и ее взгляд способен был растопить сомнения любого мужчины, спрашивающего себя, не сделал ли он ошибку, женившись на женщине, которой до сих пор не спешил признаться в любви.

Но его пыл начал угасать буквально в начале путешествия. Люси, опьяневшая от шампанского и их первого сексуального опыта в каюте, заставила погрузиться в изумленное молчание всех сидевших за столом, когда заявила супруге пэра Англии, с ног до головы обвешанной жемчугами:

— Ни к чему ковыряться в этой креветке, леди Карр. Какашки вылезают из них от страха еще во время ловли.

В последнюю ночь круиза Люси имела все основания спросить: «Что случилось?», когда, выбираясь из плена ее цепких ног, Перси внезапно отстранился.

Что он мог ответить? Что за две недели у него появилось отвращение к женщине, на которой он женился? Похоть, вспыхивавшая в Люси во время каждого переодевания, бесчувственность к вещам, которыми он дорожил, полное отсутствие интереса к интеллектуальным и культурным вопросам оскорбляли его. Теперь его смущало в ней то, что раньше привлекало, - соленые словечки, полное пренебрежение к условностям и стремление высказать свое мнение по любому поводу и без оного. Слова вылетали у нее изо рта подобно пулям, безо всякого уважения к тем, кого они могли ранить. Перси хорошо знал себя. Отвращение неизбежно перекочевало в постель.

В ответ Перси пробормотал:

— Ничего, Люси. Это я виноват. Устал, должно быть.

— От чего, ради всего святого? От игры в пинг-понг? — Ее оскорбленный тон в очередной раз дал понять, что она мечтала о шоколадном торте, а ей подсунули жидкий заварной крем.

Как он мог быть таким слепым... как мог так ошибаться, полагая, что будет счастлив с Люси? Оставалось только смириться.

Тем не менее он не мог дать Люси понять, что вина за его неудачи лежит на ней. Правда окажется намного болезненнее и опаснее лжи, а уж эту-то ложь она заслужила. Люси вышла за него замуж из самых лучших побуждений, полагая, что он принял ее такой, какая она есть, в то время как он женился на ней с единственной целью - чтобы не быть одному, когда Мэри и Олли вернутся домой.

— Ты ни при чем, Люси. Это я во всем виноват, — говорил Перси.

В течение первого месяца за этим признанием следовали слезы. Затем они сменились ледяным молчанием, пока наконец однажды ночью он не услышал в темноте ее негромкий голос:

— Почему ты меня не хочешь, Перси? Разве тебе не нравится секс?

«Только не с тобой», — подумал он. Он знал, что достаточно дать Люси удовлетворение, которого она так жаждала, чтобы жизнь с ней стала сносной, но он не позволит превратить себя в племенного жеребца, чтобы погасить огонь в ее чреслах, когда остальные удовольствия, на которые он рассчитывал в браке, отсутствовали напрочь. Обладая поистине сверхъестественной способностью читать его мысли, Люси как-то бросила ему в лицо:

— Ты - евнух! Ты считался лучшим жеребцом, который когда-либо покрывал кобылу. Тебе достаточно было взглянуть на девушку, чтобы она задрала хвост и...

— О Боже, Люси, выбирай выражения.

— Выбирать выражения? — Люси с такой силой пнула ногой мужа, сидевшего на краю кровати, что тот свалился на пол, едва не ударившись виском об угол прикроватной тумбочки. — Вот что заботит тебя больше всего? Мои выражения? — Ее голос перешел в пронзительный визг. Отбросив простыни, она обежала кровать и остановилась над ошеломленным Перси, который сидел на полу, раскинув ноги и выставив на обозрение свое мужское достоинство. — А как насчет моей гордости, моих чувств, моих потребностей, того, что я должна получить от тебя как женщина, в конце концов? Как насчет всего этого, Перси? — Она двинулась на него, выставив перед собой скрюченные руки с короткими пальцами, которые сейчас походили на когти.

Перси поспешно отполз в сторону, отбиваясь от нее, затем вскочил на ноги. Он едва сумел удержаться, чтобы не ударить Люси, но вовремя напомнил себе, что она не виновата в том, что случилось.

Он женился на Люси, надеясь, что в конце концов полюбит ее, но сейчас с трудом мог вспомнить ту девушку, которая так сильно увлекла его. Куда-то подевался ее звонкий смех, а озорные огоньки больше не вспыхивали в ее глазах. Сладкие пухлые губки теперь неизменно складывались в гримасу брюзгливого недовольства. Виня во всем одного себя, Перси с грустью сознавал, что девушка, которую он мог бы полюбить, исчезла прежде, чем он успел ее как следует рассмотреть.

А его уверения в том, что она ни в чем не виновата, не давали ей утешения и не вызывали сочувствия.

— О, как это мило с твоей стороны! — визжала Люси. — Ты чертовски прав - в этом нет моей вины. Во всем виноват ты, Перси Уорик. Оказывается, все эти годы твоя репутация была сплошной фикцией.

К середине октября, каждый день сталкиваясь с ее хмурым недовольством, а по ночам - с эмоциональными и физическими домогательствами и оскорблениями, Перси уже готов был предложить Люси расторгнуть брак. Он предоставит ей свободу и будет оплачивать расходы до конца жизни, если только она оставит его в покое.

Но не успел он открыть рот, чтобы заговорить об этом, как жена опередила его:

— А теперь можешь смеяться. Я беременна.