Номадология

 

 

Настя

Номинал облигации 1000 р. Рыночная цена 942 р. Купон 9%. Рынок ожидает снижение доходности до 7% через 2 года.
а) Текущая доходность -?
б) Доходность к погашению -?
в) Доходность реализованная -? если облигацию держать в портфеле 2 года

 

 

обыкновенные акции (номинал 40р) балансовая ст-ть их 20млн руб, их дох-ть 17,4%, далее привелегированные акции (номиналом 100р) балансовая стоимость 5 млн руб, дохтью 7,34%, нераспределенная прибыль баланс ст-ть 5 млн руб, дох-ть 17,4% и облигации (номинал 100р) баланс ст-ть 20 млн руб.

нужно найти WACC балансовой ст-ти и WACC рын ст-ти, если рын цена акций 130, прив акций 140, облигаций 1100р.

 

 

сережа так сказал решать;

В условии должна быть доходность по облигациям возьмём её за 15%

20+5+5+20=50 млн. руб.
Доля ОА=40%
доля ПА =10%
доля Нерас приб =10%
доля облигации 40%

WACC(баланс)=0,4*17,4+0,05*7,34+0,05*17,4+0,4*15=***

Кол-во ОА=20000тыс/40=500 тыс шт
Ст-сть=500тыс*130=65000 тыс

Кол-во ПА=5000/100=50тыс шт
Ст-сть ПА=50*140=7000 тыс

Кол-во облигаций = 20000/100=200 тыс шт
Ст-сть=200*110=22000 тыс
Общая рын ст-сть=65+7+22=94 млн
Доля ОА=69%
доля ПА =7,4%
доля Нерас приб =0%
доля облигации 23,4%

WACC=***

Номадология

(от общеевропейск. nomad — кочевник) — 1) в собственном (узком) смысле — модельная концепция, предложенная Делезом и Гваттари; исходные идеи номадологического проекта впервые были высказаны Делезом в работе "Логика смысла"; окончательную свою формулировку концепция Н. обретает в совместных работах Делеза и Гваттари (прежде всего, второй том "Капитализма и шизофрении"); сводное изложение идей номадологического проекта дано в англоязычном издании "Nomadology" (N.Y.: Semiotex, 1986). 2) В широком смысле — фундаментальная для постмодернизма установка на отказ от характерных для классической метафизики презумпций, а именно: а) презумпции жестко структурной организации бытия; б) полага- ния пространства в качестве дискретно дифференцированного посредством семантически и аксиологически определяющих точек (прежде всего, центра — см. Ацентризм, Центризм); в) понимания детерминизма как принудительной каузальности, причинения извне (см. Неодетерминизм); г) выделения фундаментальных оппозиций внешнего — внутреннего, прошлого — будущего и т.п. (см. Бинаризм); д) полагания смысла в качестве имманентного миру (объекту) и раскрывающегося субъекту в когнитивных процедурах (см. Метафизика). Связывая этот способ мирообъяснения с традицией западной классики, постмодернизм постулирует содержательную исчерпанность его интерпретационного потенциала, выдвигая на смену ему номадологическую модель мировидения. С точки зрения Делеза и Гваттари, современность демонстрирует отчетливо выраженную "потребность в номадизме". В противоположность метафизической традиции, Н. задает видение мира, опирающееся на радикально альтернативные презумпции: а) рассмотрение предметности в качестве аструктурной (см. Ризома); б) трактовка пространства как децентрированного и открытого для территориализации (см. Ацентризм); в) новое понимание детерминизма, основанное на идее принципиальной случайности сингулярного события (см. Событийность); г) снятие самой возможности выделения оппозиций внешнего и внутреннего, прошлого и будущего, мужского и женского и т.п. (см. Бинаризм); д) придание феномену смысла проблематичного статуса (см. Постметафизическое мышление, Трансцендентальное означаемое, Означивание). Номадологический проект фундирован отказом от презумпции константной гештальтной организации бытия, и это находит свое выражение в конституировании постмодернизмом взамен традиционной категории "структуры" понятия "ризомы", фиксирующего принципиально аструктурный и нелинейный способ организации целостности, оставляющий возможность для имманентной подвижности и, соответственно, реализации ее креативного потенциала самоконфигурирования (см. Ризома). В отличие от фундаментальной для классической европейской культуры метафоры "корня" как предполагающего жестко фиксированную конфигурацию и генетическую (осевую) структуру, культура постмодерна, по оценке Делеза и Гваттари, фундирована метафорой "корешка", т.е. "корневища-луковицы" как "скрытого стебля", который может прорасти в каком угодно направлении, или сети "корневых волосков", потенциально возможные переплетения которых невозможно предусмотреть. Ризома принципиально процессуальна, — она "не начинается и не завершается. Она всегда в середине..." (Делез, Гваттари). Бытие номадической среды реализуется в последовательно сменяющихся виртуальных структурах: по словам Делеза и Гваттари, "оса и орхидея образуют ризому, будучи гетерогенными... Подлинное становление, превращение осы в орхидею, превращение орхидеи в осу... оба вида становления следуют друг за другом и сменяют друг друга". Артикулированные в духе Н. идеи могут быть обнаружены не только у Делеза и Гваттари. Так, по Барту, процессуальность письма не результируется в тексте финальным образом: "писать", в этом смысле, по оценке Барта, "непереходный глагол". Аналогична "структурная невозможность закрыть... сеть, фиксировать ее плетение" у Деррида. Это позволяет заключить, что эксплицитно выраженные Н. презумпции являются базисными для философии постмодернизма в целом. Номадологический проект предполагает в этом контексте и принципиально новое понимание организации пространства. Используя типичные для соответствующих культур игры как выражающие характерные для этих культур способы членения пространства, Делез и Гваттари противопоставляют шахматы, с одной стороны, и игру кочевников (го) — с другой. Шахматы предполагают кодирование пространства (организацию четко очерченного поля игральной доски в качестве "системы мест") и жесткую определенность соответствий между константно значимыми фигурами и их возможными позициями — точками размещения в замкнутом пространстве. В противоположность этому, го предполагает внекодовую территориализацию и детерриториализацию пространства, т.е. рассеивание качественно недифференцированных фишек на незамкнутой поверхности (броски камешков на песке придают в каждый момент времени ситуативное значение фигурам и ситуативную определенность конфигурации пространства). Такое рассеяние есть номадическое распределение сингулярностей, которые "обладают подвижностью, имманентной способностью самовоссоединения", радикально отличающейся "от фиксированных и оседлых распределений". Пространственная среда предстает как "недифференцированная": "мир, кишащий номадическими [кочевыми]... сингулярностями" (Делез). Топологически это означает, что в рамках номадического проекта организация пространства артикулирована радикально нетрадиционно. Прежде всего, это касается его видения в качестве плоскости (см. Поверхность, Плоскость). Согласно номадологическому видению, "генетическая ось — как объективное стержневое единство, из которого выходят последующие стадии; глубинная структура подобия"; в противоположность этому, "ризома антигенеалогична" (Делез, Гваттари): она "осуществляется в другом измерении — преобразовательном и субъективном", т.е. принципиально не осевом, не линейном, и "не подчиняется никакой структурной или порождающей модели", "чуждается самой мысли о ге- нетической оси как глубинной структуре" (Делез, Гваттари). По оценке Делеза и Гваттари, "оседлая" (западная) культура, в отличие от кочевой, основана на понимании движения по осевому вектору, для которого топологически внешнее выступает аксиологически внешним, коим можно без семантических потерь пренебречь, — в отличие от номадического понимания движения как дисперсного рассеивания, имманентно осуществляющего интеграцию внешнего: "мы пишем историю... с точки зрения человека, ведущего оседлый образ жизни... История никогда не понимала кочевников, книга никогда не понимала внешнее". Важнейшей презумпцией Н. является презумпция программного ацентризма: пространство принципиально лишено того, что могло бы претендовать на статус центра (в терминологии Делеза и Гваттари — "Генерала"). Интерпретация ризомы в качестве децентрированной среды оборачивается ее трактовкой как обладающей креативным потенциалом самоорганизации: "ризома может быть разорвана, изломана... перестроиться на другую линию" (Делез, Гваттари). Источником трансформаций выступает в данном случае не причинение извне, но имманентная нон-финальность системы, которая "ни стабильная, ни не стабильная, а скорее, "метастабильна" и "наделена потенциальной энергией" (Делез). Таким образом, понятие "метастабильности" в Н. типологически соответствует понятию "неустойчивости" в современном естествознании, фиксирующему процессуальность бытия системы и ее креативный потенциал самоорганизации, варьирования пространственных конфигураций. Ни один из плюральных вариантов определенности ризомы не может быть аксиологически выделен как предпочтительный (автохтонный в онтологическом или правильный в интерпретационном смыслах): "любая точка ризомы может и должна быть связана со всякой другой" (Делез, Гваттари). Объективация этих возможностей образует подвижную картину самоорганизации ризомы, конституируя между ее составляющими ("сингулярностями") временно актуальные соотношения — "плато". Сингулярности не только "способны к само-воссоединению", но пребывание в поле "номадологического распределения" заставляет их "коммуницировать между собой" (Делез), при непременном условии взаимодействия с внешней по отношению к ризоме средой (плоскость как зона соприкосновения). Конкретныминспирирующим толчком (поводом) формирования диссипативного плато выступает в Н. так называемый "парадоксальный элемент", практически воплощающий собой случайность (случайную флуктуацию) как таковую, он же задает своего рода точки версификации в процессе самоорганизации ризоморфных сред, заставляя сингулярности "резонировать, коммуницировать и разветвляться" (Делез).

Соответственно, существенным моментом процессуальности ризомы является принципиальная непредсказуемость ее будущих состояний: "парадоксальный элемент" потому и парадоксален, что он выходит за границы знания (доксы), очерчивающей проективно рассматриваемое пространство трансформаций. По оценке Делеза и Гваттари, "это множественность... но мы пока не знаем, что она влечет за собой, когда... обретет субстантивный характер". Согласно постмодернистскому видению ситуации, номадологический способ мироинтерпретации отнюдь не является экзотической версией философского моделирования процессуальности, но, напротив, отвечает глубинным запросам культуры западного образца, "уставшей" от собственной ориентации на гештальтную жесткость: по оценке Делеза и Гваттари, "чего нам не хватает, так это Номадологии, отличной от истории... [...] Испытываем ли мы потребность в номадизме более основательном, чем номадизм крестовых походов, номадизм настоящих кочевников или номадизм тех, кто больше не суетится и уже ничего не имитирует?" (см. Симуляция). (См. также Ризома, Ацентризм, Бинаризм, Плоскость, Поверхность, Дерево, Корень, Анти-Эдип.)

 

 

Билет 16.

Античные взгляды на мироустройство (ойкумену). Ойкономия и хрематистика у Аристотеля

У древних греков по свидетельству Сергея Аверинцева (замечательного ученого, отечественного исследователя античной культуры) в понятие границ Ойкумены входили территории античного мира, имеющие специфическую образную означенность. На границах Ойкумены в античности было принято расставлять мифических существ сфинг, олицетворявших хтоническую (подземную, непознаваемую) сущность мира. Сфинги (значительно позднее в Европейской христианской культуре - сфинксы, представлявшиеся др. грекам в образе хищных животных, с верхней женской частью торса и головы) своими ликами были направлены в сторону без образного, иначе говоря, безобразного. В сторону мира варварского... Бездны. Таким образом, они были своеобразными стражами границ Ойкумены.

Вся же Ойкумена представляла собой густую сеть невидимых чаще всего, воображаемых линий в пространстве, каждый своеобразный узел переплетения которой был представлен в виде того, или иного культурного знака. Форма подобных знаков не играла особой роли, они могли быть представлены в изобразительной форме, иметь вполне материальное воплощение в виде архитектурного сооружения или скульптурного изваяния, в виде абстрактно-символического знака, но могли быть представлены и в вербальной, литературной форме в виде передающегося из одного поколения в другие поколения мифа, сказания, легенды. Главное было - пометить место, а как и каким образом, это уже было вторично по отношению к самой идее задачи создания образа обитаемой Вселенной - Ойкумены античного мира. Разумеется, в этой вторичности существовала и иерархическая структура знаков, но в данном случае речь идет не о ней, а именно о том, что само пространство Ойкумены - Вселенной предстает в виде структуры невидимых линий, характер которых ассоциировался с прядями-нитями в представлениях др. греков, сотканных богинями Судьбы - Мойрами.

 

В этом смысле нетрудно представить себе древне-греческую Ойкумену, образ которой предстает в виде сотканного жрицами храма Афины пеплоса, который выносился один раз в четыре года для всеобщего обозрения в день празднования Великих Панафинейских торжеств. Пеплос, олицетворявший Афину в ее многочисленных персонификациях, в ручную сотканный жрицами Афинского Парфенона, по сущности своей представлял и образ древне-греческой Ойкумены, каждый текстильный узел и орнамент которой в закодированной (герменевтической) для непосвященных форме, представлял образную, мировоззренческую модель Пространства обитаемой, освоенной человечеством части мира. В подобной модели непротиворечиво и мирно уживаются как математически-геометрические и философско-мировоззренческие взгляды на все мироустройство, так и художественно-образные его модели, представляющие собой в конечном итоге цельную систему представлений о строении мира, о строении Пространства Ойкумены.

 

Из вышесказанного можно сделать на мой взгляд довольно любопытный вывод по отношению к искомому определению понятия Интерьера, а еще вернее сказать - Пространство Интерьера. Если цель и назначение постепенно расширяющейся в процессе познания Ойкумены у древних греков состоит не только в ее границах (хотя и в них также), но и в придании смысла всем ее элементам, между которыми устанавливаются и знаково-смысловые их взаимоотношения, то целью и назначением Пространства Интерьера является выявление, создание и ограничение подобных же знаковых связей. И тогда мы приходим к еще более неожиданному, но вместе с тем и непротиворечивому выводу. А именно, что стереотипное представление самого понятия интерьера сегодня нуждается в ревизии. Иначе говоря, в более расширенной и углубленной его трактовке.

 

Интерьеризация мира, иными словами свертывание границ мира в своеобразный кокон наших представлений мироустройства и есть существо наших естественных подспудных желаний ограничить само пространство представлений о мироустройстве, придать каждому из его элементов особый смысл. Разумеется, тогда и само мироустройство предстает для наших современников в виде, достаточно сильно отличающемся от античных взглядов на миропорядок, форме и виде.

 

Ойкономия и хрематистика у Аристотеля

 

Ойкономия – искусство ведения домашнего хозяйства.

Основная цель – правильное устройство и организация домашнего быта

Ойкономия имеет подчиненный характе.

Цель – достойное самообеспечение, удовлетворение потребностей.

Хрематистика (от греч. Имущество, деньги) – искусство приобретать состояние, обогащения, накопления благ.

Направлена в бесконечность (бесконечное увеличение хозяйства)

Ойкономия природна, естественна, хрематистика противоестественна, пагубна для души

Деньги – лишь посредник при обмене

Подчинение человека деньгам неестественно (раб денег)

Богатство не может быть благом

Потребности ограничены – экономика служит для их удовлетворения

 

Аристотеля можно считать основателем теории естественного права. Критикуя идеалистические воззрения Платона, он писал, что идея частной собственности имеет глубокие корни в самой человеческой природе, основана на его инстинктах. Аристотель также писал о политической природе человека. Выделяя истинные и ложные формы правления, он доказывал, что политический строй способен улучшать или, напротив, уродовать, человеческую сущность. С точки зрения улучшения человеческой природы, лучшим государственным устройством является такое, которое сочетает элементы истинных форм правления - монархии, аристократии и демократии. Истинным формам правления Аристотель противопоставляет ложные, нежелательные формы: тиранию, олигархию и анархию. Они уродуют нравственность человека.
Выдающейся заслугой Аристотеля в развитии экономической мысли является его попытка проникнуть в сущность экономических явлений, вскрыть их закономерности. В этом Аристотель существенно отличался от своих предшественников, положив начало экономическому анализу, что проявилось в подходе к определению предмета экономической науки, в изучении обмена, форм стоимости и т.д.
Хозяйственную деятельность Аристотель разделил на истинную экономику — искусство создавать блага, и ложную экономику, или «хрематистику», — искусство наживать состояние путем перепродажи и ростовщичества, особенно с целью накопления монеты. Осуждая ложную экономику, Аристотель в то же время подчеркивал невозможность выделения «чистой экономики», освобождения ее от хрематистики. Изучение хрематистики привело Аристотеля к изучению процесса обмена. Он выделил естественные и неестественные формы обмена. Естественный обмен связан с удовлетворением естественных потребностей людей и возникает из-за разнообразия товаров и увеличения деятельности людей за пределами домохозяйства; неестественный обмен направлен на обогащение.
По Аристотелю обмен не обязательно является неестественным; человек может обменивать товар, стремясь не к обогащению, а к удовлетворению потребностей. Однако возникновение торговли как профессионального занятия, направленного на зарабатывание денег, по Аристотелю, привело к утрате естественной цели удовлетворения потребностей, и накопление денег само по себе стало целью торговли.
Аристотель признавал товарную природу денег. Он считал, что необходимость в деньгах как средстве обмена появляется по мере его развития. Деньгами становится товар, имеющий собственную товарную ценность, например железо или серебро, которые облегчают обменные операции. Его идеи были близки металлистической концепции денег. Однако Аристотель осуждал накопление денег, в особенности ростовщичество, которое использовало деньги для получения еще большего их количества.
В произведении «Никомахова этика», посвященном сыну Никомаху, Аристотель одним из первых в экономической науке поставил вопрос о существовании некоего правила, позволяющего приравнивать качественно разнородные вещи при обмене. Аристотель внес большой вклад в разработку проблемы ценности. Он пытался ответить на вопросы о том, почему товары обмениваются в определенной пропорции и каковы объективные и субъективные факторы, определяющие ценность товара. Аристотель не дал однозначного ответа на эти вопросы, однако, рассмотрел ряд важных понятий, которые до сих пор используются в экономической науке.
Исследуя обмен, Аристотель сделал вывод о том, что товары производятся не только для потребления, но и для обмена. Он разграничил два свойства товара: потребительная ценность и меновая стоимость. Потребительная ценность не является внутренним качеством товара, а отражает его способность удовлетворять потребности человека. Меновая - это ценность товара с точки зрения его способности к обмену на другие товары. Меновые отношения товаров представляет собой их относительные цены.
Также Аристотелем высказывалась не менее глубокая мысль о том, что за равенством товаров скрывается и равенство их владельцев. Аристотелем впервые в экономической науке поставлена проблема измерения стоимости (ценности) товара. А данные им противоречивые объяснения положили начало длительным дискуссиям, которые прошли через всю историю экономической мысли.

 

 

Билет 18.

Агора как центральное место общинного города. Функции агоры. Дружба и состязание (агон) в системе практик Античности.

 

АГОРА

рыночная площадь в городах Древней Греции, центр общественной и деловой жизни. Агора находилась под открытым небом и, как правило, была окружена общественными зданиями и главными святилищами города, а также торговыми рядами. В древнейших греческих городах рыночные площади складывались бессистемно, в городах же, заложенных в эпоху эллинизма, они планировались как единое целое. При детальном рассмотрении агоры в Афинах выясняется, что в ней сочетаются оба типа, так как древний рынок, возникший, по-видимому, без плана, был во 2 в. до н.э. обновлен в соответствии с принципами городской планировки той эпохи. Общественные здания, окружавшие афинскую агору, хорошо известны, поскольку описаны путешественником Павсанием, жившим в правление императоров Адриана, Антонина Пия и Марка Аврелия (середина 2 в. н.э.). В ходе раскопок, начатых в Афинах в 1931 Американской школой классических исследований, удалось обнаружить развалины большинства упоминаемых Павсанием зданий.

Агора в Ассосе (реконструкция)

Афинская агора располагалась к северо-западу от Акрополя, холмы Ареопаг и Колон ограничивали ее с юга и запада. Находки керамических фрагментов свидетельствуют о том, что люди поселились здесь уже во II тысячелетии до н.э. Древнейшим общественным зданием, возведенным в этой части города, был Булевтерий, т.е. здание заседаний Совета. С юга к Булевтерию примыкало здание с двором, окруженным колоннадой (перистилем). Там имелись колодцы, трубы, по которым подводилась питьевая вода, и кухня. К северу от Булевтерия с глубокой древности располагались святилища Матери Богов, Аполлона Патрооса (Отчего) и Зевса Элевтерия (Освободителя). Возникшие здесь позднейшие сооружения размещались почти точно на месте древних. В самом северном, святилище Зевса, были алтарь и постамент - по-видимому, для культовой статуи; далее к югу находился имевший апсиду храм Аполлона с небольшой архаической статуей бога, отлитой из бронзы непосредственно на месте. Еще дальше к югу размещались храм Матери Богов, Булевтерий и его кухонная пристройка. В конце 6 в. до н.э., когда в правление Писистрата и его сыновей Афины переживали подъем, здесь были предприняты значительные общественные работы: встроен каменный сток для отвода воды и нечистот; рядом с Булевтерием, там, где из-под земли у подошвы Ареопага пробивались источники, был возведен девятиструйный фонтан, названный Эннеакрунос ("Девять ключей"); к северу, рядом со святилищем Зевса, сооружен и обнесен оградой алтарь Двенадцати Богов. Впрочем, о местонахождении Эннеакруноса на агоре упоминает лишь Павсаний, традиционно же его принято помещать на берегу Илисса, на юго-востоке древних Афин. Вероятно, со свержением тирании и установлением демократии в ходе реформ Клисфена в конце века связано строительство нового здания Совета на месте первоначального Булевтерия, что отражало восстановление значимости Совета ("буле"). В результате реформ Клисфена все граждане Афин были разделены на десять фил, каждая из которых получила имя одного из героев. К востоку от Булевтерия, прямо перед ним, были воздвигнуты статуи этих десяти героев, окруженные оградой, называемой Перифрагмой. Ограда эта играла роль доски для объявлений: главы фил прикрепляли на нее различные сообщения для сведения граждан. Наконец, на исходе века оформилась южная граница агоры, на которой был установлен пограничный камень с надписью: "Я - пограничный камень агоры". Все эти древние постройки, за исключением Булевтерия, были сильно повреждены или разрушены во время разграбления Афин персами в 480-479 до н.э. После ухода персов афинянам пришлось в первую очередь заниматься восстановлением своих домов, городских укреплений, а также знаменитых святынь Акрополя, развернуть же широкое строительство на агоре возможности не было. Здесь были наспех восстановлены или временно отремонтированы небольшие храмы и святилища. Из всех сооружений агоры для повседневных общественных дел был необходим лишь Булевтерий, а он, возможно, оказался среди упомянутых Фукидидом строений, которыми пользовались персы, и потому, по-видимому, уцелел. Во всяком случае, в самом здании не обнаруживается никаких следов разрушений, относящихся ко времени персидского нашествия. Наиболее настоятельной была необходимость восстановить хозяйственные службы при Булевтерии, что было исполнено ок. 470 до н.э., когда на месте прежней кухни рядом с Булевтерием был построен толос. Толос представлял собой круглое здание с расписной черепичной крышей, покоившейся на шести внутренних колоннах. К толосу примыкала кухонная пристройка и небольшой фонтан, а также резервуары для воды и колодцы. Толос был не только местом отправления различных малых культов и хранилищем образцов официальных единиц мер и весов, но служил также столовой и спальней для пританов (членов исполнительного комитета Совета). В конце 30-х годов 5 в. на месте святилища Зевса началось строительство длинной двойной стои (галереи) Зевса Элевтерия с выступающими вперед украшенными фронтонами крыльями по обеим сторонам. Наружные колонны были дорического ордера, внутренние - ионического. Перед стоей, между ее крыльями стояла статуя Зевса, по которому и называлась стоя. Павсаний упоминает еще Царскую стою, где находился архонт-басилевс (член коллегии 9 архонтов, ведавший вопросами религии). Однако описание Павсания довольно неясное, так что топографы не пришли к единому мнению, были ли в Афинах две различные стои, Зевса Элевтерия и Царская, или это одно и то же сооружение. В самом конце 5 в. было начато строительство нового Булевтерия. Старое здание стали использовать как хранилище государственных архивов, а западнее было возведено новое, соединенное с самой агорой короткими пропилеями и проулком. На расположенных полукругом рядах скамей в зале нового Булевтерия могли разместиться все пятьсот членов Совета. Позднее с южной стороны к Булевтерию была пристроена галерея с колоннами, выходившая во двор, где были установлены мраморные стелы с вырезанными на них постановлениями, касающимися Совета и членов его различных комитетов. В 4 в. вместо старого храма Аполлона был возведен новый, ионического ордера, со статуей Аполлона работы скульптора Эвфранора. Между колонн, на которых покоился фронтон, были установлены статуи Аполлона, выполненные Каламидом и Леохаром. Все эти здания были обращены фасадом на восток и располагались у подножия Колона, на вершине которого стоит храм Гефеста, известный ныне в Афинах как Тесейон ("храм Тесея"). С севера агору ограничивала Расписная стоя, стены которой покрывали изображения знаменитых побед, одержанных афинянами, в том числе в Марафонской битве. Здесь же хранились щиты, отнятые у спартанцев, которые были разбиты при Пилосе в 424 до н.э. Стоя находится за пределами раскопанной территории, поэтому ее местоположение точно не определено. Неизвестны и восточные границы агоры классического периода. По-видимому, в течение 2 в. до н.э. агора расширялась, отчасти благодаря пожертвованиям меценатов, таких, как богатый царь Пергама Аттал II, выстроивший вдоль восточной стороны агоры огромную стою, известную как стоя Аттала. Во вновь построенных зданиях размещались торговые ряды. Некоторые здания на западной стороне агоры были перестроены, чтобы соответствовать требованиям симметрии. Старый Булевтерий и храм Матери Богов были объединены в одно большое здание с четырьмя помещениями, перед которыми возвели длинную колоннаду, смотревшую на площадь. Последние античные постройки на агоре относятся ко времени Августа. При нем был построен Одеон, небольшой крытый театр. В ту же эпоху посреди агоры возвели перенесенный сюда с другого места храм Ареса, относящийся к 5 в. до н.э. Кроме того, к толосу был пристроен опирающийся на колонны фронтон. При Адриане и его современнике Ироде Аттике, щедром покровителе Афин, никаких значительных построек на агоре возведено не было. Войдя в состав Римской империи, Афины превратились в тихий город, центр образования, и политическая жизнь здесь практически замерла. Оборонительные сооружения города пришли в упадок, а население было слишком малочисленно, чтобы их защищать. Афины стали легкой добычей пришедших с севера готов, которые обрушились на них в 267 н.э. Во время этого нашествия город был разграблен, а здания и памятники агоры снесены. После ухода варваров разрушение довершили сами жители, использовавшие части снесенных сооружений для постройки новой городской стены, которая охватывала гораздо меньшую территорию. Поскольку на агоре продолжали жить и в византийскую эпоху, и во времена турецкого владычества, разрушение ее продолжалось. Тем не менее тщательно проведенные раскопки дали замечательные результаты, уточняющие топографию Афин и проливающие свет на их искусство, быт, развитие государственных институтов и историю в античную эпоху.

 

 

(греч. agora) - народное собрание в Греции дополисного периода; со временем место, где проводилось народное собрание. Преимущественно это была торговая площадь, рынок. Находилась она у подножия акрополя или в портовой части города. Став центром политической жизни, а. объединила комплекс правительственных и культовых сооружений: булевтерий, пританию, храмы, алтари и крытые галереи - стои.

 

Агора́; (др.-греч. ἀγορά) — рыночная площадь в древнегреческих полисах, являвшаяся местом общегражданских собраний (которые также по месту проведения назывались агорами). На площади, обычно располагавшейся в центре города, находились главный городской рынок (делившийся на «круги» по различным видам товаров) и нередко правительственные учреждения. Агору, как правило, окружали также галереи с ремесленными мастерскими, храмы. Иногда по периметру агоры возводились статуи. Очень часто агора являлась административным и экономическим центром города.

Изначально агора представляла собой открытую площадь посреди городской застройки со стихийной планировкой. Однако в классический период положение агоры стало более обособленным, и позднейший тип агоры — полностью обособленный, с регулярной планировкой — сообщался с городом лишь посредством ворот (наибольшее количество примеров агор такого типа можно найти в Малой Азии). Планировка агоры оказала влияние на архитектуру форумов в Древнем Риме.

Одна из крупнейших и известнейших агор — Афинская агора с развалинами многочисленных торговых и общественных построек VI—I веков до н. э. (является центром Нижнего города под холмом Акрополя). Широко известны также агоры в Спарте и Коринфе.

Для контроля за соблюдением порядка на площади назначались специальные должностные лица — агораномы (метраномы, обязанностью которых было следить за правильностью употребляемых мер), ситофилаки (наблюдавшие за хлебной торговлей) и др.

 

Дружба и состязание (агон) в системе практик Античности.

В античности Дружба ценилась как высшее благо. Общеизвестны такие друзья, как Ахилл — Патрокл, Орест — Пилад, такие нормы поведения, как «у друзей все общее», «друг — это второе я». Идеализированная оценка Д. в литературе и философии («Порука» Шиллера, пифагорейцы, эпикурейцы) не отражала первоначально исключительную, а также позднее не скрывавшуюся практич. цель Д. Гостеприимство в полисах заменяло дипломатич. представительства (проксения). Рим. amicitia включала в себя как внутриполитич. фракционные образования, так и внешнеполитич. союзы. Соединение греч. представлений о Д. и рим. традиции Д. можно наблюдать в произведении Цицерона «Лелий, или О дружбе». Конфликт между Д. и другими связями между людьми теоретически не признавался, но на практике он мог привести к политич. отчуждению или к личному надлому. Античная Д. — дружба мужей — была связана, особенно в раннее время, с гомоэротич. компонентами. Завышенная оценка Д. имела и обратную сторону — слабое эмоциональное развитие античного брака. В то время как в христианстве Д. отступает перед менее конкретной «любовью к ближнему», Ренессанс и нем. классицизм дают понятие Д., близкое к античному. Своей вершины оно достигло в сентиментальном культе Д.

 

Агон (греч. борьба, состязание). Отличительная черта греч. быта — неудержимое стремление к любым состязаниям почти во всех сферах обществ, жизни. Гл. роль играли спортивные (гимнастич.), художеств, (поэтич. и музыкальные) и конные соревнования. А. или агонистикой называлось просто стремление к спортивным успехам, в отличие от атлетики, профессионального спорта, которые начиная с 5 — 4 вв. до н. э. все в большей степени стали определять характер крупных спортивных состязаний.

 

Билет 21-22.

 

21. Рим как модель универсума. Атрибутика и семантика римского мироустройства.

 

Рим – разрастающаяся община.

Чем больше хаос, тем больше шансов построить что-то отличное от хаоса.

Граница между хаосом и порядком постоянно поддерживается.

Хаос может быть соприкосновенен.

Не надо дистанцироваться от хаоса, а идти с ним на вы (конфликтовать).

Надо довести порядок хаоса к противоположности.

Ойкумена – совокупность ойкосов (самодостаточность домохозяйства).

Ойкумена – упорядоченный мир, который смещает хаос.

То, что мы отвергаем, нам принадлежит.

 

Рим – воинственное пространство (всегда находится в воинственном состоянии)

Орбита – Рим все выводит на орбиту и сам является Орбитой для всего.

Орбитальность – уникальность и универсальность.

Рим собирает вокруг себя универсальность.

 

Рим – принцип орбитальной универсальности.

Орбитальная универсальность:

1) Пространственный фактор (крутит вокруг себя пространство)

2) Временной фактор (все случившееся)

 

Существует только то, что мы можем заменить на себя.

 

Риму свойственен религиозный плюрализм. Любая философия творится здесь и сейчас в «переиначивании», «перепонимании» старых текстов/авторов. В основе Рима также община, разрастающаяся община, которая не дистанцируется от хаоса, а сражается с хаосом, чтобы довести отношения порядка и хаоса до противоположности. Домохозяйства вытесняют хаос на периферию, но граница неопределенна – она в общине. Рим сам определяет границу между общиной и хаосом и таким образом «подминает» под себя хаос.

Рим – наследник всего, что было до него создано; что случалось. Рим равновелик миру. Хаос в Риме – в зрелищах убийств. Воинственность обратилась внутрь себя через актерство, когда империя стала равновелика миру. Ядро – аскетичная суровая община. Разнузданность – способ показать власть. Разнузданность – поведение провиденциального божества. Император=бог. Римляне очень почитали свою границу, отсюда арки – возможность для победителя, проходя через них, очиститься. Рим все выводит на орбиту и сам является орбитой. Рим сам организует вокруг себя пространство. Рим – цикл всего, помещение всего в цикл.

 

 

Билет 23.

Константинополь соединяет иерусалимскую территориальность и территориальность города-общины. Его исток – возможность утвердить присутствие перед Богом (иерусалимский принцип). Общинный принцип – соприсутствие перед возможностью воскресения, спасения.

Константинополь – 2-й Рим. Центр Восточной римской империи. Назван в честь императора Константина. Прежний Рим охватывал мир посюсторонний, то, что можно охватить взглядом. Так или иначе вставал об обозримом и необозримом.

Константинополь – 2