ГЛАВА 10. Это было настолько страшно и неожиданно, что напрочь отбило все полагающиеся случаю чувства

Это было настолько страшно и неожиданно, что напрочь отбило все полагающиеся случаю чувства. Я не смогла ни закричать, ни заплакать, ни потерять сознание. Просто стояла на коленях и глупо трогала разорванный ворот его плотной серой рубашки, пытаясь свести края, словно боялась, что иначе он замерзнет и простудится.

Ошибиться я не могла. Восковая бледность застывшего, осунувшегося лица не оставляла никаких сомнений. Даже разметавшиеся волосы казались неестественно светлыми, словно выгорели или поседели. Окоченевшие пальцы сомкнулись на рукояти меча, пригвоздившего тело к земле. Хороший удар, прямо в сердце.

Хороший?!

Мало понимая, что и зачем делаю, я осторожно разжала мертвые руки и сама ухватилась за рукоять. Потянула, но силенок оказалось маловато, меч даже не шелохнулся. Я поняла, что нужно встать, a eще лучше – упереться ногой в грудь трупа.

Меня разобрал истерический смех. Мой лучший друг убит, а я стою над его телом и думаю, этично ли расшатывать застрявший меч!

Я встала, зажмурилась и наступила. Пришлось-таки пошатать, а затем меч поддался и рывками пошел вверх, все легче и быстрее. Кажется, вытащила. Открывать глаза совершенно не хотелось; во-первых, я точно знала, что увижу, во-вторых, так еще оставался шанс, что я сплю и это всего лишь очередной ночной кошмар.

И тут я ощутила под ногой какое-то шевеление.

Мне и в голову не пришло, что Лён может воскреснуть; ликовать я тоже не думала, а, напротив, поудобнее перехватила меч, чтобы в случае чего всадить обратно, а то и провернуть. От греха подальше, на практикумах по некромантии я успела убедиться: оживший друг еще хуже покойного, и лучше рыдать над трупом, чем убегать от него. Безутешные родственники, опрометчиво прибегнувшие к помощи некромантов, потом еще более слезно молили упокоить упыристый предмет скорби навсегда.

Впрочем, оживать и зомбироваться Лён не собирался. Мышцы не сокращались, а жутковато ворочались под кожей, словно пытаясь принять более удобное положение, из многочисленных ран поползла темная свернувшаяся кровь. Воздух над телом замутился, как будто его окутало бесцветное пламя. Я торопливо убрала ногу, и вовремя: одежда задымилась и начала расползаться не вспыхивая, как тонкая береста на потемневших, но еще горячих углях.

Я слыхала, будто вампир, пораженный осиновым колом в сердце, мгновенно сгорает. На стене одного из древних белорских храмов есть даже закопченное пятно соответствующей формы, для наглядности обведенное желтой краской (которое, впрочем, с тем же успехом мог оставить рыцарь, чем-то не угодивший огнедышащему дракону). А может, пятно нарисовали ушлые священники в качестве рекламы для привлечения паствы. В любом случае, меч в сердце сработал иначе: сама плоть не горела, но очертания тела мало-помалу изменялись, его части плавно перетекали друг в друга, оставляя на земле “лишние” сгустки крови и ошметки одежды.

На обычную трансформацию при помощи крыльев это и близко не походило, но результат был тот же.

Белый волк с трудом поднялся на растопыренные лапы, покрутил башкой и исподлобья уставился на меня. Его заметно пошатывало, облезлая шкура туго обтягивала выпирающие ребра, из пасти капала слюна, как при последней стадии бешенства.

Вот тут-то я испугалась по-настоящему!

У него были желтые, звериные глаза без малейших признаков разума.

– Лён?

В мохнатом горле свирепо заклокотало, из-под сморщенных губ блеснули клыки, да что там – четыре кинжала и десяток ножичков поменьше, очень удобных для разделки ведьм на колбасный фарш.

– Лён!

Зверь прыгнул. Я вскинула руку, защищая горло, и волк, не раздумывая, впился чуть пониже локтя. Пронзительная, неожиданно сильная и какая-то обидная боль быстро сменилась онемением до самого плеча. Мне показалось, что он перекусил руку пополам и кисть сейчас вывалится из рукава. Не торопясь хватать и обгладывать трофей, волк с явным омерзением выплюнул забившую пасть конечность, намереваясь сначала довести дело до конца. Я едва успела отдернуть голову, зубы с лязганьем сомкнулись на воротнике, легко прокусив куртку вместе с рубашкой. Волк задумчиво пожевал кожаный ворот, капая теплой слюной мне на шею, не одобрил и попытался разжиться чем-нибудь более питательным, на всякий случай не выпуская хапнутого.

Тут моему терпению, вернее, оцепенению, пришел конец, я возмутилась и пнула волка ногой в живот. Зверь удивленно охнул и попятился, не разжимая зубов. Ворот треснул, шнуровка вылетела с мясом.

– Лён, ты рехнулся?!

“И в самом деле, что это я?” – озадаченно подумал волк. Прекратив рычать и потрошить куртку, как колбасную обертку, он бесцеремонно заглянул в разорванный ворот. Зрелище его определенно вдохновило. Возбужденно засопев и вильнув хвостом, волк попытался залезть еще глубже, щекоча грудь холодным носом, но я взвизгнула и пнула его здоровым локтем, заставив отскочить.

Он постоял передо мной, удивленный и огорченный одновременно, потом развернулся и неуверенно потрусил прочь, то и дело оглядываясь и отплевываясь. С таким обиженным видом, словно я подстроила ему какую-то пакость, например, смазала воротник жгучим перцем.

– Лён!

Может, он бы и вернулся, но тут я потеряла сознание.

 

Благородные девицы, склонные к частым обморокам, предусмотрительно носят с собой нюхательные соли – желательно во флакончике на груди, чтобы поднять как можно больше пикантной суматохи вокруг своего бесчувственного тела. Особенно хорошо этот метод срабатывает один на один с нерешительным воздыхателем, который, как благородный человек, после всего случившегося просто обязан жениться на симулянтке.

Мне же очень пригодился бы рыцарский шлем – лучшего средства от удара поленом по голове медицина еще не придумала.

Очнулась я связанная, в перевернутом и подвешенном состоянии, под тремя, мягко говоря, укоризненными взглядами двух давешних “вампиров” и одного незнакомого, лохматого, подкравшегося ко мне сзади. С вышеупомянутым поленом, которым он рассеянно похлопывал по ладони.

– М-мые ыэнии? – с невинным видом поинтересовалась я сквозь кляп.

Невоспитанные разбойники даже не поздоровались в ответ.

– Я поймал эту паршивку возле тела, – лохматый брезгливо ткнул меня пальцем в грудь. В знак протеста мне оставалось только качаться на переброшенной через ветку веревке и злобно сверкать глазами. – Она вытащила меч.

– Что?!

– Как?!

– Он трансформировался и удрал, – обреченно закончил разбойник.

Кажется, это известие их немного огорчило. Лучше бы они заткнули мне уши.

Колдовать со связанными руками я почти не могла. Некоторые заклинания, конечно, не требуют пассов, но мало просто сбить противника с ног, он поднимется еще более обозленным. В висках начинала пульсировать кровь. Чем дольше я провишу вниз головой, тем больше вероятность заработать кровоизлияние мозг, а для мага это хуже смерти – полная и необратимая потеря способностей.

После долгого и красочного перечисления извращений, коим предавались мои родственники друг с другом и всевозможными предметами, разбойники наконец-то вспомнили о самом мерзком отпрыске этого гнусного семейства. Вытащив кляп и для оживления разговора сунув мне под нос широкий кривой нож, лохматый угрюмо поинтересовался

– Ты кто такая?

– Да так, мимо проползала, – огрызнулась я, скосив глаза на нож.

– Проползала, говоришь? – задумчиво повторил бандит и без предупреждения ударил меня кулаком в живот.

Я выгнулась дугой, хватая ртом воздух. В легкие он упорно не проталкивался, застревая на полдороге. Тем временем меня быстро и профессионально обыскали. Цеховой знак заставил лохматого огорченно присвистнуть.

– Ведьма, мать ее, – не удержавшись, ругнулся он. – Пустышка, не подменишь...

Вытряхнутые из кошеля деньги немного подняли ему настроение. Тщательно пересчитав монетки, разбойник ссыпал их в карман, игнорируя завистливые взгляды подельников. Я с трудом удержалась от злорадного смешка – перед въездом в Камнедержец, славившийся уличными кражами, я зачаровала кошель, чтобы покусившиеся на него ручонки чесались не на чужое добро, а сами по себе.

Затем пришел черед документов. Лохматый бегло просмотрел бумажки, скомкал и бросил в траву.

– Леший подери, эта пигалица – бывший королевский маг!

Да, знал бы Учитель, кому мне придется предъявлять трудовой свиток...

– Когда я практиковала при дворе, – надменно заявила я, – сам король по утрам подавал мне тапочки. И если с моей головы упадет хотя бы волос, тайные службы найдут и освежуют вас заживо, а трупы отдадут Ковену Магов, для посмертных экзекуций!

– Может, тебе еще и Повелитель сапоги чистил? – оскалился разбойник, почесывая левое запястье, но нож убрал.

– Нет, штаны стирал, – поправила я, не уточняя, что стиркой Лён занимался первый и единственный раз в жизни, на спор, а штаны в итоге утопил. – Я, между прочим, еще и Верховная Догевская Ведьма, мне все вампиры в пояс кланяются, а Старейшины перед собой в дверь пропускают!

– Короче, тихо прикопать тебя под кустом не получится, – разочарованно заключил лохматый.

Я по этому поводу совсем не переживала, даже наоборот.

Разбойники отошли в сторонку и совещательно зашептались, не обращая внимания на мои громогласные требования допустить меня к участию в дискуссии как наиболее заинтересованную сторону. Лохматый ожесточенно чесался, на него уже начинали подозрительно поглядывать, стараясь держаться подальше.

Поочередно указав на горло, землю, небо и куда-то в сторону леса, разбойники пришли к единому мнению. Судя по их довольным рожам, меня оно должно было огорчить.

– Пожалуй, мы тебя отпустим, – объявил лохматый.

– И даже проводим, – с недоброй ухмылкой поддакнул второй. – Столь важной персоне просто необходима охрана, иначе какие-нибудь злые люди могут помешать ей вернуться в Догеву и опечалить Старейшин.

– Я все им расскажу, – мрачно пообещала я. – Прямо с порога. С границы, то есть.

– Ох, как мы испугались! – картинно рассмеялся третий. – Да кто тебе поверит? Слово человеческой ведьмы против десяти вампиров. Вот пусть она и сочиняет в пыточных застенках, каким образом ей удалось прикончить Повелителя Догевы. А причину, по которой она это сделала, Совет придумает сам. За тобой ведь водились какие-нибудь грешки, верно?

Хуже мне быть уже не могло, но тем не менее стало.

“Из ревности” – наверняка предположит Келла. Три года я ходила за Лёном след в след, а узнав о свадьбе, умчалась из Догевы с таким перекошенным лицом, что вполне могла передушить посольство голыми руками.

Я помрачнела, разбойники просияли. Они уже отвязывали веревку от ствола, когда у меня из-за шиворота запоздало выскользнула гроздь амулетов и ступенчато обвисла ниже макушки, раскачиваясь на шнурках и цепочках. Был тут и Велькин корешок, и авантюрин Лёна, и каплеобразный кошачий глаз, вроде бы от расстройства желудка (или наоборот, проверить не представлялось случая), мелкие обсидиановые бусы, которые следовало перебирать по камушку для скорейшего восстановления магического резерва, застывший в янтаре листик (просто красивый) и прочая ведьминская дребедень.

Лохматый равнодушно скользнул взглядом по бренчащей связке, начал было подозрительно изучать расчесанные до крови руки, но вдруг вздрогнул, резко повернулся, сгреб всю гроздь, тут же выронил и с воплем заскакал по поляне, дуя на дымящуюся ладонь. Бдительный корешок чадил рыжим и вонючим. Велька и сама толком не знала, каким образом он должен отводить глаза нечисти; видимо, предполагалось набраться смелости и ткнуть амулетом непосредственно в оные, поочередно.

Разбойники изумленно таращились на отплясывающего коллегу, не успев заметить, что произошло. Пользуясь моментом, я так и эдак напрягала и выкручивала кисти, пытаясь ослабить стягивающую их веревку. Делу помогала пропитавшая ее кровь, волокна набрякли и осклизли; правая рука, которую я считала откушенной, ничего не чувствовала, но кое-как слушалась. “Не вытащу, так оторву, все равно потом отрезать”, – злобно думала я, безжалостно выдергивая ее из веревок.

– Здоровеньки булы! – Звонкий девичий голосок застал всех врасплох, даже лохматый прекратил изображать объевшегося мухоморами тролля и недоверчиво уставился на очередную возмутительницу спокойствия, начиная подозревать, что прохожие специально делают крюк через лес, дабы посмотреть на разбойников, и где-то на развилке приколочен соответствующий указатель.

В десяти шагах от меня стояла незнакомая девушка лет двадцати. Одинокая хрупкая фигурка, над правым плечом которой возвышалась оплетенная кожей рукоять, а через левое спускалась вдоль высокой груди толстая русая коса. Руки девушка нахально уперла в бока, с интересом изучая нашу живописную группу. Ветки, сквозь которые продиралась незнакомка, еще не успели замереть.

– О, яки гарны хлопцы! – заявила она на сочном винесском диалекте. – Вы тильки подывытеся, як по жаночой ласцы знудьгувалыся – на одну дивчину втьрох накинулись! Ну то идить и до менэ, я вас тэж добра уважу, бо маю час и натхнення!

Времени и вдохновения разбойникам тоже было не занимать. Выпустив отвязанную веревку (я чуть не сломала шею и нецензурно об этом сообщила), они обнажили мечи и в зловещем безмолвии пошли на незваную заступницу. Девушка огорченно присвистнула и попятилась, вытягивая собственный клинок.

– Ты глянь, друже, кого мы зараз рубаты будэмо!

Не знаю, успел ли меч осмотреться, но я бы на его месте задрожала, нырнула обратно в ножны и потуже затянула ремешок: оружие противников было в полтора раза длиннее и массивнее, из дорогой темной стали, известной как “гномий аспид”. Раны, нанесенные этой дрянью, без магии не только не заживали, но и продолжали разрастаться вглубь и вширь. Также ходили слухи, будто аспидный меч слушается только той руки, в которой первый раз испил крови. Его не рекомендовалось даже перебрасывать из руки в руку, хотя научно-магического объяснения этому факту не существовало, как и доказательств.

Тем не менее устрашить незнакомку не удалось. Закипел бой. Разбойники дрались молча, девушка задорно комментировала:

– Майте сором, пидходьте па чэрзи! То куды ж ты побег, коханый мой? А ну вертайся, шось цикаве покажу! Не подобалося? А то ж – кулак в око! О, то добрый удар! Но жаль, не мой... Ты шо робиш? Шо робиш, я тебе пытаю?! Сам дурны, чи наставник поганый попався? Хто ж так дивчину б'е? Во як трэбо! Пон'яв? Ну, очнешься – дойдэ. Эй, а мэнэ-то за шо?!

Мечом винечанка в основном парировала, охаживая противников руками и ногами. Первый рубящий удар пришелся по вражьему виску – жаль, плашмя. То ли разбойник нынче пошел твердоголовый, то ли меч знавал лучшие времена, но лезвие не просто сломалось – осколками брызнуло в стороны. “Вампир” отшатнулся, осовело мотая головой. Девушка, не растерявшись, огрела его рукоятью по челюсти и безжалостно добавила ногой ниже пояса. Противник согнулся в земном поклоне, на подмогу уже спешили двое других. Девушка, словно играя в чехарду, ухватила “вампира” за плечи и перескочила через его спину. Троица сложилась в колоритную кучу малу, бодро дрыгающую руками и ногами.

Настоящие вампиры давно скрутили бы девушку в бараний рог, эти же гоняли ее по лужайке добрых десять минут, прежде чем наброситься всем скопом и повалить на землю.

– Ага, эта нам подойдет! – торжествующе пропыхтел лохматый, вцепившись девушке в косу, словно собирался оторвать за нее голову.

Для чего подойдет, я так и не узнала, потому что отчаянным рывком выдернула-таки правую руку (то ли из веревок, то ли из плоти). Выплетать что-нибудь замысловатое и прицельное не было времени, к тому же я боялась зацепить девушку, так что ограничилась простой силовой волной, разметавшей противников по кустам. Пока они там барахтались и ругались, я подобрала осколок меча и занялась стягивающей ноги веревкой. Проще, конечно, распутать ослабленный чарами узел, но для этого нужны обе руки, и желательно целые. Правая выглядела ужасно – окровавленная, отекшая, с негнущимися пальцами и глубоко врезавшимися следами от веревок. Левая тоже едва шевелилась, но железку худо-бедно удерживала.

Разбойники выломились из кустов и бросились ко мне, напрочь игнорируя девушку. А зря – она справедливо рассудила, что этот враг не заслуживает честного боя. В воздухе свистнул увесистый голыш, ближайший “вампир” поймал его затылком, выполнил изящный пируэт и надолго выбыл из строя.

Спохватившись, разбойники разделились. Мне достался лохматый, почесывающийся даже на бегу. Отбросив меч, он соскучившейся бабушкой распахнул руки мне навстречу, решив брать живьем. Я только-только успела распутать ноги и встать, но не могла сделать и шага – они так затекли, что мне пришлось прислониться спиной к дереву.

Колдануть я не успела, объятия у “бабушки” оказались железными, досталось и костям, и стволу. Я вяло, скорее в знак протеста, чем надеясь отбиться, стукнула лохматого кулаком по лбу. Треснуло, блеснуло, и противник, не успев охнуть, рассыпался мелкой черной пылью, а ветер утянул ее за собой. Я удивленно посмотрела на кулак. Вокруг пальца скользнуло тоненькое, чешуйчатое змеиное тельце; скользнуло и вновь застыло серебром кольца. Все-таки артефакт, не исчезло и не утратило силы после активации.

Ноги подкосились, я сползла по стволу, чувствуя себя немногим лучше убитой. Равнодушно, как и полагается не обремененным мирской суетой покойникам, осмотрелась, машинально подобрала и запихнула в карман мятый диплом, вымазав свиток кровью. На поляне царила подозрительная тишина, из кустов торчали ноги третьего разбойника. Девушка отбросила ненужный уже камень, с сожалением посмотрела на разбросанное по полянке оружие, но благоразумно воздержалась от сбора трофеев.

– Тикаем! – скомандовала она, махнув рукой на лес.

– Что?

Девушка тут же перешла на белорский язык с редким вкраплением винесских слов:

– Бежим, кажу! Вон, на горизонте точки какие-то движутся – напэвна, конники.

– Я не могу.

– Это еще почему? – Девушка непонимающе сдвинула брови, быстро наклонилась и, ухватив меня под мышки, одним рывком поставила на ноги. – На тот свет всегда успеешь, а этот лежачих не любит. Чи думаешь – руки на груди скрестишь, так воны шапки снимут, всплакнут и разойдутся?

Я представила эту душераздирающую сцену и содрогнулась. Точки разрастались и множились, я насчитала восемь и сбилась. Кони разбойников во время драки отбежали на середину луга, ловить их было некогда, а ноги в кустах зашевелились, привлекая внимание глухими стонами их обладателей. Девушка не стала дожидаться моего согласия. Ловко подперев меня плечом и обхватив за талию, она с энергией дикого кабана устремилась в чащу.

 

Ноги я кое-как переставляла, потом они размялись от ходьбы, и я перестала висеть на девушке мертвым грузом. Она отодвинулась, на всякий случай не выпуская моей руки. Погони не было слышно. Пока еще они доскачут, разберутся, допросят оглушенного – и то, если он придет в себя, а не отдаст концы. Он вряд ли заметил, куда мы побежали, придется искать следы, и если среди них нет настоящего вампира, этим дело и закончится.

Укушенная рука горела, на ней словно висел голодный василиск, изредка двигая зазубренными челюстями. Стряхнуть его не удавалось, заклинания разбивались о стену боли, не дающую сосредоточиться. Она обострялась в ответ на любой толчок, звук, промелькнувший образ. Предложи спутница отрубить мне руку, я согласилась бы без колебаний. Но она безжалостно тащила меня вперед, выбирая самую неудобную дорогу через плотно сомкнутые елочки, цепкий малинник или бурелом. В конце концов мы скатились в заросший тростником овраг, чему девушка несказанно обрадовалась – дескать, теперь-то они нас точно не догонят, а если идти по руслу ручья, то и не выследят.

Ручей оказался не только глубоким, выше колена, но и топким. Мы чавкали по нему, как два упрямых охотника в погоне за подстреленной уткой, пуская вниз по течению черные облака грязи. Вода сначала показалась холодной, потом ледяной, а затем ноги окоченели и им стало все равно. Вдобавок ручей кишмя кишел змеями, вроде бы гадюками, хотя они не представлялись и, возмущенно шипя, уползали, не желая связываться с полоумными девками. Сухой прошлогодний тростник вперемешку с зеленым нынешним нещадно царапал руки, из-за него ничего не было видно, и я с трудом удерживалась от жалобного вопля: “Ау, разбойники! Мы сдаемся! Вытащите нас отсюда!”

Наконец мы уткнулись в поваленную сосну и по ней выбрались на берег. Как оказалось, овраг незаметно сошел на нет, осталась широкая канава, по обе стороны которой высился редкий лес. Где-то вдалеке надрывались петухи, и девушка без колебаний повернула к жилью.

Но не успели мы пройти и ста шагов, как в моих и без того мутных глазах окончательно потемнело, и если само падение я еще помнила, то удара о землю уже не почувствовала.

 

Очнулась я глубокой ночью, на мягком еловом лежаке у весело потрескивающего костра, заботливо укутанная в две куртки – мою и чужую, с приторным запахом сирени. Справа темнел лес, слева мерцали звезды, на горизонте переходя в кучные огоньки жилья.

– Привет, доходяга! – Девушка беззвучно вынырнула из темноты и плюхнула на угли котелок с водой, переделанный из рыцарского шлема. Так вот что брякало у нее в заплечном мешке, который девушка сбросила перед боем и не забыла прихватить при отступлении. Как говаривал один из великих полководцев древности, “трус, бегущий с поля брани, бросает все, храбрец остается при своем, а герой успевает подобрать за трусом”. Мне подбирать было особенно нечего, все имущество осталось на Смолкином седле, а деньги испарились имеете с лохматым. – Ну шо, идти мне в село по домовину, чи як?

– С домовиной повременим... – с удивлением призналась я, разобравшись в ощущениях. Голова была тяжелая, безумно хотелось спать, но больной я себя не чувствовала, как и укушенной, замерзшей и избитой.

– Ты не приходила в сознание с обеда. Я глянула – ты вроде бы не ранена, да и жара нема. Отравилась? – предположила девушка. – Чи на гадюку в той клятой кринице наступила?

– Как это – не ранена? – возмутилась я, садясь и выпутываясь из курток. – А откушенная рука? Думаешь, так и было?

Я закатала выпачканный кровью рукав и изумленно воззрилась на гладкую кожу. Ни шрама, ни царапинки. Только по четыре маленьких дырочки на куртке и на рубашке. На всякий случай я осмотрела и левую руку. Ничего. Даже синяков от веревок.

– Леший знает что, – пробормотала я, со вздохом откидываясь на ветки.

Незнакомка сочувственно покачала головой, обгорелым суком подгребая угли к шлему с закипающей водой.

– Мало ли шо после удара башкой о землю привидится. Выспись хорошенько, а завтра разберемся.

Я вовсе не считала себя сумасшедшей, хотя моей голове сегодня досталось дважды. Но что-либо доказывать не было сил, глаза слипались, а стоило их закрыть, как появлялось ощущение неторопливого сплава по реке на качающемся в такт волнам плоту.

Покрошив и бросив в котелок стебель дикой мяты, девушка устроилась по другую сторону костра, укрывшись серым шерстяным отрезом, грубо обметанным по краю. Такие покрывала выдают воинам в походе: тонкие и легкие, при необходимости они сворачиваются в тугой компактный рулон, удобный для переноски, на привале защищая спящего от дождя и ветра, но почти не греют. А девушка к тому же отдала мне куртку с теплой меховой подкладкой.

– Ты не замерзнешь?

– Та не, – сонно отозвалась она, – я привычная. Ты, можа, пить хочешь? Травка зараз настоицца, могу в кубок нацедить...

Но я уже спала.