Поговаривали, что даже сам князь Влад как-то имел с ней связь. Но об этом лишь шептались поскольку князь имел характер решительный был жесток и карал сурово и незамедлительно.

Мона, ходит столько слухов про вампиризм Влада Цепеша, — не выдержал Марин. — А во всем мода, созданная писателями. Да и туристические фирмы постарались. А ты, насколько я теперь знаю, была свидетельницей его жизни.

Значит, ты веришь мне до конца, — улыбнулась она. — Конечно, Влад Дракула не был вампиром, это все фантазии Брема Стокера. Да, князь был суров, даже жесток, но иначе в то время было нельзя. Он унаследовал Валахию, в которой царили полный хаос и безвластие. Ты даже не представляешь, что тогда творилось! Бояре, не имея верховного правителя, устанавливали свои собственные порядки. В стране процветала коррупция, разбойники грабили и приезжих и местных, не щадя никого. Правосудие было пустым звуком. Валахия платила «дань мира» Оттоманской империи, но несмотря на это, происходили постоянные мародерские рейды со стороны оттоманских гарнизонов, расположенных за Дунаем. Вот такую страну Влад Дракула получил во владение. Но всего за шесть лет правления он смог сделать ее образцовой. Ему приходилось быть жестоким. Иначе было нельзя. Уверяю, его почитали и боялись. Но он никогда не был вампиром. Никогда! Я живу все это время и наблюдаю, как его личность обрастает легендами, какими-то совершенно нелепыми вымыслами и слухами. Князь же был обычным смертным, сильной личностью, продуктом своей среды, если можно так выразиться.

А ты его видела? — не удержался Марин.

Конечно, и не раз, — ответила Мона. — Статный мужчина с пышными усами и большими глазами навыкате. Он наводил на людей трепет, во всем его облике чувствовалось достоинство и значительность. И вот представь, Злата, которую одарил своим вниманием такой великий человек, без памяти влюбилась в моего Миклоша. Это было ужасно! Она буквально проходу ему не давала. Но тот лишь посмеивался над ней и продолжал ухаживать за мной.

Марин опустил голову. Приступ ревности не давал ему покоя. Мона замолчала. Потом взяла его руки. Холод ее пальцев заставил его вздрогнуть. Он глянул на нее и беспомощно улыбнулся.

Я люблю тебя, — прошептал Марин.

Лицо Моны на миг стало совсем детским.

Она выглядела словно чем-то обиженный ребенок, которому только что причинили незаслуженную боль. И это вызвало в Марине прилив такой нежности, что слезы подступили. Но он взял себя в руки.

Все произошло летом 1462 года, — продолжила она. — Мне только исполнилось семнадцать, и Миклош настаивал на свадьбе. Он решил поехать вместе со мной в Арефу к моим родителям и официально попросить моей руки. Наша деревня находилась за тем холмом, на котором располагалась крепость Поенарь. Я отпросилась у начальницы на один день, мы отправились поздно вечером. Но накануне Злата заявилась ко мне и начала всячески угрожать. По происхождению она была цыганкой и сказала, что знает такие заклятия, которые превратят мою жизнь в беспрерывный ужас. Она заставляла меня отказаться от Миклоша, но я, хотя очень ее боялась, так любила его, что никогда бы не отказалась от своей судьбы. Так вот, вечером мы с моим женихом отправились в путь. Хотели переночевать в Арефе, чтобы на следующий день вернуться в крепость. Но именно той ночью на Поенарь напали турки. Началась осада.

Мона замолчала и опустила голову. Ее лицо выражало страдание. Марин обнял ее за плечи и поцеловал.

Я должна тебе все рассказать, — прошептала она. — Но как же это трудно!

Я готов выслушать до конца, — ответил он и погладил ее волосы.

Ты сам не знаешь, что тебя ждет, — так тихо произнесла Мона, что Марин почти не расслышал.

Я готов ко всему!

Мои односельчане помогли князю Владу, выбравшемуся из крепости, скрыться. Миклош участвовал в этом и… погиб.

Мона вновь замолчала. Марин прижал ее к себе и начал покачивать. Он уже с трудом сдерживал слезы, такую боль испытывал. Не понимал, что происходит, но интуитивно чувствовал, насколько изболелась душа Моны. Если, конечно, она у нее была… При этой неожиданной мысли Марину стало нехорошо, и он отстранился. Она глянула на него огромными глазами и выпрямилась. Затем монотонно продолжила:

Я осталась в Арефе и жила словно в аду. Мой любимый погиб, и мне казалось, что жизнь закончилась. Я хотела умереть. Так прошел месяц. Я работала по хозяйству, доила коров, убирала хлев, носила воду, но все делала будто механически и мысленно призывала смерть. Я винила в гибели Миклоша лишь себя и все твердила, что если бы мы не ушли вечером из крепости, то он бы не участвовал в опасной операции и остался жив. Хотя всем тогда несладко пришлось. Турки все-таки захватили крепость и какое-то время находились там. Но меня страдания других уже мало волновали. Я была как безумная и медленно сгорала от горя. Родители нагружали меня работой, но даже это не помогало.