АДАМОВО РЕБРО

В кабинете естествознания за учительским столом стояли Нина и Борька.

Затаив дыхание, ребята слушали их рассказ.

По коридору прошла нянечка Ариша со звонком. Захлопали двери, раздался топот и гомон. Но никто из ребят даже не взглянул на дверь.

На доске неровным почерком Аркадия Викентьевича было написано: «Тема урока — о круговороте воды в природе». Как здорово, что учитель на целый час задерживался. Звонил из зубной поликлиники, просил передать: «Расходиться никому не разрешаю! Я у стоматолога. Пусть повторяют задание без меня».

Какой там круговорот воды, когда Борька так интересно рассказывал, что они с Ниной видели на Сенной. Влас, Римма и Павлик накануне допоздна слушали и сейчас снова переживают вместе со всей группой.

Вчера обследовать мощи им не удалось: в церкви все время толкался народ. Правда, ребята улучили момент и по очереди пощупали руку сквозь прорезь в перчатке.

— Ну как? Настоящая? — спросил потом у Власа Павлик. — Я ничего не понял что-то.

— Вроде как настоящая. Гладкая.

— А ты хотел приподнять бархат с лица. Разве можно, когда в церкви народу столько.

— Я хотел ещё Вирфикса с аппаратом прихватить. У него есть какая-то особенная магниевая вспышка.

— «Магниевая вспышка»! Верующие так шею намылят, что на всю жизнь запомнишь.

— Что же делать?

— Придется на ночь спрятаться в церкви.

Да, вчера ничего не вышло. А сегодня все ребята собираются в цирк — на первое представление.

— Самое неприятное то, — сказала Нина, — что Сандро все равно не простит ребят. Мы ему объяснили, что «темная» по ошибке вышла, да он не хочет и слушать. «А куплеты про карапета тоже по ошибке?» — говорит. А «кацо лубэзный»? А Петька Бурлаченко тоже по ошибке его задержал? Из-за этих ошибок он не сможет выступать. Дядя Проня ни за что не велит. А директор — доктор черной и белой магии — настаивает!

— Все Ромка! — замахнулся на него Влас.

— Я, что ли, просил Петьку задерживать новичка? Он сам его задержал. Как чувствовал, что все так будет…

— Ну хорошо, не ты, — сказал Павлик. — А «карапета» кто пел? А кто его «кацо лубэзный» назвал? И мы смеялись, как дураки… Да, стоило бы тебе за это дело приварить как следует.

— Ну, бейте! Бейте! — чуть не плакал Ромка. — Приваривайте. Что, я не понял? Не понял, да?

— Заткнись! Не рыдай! — сказал Павлик и обратился к Нине: — Покажи, в каких местах удав кожу себе разорвал.

— Вот, — сказала Нина и подошла к висящему в углу учебному плакату, на котором был изображен пятнистый великан-удав, обвивший молодую серну.

Отодвинув скелет в сторону, ребята тесно окружили плакат.

— И глубокие раны были? — совсем как отец, спросил Павлик.

— Нет, — сказал Борька. — Толщиной с палец. А кожа у него тонкая, как подметка тапочки.

Нина подняла ногу, и все долго рассматривали подошву её тапочки. А Лешка даже пощупал рукой. В дверь заглянула нянечка Ариша:

— Вы чего одни сидите?

— Не мешай, нянечка, мы занимаемся. Нам Аркадий Викентьевич велел. Мы уроки учим.

— Уроки? А чего пятку рассматриваете? Зачем шкилет с места стронули? Мало попало за него в прошлый раз? Забыли? — сказала нянечка и скрылась за дверью.

— Удав долго ещё выступать не сможет. На нем двадцать пять стежков сделали, — сказала Нина.

— Двадцать пять швов наложили! — поправил Павлик.

— Все равно выступать не сможет. Без аттракциона цирк открывать нельзя. Единственная надежда на «живого мертвеца».

— Что за «живой мертвец» такой? — удивилась Римма.

— Это такая комедия у Горького есть! — авторитетно заявил Ромка Смыкунов. — В театре шла в прошлом году. Наверное, её будут показывать и в цирке.

— В цирке пьес не показывают, это во-первых, — возразил Павлик, — а во-вторых, это не комедия, а драма, и не у Горького, а у Толстого, и не «живой мертвец», а «Живой труп».

— Хватит спорить! Не мешайте слушать! Так что это за «Живой труп»? — вмешался Валя Кадулин.

— Я сама не знаю. Очень опасный номер какой-то. Все очень волновались насчет гроба…

— Насчет гроба? — вытаращила глаза Римма.

— Ну да! Гроб, говорят, надо заказывать огромный. Дядю Проню в гроб зачем-то должны положить. Как операция кончилась, дядя Проня с бородатым побежали по мастерским. Закажут гроб — все будет в порядке, нет — сорвется сегодня премьера!

— Неужели сорвется? — сказал Ромка. — И с билетами плохо, между прочим. Папе один знакомый администратор с трудом пять билетов достал. И ещё один, шестой, достать, наверное, сможет… — добавил Ромка совсем тихо и посмотрел на Римму.

Римма отвернулась.

— Ничего! Прорвемся как-нибудь! — не унывал Влас.

— А хотите, я вам нитки покажу, которыми удава шили? Мне их подарил на память ветеринар, — вспомнила Нина.

— Показывай! — закричали ребята.

— Борька, дай портфель, пожалуйста!

Борька стремглав бросился за портфелем и задел стоящий на дороге скелет. Скелет оторвался от подставки и грохнулся на пол. Череп отлетел от остова, откатился к шкафу с заспиртованными зародышами и оттуда продолжал весело скалить зубы, а адамово ребро, к которому Аркадий Викентьевич красной тесемочкой привязал номер с роковым числом «333», сломалось пополам и валялось у окна-Ребята бросились к скелету. Быстро приладили на место череп, выпрямили позвоночник, расправили кости. Но что делать с обезображенной грудной клеткой? На месте адамова ребра зияла пустота. Нина подняла с пола обе его половинки и подала их Лешке. Жалобно звякнул об пол номерок с роковым числом… Лешка составил обе половинки.

— Осколочков не хватает, ищите! — приказал он. Ребята отодвинули в сторону парты и начали ползать на четвереньках.

— Скорее, скорее! — торопил Влас. — Вот-вот явится Аркадий Викентьевич!

— Нашел! — радостно завопил Ромка.

— Это замазка прошлогодняя от окна, вот что это! — едва глянув на Ромкину ладонь, определил Борька.

Леша раскрошил комочек пальцами, понюхал и сказал:

— Ищите дальше!

В углу, под окном, ребята обнаружили несколько кусочков от ребра. Лешка долго возился с осколочками, по-разному складывал и комбинировал их. Затаив дыхание ребята следили, как священнодействовал великий мастер.

— Скорее, скорее! — торопил Влас Лешку.

— Скорость нужна только при ловле блох! — огрызнулся Лешка.

Наконец Лешка аккуратно собрал в ладонь все осколочки и ссыпал их на стол, в одну кучку.

— Одного кусочка все-таки не хватает. Маленького, с ползуба величиной. Но это неважно. Он с внутренней стороны, никто не заметит…

— А место слома? — волновался Борька.

— Так зафугую, что комар носа не подточит… Только бы клей ребро прихватил. Это ведь не дерево, не глина, не папье-маше, не известка. Что же это за материал?

— Не знаем… — растерялся Борька.

— Это просто кость! — торжествующе воскликнул Лешка. — Значит, чем её склеивать нужно?

— Столярным клеем! — сказал Борька.

— Наивно! — ответил Лешка. — Столярный клей всегда заметен и кости может не схватить, известный клей под названием «гуммиарабикус» тоже не прихватит, мучной клейстер не подойдет, о резиновом и говорить нечего, о канцелярском и думать не приходится! Может, скажете, казеиновым? Отвечаю — нет! Обойным? Смешно! Картофельным клеем или крахмалом? Никогда!

— Какой же клей подойдет? — перебил доведенный до отчаяния Борька.

— А клей в данном и конкретном случае может подойти только один. Синдикон. Рыбий клей.

— Синдетикон! — поправил Павлик.

— Синдикон, синдетикон, все равно его нигде в городе не достанешь! — радостно заявил Лешка.

— Чему же ты радуешься, дурак? — рассердился Влас.

— Я знаю, где можно найти такой клей! — заявил вдруг Валька. — Знаю, лопни мои глаза! Только в одном месте он и есть!

— Где?

— У нэпмана одного. У него мой отец рыбий клей доставал, когда у нас поломался объектив от фотоаппарата. Отец рыбьим клеем приклеил даже стекло к железу. До сих пор держится!

— Говори скорей, где находится твой нэпман? — торопил Влас.

— За рынком… Там стоит его магазинчик. Чудный магазинчик! Вот увидишь, Борька, закачаешься!

— Да что за магазинчик?

— «Похоронные принадлежности».

Раздался взрыв хохота. Открылась дверь, и появилась нянечка Ариша.

— Так-то вы уроки учите?

Увидев около скелета Лешку Косилова со сломанным ребром в руках, она запричитала:

— Такой шкилет нарушили… Опять мне от Аркадия Викентьевича влетит за вас. Опять он на меня будет…

Борька с Валей быстро прошмыгнули в дверь.

 

Хозяин и гость ели воблу, пили пиво. Хозяин сидел без рубашки, с полотенцем на шее, время от времени утирая пот. Взяв рыбину за хвост, он колотил ею по столу, и от этого кожица снималась ну просто сама собой. Перед хозяином стоял жбан с пивом, около которого росла гора шелухи и обглоданных хвостов. Гость отставал от хозяина: его горка была намного меньше. Хозяин потянулся к жбану:

— Гляди-ка, незаметно опрокинули! Полстаканчика еле нацедишь…

— А может, хватит? Ограничимся?

— Что вы, что вы! Сейчас кликну хозяйку, она из подпола холодненького приволочет. Эй, Манечка!

— Сейчас иду-у-у, Ванечка, — отозвалась жена.

— А не захмелеем?

— С пива-то? А хоть и захмелеем — невелика беда! Да и положено выпить. За встречу. Редко захаживать стали, Сергей Михайлович! Нехорошо забывать старых друзей.

В комнату вошла Манечка — суровая на вид, худая женщина. Она приветливо улыбнулась Сергею Михайловичу, показав золотые зубы:

— Сейчас все сделаю. А вы пока в магазин пройдите и постойте вместо меня.

— Дело! — Хозяин утерся полотенцем и стал натягивать рубаху.

Проходя через мастерскую, в которой трудились несколько плотников и цветочниц, приятели остановились.

— Ну, какие пироги? — спросил хозяин у низенького старика с рубанком в руках.

— Какие пироги могут быть, когда еле управляемся, — ответил плотник. — Боюсь, не поспеем к сроку.

— Надо поспеть.

— И так стараемся.

— Что это такое? — спросил Сергей Михайлович, с изумлением разглядывая огромный гроб, над которым трудились плотники. — Для кого такая махина? Кто помер-то?

— Никто не помер, — громко расхохотался хозяин.

— Неужели для рекламы? Да он в витрине у вас не поместится. Баркас, одно слово — баркас.

— Ковчег, — согласился хозяин. — Нет, не для рекламы. На живого человека гроб делаем. Срочный заказ.

— Так для кого же он предназначается?

— Ни в жизнь вам не угадать! Для цирка! Сергей Михайлович рассердился:

— Тьфу! Не ожидал я от вас, Иван Пантелеймонович, что богохульству станете потакать. Нешто можно, чтобы публично измывались над религией? Будь он, анафема, трижды проклят, этот цирк! Каково вам будет, ежели в гроб наложат клоунов поганых либо собак ученых? Не стыдно вам будет?

Иван Пантелеймонович объяснил, для каких целей нужен гроб, рассказал, что цирк не государственный, а частный и что гроб заказывали солидные люди.

— И все же цирк — дело не божеское, — не согласился Сергей Михайлович. — Я, например, в него не пойду ни за какие блага небесные.

— А я пойду! — возразил Иван Пантелеймонович. — Мы с Манечкой цирк любим. На открытие сегодня и пойдем.

Сергей Михайлович отвернулся и снова посмотрел на гроб.

— Сколько же в нем росту, в циркаче?

— Два метра тридцать сантиметров замерян гроб, — ответил старенький плотник. — А росту в нем два двенадцать. Попросторнее, пошире просили гроб изготовить, чтобы побольше воздуху было…

— Ладно, ладно, работайте, а то не поспеете. Вот-вот заказчики явятся.

Сергей Михайлович и Иван Пантелеймонович через мастерскую прошли в магазин.

— А что до рекламы, то думаю организовать выставку, — сказал хозяин. — Снимки похорон, поминки, гробы разных фасонов. Сегодня как раз фотограф должен прийти. Принесет снимки.

— Дело неплохое. Реклама — она никогда не повредит.

— А сейчас мне особенно понадобилась реклама. Новую государственную погребальную контору в городе открыли, подлецы! Конкуренция! Хоть волком вой!

— И ещё хуже нам будет от большевиков!

— Да, хорошего не жди…

Сергей Михайлович, нежно поглаживая обитый серебряной парчой гробик, задумчиво спросил:

— Вам, Иван Пантелеймонович, поскольку вы имеете дело с таким деликатным товаром, наверное, многие доктора известны в городе?

— А в чем дело, Сергей Михайлович?

— Да так, ничего особенного… Нет ли у вас среди докторов друга верного, чтобы был не очень болтливым?

— А для каких целей? — сощурил глазки хозяин.

— Заболел тяжко человек один. Кто — сказать не могу, не моя это тайна, а только очень ему требуется доктор.

— А чего же ваш человек не обратится в больницу или не пойдет к частнику?

— Он куда угодно пойдет, если будет знать наверняка, что доктор тайну умеет хранить. И деньги заплатит за это немалые.

Иван Пантелеймонович задумался:

— А что за человек?

— Я сам того человека в глаза не видел. За него хлопочет другой человек. Я с этого дела буду иметь комиссионные. И вы, конечно, свое получите. Больной — очень богатый. За то, чтобы тайну сохранить, никаких денег не пожалеет.

— Все хорошо, конечно, было бы, да жаль, нет у меня доктора такого, — вздохнул гробовщик. — Но вы не огорчайтесь. Я подумаю, где доктора найти, чтобы тайну умел хранить.

— Дело-то уж больно срочное. Прямо-таки неотложное дело.

— А мы и найти срочно постараемся. Иван Пантелеймонович посмотрел в окно:

— Вот и рекламу несут, — и направился встречать фотографа. — Привет, привет, тезка! Показывай скорее снимки.

Фотограф разложил фотографии.

— Очень хорошо, очень натурально получилось! — похвалил работу похоронных дел мастер. — А что, ежели плотников во время работы заснять? — предложил он фотографу. — Аппарат-то у вас с собой.

— А что! — согласился Иван Михайлович. — Очень даже неплохо будет для витрины.

Приятели проводили фотографа в мастерскую и снова вернулись в магазин.

В дверях показался Валька. Борьку он оставил на улице.

— Тебе чего, мальчик? — спросил гробовщик.

— Здравствуйте! Вы не узнаете меня? Я Ивана Михайловича Кадулина сын. Он меня к вам прислал по делу. Я прямо от него.

— От него? — недоверчиво переспросил Иван Пантелеймонович и переглянулся с Сергеем Михайловичем: — Ну, ну, слушаю…

— Вся работа встала у отца, — продолжал врать Валька. — Снова у нас отклеился фотообъектив от «Гиганта». Рыбьего клейку накапать у вас не найдется ещё? Отец очень просил.

— Сейчас, мальчик, — ответил Иван Пантелеймонович и скрылся в дверях.

Валя подбежал к окну и стукнул в него. Борька обернулся. Сквозь витрину, заставленную гробами и венками, он увидел расплывшееся от счастья лицо друга. Борька прижался носом к стеклу. Вдруг чья-то широкая спина загородила Вальку.

— А он вот утверждает, что вы сейчас находитесь в ателье. Как же так получается? — с невинным видом спросил Иван Пантелеймонович.

— Ну? — повторил Кадулин-старший. — Как же так получается? Почему ты не в школе?

— А зачем ему клей понадобился?

— А зачем тебе клей понадобился? — грозно повторил отец.

— Для опытов. Приборы клеить. Учитель велел. Для опытов с лягушками.

— Что же вы, рыбьим клеем лягушек друг к дружке приклеивать будете? — язвительно спросил Иван Пантелеймонович.

— Лягушек друг к дружке? — как эхо отозвался отец.

— Лягушек… — подтвердил, не моргнув глазом, Валька.

— А может, вы опять со скелетом чего-нибудь вздумали учудить? — подозрительно поглядел на сына фотограф.

— А что, у них в школе настоящий скелет стоит? — заинтересовался Сергей Михайлович.

Фотограф с готовностью во всех подробностях рассказал об истории со скелетом и снова обратился к Вальке:

— Может, и вправду вы скелет трогали? Признавайся лучше!

— Ясное дело, трогали! По глазам вижу! — сказал Иван Пантелеймонович.

— Ничего мы не трогали…

— А вы про скелет проходите? — спросил Сергей Михайлович.

— Нет ещё…

— А кто учит про скелет?

— Аркадий Викентьевич. Вы его знаете. С футбола нас разгонял вместе с вами.

— Знаю, знаю. Как же вам не стыдно скелеты трогать?

— Так зачем вам рыбий клей все-таки? Он на вес золота ценится! — настойчиво расспрашивал Иван Пантелеймонович.

— Говорю, для лягушек…

Допрос продолжался. А Борька, ни о чем не подозревая, пел про себя: «Кап… кап… кап… Капает клей, капает… Уже полпузырька нэпман накапал…»

— Борька, победа! — радостно завопил с крыльца Валька, размахивая в воздухе пузырьком с клеем.

Ребята во весь дух помчались в школу. Фотограф, закончив работу, ушел, а Иван Пантелеймонович с Сергеем Михайловичем снова сели за стол.

На этот раз перед ними высилась большая груда вареных раков.

— Извините меня, Сергей Михайлович, но кушать вы их не умеете, только добро переводите! Сосать рака нужно, высасывать, подлеца, дотла! Вот так, смотрите! — Гробовщик с силой втянул в себя воздух и зачмокал. Сладостно вздохнув, он продолжал: — Рак — животное божье, чистое. Одно слово — насекомое. Кстати, слыхали про раки-то? Про церковные, конечно!

— Нет, а что такое? — насторожился Сергей Михайлович.

— О самом главном позабыл вам рассказать, — понизил голос до шепота Иван Пантелеймонович. — Снова антихристы комиссии создавать собираются, как в девятнадцатом году, вскрывать раки священные хотят, ревизию делать мощам.

— Не допустит господь! — ужаснулся и перекрестился Сергей Михайлович. — И вам доподлинно это известно?

— Не доподлинно, а слушок такой появился. В новом клубе вечер дьявольский прошел. Так интересовались безбожники, была ли ревизия мощам Симеонушки. Вот и пошел разговор.

— Не допустит господь! — снова повторил староста.

— Ну, а ежели допустит? И в гробнице, упаси господи, что не так окажется, что тогда?

Сергей Михайлович почесал мизинцем кончик острого носа.

— Все в порядке у нас в раке. Когда архиепископ проездом был, пожелал он обозреть тело нетленное. По открытии гроба весь храм наполнился благоуханием от святых мощей преподобного. Все косточки целы, слава всевышнему. А что до вечера дьявольского, так про него и нам известно. Никакого решения о вскрытии там не было. Поболтали, и всё. А захотят — пусть вскрывают. Нам таить нечего.

— Ну и хорошо… — Хозяин перекрестился.

— Ванечка, заказчики пришли, — позвала жена.

— Айда со мной, Сергей Михайлович! На великана поглядишь.

В мастерской действительно стояли дядя Проня и Глеб Андреевич. Плотники заканчивали крышку.

— Ну как работа, нравится? — спросил хозяин.

— Добрая работа, — похвалил Глеб Андреевич, вынул из кармана пропуск и программку и протянул Ивану Пантелеймоновичу. — Вам вот обещанное. В ложу дирекции.

— Спасибо. Придем обязательно. Борьба-то будет?

— Нет.

— Экая досада. Больше всего в цирке я борьбу уважаю.

Гробовщик пригласил заказчиков в комнату, пока будут доделывать крышку гроба:

— Садитесь, в ногах правды нет. Не желаете ли пивка?

— Спасибо, — отказался дядя Проня, — не могу. Выступаю сегодня.

— Неужели от одного стаканчика что случится?

— И случиться может, и вообще нельзя. В цирке такой закон.

— Ему очень сложный номер работать сегодня предстоит, — сказал Глеб Андреевич. — А я не откажусь.

— Вы оба из борцов будете? По фигурам сразу видать.

— Из борцов.

— А почему вам все-таки можно, а ему нельзя?

— Вот увидите вечером его номер — сами поймете почему.

— А я-то, грешный человек, подумал, что борцам вообще возбраняется баловаться пивком.

— Что вы! Наоборот! Если нужно вес нагнать, то лучше пива средства не найти. На полкружки пива стакан сметаны размешать — и все в порядке.

— Мне-то, сами видите, ни к чему полнеть. А вот что до Сергея Михайловича, то не грех ему использовать ваше средство.

— Спасибо, обойдусь! — сухо сказал староста.

Ему не нравились заказчики и весь этот пустой разговор. Сергей Михайлович нервничал. Он решил уже уходить, но, мельком взглянув на лежащую перед ним программку, передумал.

— Вот здесь написано «доктор черной и белой магии». Что же это за доктор такой? — вдруг заинтересовался он.

— Из докторов доктор, — ответил Глеб Андреевич. — Специальную академию магических наук закончил за границей.

— Что за науки такие?

— А такие науки, что постиг все тайны чудес. Любые фокусы может устраивать. Шпагу проглотить, огонь извергать изо рта, воду превратить в вино, человека пополам пилой распилить и снова составить… Многое он может.

— Ну, а в простой медицине разбирается? Лечить умеет? Как человек устроен, понимает?

— Безусловно. В нашем паноптикуме есть целый медицинский отдел. Разные болезни показаны на восковых фигурах: ожоги, раны и прочее. Да так натурально сделаны, что и не отличишь от настоящих.

— А вы, простите, сами кто будете?

— Замещаю его по всем статьям. И по директорской, и по магической, и по научной.

— И по фигурам?

— И по фигурам, конечно.

— Значит, тоже в медицине понимаете?

— А в чем дело?

— Нет, ни в чем. Я спрашиваю просто из любопытства.

Иван Пантелеймонович насторожился.

— И надолго вы в наш город пожаловали? — продолжал староста.

— Дней на двадцать, на месяц. Как сборы будут.

— А когда снова к нам приедете?

— Через несколько лет, не раньше.

— Очень приятно было познакомиться, — сказал Сергей Михайлович. — А что, если я вас как-нибудь в цирке посещу? Интересно поглядеть программу все же… Да и на фигуры глянуть…

Иван Пантелеймонович вытаращил глаза.

— Милости просим. Пожалуйста. Только не сегодня. Все продано. Одно слово — премьера.

— Не сегодня, не сегодня! — успокоил Сергей Михайлович. — А сейчас откланяюсь. Пора мне. Жена ждет, волнуется.

Сергей Михайлович поспешно поднялся из-за стола и, поклонившись присутствующим, удалился. Выйдя на улицу, он направился не к дому, а в противоположную сторону — к отцу Никодиму.

Вскоре заказчики погрузили гроб на телегу и уехали. Вошла Манечка.

— Не иначе, как объехать меня на кривой хочет, подлец. Без комиссионных оставить, — со злостью произнес Иван Пантелеймонович и, глянув на груду рачьих тел, добавил: — Сколько добра без толку перевел. Подлец, одно слово — подлец!

 

У самых дверей школы Борьке и Вале попался Аркадий Викентьевич. От него пахло аптекой. У ребят пересохло во рту: «От стоматолога идет… Опоздали!»

— Почему вы не на уроке? Я же запретил уходить!

— Мы только на минуточку вышли, за клеем. Стенгазету выпускать…

— А, стенгазету… Ну ладно.

Вместе с учителем они вошли в школу. Мальчики плелись по коридору, понурив голову и заранее представляя, какой скандал их ожидает впереди… Им встретилась нянечка Ариша. Ребята переглянулись: «Сейчас нажалуется!» Но нянечка сказала:

— Ждут вас ребята, Аркадий Викентьевич, не расходятся. А я, Аркадий Викентьевич, тоже на прием к доктору пошла…

Мальчикам показалось, что нянечка посмотрела на них как-то странно…

Учитель, велев подождать его, зашел в учительскую.

— Смотри-ка, не нажаловалась.

— Представляешь, что сейчас будет? — вздохнул Борька.

— Представляю. Даже твой бог не поможет. Зря клей достали… А меня после школы такая взбучка ждет, что тебе и не снилось даже. Отец в цирк теперь не возьмет…

Мальчики вздохнули.

— А все из-за меня! — вырвалось у Борьки. — Надо же было мне скелет этот перекувырнуть! Тюлень я, тюлень!

— Или морж! — согласился Валька.

Из учительской появился Аркадий Викентьевич. Пройдя по коридору, все остановились у знакомой двери. Учитель резко распахнул её…

За столом сидел Павлик и рассказывал про круговорот воды в природе. Ребята слушали. А в углу стоял совершенно целый скелет. На невредимом адамовом ребре, как и прежде, болтался номерок с роковым числом «333».