Мускульная свобода и сценическое вниманиеТеперь нетрудно понять ту взаимозависимость, которая существует между мускульной свободой и вниманием. Чем сосредоточеннее человек внутренне, тем меньше напряжены его мышцы, и, наоборот, чем больше у человека напряжены мышцы, тем слабее активность его внимания. Одно замещается другим. Поэтому, если актеру удалось сосредоточить свое внимание на заданном объекте, чрезмерное мускульное напряжение исчезает само собой. Но не так-то легко добиться настоящей сосредоточенности, когда тело находится в чрезмерно напряженном состоянии. Не так-то легко переключить энергию из одной области в другую. Поэтому целесообразно, прежде чем попытаться овладеть объектом внимания, попробовать сначала освободить тело, насколько это возможно, от излишнего напряжения — тогда сосредоточить внимание будет гораздо легче. Правда, наши сознательные усилия, направленные на освобождение тела от излишнего напряжения, могут дать желательный эффект лишь в отношении тех органов, деятельность которых подчинена нашей воле. Как бы мы ни старались привести в нужное состояние мускулатуру внутренних органов, это нам сделать не удастся. Попробуйте произвольно убрать усиленное сердцебиение, вызванное чувством страха, — ничего не выйдет! Но этот остаток мускульной несвободы во внутренних органах исчезнет сам собой, как только будет по-настоящему сосредоточено внимание на заданном объекте. Таким образом, процесс освобождения проходит в последовательном порядке следующие стадии: 1-й этап: сознательные волевые усилия, направленные на освобождение внешних органов тела от излишнего мускульного напряжения; 2-й этап: сознательные волевые усилия, направленные на овладение заданным объектом внимания; 3-й этап: превращение произвольного внимания в непроизвольное увлечение (высшая форма активной сосредоточенности) и возникновение в связи с этим чувства внутренней свободы; 4-й этап: приобретение полной физической свободы (непроизвольное исчезновение остатка мускульной несвободы как во внешних, так и во внутренних органах). Глава седьмая В самом тесном взаимодействии со сценической свободой находится творческая вера актера в правду вымысла. Говоря о творческой или сценической вере актера, мы слово «вера» употребляем не в буквальном его значении, а придаем ему особый, условный смысл, превращая его, таким образом, в профессиональный термин. Разумеется, нельзя, глядя на нарисованные декорации, верить, что это настоящий лес, или, воздавая королевские почести своему товарищу по труппе, верить, что этот товарищ вдруг сделался самым настоящим королем. Однако серьезно относиться к декорации, как к лесу, или к товарищу по труппе, как к королю, можно. В этом как раз и заключается одна из важнейших профессиональных способностей актера, которую мы будем называть сценической верой. Причем необходимо понять, что суть дела заключается здесь именно в слове «серьезно». Актер должен уметь, находясь на сцене, серьезно относиться к вымыслу так, как если бы это был не вымысел, а самая настоящая правда. «Серьезно» и «если бы» — в этих двух словах вся «магия» театрального искусства. Не притворяться серьезным, не серьезничать на сцене, как это обычно делают дилетанты, умения которых в лучшем случае хватает лишь на то, чтобы скрыть от зрителя свое смущение, свою неловкость, свой стыд (серьезный, мол, человек, а какой чепухой занимаюсь!), а по-настоящему, до конца, до самого дна своей души быть серьезным на сцене — вот способность, которой должен обладать каждый профессиональный актер, если он не хочет испытывать чувство стыда на сцене и хочет, чтобы зритель ему верил. Поэтому вместо термина «сценическая вера» иногда говорят «актерский серьез». Понятно, что слово «серьез» здесь берется не в элементарном его значении, не в смысле отсутствия улыбки или смеха, а как нечто гораздо более глубокое, как нечто внутреннее, такое, благодаря чему актер, находясь на сцене, может и заплакать всерьез, и улыбнуться всерьез, и расхохотаться всерьез в связи с условно-театральными, вымышленными поводами и причинами, которые даны актеру содержанием пьесы.
|
