Глава 23. Поиск истины

В заключительной главе хотелось бы поднять вопрос о роли этой книги в поиске астрологической истины, которым заняты (или должны быть заняты) все серьезные астрологи.

Двадцатое столетие отличается мощным потоком новых астрологических теорий и методов, которые в основном дополняют старые теории и методы, но не заменяют их. Поэтому перед современным астрологом широкий выбор теорий и методов. Но на каком методе остановиться? В работе «Необходимость сомнения и необходимость удивления» я писал: «Традиционная астрология (вместе с новыми методами) состоит из обширной массы не связанных между собой утверждений, состоящих почти полностью из истин, полуистин, смутных догадок и суеверий. И так как эти утверждения не основываются на каких-либо фундаментальных и доказанных законах, астролог не может определить истину, не имея надежных критериев. Непрерывно обращаясь к положениям астрологии и проникая вглубь фундаментальных принципов, лежащих в их основе, можно надеяться построить на руинах старой новую астрологию, фундаментальные законы которой (или часть их) известны, хотя всегда стоит вопрос об их действии в конкретных случаях. Новая астрология, вероятно, во многих отношениях будет похожа на старую, но прекраснее старой, так как будет ближе к истине, даст возможность яснее слышать «музыку сфер» [1].

Больше всего я не согласен с теми астрологами, для которых поиск истины не кажется необходимым. С радостью принимая новые методы (в расчете, что они будут полезны), они не задаются вопросом о фундаментальных принципах, лежащих в их основе, и не спрашивают себя, согласуются ли новые представления с их взглядами на работу Вселенной. Трудно оправдать такой неселективный подход – ведь не может все новое быть верным.

Рассмотрим примеры. Если верна система домов Плацидуса, то как может быть одновременно верна система равных домов? Как можно одновременно использовать вторичные прогрессии (день за год), прогрессии солнечной дуги и одноградусные прогрессии? Если справедливы композитные карты, как в то же время может быть справедлив гороскоп взаимоотношений Дэвисона? Тот же вопрос о картах гармоник и планетарных картах гармоник. Конечно, мы вольны экспериментировать со всеми этими системами, но в конце концов поиск истины диктует необходимость твердого выбора. Мы должны сказать: «Я верю, что это правильно, а это неправильно, это соответствует моей модели работы Вселенной, а это нет». Если мы хотим сохранить обе системы, то по крайней мере должны иметь представление о том, как они согласуются между собой и как обе могут быть встроены в общую модель истины.

Строгая школа научных астрологов (Библия которых – Recent Advances [2]) в противоположность обычным астрологам считает, что ни один метод не должен использоваться, пока справедливость его не будет доказана эмпирически и статистически со всеми необходимыми контрольными группами, воспроизводимыми результатами и т.д. В своем жестком чистом мире мышления они, несомненно, правы. И все же, если следовать их совету, все практикующие астрологи вынуждены будут сидеть без дела, ожидая открытий ученых (как и почти все практикующие психотерапевты и психологи, поскольку теории Фрейда, Юнга_, Перлса, Ассаджиоли, Маслоу и других так же бездоказательны и основаны на частностях, как и астрология). Мы ищем истину, но в то же время вынуждены действовать в несовершенном мире, вооруженные несовершенным знанием. И всей нашей жизни не хватит дождаться, пока нам предоставят совершенную истину.

Тогда как же отличить истину от вымысла, если у нас нет возможности ждать, пока будут проведены научные эксперименты? Как сделать выбор между различными теориями и методами, если не основываться на чистой прихоти и фантазии (выбирая, возможно, более приятные нам и более понятные методы и отказываясь от менее приятных или более трудных)?

Ответ, как я уже говорил, в том, что мы должны руководствоваться поисками согласующегося и когерентного видения природы реальности. И здесь я должен сослаться на одну из величайших книг двадцатого столетия – «Личное знание» Мишеля Поляни. Поляни пишет: «Личное знание в науке не создается, а открывается, и как таковое претендует на контакт с реальностью независимо от хода мыслей, на котором основано. Оно обязывает нас к страстному, неосознанному видению реальности... Это истинное чувство объективности в науке... Я назвал это открытием рационального в природе, и это означает, что порядок в природе, о котором объявляет первооткрыватель, значительно выше его понимания, и триумф его заключается именно в предзнании множества пока скрытых вещей, которые в будущем его открытие сделает явным для других» [3].

В другом месте он пишет: «Научное открытие обнаруживает новое знание, но новое видение, которое его сопровождает, – это не знание. Это меньше, чем знание, поскольку это догадка, но это и больше, чем знание, поскольку это предзнание вещей, еще не известных и, возможно, непостижимых. Наше видение общей природы вещей – это наш гид при интерпретации всего будущего опыта. Такое руководство необходимо. Теории научного метода, пытающиеся объяснить установление научной истины на основе какой-то чисто объективной формальной процедуры, обречены на поражение. Любой процесс исследования, не направляемый интеллектуальной страстью, неизбежно иссякнет в пустыне тривиальностей. Наше видение реальности, на которое откликается наше чувство научной красоты, должно ставить перед нами некие вопросы, выяснить которые представляется разумным и интересным. Это видение, с одной стороны, предлагает концепции и эмпирические соотношения, внутренне правдоподобные и поэтому требующие поддержки, даже когда некоторые факты, кажется, им противоречат. С другой стороны, оно подсказывает нам, какие эмпирические зависимости следует отвергнуть как кажущиеся правдоподобными (даже если есть свидетельство в их пользу). Действительно, не основываясь на видении реальности, нельзя обнаружить ничего ценного с точки зрения науки, и только наше восприятие красоты науки может пробудить это видение» [4].

Поляни показывает, что все великие достижения и открытия в науке были подсказаны инновационным честным видением реальности, чувством интеллектуальной красоты и поиском всеобщей рациональности. В прежние времена (от Пифагора до Коперника и Кеплера) открыто признавалось, что именно таким поиском заняты ученые. Но позже возникло мнение, что ученые должны не заниматься поиском рационального, но собирать факты, от которых нельзя ожидать ни рациональности, ни красоты. При этом, по словам Поляни, даже указатель телефонов превращался в научную теорию. Но Поляни показывает, что поиск всеобщей рациональности не исчез и до сих пор служит для постижения мира. Например, теория относительности Эйнштеина была сформулирована для объяснения некоторых фактов, не согласующихся с физикой Ньютона. Эйнштейн был уверен в недостаточной рациональности ньютоновской модели мира. Эта уверенность впервые пришла к нему, когда ему было 16лет, – до того, как он узнал о каких-либо научных экспериментах, противоречащих ньютоновской модели. Вследствие этой уверенности он стремился к переосмыслению представления о Вселенной.

Этот поиск красоты и рациональности есть также поиск значения. Факты сами по себе можно запомнить, но их можно понять, только дав им значение (или интерпретацию), которое свяжет их с нашим общим видением реальности. Конечно, иногда приходится пересматривать свои взгляды в свете новых фактов (как, например, сделал Гоклен, убедившись в определенной степени истинности астрологии), но наше видение должно быть как бы выше известных фактов, и мы будем стремиться осмыслить их на основе целого. В наши дни многие ученые не формулируют свою модель мироздания (или видение реальности), но необходимо, чтобы она была, иначе их исследования лишены смысла.