Студопедия — Радикальная история растений, психоактивных веществ и человеческой эволюции 12 страница
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Радикальная история растений, психоактивных веществ и человеческой эволюции 12 страница






Спустя пять веков после Марко Поло французская администрация наполеоновского Египта потерпела полное поражение в своих попытках контролировать производство и продажу препаратов конопли. В ответ на запрещение продажи греческие контрабандисты тут же организовали доходный подпольный бизнес по импорту гашиша в Египет.

В военном отношении экспедиция Наполеона в Египет была неудачной, но как попытка взаимообогащения разных культур она имела оглушительный успех. Наполеон захватил с собой в Египет великолепную библиотеку и 175 ученых мужей, которые проводили наблюдения, делали зарисовки, а также собирали лингвистическую и культурную информацию. Эта попытка в конечном счете вылилась в публикацию «Описании Египта» («Description d’Egypte») в 24-х томах (1809-1813 гг.). Тома эти вдохновили многих авторов к написанию книг о путешествиях и в общем были потрясающим стимулом для развития воображения у европейцев.

ОРИЕНТОМАНИЯ И
КОНОПЛЯ В ЕВРОПЕ

Пока Наполеон воевал с засильем потребления конопли в Египте, в Европе пробуждались новые интеллектуальные силы. Романтизм, востокомания и зачарованность психологией и паранормальным в сочетании с прочно утвердившейся модой высших классов на опий и его настойку – ладанум – создали особый климат, в котором предполагаемые прелести гашиша могли исследоваться душами отважными и чуждыми условностей. Большего отличия юридического и интеллектуального окружения приема психоактивных веществ в начале XIX века от нашего едва ли можно себе представить. Опий и гашиш были веществами, не регулируемыми государством, и их потребление не вызывало никакого нарицания. Табак и кофе давно уже были завезены в Европу и стали обязательной частью светских ритуалов европейской цивилизации. Поэтому неудивительно, что экстравагантные рассказы путешественников о наркотических восторгах и перспективах трансцендентального экстаза способствовали экспериментам с коноплей.

В начале 40-х годов прошлого века группа французских писателей, среди которых были Теофиль Готье, Бодлер, Жерар де Нерваль, Дюма и Бальзак, а также ряд скульпторов, художников и других представителей богемы, организовали известный «Клуб гашишистов». Клуб устраивал еженедельные встречи в увешанных камчатной тканью помещениях отеля «Лузан» на Иль Сан-Луи в Париже. На этих встречах известный путешественник и психиатр Ж.-Ж. Моро де Тур снабжал присутствующих чем-то вроде застывшего в желе алжирского гашиша под названием dawamesc. Встречи эти были своего рода частным исследованием, проводимым преуспевающими и почитаемыми литераторами. Однако всего несколькими годами позже во время Парижского восстания 1848 года смутьяны из студенческой среды прошли по улицам с плакатами, требуя свободной продажи конопли и эфира.

В 1842 году английский врач У.-Б. О’Шонесси стал первым, кто в книге «Бенгальская фармакопея» познакомил Англию с ганджой – сильнодействующей индийской коноплей. Конопля стала составной частью английской медицинской практики и, следовательно, вошла в список каждого английского аптекаря.

Взаимосвязь между опием и гашишем в формировании европейского воображения является комплексной и синергичной. Опий имеет гораздо более долгую историю широкого потребления на Западе, чем конопля. Опий был известен и использовался врачами по меньшей мере со времен позднего Египта и минойского периода; он также играл большую роль в поздней фазе декаданса минойской религии. Коноплю ввезли в Европу позднее, и в значительной степени в связи с интересом к измененным состояниям сознания, который был подогрет энтузиастами опия.

Хотя коноплю использовали на Востоке в течение многих веков, маловероятно, чтобы о ее существовании знал кто-нибудь еще кроме горстки европейцев до сенсационного сообщения Марко Поло примерно в 1290 году. Несмотря на тот факт, что немецкий врач Йоханнус Вейер упоминал о потреблении гашиша группами ведьм в XVI веке, психоактивные средства на основе конопли не присутствовали среди веществ алхимиков и, вероятно, не завозились в Европу до тех пор, пока О’Шонесси и его французский современник Обер-Роше не выступили в защиту использования конопли около 1840 года.

В 1845 году Ж.-Ж. Моро де Тур опубликовал свою работу «Гашиш и душевные болезни» («Du Hachich et de l'Alienation Mentale»). Его подробные сообщения об эффекте потребления гашиша воспламенили интерес и в медицинских, и в литературных кругах и вызвали целую волну экспериментирования. И даже тогда интерес к гашишу никак не выходил далеко за пределы тех парижских кругов, в которых вращался сам Моро. Потребление гашиша так и не стало европейской модой в XIX веке и ограничивалось в основном Ближним Востоком.

КОНОПЛЯ И АМЕРИКА XIX ВЕКА

Не англичане и французы, а американцы создали целую литературу по поводу чар и всей фантасмагории гашиша. Делая это, они следовали примеру таких английских приверженцев опия, как Колридж и Де Квинси. Таким образом на их работы серьезно влиял тот стиль «восторгов и ужасов», который сделал имя Де Квинси общеизвестным. Их описания действия конопли совершенно ясно показывают, что у них оно оставило впечатление своего рода потрясающего метафизического откровения. Сегодня поедание гашиша – за исключением приготовляемого по случаю праздников конопляного домашнего печенья – почти неизвестно как метод потребления конопли; для нас конопля – это неизменно нечто такое, что курят. Другая ситуация была в XIX веке, когда, по-видимому, гашиш всегда употребляли в виде сластей, ввозимых с Ближнего Востока. Все видения и возникающее опьянение не оставляют сомнения, что метод этот обращает гашиш в мощный инструмент исследования внутренних возможностей фантазии и сознания. Первым пробным выходом в необъятный космос конопли, появившимся в печати, было сообщение американского путешественника Бейярда Тейлора в «Атлантик Мансли» за 1854 год.

Ощущение ограничения – заключения наших органов чувств в границы плоти и крови – тут же пропало. Стены моего обрамления распались и рухнули; и, не думая, в какую форму я облечен, даже утратив всякое представление о форме, я чувствовал, что существую во всей безбрежности пространства. [...] Дух (я сказал бы скорее, демон) гашиша полностью овладел мною. Я был ввергнут в поток его иллюзий и беспомощно уносился им, куда бы он меня ни выносил. Трепет, пробегавший по моим нервам, оживлялся и обострялся, сопровождаемый ощущениями, которые заливали все существо мое несказанным восторгом. Я был окутан морем света, в котором играли чистые гармоничные цвета, рождающиеся из него. Пытаясь в ломаных выражениях описать свои ощущения друзьям, недоверчиво взиравшим на меня и еще не испытывавшим действия вещества, я вдруг очутился у подножия великой пирамиды Хеопса. Сходящиеся конусом пласты желтого известняка отсвечивали золотом на солнце, и вся громада возносилась так высоко, что, казалось, упирается для поддержки в голубой свод небес. Мне захотелось подняться на нее, и одно это желание тут же перенесло меня на ее вершину, вознеся на тысячи футов над полями пшеницы и пальмовыми рощами Египта. Я бросил взгляд вниз и, к своему удивлению, увидел, что она построена не из известняка, а из огромных квадратных слоев плиточного табака! Не передать словами неодолимого ощущения той беспредельной смехотворности, какое я тогда испытал. Я скорчился в кресле от дикого хохота, который поутих лишь от растворения этого видения, подобно расплывающемуся пейзажу, пока из всей путаницы неясных образов и их фрагментов не возникло другое и еще более удивительное зрелище.

Чем живее я припоминаю последующую сцену, чем тщательнее пытаюсь восстановить разные черты ее и разделить множество нитей ощущений, которые сплетались в одну роскошную сеть, тем все более отчаиваюсь передать ее необычайное великолепие. Я двигался по пустыне, и не на покачивающемся верблюде, а сидя в ладье из перламутра, украшенной драгоценностями необычайной красоты. Песок был из золотых зерен, а киль моей ладьи скользил по ним без малейшего шороха, без малейшего звука. Воздух сверкал от избытка света, хотя солнца не было видно. Я вдыхал сладостные ароматы, близ меня струились звуки, какие, быть может, слышались в грезах Бетховену, но так никогда и не были им записаны. Сама атмосфера была атмосферой света, аромата, музыки, и все это вместе и в отдельности возносило превыше всего того, что только способны передать трезвые чувства. Предо мною – казалось, лиг на тысячу – простиралась панорама из радуг, цвета которых светились самоцветами. Это были своды живого аметиста, сапфира, изумруда, топаза и рубина. Тысячами и десятками тысяч они проплывали мимо меня, пока моя ослепительная барка проносилась по этой великолепной галерее; а панорама все разворачивалась и разворачивалась передо мной. Я уливался дивным миром блаженства, который был совершенным, поскольку ни одно чувство не осталось неудовлетворенным. И, сверх всего этого, ум мой был исполнен чувством беспредельного триумфа[112].

Подобные описания подводят к ясному пониманию того, отчего этот «искусственный рай» был так привлекателен для воображения романтиков; они были как бы созданы друг для друга. И действительно, романтики с их интересом к драматическим настроениям в природе и культивированием чувствительности, которую их критики называли «женственной», несли на себе все признаки начала возрождения стиля партнерства. Начиная с репортажа Бейярда Тейлора, мы оказываемся в кругу современных работ о психоактивных веществах и современном опыте знакомства с опьяняющими веществами. Тейлор впечатлен красотой, силой и общей глубиной информации, содержавшейся в переживании. Подход его не гедонистический, но устремленный к знанию, и для него, как и для нас, состояния, вызванные психоактивными веществами, приводят к вопросам, касающимся психологии человека.

РАЗЛИЧНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
К КОНОПЛЕ

Эта «научная» позиция в XIX веке была типичной для образованных потребителей опия и гашиша. Обычно исследователи обращались к этим веществам для того, чтобы «зажечь творческое воображение» или ради смутно определяемого «вдохновения». Подобные мотивы стояли за потреблением марихуаны у писателей-битников, равно как и у джазовых артистов до них, и у исполнителей рока после них. Некоторые мифы культуры «андерграунда» презрительно относятся к расхожему мнению о том, что конопля могла внести какой-то вклад в творческий стиль жизни. И тем не менее определенная часть потребляющей коноплю общины продолжает использовать ее именно для этой цели.

Фармакологический профиль психоактивного вещества определяет лишь некоторые из его параметров; контекст же его потребления (или, по удачному выражению Лири и Мецнера, «обстановка») важен не меньше. Контекст «рекреационный», как его сегодня понимают в США, это атмосфера, которая приземляет познавательное действие потребляемого вещества. Малые дозы большинства психоактивных веществ, воздействующих на центральную нервную систему, ощущаются организмом как искусственная стимуляция или же как энергия, которую можно направить вовне в форме физической активности, для того чтобы как-то выразить эту энергию и погасить ее. Этот фармакологический факт кроется за большей частью «рекреационного» помешательства в отношении психоактивных веществ – легального или нелегального. Среда, изобилующая социальными сигналами, перенасыщенная шумами и отвлекающими зрительными впечатлениями (ночной клуб, например), является типичным культурно-оплотненным контекстом потребления средств для «расслабухи».

В нашей культуре приватное потребление психоактивных веществ рассматривается как нечто сомнительное; уединенное их потребление выглядит чем-то нездоровым, а фактически так же рассматривается и всяческая интроспекция. Архаичная же модель потребления психоактивных растений, в том числе и конопли, совершенно противоположна. Ритуал, уединение и отключение чувств – вот методы, применяемые шаманом Архаичного, который намеревается отправиться в путешествие по миру духов и предков. Несомненно, коноплю «обытовляют» в плане продукта потребления и занижают, определяя ее как средство для «расслабухи», но несомненно и то, что потребляемая периодически в контексте ритуального и повышенного культурой ожидания, что опыт этот преобразит сознание, конопля способна почти на полный спектр психоделических эффектов, связанных с галлюциногенами.

ФИТЦ ХЬЮ ЛАДЛОУ

После Бейярда Тейлора следующим выдающимся комментатором в области феноменов гашиша стал неутомимый Фитц Хью Ладлоу. Этот малоизвестный бонвиван литературы XIX века дал начало традиции фармако-плутовской литературы, которая позднее обрела продолжателей в лице Уильяма Берроуза и Хантера С. Томпсона. Ладлоу, будучи в 1855 году первокурсником колледжа, решил поставить на себе научный эксперимент по действию гашиша во время студенческого чаепития.

Я сидел за чайным столом, когда меня охватил трепет. Я передал чашку мисс М., чтобы та наполнила ее мне в первый раз, и когда она вот-вот должна была мне ее вернуть, полную до краев влагой, которая бодрит, но не опьяняет, я, сам того не желая, вычислил дугу, по которой рука ее дойдет до меня, пройдя свой путь к моему блюдцу. Стену заполонили танцующие сатиры; китайские мандарины идиотски кивали во всех углах, и я определенно почувствовал необходимость выйти из-за стола, пока я еще не выдал себя[113].

Есть в этом репортаже Ладлоу о конопле своего рода чудесная квинтэссенция всего, что было занятным у янков-трансценденталистов. Ладлоу создает литературный персонаж, непохожий на поэта Джона Шейда в романе Набокова «Бледный огонь», героя, который позволяет нам видеть проблему лучше, чем он сам. Отчасти гений, отчасти безумец, Ладлоу находится где-то на полпути между капитаном Ахавой и П.-Т. Барнумом, это что-то вроде Марка Твена на гашише. Есть чудесный шарм в его вольной по духу, псевдонаучной открытости, когда он следует своим путем по шатким дюнам мира гашиша.

В какой мере гашиш проливает свет на самые глубокие тайны ума? Это вопрос, который будет догматически решаться двумя диаметрально противоположными путями. Человек, который не верит ни во что такое, что никоим образом не касалось бы органов его тела, будет инстинктивно укрываться в крепости того, что он воспринимает как стародавний здравый смысл, и восклицать оттуда: «Безумец!» Он будет отвергать всяческое стимулируемое гашишем переживание и факты, открыто выявленные в качестве истинных с окончательным и не подлежащим сомнению вердиктом ненормальности.

А есть люди другого класса, представитель которого, признавая телесные ощущения весьма важными в деле питания и укрепления человеческого организма, убежден в том, что они дают ему всего лишь видимость чего-то: не вещи как они есть по своей сути и своим законам, гармонично соотнесенные со своим источником, а лишь то, как они на него воздействуют через разные части тела. Этот человек склонен будет поверить, что только Разум с его прерогативой единственного самосознающего бытия во Вселенной, имеет право и способность обратиться внутрь к самому себе за ответом на поразительные загадки мира...

Рассуждая так, человек, хотя он и кажется мечтателем, визионером, признает возможность открытия из самого Разума (в некоторых из его сверхобычно пробужденных состояний) некой истины или набора истин, которые не проявляются в повседневном состоянии этого человека[114].

КОНОПЛЯ В XX ВЕКЕ

История конопли в США после Ладлоу была поначалу счастливой. Потребление конопли не клеймили позором и не популяризировали. Ситуация эта продлилась до начала 30-х годов, до тех времен, пока кампании специального инспектора США по наркотикам Харри Дж. Энслинджера не породили всеобщую истерию. Энслинджер, по-видимому, в значительной степени действовал по воле американских химических и нефтехимических концернов, заинтересованных в устранении конкуренции конопли из областей производства смазочных материалов, пищи, пластмасс и волокон.

Энслинджер и желтая пресса представили коноплю как «смертельное зелье». Уильям Рэндолф Херст популяризировал и термин «марихуана» с явным намерением связать его с не вызывающей доверие темнокожей частью населения. Тем не менее для науки было чрезвычайно трудно дать точную формулировку, каковы же все-таки ее возражения против привычки к конопле. Система же государственного финансирования исследований фактически удостоверяла одно: «Цезарь услышит лишь то, что приятно Цезарю».

Невзирая на все оказываемое давление, потребление конопли возрастало, так что на сегодня конопля вполне может оказаться первым наиболее распространенным сельскохозяйственным продуктом Америки. Это один из самых стойких аспектов великого парадигмального сдвига, который я называю здесь «возрождением Архаичного». Он показывает, что врожденное стремление к восстановлению психологического равновесия, олицетворяющего партнерское общество, нелегко сдержать, если оно отыщет верный путь. Что касается конопли, то все, что делает ее враждебной ценностям современных буржуа, как раз и внушает любовь к возрождению Архаичного. Она ослабляет влияние «эго», оказывает смягчающее действие на потребность конкурировать, заставляет усомниться в авторитетах и укрепляет понимание того, что социальные ценности имеют лишь относительное значение.

Ни одно средство не может соревноваться с коноплей в ее способности удовлетворять прирожденную жажду растворения границ, свойственного Архаичному, и тем не менее оставлять нетронутыми структуры обычного общества. Если бы все алкоголики стали потребителями марихуаны, все потребители «крэка» перешли на марихуану, а все курильщики курили бы только коноплю, то социальные последствия «проблемы наркотиков» выглядели бы совершенно иначе. Но мы, как общество, не готовы к обсуждению возможности направлять свои наклонности и с помощью разума выбирать, какие из растений взять себе в союзники. Со временем – а может быть, от отчаяния – это придет.

III
АД

11
ДОВОЛЬСТВА ПЕНЬЮАРА:
САХАР, КОФЕ, ЧАЙ И ШОКОЛАД

Давным-давно, в ситуациях истощения ресурсов и изменения климата, наши предки-протогоминиды научились испытывать естественные продукты окружающей среды на предмет пригодности в пищу. Современные приматы (вроде бабуинов) до сих пор так и поступают. К необычному или не встречавшемуся прежде источнику пищи приближаются осторожно, тщательно изучают его вид и запах, затем кладут в рот для пробы и держат во рту, не заглатывая. Спустя несколько мгновений животное принимает решение либо проглотить этот кусочек, либо выплюнуть. В течение долгих веков подобная процедура повторялась человеком несчетное число раз в ходе установления его диеты.

Очевидно, нужно было прийти к определенному балансу между исключением пищи, заведомо вредной для здоровья и снижающей репродуктивную способность индивида, и включением как можно большего количества источников питания. Логика эволюции непреклонна, и в ситуациях недостатка пищи те животные, которые способны и готовы принять больше вариантов питания, успешнее эволюционируют по сравнению с теми, которые в состоянии включить в свою диету лишь ограниченное меню. Иными словами, на то или иное животное будет оказываться давление с тем, чтобы оно расширяло круг пригодной к употреблению пищи, расширяя свои вкусы.

РАСШИРЕНИЕ НАШИХ ВКУСОВ

Расширение вкусов или приобретение вкуса – процесс, которому научаются; процесс этот имеет как психологические, так и биохимические компоненты. Процесс приобретения вкуса чрезвычайно сложен. С одной стороны, он влечет за собой преодоление инерции установившихся привычек, тех привычек, что исключают потенциально новую пищевую единицу, считая ее экзотической, незнакомой, ядовитой или как-то связанной с врагами или изгоями общества. А с другой стороны, он включает в себя адаптацию к химически непривычной пище. Этим процессом приводятся в действие такие непроизвольные системы организма, как, например, иммунная система; он также включает психологические механизмы, как, скажем, желание принять новую пищу по причинам, которые могут быть как социальными, так и связанными с ее питательностью. В случае галлюциногенных растений перемены в образе себя и в своих социальных ролях, часто следующие за установлением приемлемости этих растений, весьма скоры и серьезны. Но не будем забывать, что галлюциногены располагаются на самом краю пищевой шкалы.

Что же сказать о неисчислимом множестве растений, которые придают пище аромат, но представляют собой незначительную питательную ценность и имеют ничтожную психоактивность? Им довелось стать теми единицами питания, которые люди использовали постоянно. Фактически они прошли путь от того, чтобы быть экзотической роскошью для немногочисленного праздного класса времен Римской империи, до того, чтобы стать коммерческими товарами, которые направляли грандиозные усилия европейцев на разведывание и колонизацию новых земель и запускали машину купечества и создания империй, пришедших на смену застою средневековья в христианской Европе, зацикленной на внутриобщественных проблемах.

«Разнообразие придает вкус жизни», – гласит известное изречение. Но после изучения влияния растений и растительных продуктов на историю человечества правильнее будет сказать: «Вкус придает жизни разнообразие». Времена средневековья – и их окончание – именно такой случай.

Культура владычества никогда не была столь мощно защищена, как в христианской Европе после заката Римской империи. И, кажется, можно с уверенностью сказать, что едва ли когда-либо народы пребывали в столь затяжной ситуации скудости психоактивных средств и отсутствия химических стимуляторов. Разнообразие, способствующее обучению и облегчающее скуку, слишком долго отсутствовало в Европе.

Средневековая Европа была одним из наиболее закрытых, невротических и ненавидящих женщину из всех когда-либо существовавших обществ. Это было общество, умирающее, чтобы сбежать от себя самого, общество, одержимое слишком суровой моралью и подавлением сексуальности.

Это было общество, прикованное к земле, управляемое подагриками-мясоедами, носящими одежду и подавляющими женщин. И разве есть что-либо странное в том, что красители и пряности – едва ли не причина социальных революций – стали пунктом какой-то абсолютной мании в средневековой Европе? И сила этой мании была такова, что искусство судостроения и навигации, банковской и торговой индустрии обратилось целиком на служение пристрастия к этим вещам, испытываемом большинством европейцев. Пряности (как новый вкус) давали пище, а следовательно, и жизни неведомое прежде разнообразие. Красители, новые методы крашения и экзотические ткани революционизировали моду.

ЖИЗНЬ БЕЗ ВКУСА, БЕЗ ОСТРОТЫ

Большинству людей, родившихся в обществе изобилия, чувственного удовлетворения и телевидения с высоким качеством изображения, трудно себе представить обессмысливающую тупость большинства из обществ прошлого. Вся «пышность» великих обществ прошлого была, в сущности, просто-напросто демонстрацией разнообразия – разнообразия в цвете, в тканях, в материалах и во внешнем оформлении. Подобные демонстрации разнообразия были исключительной прерогативой правителя и двора. Новизна костюмов и новые должности при дворе были в некотором роде показателем его могущества. Так было, когда возникающая буржуазия позднего Средневековья начала импортирование красителей и пряностей, шелка и предметов мануфактуры в Европу.

Я лично могу засвидетельствовать силу влияния цвета и разнообразия на человеческое воображение. Периоды изоляции в джунглях в ходе полевых работ в верховьях Амазонки научили меня пониманию того, как быстро беспорядочное многообразие цивилизованной жизни может забываться и потом вызывать по себе жажду, сходную с той, что возникает при лишении какого-то сильного наркотика. По прошествии нескольких недель, проведенных в джунглях, ум становится забит планами о том, какие посетишь рестораны, вернувшись в цивилизацию, какую послушаешь музыку, какие посмотришь фильмы. Однажды, проведя много дней в тропическом лесу под дождем, я зашел в одно селение, чтобы попросить у жителей разрешения собрать коллекцию растений в зоне Их племени. Единственным вкраплением «высокой технологии» в примитивную обстановку племени был календарь с изображениями обнаженных женщин, привезенный из Икитоса и гордо украсивший тростниковую стену прямо за местом главы селения. Когда я с ним беседовал, взгляд мой снова и снова обращался к этому календарю, не к его содержанию, а к его цветам. Красный, синеватый, абрикосовый – жуткое и навязчивое влечение к разнообразию было таким же неодолимым, как соблазн любого снадобья!

Красители и пряности более развитого технически и более рафинированного эстетически мира ислама влились в кровоток сумрачной христианской Европы с силой галлюциногенного вещества. Корица, гвоздика, мускатный орех, его сушеная шелуха и кардамон, десятки других экзотических специй, ароматических веществ и красителей появились для того, чтобы расширить вкус и гардероб закутанной в шерсть культуры пива и хлеба. Наша собственная культура в последние несколько лет была свидетельницей сходной, хотя и более поверхностной тенденции в возникновении моды «яппи» – моды на новизну и на новые экзотические рестораны: от национальных до суперсовременных, сверхновомодных.

В школе нас учили, что торговля специями покончила со средневековьем и создала основу современной торговли и коммерции, но мы не получили понимания того факта, что разложение христианской средневековой Европы явилось следствием эпидемической одержимости новым, экзотическим и приятным – короче говоря, веществами, расширяющими сознание. Такие средства, как кофе, полынь, а также опий, красители, шелка, редкие породы деревьев, драгоценности и даже люди, завозились в Европу и демонстрировались почти как добыча, захваченная у какой-то внеземной цивилизации. Это представление о пышности Востока – с его роскошью, чувственностью и неожиданными композиционными мотивами – действовало во изменение не только эстетических норм, но и канонов общественного поведения и собственного образа человека. Названия городов Шелкового пути – Самарканд, Экбатана – стали своего рода мантрами, знаменующими миры утонченности и роскоши, прежде ассоциируемые разве что с Раем. Социальные границы растворились; старые проблемы стали видеться в новом свете; возникали новые светские классы, бросая вызов моногамии пап и королей.

Короче говоря, произошло внезапное ускорение появления новизны и возникновения новых социальных форм – контрольных следов своеобразного квантового скачка – в способности европейского воображения. И снова поиск растений и вызываемого ими психического стимулирования вдохновили определенную часть человечества на экспериментирование с новыми социальными формами, новыми технологиями, а также на сверхбыстрое расширение пределов языка и воображения. Давление на развитие торговли специями буквально реформировало искусство навигации, судостроения, дипломатии, военное искусство, перестроило географию и экономическое планирование. И опять неосознанное стремление к подражанию и, таким образом, частичное восстановление утраченного симбиоза с миром растительным действовало как катализатор на экспериментирование с диетой и на неугомонный поиск новых растений и новых отношений с растениями, включая новые формы опьянения.

ПОЯВЛЕНИЕ САХАРА

Когда жажда разнообразия была утолена массивным и непрерывным ввозом специй, красителей и ароматических веществ, возникшая инфраструктура сфокусировала свое внимание на осуществлении других стремлений к разнообразию, особенно на производстве и экспорте сахара, шоколада, чая и кофе, а также очищенного алкоголя – продуктах, обладающих психоактивными свойствами. Наша теперешняя планетарная система торговли была создана в угоду присущей людям потребности в разнообразии и стимулировании: Это делалось с целенаправленной интенсивностью, не терпевшей никакого вмешательства со стороны церкви или государства. Ни нравственные сомнения, ни физические барьеры не в состоянии были встать на этом пути. Теперь мы можем показаться себе исключительно хорошо устроившимися – ныне любая «специя», любое психоактивное вещество, как бы ни была ограничена традиционная зона его потребления, может быть идентифицировано, а затем произведено или синтезировано для скорого экспорта и продажи на нуждающемся в нем рынке где угодно на земном шаре.

Теперь стали возможными всемирные пандемии приверженности к тому или иному веществу. Импорт курения табака в Европу в XVI веке был первым и наиболее очевидным примером. За ним последовало множество других – от усиленного распространения потребления опия в Китае у британцев, через опийную моду в Англии XVIII века и до распространения привычки к дистиллированному алкоголю среди племен североамериканских индейцев.

Из множества новых товаров, проторивших себе дорогу в Европу во время крушения средневекового застоя, в особенности выделяется один как продукт, обладающий новым вкусом, как избранное вещество. Это тростниковый сахар. Сахар веками был известен как редкая медицинская субстанция. Римлянам было известно, что его можно извлекать из похожей на бамбук травы. Но тропические условия, необходимые для возделывания сахарного тростника, были гарантией того, что сахар будет редким и импортируемым товаром в Европе. Только в XIX веке по инициативе Наполеона I стали выращивать сахарную свеклу как альтернативу тростниковому сахару.

Сахарный тростник, как известно, встречается в диком виде, и это растение хорошо представлено в тропической Азии. По меньшей мере пять видов растут в Индии. Сахарный тростник (Saccharum officinarum), несомненно, подвергся значительной гибридизации на протяжении долгой истории его одомашнивания. Персидский царь Хосров (531-578 гг. н.э.), двор которого был близ Джанди-Шапура, отправил в Индию посланников для изучения слухов об экзотических веществах.

Среди них (этих веществ) в Джанди-Шапур привезли из Индии суккар (перс. «shakar» или «shakkar», санскр. «sarkara»), наш «сахар», неизвестный Геродоту и Ктесию, но известный Неарху и Онесикриту как «тростниковый мед», который будто бы изготовляется пчелами из тростника. Легенда повествует о том, что Хосров обнаружил целый склад сахара среди сокровищ, захваченных в 527 году при завоевании Дастигрида. В Индии сок тростника очищали и обращали в сахар еще около 300 г. н.э., а теперь тростник этот стали культивировать близ Джанди-Шапура, где с давних времен были известны сахарные мельницы. Тогда и еще спустя долгое время сахар использовали только для подслащивания горьких лекарств, и лишь намного позже он стал заменять мед как обычная сладость[115].







Дата добавления: 2015-10-02; просмотров: 312. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Картограммы и картодиаграммы Картограммы и картодиаграммы применяются для изображения географической характеристики изучаемых явлений...

Практические расчеты на срез и смятие При изучении темы обратите внимание на основные расчетные предпосылки и условности расчета...

Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Сравнительно-исторический метод в языкознании сравнительно-исторический метод в языкознании является одним из основных и представляет собой совокупность приёмов...

Концептуальные модели труда учителя В отечественной литературе существует несколько подходов к пониманию профессиональной деятельности учителя, которые, дополняя друг друга, расширяют психологическое представление об эффективности профессионального труда учителя...

Конституционно-правовые нормы, их особенности и виды Характеристика отрасли права немыслима без уяснения особенностей составляющих ее норм...

Гносеологический оптимизм, скептицизм, агностицизм.разновидности агностицизма Позицию Агностицизм защищает и критический реализм. Один из главных представителей этого направления...

Функциональные обязанности медсестры отделения реанимации · Медсестра отделения реанимации обязана осуществлять лечебно-профилактический и гигиенический уход за пациентами...

Определение трудоемкости работ и затрат машинного времени На основании ведомости объемов работ по объекту и норм времени ГЭСН составляется ведомость подсчёта трудоёмкости, затрат машинного времени, потребности в конструкциях, изделиях и материалах (табл...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.01 сек.) русская версия | украинская версия