Культура как подавление естественного

(З. Фрейд, К. Юнг, Э. Фромм)

Двадцатый век характеризуется все более противоречивым отношением к культуре со стороны не только обывателей, но и философов, ученых-естествоиспытателей. К исследованиям культуры подключается психология. Здесь одним из первых оказался австрийский ученый, основатель психоанализа Зигмунд Фрейд (1856—1939). Докапываясь в своей медицинской практике до глубин человеческого сознания, до бессознательного и подсознательного, Фрейд пришел к выводу, что их истоки следует искать не только и не столько в биологической природе человека, сколько в генезисе и развитии культуры.

В основе фрейдовой концепции лежало убеждение, что бессознательное — это вовсе не периферийный компонент сознания, не некое дополнение к нему, а весьма активный и во многом определяющий элемент. Фрейд принимал, что «Оно» (так он назвал бессознательную основу человеческой души) имеет природное происхождение. Сосредоточив в себе основные природные влечения (сексуальные желания, влечение к смерти и разрушению), темное и таинственное бессознательное подчиняет себе наше «Я», управляет им. В связи с этим «Я» находится в постоянной борьбе с «Оно». «Я» подобно всаднику, который должен обуздать превосходящую силу лошади, однако чаще всего бывает так, что «всаднику, если он не хочет расстаться с лошадью, остается вести ее туда, куда ей хочется, и в итоге «Я» превращает обыкновенно волю «Оно» в действие — как если бы это было его собственной волей». Таким образом, подобно человеческой «хитрости разума», в действие вступает своеобразная «хитрость бессознательного».

Единственный путь выжить и сохранить свою сущность в такой постоянной борьбе — это разум и культура. Правда, в лобовом столкновении они обречены, и поэтому психологическая энергия, заключенная в «Оно», сублимируется (термин из химии, означающий возгонку) — из (вместо) примитивных биологических влечений — в творения культуры. Фрейду принадлежит интереснейший анализ творческой деятельности великих художников, писателей, ученых, рассматриваемой как раз в плане сублимации. Получалось даже так, что у подавляющего большинства гениев обнаруживались значительные отклонения от психической нормы — если исходить из общепринятых стандартов.

Согласно Фрейду, культура сама проникает в сферу бессознательного, пропитывает его, превращает в некое «сверх-я» — внутреннего цензора, подавляющего темные страсти или направляющего их в созидательное русло. Однако, как считает Фрейд, достигается это очень высокой ценой, ибо требования (принуждения) культуры «вызывают у индивида бунт или неврозы, либо делают его несчастным». (Фрейд З. Недовольство культурой // Фрейд З. Психоанализ. Религия. Культура. М., 1992. С. 132). «Сколь же сильным должно быть выдвинутое культурой против агрессивности средство защиты, — пишет ученый, — если оно делает людей не менее несчастными, чем сама агрессивность» (Там же).

Фрейдовские установки во многом развил его ученик и сотрудник, швейцарский ученый Карл Юнг (1875—1961). Также сосредоточившись на сфере бессознательного, Юнг перешел от исследований индивидуального бессознательного к коллективному бессознательному. В частности, это выразилось в анализе сновидений, которому Юнг, как и Фрейд, придавал исключительное значение. Однако если у Фрейда такой анализ ограничивался диагностикой неврозов конкретных пациентов, (расшифровке загнанных в подсознание и выплывающих во сне подавленных импульсов), то у его ученика такая расшифровка выявляла импульсы, носящие массовый характер и лежащие в основе всей культуры.

Выявив наиболее характерные, типичные образцы бессознательного, Юнг обратил внимание на то, что они буквально совпадали с символами, проходящими через всю историю мировой культуры (при этом принимая в разных культурах различные формы, выражения, названия). Такие формы Юнг назвал архетипами (то есть древними, первичными типами) коллективного бессознательного. Новым в этих исследованиях было то, что формы коллективного бессознательного выявлялись не в биологической сущности человека, а в самой культуре: «Безмерно древнее психологическое начало образует основу нашего разума точно так же, как строение нашего тела восходит к общей анатомической структуре млекопитающих» (Юнг К. Архетип и символ. М., 1991. С. 64).

Юнг сравнивает архетипы культуры с осями, по которым наращивается кристалл в насыщенном растворе. По Юнгу, коллективное бессознательное, имея культурное происхождение, в то же время настолько прочно вошло в психику, что передается наследственным путем, биологически. Наиболее отчетливо архетипы отслеживаются в мифах. Потребность в мифах не исчезла и сейчас, поскольку они «представляют собой вид ментальной терапии для обеспокоенного и страдающего человечества в целом», для людей, находящихся в страхе перед голодом, болезнями, войной, старостями, смертью. С другой стороны, «Древние боги и демоны вовсе не исчезли, а лишь обрели новые имена. И они удерживают современного человека на ходу… беспокойством, нечетким пониманием, психологическими сложностями, ненасытной жаждой лекарств, алкоголя, табака, пищи и прежде всего огромной массой неврозов» (Там же. С. 76).

Как бы то ни было, борьба с бессознательным не только безуспешна, она еще и вредна. Ведь бессознательное — источник жизненных сил, творческого вдохновения. Поэтому культуре надлежит вести не борьбу, а диалог с бессознательным. Другое дело, что этот диалог неуклонно сходит на нет, утрачивается с развитием цивилизации, с тоталитарной рационализацией жизни, когда человек не живет, а «рационально функционирует». Именно поэтому ХХ век стал источником «неслыханных психических эпидемий, распространяющихся под маскирующей их природу идеологической окраской». Как подчеркивает Юнг, психические опасности куда страшней эпидемий и землетрясений — средневековые эпидемии бубонной чумы и черной оспы не унесли столько жизней, сколько их унесли, например, «различия во взглядах на устройство мира в 1914 г. или борьба за политические идеалы в России». (Там же. С. 137).

Конечно, за указанными событиями отчетливо проступают такие архетипы (выражаясь юнговской терминологией), как борьба за власть, экономическое и политическое господство. Это блестяще показал австрийский философ и психолог Эрих Фромм (1900—1980) в таких работах, как «Анатомия человеческой деструктивности», «Иметь или быть», «Пути из больного общества»: Фромм показывает, в частности, что приход к власти некрофилов (некрофилия — с греч., букв. любовь к смерти), таких как Гитлер и Сталин, происшедший в государствах с наиболее антигуманным, тоталитарным режимом — это неизбежный результат искажений естественного пути, по которому пошла цивилизация ХХ века. С таких позиций Фромм даже различает культуры «добрые» и «злые».

Современное общество ставит человека перед дилеммой — «Иметь или быть?» «Иметь» означает реализацию себя через потребительское отношение ко всему — людям, деньгам, образованию, культуре как таковой, когда все продается и покупается. «Быть» же означает — быть личностью, выработать свой внутренний стержень, хранить Бога в душе. «Когда нет Бога в душе, его место занимает неуемный злой дух», написано было еще в Библии. Если Ницше констатировал «смерь Бога», то Фромм и М. Фуко идут еще дальше, обнаруживая, что в ХХ веке «умер человек».

В числе наиболее разрушительных пороков нашей цивилизации Фромм выделяет «современную форму каннибализма» — стремление использовать людей для себя, когда человек воспринимается лишь как средство. Разрушительной силой в «больном обществе» становится манипулирование людьми, подчинение их мыслей установкам, навязыванием им и воспринимаемым как свои собственные. Вслед за Марксом, увидевшем эту опасность уже в XIX веке, Фромм пишет: «Единственным условием отказа от иллюзий о своем положении является такое состояние общества, при котором нет нужды в иллюзиях».

Культура как ошибка (помеха — Fehler) — такой мотив настойчиво проходит через философские и научно-фантастические произведения современного польского писателя Станислава Лема (р. 1921). Лишь при поверхностном подходе могут выглядеть смешными шутками его рассказы «Человек-бутерброд» (латанный-перелатанный автогонщик сплошь состоит из запчастей представляя большую проблему для юристов) и «Стиральная трагедия» (миром правят замаскировавшиеся под людей бывшие стиральные машины). Тема ответственности человека — уже в космических масштабах — поднимается С. Лемом в его знаменитом романе «Солярис».

Завершая эту часть изложения, необходимо внести уточнение, к которому уже должен быть готов наш читатель — в современных бедах человечества виновата не культура сама по себе, а то направление, которое ей придало развитие цивилизации.