Студопедия — Лицом к лицу
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Лицом к лицу






То, что позади нас, и то, что перед нами,

очень незначительно по сравнению с тем,

что находится внутри нас.

Ральф Уолдо Эмерсон [36]

— Мэгги?

— А, это ты! Рада, что ты вернулся. Где пропадал? Хотя ладно, я по-прежнему не хочу этого знать.

— А ты и не поверила бы. Все, что со мной происходит в последнее время, не имеет никакого смысла и вместе с тем каким-то таинственным образом имеет огромный смысл. — Тони сделал паузу и огляделся по сторонам сквозь глаза негритянки. Они находились в машине. — Я вижу, мы направляемся в больницу. — Они ехали по бульвару Тервиллигера мимо смотровых площадок, с которых открывается вид на Уилламетт. Свернув направо к Юго-Западному каньону, они стали подниматься к огромному скоплению зданий, всегда напоминавшему Тони город, сооруженный из конструктора «Лего». Здесь обитали некоторые из самых выдающихся умов медицинского мира, а также студенты, стремившиеся быть похожими на них.

Когда их машина подъехала к парковке, Мэгги наконец спросила:

— Тони, а зачем тебе это? Почему ты хочешь посмотреть на себя?

— Я и сам точно не знаю, — соврал он. — Такие желания, как правило, безотчетны.

— Хм, — промычала Мэгги. — Не нужно специально изучать язык жестов, чтобы понимать, когда тебе говорят неправду, или по крайней мере не всю правду, или такую правду, на которую нечего ответить, кроме «ну-ну». Ладно, какова бы она ни была, эта правда, надеюсь, игра стоит свеч.

Тони ничего не ответил, и Мэгги тоже не стала развивать эту тему. Через некоторое время Тони нарушил молчание:

— Мэгги, можно задать тебе вопрос из области медицины?

— Конечно. Постараюсь не ударить лицом в грязь.

— Может у мертвеца идти кровь?

— Ну, это простой вопрос. Не может. Для этого нужно, чтобы у человека билось сердце. А почему ты спрашиваешь?

— Так, из любопытства. Кто-то что-то такое сказал. Но теперь, после твоего объяснения, мне все ясно.

— Ничто не бывает до конца ясно, если не разбираешься в предмете, — отозвалась Мэгги, заезжая на больничную автостоянку. Достав из бардачка служебное удостоверение, она сунула его в сумочку.

— Что, нет собственного парковочного места? — насмешливо спросил Тони.

— Увы, на них длинная очередь. Иногда приходится ждать годами.

— А я-то думал, медсестры настолько могущественны, что могут защитить нас от врачей, — усмехнулся он.

Мэгги вышла из машины и направилась к ближайшему зданию — громадному белому кубу, заслонявшему полнеба и соединенному переходом с главным корпусом бронзового цвета.

Они прошли мимо Вечного огня и вывески «Больница Дорнбеккера». Тони спросил:

— Почему мы идем этим путем?

— Потому что я хочу заглянуть по дороге к Линдси, вот почему, — пробурчала Мэгги.

Возразить было нечего. Решала Мэгги.

Вход в Детскую больницу Дорнбеккера охраняли две скульптуры: одна из них представляла собаку, жонглирующую камушками, другая, похоже, изображала кота и обезьяну, забравшихся на голову козе. Скульптуры хоть как-то скрашивали тяжелое впечатление от посещения больницы.

— Хочешь верь, Тони, хочешь не верь, — прошептала Мэгги — но, несмотря на то что бывают тяжелые моменты, это самое замечательное место из всех, где я работала.

— Поверю тебе на слово, — отозвался Тони.

Он с удивлением рассматривал просторный, светлый и удобно устроенный вестибюль больницы, с детскими комнатами для игр и даже с кофейней «Старбакс», около которой выстроилась очередь кофеманов. Войдя в лифт вместе с другими пассажирами, Мэгги нажала на кнопку десятого этажа.

— Десятый этаж, Южное крыло, педиатрическое онкологическое отделение, — объяснила она Тони и лишь после этого осознала, как странно выглядит в глазах других пассажиров лифта. Те поглядывали на нее с опасливой улыбкой и поспешно выскакивали из кабины на остановках. Всю дорогу в лифте царила напряженная тишина.

Они вышли у «Морского конька»: каждый этаж и каждое отделение в этом здании именовались в честь какого-нибудь животного. Пройдя отделение интенсивного ухода, не онкологическое, они оказались в клиническом отделении под названием «Морской еж» и направились дальше, к «Морской звезде», где находилось отделение онкологии и гематологии. Прежде чем войти, Мэгги шепнула Тони:

— Здесь работают мои друзья. Будь паинькой.

— Конечно-конечно, — согласился он и добавил уже другим тоном: — Спасибо, Мэгги!

— Не за что, — отозвалась она и открыла дверь.

— Мэгги!

— Привет, Мисти!

Мэгги подошла к высокой брюнетке, сидевшей в дальнем конце стойки, и обняла ее, но целовать не стала. Ситуация и без того была достаточно запутанной.

— Ты сегодня работаешь?

— Нет, просто решила навестить Линдси.

Прочие сотрудники и сотрудницы, разговаривавшие по телефону или занятые другими делами, кивали, улыбались и приветственно махали Мэгги.

— Тебе надо поговорить с Хейди — она была у Линдси всего несколько минут назад. Я, как всегда, тут за регулировщика. А вот и она.

Мэгги обернулась и попала в объятия элегантной блондинки с открытой улыбкой.

— Привет, Мэгги! Ты к Линдси? — Мэгги кивнула. — Она часа два играла сегодня и очень устала. Не удивляйся, если уже уснула. Очень стойкая девчушка и просто очаровательная. Я прямо готова взять ее к себе домой.

— Я ничего бы так не желала, как забрать ее домой, — сказала Мэгги, и Тони почувствовал, как сжалось у нее сердце. — Я просто зайду к ней на минуту и посижу рядом. Вообще-то, я иду в неврологическое отделение.

— Может, я чем-то могу помочь? — спросила Хейди, подняв брови.

— Хочешь подлечиться? — подала голос Мисти из-за стойки.

— Да нет, просто там… еще один знакомый. Сегодня у меня день визитов.

— Ясно, — отозвалась Хейди. — Ну, я тоже пошла с визитами к своим больным. — Она еще раз обняла Мэгги. — И знай, мы все молимся, чтобы Линдси поправилась.

— Спасибо, дорогая, — ответила Мэгги. — Это лучшее, что вы можете для нас сделать.

Тони молчал, размышляя о своем. Мэгги хорошо знала дорогу, и вскоре они уже шли по коридору к палате номер 9.

— У тебя очень милые подруги, — заметил Тони. — И симпатичные.

— Ага, — согласилась Мэгги. — Здесь, наверное, самый лучший персонал, но держись с этой парочкой поосторожнее. Ананасовая принцесса, то есть Мисти, — недремлющий Цербер, и если ты попытаешься тайком проскользнуть мимо нее, она откусит тебе голову и выставит ее на стойке в назидание всем остальным. И нашу Субретку тоже нельзя недооценивать. Когда ее называют секс-бомбой, то делают упор на втором слове. — Рассмеявшись, она добавила: — А когда выздоровеешь, не пытайся приударить за моими подругами. Я предупредила тебя. Ты, как известно, не слишком-то церемонишься с женщинами.

Они подошли к двери палаты, и Мэгги, тихо ее приоткрыв, проскользнула внутрь. На кровати спала девочка. Под спину ей были подложены подушки; облысевшая голова лишь подчеркивала детскую красоту и невинность. Одной рукой малышка обнимала какое-то плюшевое чудовище — судя по сильно выступающим вдоль хребта позвонкам, стегозавра. Из-под одеяла свисала с кровати нескладная подростковая нога. Мягкое, хотя и затрудненное дыхание заполняло палату.

Для Тони это было тяжкое испытание. Он ни разу не был у постели больного ребенка с того самого дня, много лет назад. И сейчас он боролся со стремлением убежать как можно дальше. Борьба усложнялась тем обстоятельством, что он чувствовал, с какой глубокой и страстной любовью относится к девочке Мэгги. И любовь Мэгги победила. Тони снова посмотрел на девочку, словно Мэгги вернула его к постели, когда он уже собирался покинуть палату. Он стал слушать и внимать. Все это было слишком хорошо знакомо ему.

— Как несправедливо, — прошептал он, словно боясь, что кто-то посторонний подслушает.

— Вот уж точно, — отозвалась Мэгги, тоже шепотом.

Тони хотел задать вопрос, но колебался, зная, что чем больше информации получишь о человеке, тем теснее становится связь с ним, а в данном случае это могло прийти в противоречие с его намерениями. Тем не менее он произнес:

— Ты говорила, что ей поставили диагноз…

— Острый миелолейкоз.

— Это ведь излечимо? — с надеждой спросил он.

— Почти все излечимо. Беда в том, что у Линдси обнаружили филадельфийскую хромосому, так что жизнь ее висит на волоске.

— Филадельфийскую хромосому? Что это такое?

— Это когда часть одной хромосомы становится частью другой. Возьмем для примера девятую палату, в которой лежит Линдси, и предположим, что ее девятая хромосома — филадельфийская. Это как если бы всю мебель из палаты номер девять перенесли, скажем, в палату номер двадцать два, а сюда из палаты двадцать два переместили бы только часть мебели. В обеих палатах будет полно чужеродных предметов. И вот ведь ирония! Если бы у Линдси был синдром Дауна, как у Кэбби, ей было бы гораздо легче справиться с болезнью. Некоторые вещи в нашей жизни абсолютно бессмысленны. Чем больше в них вглядываешься, тем меньше смысла видишь.

— И какова вероятность выздоровления? — спросил Тони, хотя не был уверен, что хочет это знать. Знание — лишний груз, но, возможно, если разделить его с другим человеком, легче станет обоим.

— При пересадке костного мозга, химиотерапии и прочих мерах — примерно пятьдесят процентов, но филадельфийская хромосома значительно снижает шансы. Помимо прочего, в отце Линдси смешались две расы, что затрудняет пересадку. А где он находится сейчас, никому не известно. Врачи подумывают о трансплантации пуповинной крови, но тут тоже возникают проблемы. Так что остается только надеяться на чудо.

В разговоре наступила пауза. Мэгги смотрела на девочку так, словно она была ее собственным ребенком, и молилась, в то время как Тони пытался разрешить возникшую перед ним дилемму. В больнице было много таких детей, как Линдси, и каждый занимал очень важное место в чьей-то жизни. Какой смысл в том, чтобы вылечить одного? Может быть, все-таки лучше вылечить самого себя? С его связями и деньгами он сможет улучшить жизнь многих людей. В нем самом и вокруг него уже многое изменилось. Как отнесется Бабушка к его выбору, если он излечит себя? Тони решил, что она поймет.

Борьба шла с переменным успехом. Тони то укреплялся в своем решении, то опять колебался, глядя на юное человеческое существо, которое могло лишиться всей лежащей перед ним жизни из-за междоусобицы, которая разыгралась в его организме. Если бы это был его сын, никаких вопросов не возникло бы… но это был чужой ребенок.

— Может, пойдем? — прошептал Тони.

— Да, — откликнулась Мэгги с усталой покорностью. Она встала и, подойдя к девочке, положила руки ей на голову. — Дорогой Иисус, я не могу отказаться от своей любви и прошу тебя еще раз: сотвори чудо, вылечи ее, пожалуйста! Но если ты возьмешь ее к себе — сочтешь, что так будет лучше, — я не буду возражать, я доверяю тебе. — Мэгги наклонилась к Линдси, чтобы поцеловать ее.

— Не надо! — остановил ее Тони, и Мэгги вместо поцелуя еще раз легко прикоснулась рукой к лысой и прекрасной детской головке.

* * *

Они вышли из отделения онкогематологии и направились к лифтам, чтобы спуститься на девятый этаж, где соединялись все три части медицинского комплекса: Орегонский университет медицины и естественных наук, Детская больница Дорнбеккера и Портлендский медицинский центр для ветеранов. Из надземного перехода была видна паутина тросов канатной дороги, непрерывно доставлявшей служащих, пациентов и посетителей с Макадам-авеню к больнице и обратно.

В корпусе университетской больницы Мэгги опять прошла к лифту и поехала вниз.

— Спасибо, Тони, — тихо произнесла она, чтобы было слышно ему одному. — Мне надо было повидать ее сегодня.

— Ну что ты, — ответил он. — Она настоящее сокровище.

— Ты себе даже не представляешь какое, — отозвалась Мэгги.

Она, конечно, была права: Тони не представлял. Но все же отчасти чувствовал.

Выйдя на седьмом этаже, они прошли мимо травматологического пункта и помещения для посетителей, а затем по коридору; повернув налево и миновав отделение интенсивного ухода, они оказались у входа в блок интенсивной терапии. Взяв телефонную трубку, Мэгги сообщила девушке, сидевшей за запертой дверью, что пришла навестить Энтони Спенсера. Дверь открылась, и они вошли.

— Мое имя Мэгги Сондерс, я — к Энтони Спенсеру.

— Кажется, я вас знаю, — улыбнулась девушка. — Ваше лицо мне знакомо.

— Наверное, мы встречались где-нибудь в медицинском центре. Я работаю в отделении онкогематологии больницы Дорнбеккера.

— А, наверное, — кивнула девушка. — Сейчас проверим, есть ли вы в списке допущенных… Да, вот, Мэгги Сондерс, — сказала она, посмотрев на экран компьютера. — Вы не родственница?

— А вы как думаете? — Обе женщины усмехнулись. — Но я знаю его довольно хорошо. — Мэгги хотела добавить: «С тех пор, как он лежит тут в коме», — но вовремя спохватилась. — Его брат внес меня в список.

— Вы имеете в виду Джейкоба Спенсера? — Мэгги кивнула. — Вы знаете, что к больному допускаются не больше двух человек одновременно?

— Да, конечно, — ответила Мэгги. — Но вряд ли к нему выстроилась очередь. — Это замечание прозвучало несколько саркастически потому, что Мэгги нервничала. Девушка опять просмотрела на экран компьютера.

— Вообще-то, на сегодня, кроме вас, записаны еще трое.

— Трое? — изумился Тони. — Кто бы это мог быть?

— Остальные, очевидно, родственники? — предположила Мэгги.

— Да, Джейкоб Спенсер, Лори Спенсер и Анджела Спенсер. Но в данный момент у него никого нет. Он лежит в палате номер семнадцать.

— Спасибо, — сказала Мэгги с облегчением и направилась в палату.

— Черт! — воскликнул Тони, ошарашенный сообщением.

— Тише! — проворчала Мэгги. — Подожди минуту, сейчас обсудим.

Они вошли в хорошо освещенную палату, в центре которой стояла кровать. На ней лежал человек, подключенный к целой батарее приборов. При каждом его вздохе слышался шум вентилятора. Мэгги выбрала место, откуда Тони мог хорошо видеть самого себя.

— Ну и видок! — воскликнул он.

— Ты же все-таки при смерти, — напомнила Мэгги, обозревая медицинскую технику. — И судя по всему, на чердаке тоже довольно глухо.

Тони проигнорировал этот комментарий: он все еще не мог переварить полученную информацию.

— Надо же, моя бывшая явится сюда вместе с Анджелой!

— «Твоя бывшая» — это, по-видимому, Лори? А кто такая Анджела? Сколько лет ты был женат?

— Да, Лори — моя бывшая жена. Она живет на Восточном побережье. Анджела, наша дочь, живет неподалеку от нее — очевидно, чтобы быть подальше от меня. Ты спрашиваешь, сколько мы были женаты? В который раз?

— Что значит «в который раз»? Ты что, был женат на ней не один раз? — Мэгги поднесла руку ко рту, чтобы не прыснуть слишком громко. — Почему ты не рассказывал?

— Ну… — начал Тони, думая, как бы получше ответить, не спровоцировав целый ряд новых вопросов. — Я действительно был женат дважды, и оба раза на одной и той же женщине. Я не очень-то хорошо с ней обошелся, и теперь мне стыдно говорить об этом.

— А какие у тебя отношения с дочерью, Анджелой?

— Я был очень плохим отцом. Я жил в том же доме, но ее почти не замечал. В ее жизни я отсутствовал — и тогда, и теперь.

— А она знает?

— Кто и о чем?

— Твоя бывшая жена. Она знает, что ты раскаиваешься?

— Вряд ли. Я никогда не говорил ей ничего подобного. Я и сам не понимал, что наделал и каким был идиотом… Тебе-то приходится иметь дело лишь с малой толикой тех гадостей, которые я могу выкинуть. Кстати, прошу прощения и за это.

— Тони, — возразила Мэгги, — я никогда не встречала людей, в которых не было бы ничего хорошего. Бывают плохие люди, но они не безнадежны. Я вижу надежду в том, что все когда-то были детьми. Повзрослев, они могут дать только то, что имеют, и все их поступки имеют свои причины, хотя не всегда очевидные даже для них. Иногда выявить причину непросто, но она всегда есть.

— Ну да, я и сам начинаю кое-что осознавать, — согласился Тони, и Мэгги из сострадания не стала развивать эту тему.

Они посидели молча, погрузившись каждый в свои мысли. Мэгги первой нарушила молчание:

— Так значит, их визит для тебя сюрприз?

— Вся наша жизнь — сплошной сюрприз. Ты, наверное, любишь сюрпризы?

— Зря ты говоришь об этом так пренебрежительно. Сюрпризы напоминают человеку, что он не Господь Бог.

— Интересно! — воскликнул Тони. — Напомни мне как-нибудь, чтобы я рассказал тебе о разговоре с… Не важно. — Мэгги ждала продолжения. — Пока Кларенс не сказал нам о Джейке, я не имел представления, что он живет где-то недалеко. Когда я в последний раз слышал о нем, он обитал где-то в Колорадо. Лори и Анджела ненавидят меня, так что их визит совершенно непонятен… — Тут он остановился, потому что ему пришло в голову логичное объяснение. — Разве что, узнав, что я умираю, они приехали за наследством.

— С твоей стороны довольно безжалостно такое предполагать. Попахивает паранойей, ты не находишь? Разве не могли они приехать потому, что ты сам им небезразличен?

Тони не ответил. Такая возможность не приходила ему в голову.

— Тони! Ты что, хочешь улизнуть и оставить меня здесь?

Их разговор навел Тони на мысль о том, что напрочь вылетело у него из головы в череде событий последнего времени, и эта мысль сразила его.

— О боже! — воскликнул он чуть ли не в панике.

— Тише! — Восклицание было настолько громким, что Мэгги испугалась, как бы его не услышали за пределами палаты. — В чем дело? Что с тобой?

— Мое завещание! — Тони обязательно принялся бы расхаживать по палате взад и вперед, если бы мог. — Мэгги, я же изменил свое завещание как раз перед тем, как впасть в кому. Я совсем забыл об этом! Что я наделал!

— Успокойся, Тони! Что ты так расстроился? Ну, изменил и изменил. Это твое завещание.

— Мэгги, ты не понимаешь! Я был тогда настоящим параноиком и подонком, считал, что весь мир ополчился против меня. Я слишком много выпил и…

— И что?

— Пойми, Мэгги, я был тогда не в своем уме!

— А сейчас ты в своем? — Она с трудом удержалась от смеха. — Что такого ты наделал, чтобы так переживать?

— Я завещал все котам!

— Кому-кому? — Мэгги решила, что ослышалась.

— Котам! — повторил Тони. — Я составил новое завещание, решив оставить все какой-нибудь благотворительной организации. Я открыл наугад «Гугл», и первой в списке оказалась организация по защите животных.

— Но почему именно котам?

— Да глупость! Просто я всегда любил котов: они мастерски манипулируют людьми, и я отождествлял себя с ними. Но главной причиной была злоба. Лори терпеть не может кошек. Я хотел показать всем фигу из могилы. Я знал, конечно, что не увижу, как люди это воспримут, но полагал, что хоть умру, испытывая удовлетворение.

— Тони, я люблю кошек, но это самый дурацкий поступок из всех, о которых я когда-либо слышала, и к тому же один из самых жестоких и подлых, какие только можно вообразить.

— Да теперь я и сам понимаю, поверь. Я теперь не такой, как тогда, но… — Он простонал. — Просто невероятно, как я все испоганил.

— Тони, скажи мне в таком случае, — проговорила Мэгги, сдерживая бурлившее в ней негодование, — зачем мы пришли сюда сегодня? Что тебе тут надо было? Вряд ли ты хотел полюбоваться на свое прекрасное личико?

Тони к этому моменту уже сомневался в правильности своего решения излечить себя самого. Ему вообще не хотелось распоряжаться судьбой больного, кем бы он ни был. Кто он такой, чтобы решать столь важный вопрос, пусть даже в отношении самого себя? Попав туда, куда он стремился, он понял, что чего-то недодумал. Иисус и Бабушка сказали ему, что он может вылечить любого человека, но этот дар был очень обременителен и теперь представлялся скорее проклятием. Оказавшись лицом к лицу с выбором, Тони растерялся. Перед ним возникали образы телеевангелистов-целителей и карнавальных шоуменов. И что именно нужно сделать, чтобы исцеление произошло? Надо было выяснить это заранее.

— Тони! — вывела его из задумчивости Мэгги.

— Прости, Мэгги. Я решаю один сложный вопрос. Ты не могла бы положить руку мне на лоб?

— Тебе на лоб? А не хочешь, чтобы я тебя поцеловала и послала туда, откуда ты явился? — спросила она с угрозой.

— Возможно, я это заслужил, но сделай, пожалуйста, как я прошу.

Мэгги решительно протянула руку и, положив ее Тони на лоб, ждала продолжения.

— Иисусе! — воскликнул он, не зная, что делать. Казалось, выбор простой: он должен жить. Надо было многое исправить, и в первую очередь завещание.

— Это молитва или просто восклицание? — спросила Мэгги.

— Наверное, отчасти и то и другое, — признался Тони. Он решил прибегнуть к помощи Мэгги. — Послушай, передо мной трудный выбор. Я пытаюсь найти правильное решение и никак не могу это сделать.

— Хм… Объясни, что за выбор.

— Понимаешь, Бог сказал мне, что я могу излечить одного — только одного — человека, и я пришел сюда, чтобы излечить самого себя. Но я не уверен, что это будет справедливо.

— Что?! — Мэгги отдернула руку ото лба Тони, будто он ее укусил.

— Ну да, я понимаю… — начал Тони, подыскивая слова, чтобы объясниться.

В дверь постучали, и заглянула женщина в форме медсестры. Она стала оглядывать палату, словно ожидала увидеть в ней кого-то еще, кроме Мэгги. Мэгги застыла на месте, держа руку надо лбом больного — вряд ли удачный жест в данной ситуации.

— Здесь… все в порядке? — спросила медсестра, приподняв одну бровь.

Мэгги опустила руку как можно естественнее.

— Да! В полном порядке! Нам здесь просто замечательно. — Мэгги с улыбкой чуть отошла от кровати, чтобы успокоить медсестру. — Мы… — Она прокашлялась. — Я вот навестила своего старого друга, и вы, вероятно, услышали, как я… это… молилась за него.

— Так мы уже старые друзья? — не удержался Тони.

Сестра еще раз обвела взглядом палату, чтобы убедиться, что все на своем месте, улыбнулась Мэгги сочувственной улыбкой и кивнула:

— Вы заканчиваете? Там к больному пришли еще посетители, и я должна сказать им, когда смогу их впустить.

— Да я, собственно, уже закончила, — сказала Мэгги.

— Нет, мы не закончили! — вмешался Тони.

— Нет, мы закончили, — отрезала Мэгги и поспешила объяснить медсестре: — Я имею в виду, мы с Богом закончили то, для чего он послал меня сюда. Молиться, в общем-то, можно где угодно и когда угодно, и если другие ждут, то я уйду, а они пусть заходят. Я могу навестить больного в другое время.

Медсестра застыла с нерешительным видом в дверях, затем распахнула их и посторонилась, пропуская Мэгги.

Выйдя в коридор, Мэгги тихо пробормотала сквозь зубы:

— Господи, прости меня, что я солгала насчет молитвы!

— Мэм?.. — Медсестра Ушки-На-Макушке тихо следовала по пятам Мэгги — очевидно, желая проследить, чтобы эта странная женщина не выкинула чего-нибудь.

Мэгги закатила глаза и с улыбкой обернулась к сестре:

— Все молюсь… да, молюсь, — объяснила она шепотом, — такая уж привычка. Спасибо вам большое за участие. Я пойду.

Она направилась к выходу из отделения, где дежурная записывала двух посетителей в журнал. Посетителями были привлекательная женщина в облегающем костюме и мужчина, одетый, как принято на Северо-Западе: джинсы, флисовая куртка, а сверху еще ветровка. Они, очевидно, говорили о Мэгги, так как смотрели и указывали на нее.

— Не верю своим глазам! — пробормотал Тони со страхом. — Это Лори и Джейк. Я уже много лет их не видел. И что теперь делать?

— Мэгги? Вы ведь Мэгги? — Джек подошел к ней и дружески обнял. — Я очень рад, что встретился с вами. — Он сделал шаг назад и улыбнулся. Это была искренняя дружеская улыбка, на которую трудно было не ответить тем же.

— Джейк, я тоже рада познакомиться с вами. — Мэгги повернулась к подошедшей женщине, которая выглядела очень эффектно. — А вы, наверное, Лори? Если бы… если бы Тони знал, что вы пришли навестить его, для него это был бы… большой и замечательный сюрприз.

— Ох, пожал-ста! — простонал Тони.

Лори взяла Мэгги за руку и пожала ее в знак благодарности.

Тони чувствовал, что и Лори, и Джейк сразу понравились Мэгги.

— Я пропал, — простонал он. Мэгги не обращала внимания на его нытье.

— Что касается сюрприза, то тут вы, наверное, правы! — рассмеялась Лори. Ее оживленное лицо все светилось. — Последние несколько лет мы общались исключительно через адвокатов. Наверное, только благодаря этому нам удалось расстаться цивилизованно. Он наверняка рассказывал вам обо мне всякие ужасы.

— Вовсе нет, — возразила Мэгги. — Он вообще не любит говорить о своих личных делах и семье. — Она заметила, что Джейк удрученно потупился, и быстро добавила: — Но в последнее время наметились перемены. Он даже признался, что вел себя с людьми безобразно, отталкивал их…

— Ну, хватит, хватит, — вмешался Тони. — Я думаю, это они и так знают.

— Понимаете, — невозмутимо продолжала Мэгги, — я думаю, отчасти тут была виновата опухоль. Я медсестра и немного разбираюсь в таких вещах. У людей с опухолью бывает искаженное восприятие и самих себя, и других.

— Если это так, — заметила Лори с горечью, — значит, опухоль появилась у него много лет назад. Мне кажется, все началось после смерти Габриэля.

— Габриэля? — переспросила Мэгги.

В глазах Лори появилось испуганно-участливое выражение, сменившееся покорным.

— Я вижу, Тони не рассказывал вам о Гейбе. Ну да, неудивительно. Это всегда была запретная тема.

— Простите, — Мэгги взяла Лори за локоть, — я действительно ничего не знаю об этом, и если это слишком личная тема, вам не обязательно мне рассказывать.

— Нет, думаю, лучше, если вы будете знать. Это был самый тяжелый период в моей жизни — в нашей с ним жизни. Воспоминания об этом стали для меня со временем чем-то бесконечно дорогим, а для Тони, я думаю, это было крушение, от которого он так и не смог оправиться. — По щеке Лори скатилась слеза, и она быстро смахнула ее. — Гейб был нашим первенцем, и для Тони это был свет в окошке. Мальчик жаловался на боли в животике, мучился, и когда ему исполнилось пять лет, мы решили показать его врачу. Обследование выявило опухоль в печени. Оказалось, что у него редкий вид рака. Уже вовсю пошли метастазы, и ничего нельзя было сделать, только смотреть, как он угасает. Ужасно. Но вы медсестра, вы знаете, как это бывает.

— Да, дорогая, — ответила Мэгги, обняв Лори. — Я работаю в детском онкологическом отделении, так что действительно знаю. Я очень сочувствую вам.

Помолчав, Лори слегка отстранилась, достала из сумочки платок и вытерла глаза.

— Как бы то ни было, — продолжила она, — но Тони, я думаю, винил в этом себя, хотя теперь это кажется глупым. Винил он и меня. У Габриэля при рождении был очень маленький вес, что, как считают, может способствовать развитию рака, и ответственность за это в какой-то степени лежит на мне. Он обвинял также врачей и, разумеется, Бога. Я какое-то время тоже винила Бога, но потом поняла, что если возлагать вину за какое-то зло на Бога, то уже совсем некому будет доверять, а я так жить не могла.

— Да, — понимающе кивнула Мэгги. — Я тоже поняла, что нельзя доверять тому, о ком думаешь, что он не любит тебя.

— Ну вот, — продолжила Лори, глубоко вздохнув. — У нас с Тони был кошмарный развод — точнее, даже два. Но мне, несмотря ни на что, он запомнился таким, каким я его полюбила когда-то. Мы с Анджелой уехали. Ей было очень тяжело, можете себе представить. Во время последнего разговора они орали друг на друга, и в конце концов Анджела крикнула, что лучше бы он умер. Это была его последняя поездка на Восточное побережье, сразу после которой у него случился удар. Анджела пришла с нами и сидит в комнате для посетителей. Она решила, что пока еще не хочет его видеть. Может быть, позже.

— Я вам очень сочувствую, — сказала Мэгги. — Если вам что-то понадобится, в чем я смогу помочь, скажите мне, пожалуйста. — Она повернулась к Джейку, который молча слушал, как беседуют женщины. За грубоватой внешностью, наследием жизненных испытаний, очевидно, скрывалось нежное сердце. — Джейк, у вас ведь есть номер моего телефона?

— Нет, но я очень хотел бы его записать. — После того как они обменялись номерами телефонов, он сказал: — Я живу пока в социальной квартире, но теперь у меня есть постоянная работа, и скоро, надеюсь, я встану на ноги и приобрету собственное жилье. Лори дала мне напрокат телефон, чтобы легче было связаться.

— Спасибо, Джейк. Я не слишком посвящена в ваши отношения с братом, но чувствуется, что вы ему небезразличны.

— Спасибо, Мэгги. — Джейк расплылся в улыбке. — Это очень много значит для меня. Тони всегда и во всем был первым, а мне ничто не давалось, и разрыв между нами все увеличивался. Мне было очень трудно преодолеть эту пропасть, и очень хотелось бы, — тут у Джейка на глазах выступили слезы, — чтобы он знал, как я старался. Я думаю, он даже гордился бы мной. — Он быстро вытер глаза и сказал, усмехнувшись: — Простите. У меня это часто случается в последнее время. Очевидно, признак выздоровления.

Мэгги опять обняла его, уловив слабый запах дешевого одеколона и никотина. Но это все было не важно. Главное, у этого человека был крепкий стержень.

— Мэгги, я хочу спросить вас, — сказал Джейк. — Вы не знаете, Тони подписывал отказ от реанимации? Мы разговаривали тут с врачами и персоналом, и они говорят, что он не оставил никаких распоряжений относительно искусственного поддержания жизни. Может быть, эти бумаги хранятся у него в офисе или еще где-нибудь?

— Ничего не знаю об этом, — ответила Мэгги. — Но я, наверное, могу выяснить, подписывал ли он что-нибудь. Возможно, где-нибудь хранится доверенность на принятие медицинских решений. Попробую разузнать и позвоню вам, ладно?

— Было бы замечательно. Врачи говорят, эти бумаги нужны.

— Ну ладно, вам, наверное, пора к нему. Будем молиться о чуде, пока не наступит время принять решение.

Поблагодарив ее, Лори и Джейк направились в блок интенсивной терапии.

— Ничего не хочешь мне сказать? — процедила Мэгги сквозь зубы.

— Нет, не хочу. — Голос у Тони охрип и срывался, и Мэгги оттаяла. Они дошли до комнаты для посетителей. Мэгги оглядела присутствующих: люди листали журналы или беседовали.

— Вон она, — подсказал Тони таким же подавленным тоном, — красивая брюнетка в углу, набирает что-то на мобильном телефоне. Я хотел позвонить ей и помириться, но был почти все время пьян и так и не собрался. И теперь не знаю, что сказать… — он осекся, — ни ей и никому другому.

— В таком случае сиди тихо и слушай.

Мэгги подошла к молодой женщине с заплаканными глазами, которые, однако, не слишком портили ее внешность. Подняв голову, женщина наклонила ее чуть вбок и спросила:

— Да?

— Привет! Меня зовут Мэгги Сондерс, я работаю в университетской больнице медсестрой. Вы ведь Анджела Спенсер?

Та кивнула.

— Мисс Спенсер, я не только работаю здесь, но и знаю вашего отца лично.

— Вот как? — Анджела выпрямилась и спрятала телефон в сумочку. — А откуда вы его знаете?

Мэгги не приготовила ответа на этот вопрос.

— Мы… познакомились в церкви.

— Что? — Анджела удивленно вскинула голову. — С моим отцом? В церкви? Вы уверены, что мы говорим об одном и том же человеке?

— Ну да, ваш отец ведь Энтони Спенсер, да?

— Да, но… — Она окинула Мэгги удивленным взглядом. — Знаете, вы не совсем в его вкусе.

— Вы имеете в виду, слишком маленькая и невзрачная? — рассмеялась Мэгги.

— Нет, я не это имела в виду… простите, — улыбнулась Анджела. — Просто я… не ожидала.

Мэгги, опять рассмеявшись, села рядом с Анджелой.

— Не хочу, чтобы вы неправильно поняли меня: мы с вашим отцом не пара, а просто друзья, случайно познакомились в церкви, совсем недавно.

— И все же я не могу поверить, что отец ходит в церковь. У него сложные отношения с религией.

— У меня тоже все не так просто. Может быть, мы на этом отчасти и сошлись. Конечно, религия — это важно, и жизнь без нее невозможна, но иногда в церкви вера заслоняется чрезмерной заботой о соблюдении внешних форм и порядка.

— Согласна, — отозвалась Анджела.

— Мисс Спенсер… — начала Мэгги.

— Пожалуйста, называйте меня просто Анджелой, — улыбнулась молодая женщина.

— А я Мэгги, рада встрече. — Они обменялись рукопожатием, как при официальном знакомстве. — Анджела, я разговаривала с вашей мамой, и она сказала мне, что вы с отцом сейчас не в очень хороших отношениях.

Анджела опустила взгляд, стараясь справиться со своими чувствами, затем посмотрела Мэгги прямо в глаза.

— Да. Она не сообщила вам, что я сказала ему при нашем последнем разговоре? Я буквально орала на него и сказала, что желаю ему смерти, а через несколько дней мы узнали, что он в коме и может умереть. И вот теперь я не могу сказать ему, как я сожалею и…

Мэгги положила руку Анджеле на плечо и предложила свой носовой платок, который та с благодарностью приняла.

— Знаете, Анджела, это была не ваша вина. Может быть, и не обязательно говорить вам это, но я все же хочу, чтоб вы знали. Дело в том, что вы можете сказать ему то, что хотите.

— Каким образом?

— Я медсестра и видела немало людей в коме. Некоторые из них слышат, что происходит вокруг. Попробуйте сказать ему то, что хотите, и он, я думаю, услышит вас.

— Вы серьезно? — В глазах у Анджелы загорелся огонек надежды.

— Да, совершенно серьезно, — решительно заявила Мэгги. — И если хотите, чтобы кто-нибудь присутствовал при этом, то позвоните мне, и я приду в любое время дня или ночи. Я дала номер своего телефона Джейку.

— Спасибо, Мэгги. — У Анджелы на глазах опять появились слезы. — Я совсем не знаю вас, но я так рада, что вы оказались здесь, и благодарна вам. Мне очень важно то, что вы сказали. Я боялась…

Мэгги обняла молодую женщину, а Тони заплакал внутри нее, прижавшись лицом к световому окошку, через которое все видел, оставаясь невидимым для других, и пытался дотянуться руками до дочери, такой близкой и такой далекой. Он оплакивал все утраченное, о чем даже говорить боялся, а также все зло, которое причинил другим. Раскаяние буквально сокрушало его, но он этому не противился.

— Прости меня, — проговорил он едва слышно и исчез.

15
Наос [37]

Наши сердца из камня становятся сердцами из плоти,

когда мы узнаём, где плачет отверженный.

Бреннан Мэннинг [38]

Тони снова оказался на краю поселения возле дальней стены, где совсем недавно сражался с ложными сторонами своей личности. Он стоял на развилке, откуда одна тропа вела к строениям, в которых они обитали, другая — к каменному строению у стены — храму, как ему сказали.

Тони чувствовал себя совершенно измотанным, как будто события и переживания последнего времени выкачали из него всю энергию. Эхо произнесенных им слов «прости меня» все еще звучало у него в сердце. Чувство одиночества охватило его, как своенравный ветер, бьющий в лицо. Все эти лжецы были, конечно, плохой компанией, но все же с ними он был хотя бы не один. Возможно, однако, что, когда человек меняется к лучшему, сердце увеличивается в размерах и в нем появляется место для истинного общения с другими. Сквозь пелену сожалений и чувства утраты вдали забрезжил намек на надежду, предчувствие каких-то значительных перемен. Но прежде всего надо было выяснить, что это за сооружение справа. Издали оно выглядело как кусок гранита, сросшийся со стеной. Если бы не аккуратно отесанные края и углы, можно было бы подумать, что это огромный валун, свалившийся откуда-то сверху.

Храм? Что ему делать в храме? Может ли быть что-нибудь значительное в этом сооружении? Но что-то тянуло Тони туда, он почти физически ощущал какое-то обещание. Однако в ткань надежды была вплетена нить страха; какое-то беспокойство сковывало Тони, мешая идти.

Возможно ли, что это храм Бога? Бога Отца? Вряд ли, подумал он. Бабушка, кажется, говорила, что Бог Отец обитает вне этих стен, а гранитное сооружение находится в их пределах. И к тому же Тони не мог представить, чтобы Бог выбрал себе жилье, в котором нет ни окон, ни дверей.

Он понимал, что тянет время. Сколько ни задавай себе вопросов, ответы можно получить, только побывав внутри. Бабушка непременно сказала бы: «Пора!» Они с Иисусом, несомненно, были здесь, с ним, — теперь Тони понимал, что видеть их ему мешает только собственная ограниченность.

— Я заготовил для вас кое-какие вопросы, — пробормотал он и усмехнулся. Молитва, казалось, была лишь дружеской беседой.

Тони свернул направо. Из-под его ног кинулась прочь маленькая ящерица, исчезнувшая среди камней. Вскоре ему стало ясно, что он идет по руслу высохшей реки. Некогда здесь была вода, и кое-где до сих пор остались грязь и влага. Река должна была протекать прямо через храм и сквозь стену. Идти с каждым шагом становилось все труднее, ноги вязли в песке. Последняя сотня ярдов далась Тони с большим трудом, он тяжело дышал и остановился, чтобы собраться с силами.

И дело было даже не столько в физической усталости, сколько в той тревоге, которая охватывала его при каждом шаге, призывая повернуть обратно. Все надежды на лучшее развеялись как дым, и столбы пыли, поднимавшиеся с высохшего дна реки, затмевали все вокруг.

Когда он добрался наконец до стены храма, уже бушевала песчаная буря. Он отчаянно пытался найти какой-нибудь выступ в стене, чтобы уцепиться за него и выстоять под яростным натиском стихии, но стена была гладкой и скользкой, как стекло. Оставалось только повернуться спиной к ветру и вжаться в стену. Никакого входа в здание, никаких дверей. Спрятаться было негде.

В одном Тони был уверен: он здесь оказался не случайно. Один из этих типов сказал, что здесь Тони молился, что для него это было местом поклонения и что он сам построил это здание. Если это правда, он должен знать, как попасть внутрь. Взяв себя в руки и защитив лицо от хлещущего песка, он пытался сосредоточиться. Где в его внутреннем мире могло существовать подобное место, место поклонения? Это наверняка было связано с чем-то главным в его жизни. С успехом? Нет, он слишком мимолетен. С властью? Вряд ли это самое главное.

— Иисус, помоги! — прошептал Тони.

То ли в ответ на его просьбу, то ли само по себе к нему вдруг пришло понимание. Словно утреннюю тишину нарушил вдали какой-то неясный звук, который приближался и становился все более отчетливым. Но вместе с пониманием возрастало и отчаяние. Это место воплощало то, что висело грузом в самой сердцевине его жизни. Это была гробница, склеп, могила, мемориал умершего.

Тони прижался лицом к стене, изливая на нее свою печаль. Поцеловав гладкий холодный камень, он прошептал:

— Габриэль!

Молния ударила совсем рядом с ним, сотрясая каменную стену, как хрупкое стекло, и сбив Тони с ног. Но от сотрясения открылся вход в коридор, и Тони заполз в темный проем. Как только он попал внутрь, буря прекратилась еще внезапнее, чем началась. Он легко поднялся на ноги и, придерживаясь рукой за стену, стал пробираться вперед, осторожно ступая, чтобы не угодить в какую-нибудь яму. Сделав два поворота, он оказался у двери. На ней был запор, аналогичный тому, который он открыл несколько дней назад, оказавшись у врат своей души.

Дверь открылась беззвучно, и, войдя, Тони опустил глаза, давая им привыкнуть к ослепительному свету, залившему помещение.

Это было нечто вроде маленького собора удивительной конструкции, украшенного орнаментами, но очень простого. Лучи света захватывали висящие в воздухе частицы пыли, зажигая их и разгоняя, как человеческое дыхание. Но наполнявший помещение стерильный запах диссонировал с общей атмосферой торжественности.

Все пространство собора было пустым — ни стульев, ни скамеек; лишь в дальнем конце высился алтарь, так ярко освещенный, что невозможно было его как следует разглядеть. Сделав шаг вперед, Тони прошептал:

— Я не один.

Звук отразился эхом от мраморных пилястр и от пола.

— Я не один! — повторил он в полный голос и пошел на свет.

Неожиданно он заметил в этом свете какое-то движение и испуганно застыл на месте.

— Габриэль?

Он не мог поверить своим глазам. Перед ним было то, чего он больше всего боялся и о чем тосковал. Это был не алтарь, а больничная койка, окруженная лампами и медицинским оборудованием, а прямо на него смотрело лицо пятилетнего Габриэля. Тони кинулся к нему.

— Стой! — умоляюще крикнул мальчик. — Папа, ты должен остановиться.

Тони остановился в десяти футах от сына, который был точно таким, каким он его запомнил. В отцовской памяти навсегда остался здоровый, полный жизни сынишка, едва вступивший на жизненный путь. И вот он был так близко от него, связанный трубками с постелью и всей этой аппаратурой.

— Это ты, Габриэль, неужели это ты? — Тони буквально выпрашивал подтверждение.

— Да, папа, это я. Но ты видишь меня таким, каким ты меня запомнил. Ты должен остановиться.

Тони был сбит с толку. С огромным трудом он сдерживался, чтобы не кинуться к сыну и не сжать его в объятиях. Между ними осталась какая-нибудь пара футов, а Гейб не велит ему подходить? Что за чушь? В Тони нарастала тревога, как быстро прибывающая вода.

— Габриэль, я не могу потерять тебя снова, я не выдержу!

— Папа, я не потерялся. Это ты заблудился, а не я.

— Нет! — простонал Тони. — Не может быть. У меня был ты. Я держал тебя на руках, но ты ускользал, и я ничего не мог поделать. Это так мучит меня! — Он упал на колени и закрыл лицо руками. — Но, возможно, — он поднял голову, — возможно, я смогу излечить тебя. Что если Бог переместит меня в прошлое, и я вылечу тебя…

— Папа, не надо…

— Но, Габриэль, если Бог может перенести меня из настоящего к тебе и если я вылечу тебя, то моя жизнь будет не совсем напрасной…

— Папа… — Габриэль говорил ласково, но твердо.

— И я не причинил бы такой боли твоей маме и твоей сестре, если бы только ты…

— Папа… — еще тверже произнес Габриэль.

— Если бы только ты… не умер. Кому было нужно, чтобы ты умер? Ты был такой маленький и слабый, и я делал все, что только мог. Я просил Бога взять меня вместо тебя, но он не захотел. Я не был достаточно хорош для него. Я так несчастен, сынок!

— Папа, прекрати! — скомандовал Габриэль. Тони увидел, что слезы текут ручьями из глаз его сына, и он глядит на отца с невыразимой любовью. — Папа, пожалуйста, перестань, — прошептал мальчик. — Перестань винить себя, винить маму, Бога и весь мир. Пожалуйста, позволь мне уйти. Ты много лет держал меня в этих стенах вместе с собой, но пришла пора нам расстаться.

— Но, Габриэль, я не знаю, как это сделать! — Это жалобное, предельно искреннее восклицание исходило из самых глубин его души. — Как это сделать? Как отпустить тебя? Я не хочу, я…

— Папа, послушай… — Габриэль тоже опустился на колени, чтобы смотреть отцу прямо в глаза. — Послушай, меня здесь нет. Это ты застрял в этом месте. Ты разбиваешь мне сердце. Тебе пора уйти отсюда, стать свободным, позволить себе жить и чувствовать снова. Смеяться и наслаждаться жизнью — это хорошо, это правильно.

— Но как я могу жить без тебя, Габриэль? Я не понимаю, как можно тебя отпустить.

— Папа, я не могу этого объяснить, но ты и так со мной, мы вместе. В «жизни после» мы нераздельны. Ты слишком задержался в этой испорченной части мира, и тебе надо освободиться.

— Но, Габриэль, почему тогда ты здесь? Почему я вижу тебя?

— Потому что я попросил об этом папу Бога. Я попросил его пустить меня сюда и помочь тебе навести порядок в твоей жизни. Я здесь потому, папа, что я люблю тебя всем сердцем и хочу, чтобы ты жил свободной и полноценной жизнью.

— О Габриэль, мне так жаль, что я снова заставляю тебя страдать…

— Папа, прекрати. Как ты не понимаешь? Я не страдаю. Я хотел попасть сюда. Речь идет не обо мне, а о тебе.

— Так что же я должен сделать? — спросил Тони.

— Ты должен уйти отсюда не оглядываясь, прямо сквозь стены, которые ты построил. Отпусти себя самого, папа. И не беспокойся обо мне. Мне гораздо лучше, чем ты думаешь. Я тоже — мелодия.

Тони рассмеялся и прослезился.

— Могу я тебе по крайней мере сказать, — произнес он, с трудом подбирая слова, — что я счастлив видеть тебя? В этом нет ничего плохого?

— Нет, папа, ничего плохого в этом нет.

— А могу я сказать, что люблю тебя и ужасно тоскую по тебе, порой не могу думать ни о чем другом?

— Да, конечно, папа. Но теперь пора попрощаться со мной — в этом тоже не будет ничего плохого. Тебе пора идти.

Тони поднялся на ноги.

— Ты говоришь совсем как Бабушка, — сказал он, смеясь и задыхаясь от слез.

— Спасибо за комплимент, — рассмеялся Габриэль и покачал головой. — Если бы ты только знал, папа… У меня все отлично.

С минуту Тони постоял, глядя на своего пятилетнего сына. Затем, глубоко вздохнув, он сказал:

— Так значит, до свидания, сынок. Я люблю тебя. До свидания, мой Габриэль!

— До свидания, папа. Скоро увидимся.

Тони повернулся, еще раз глубоко вздохнул и направился прямо к стене неподалеку от того места, где вошел. С каждым его шагом пол трескался, как хрусталь, по которому бьют камнем. Он не оглядывался, зная, что иначе утратит всю свою решимость. Стена перед ним задрожала, стала прозрачной и исчезла совсем. Позади он услышал грохот и, даже не оглядываясь, понял, что храм складывается, как карточный домик, а его душа взмывает вверх, преображаясь. Шаги его были тверды и уверенны.

Подняв голову, Тони увидел, что на него надвигается бурный водяной вал. Деваться было некуда, он стоял, раскинув руки, и ждал, когда вода подхватит его. Река вернулась.







Дата добавления: 2015-10-15; просмотров: 346. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ МЕХАНИКА Статика является частью теоретической механики, изучающей условия, при ко­торых тело находится под действием заданной системы сил...

Теория усилителей. Схема Основная масса современных аналоговых и аналого-цифровых электронных устройств выполняется на специализированных микросхемах...

Этапы трансляции и их характеристика Трансляция (от лат. translatio — перевод) — процесс синтеза белка из аминокислот на матрице информационной (матричной) РНК (иРНК...

Условия, необходимые для появления жизни История жизни и история Земли неотделимы друг от друга, так как именно в процессах развития нашей планеты как космического тела закладывались определенные физические и химические условия, необходимые для появления и развития жизни...

Метод архитекторов Этот метод является наиболее часто используемым и может применяться в трех модификациях: способ с двумя точками схода, способ с одной точкой схода, способ вертикальной плоскости и опущенного плана...

Виды сухожильных швов После выделения культи сухожилия и эвакуации гематомы приступают к восстановлению целостности сухожилия...

КОНСТРУКЦИЯ КОЛЕСНОЙ ПАРЫ ВАГОНА Тип колёсной пары определяется типом оси и диаметром колес. Согласно ГОСТ 4835-2006* устанавливаются типы колесных пар для грузовых вагонов с осями РУ1Ш и РВ2Ш и колесами диаметром по кругу катания 957 мм. Номинальный диаметр колеса – 950 мм...

Философские школы эпохи эллинизма (неоплатонизм, эпикуреизм, стоицизм, скептицизм). Эпоха эллинизма со времени походов Александра Македонского, в результате которых была образована гигантская империя от Индии на востоке до Греции и Македонии на западе...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.013 сек.) русская версия | украинская версия