РОЗВИТОК ФІЛОСОФІЇ ОСВІТИ В ЕПОХУ ВІДРОДЖЕННЯ І НОВОГО ЧАСУ

Дата добавления: 2015-10-15; просмотров: 718

И откуда у меня, интересно, столько денег? У меня, простой безработной – ну, я уверена, что безработной – восемнадцатилетней девушки? Я что, дочь олигарха?

А может, я драг-дилер? Они, кажется, неплохо загребают.

Нет, вроде бы, я как-то не чувствую себя в шкуре массового убийцы.

Или чувствую? Происходит что-то странное.

Ладно, разберусь позже.

Решаю вернуться в номер, чтобы оставить там свои банковские карты. Там слишком много денег для того, чтобы вот так запросто ходить с ними по улице.

Сегодня, после визита к Крылову, надо будет прозвонить службы социального страхования, узнать, откуда мне приходят перечисления.

Надеюсь, меня не примут за дурочку.

Или за злоумышленника.

Даже не знаю, что хуже.

Снова спускаюсь в холл отеля и выхожу на улицу. Снаружи, оказывается, приятная прохладная ночь. Кажется, мне действительно нравится ночная обстановка. Не скажу, что ночная столичная жизнь, но ночные прогулки – точно.

Так. Теперь надо найти место, где я могу набить свой желудок какой-нибудь требухой, чтобы не скопытиться от недоедания. А то кто знает, может, я не ела уже больше трёх дней?

Дохожу до дороги. Через неё – метро. Слева от себя замечаю какую-то рыгаловку. «Кружка». Надо зайти.

Я продефилировала мимо охранника, стоящего возле самого входа, прошла вглубь зала, села за столик. Вот уже подошёл официант. Спрашиваю:

– У вас есть еда?

– Да, есть. Могу предложить шаурму.

Ничто не заменит мяса в еде. Да простят меня венетарианцы.

Такое ощущение, что стенки желудка скоро станут тоньше, потому что я начну есть сама себя. Изнутри.

Говорю:

– Да, давайте. И ещё чай. Чёрный. С лимоном.

Официант, записав мой заказ на листочек, уходит, а я начинаю осматривать обстановку. На большинстве столиков – погарые свечки, воткнутые в пустые бутылки из-под дешёвого шампанского.

Ну, бывшего дешёвого шампанского.

Вся мебель, что здесь есть, сделана из тяжёлого натурального дерева. Даже лавочки за столами, на одной из которых сейчас сижу я. Действительно, как-то жестковато, но радует хоть то, что мебель здесь не пластиковая.

Ремонт здесь не ахти. Я бы даже сказала, уродский. Стены из силикатного кирпича, просто покрашенные какой-то красной краской. Освещение очень тусклое. В дальнем от меня углу виднеется не заделанная труба. Под потолком подвешены какие-то металлические перекладины, на которые и крепятся светильники.

Да, обстановка убогая.

В клинике Крылова мне понравилось больше.

Даже у нарколога.

Не зря я сходу назвала это место рыгаловкой.

Маркетологи бы выразились: сеть быстрого питания эконом-класса.

Ага, точно. Эконом-класс. Мысль ниоткуда: я люблю «люкс». Во всём.

Немудрено, если у меня столько денег на банковской карте. Могу себе позволить.

Значит, надо вычеркнуть из блокнота записи о Балчуге, Авроре и Метрополе. Что я и делаю.

На стене, напротив которой уселась я, висит плазменная панель. На ней показывают какой-то футбольный матч. Когда я вижу этих футболистов, почему-то сразу вспоминаю Женю.

И то, как он меня уделал.

Мысль ниоткуда: я не люблю футбол.

Хм... А ведь Крылов был прав: многие подсознательные реакции достаточно тесно связаны с прошлым. Женя играл в футбол, он выглядел точно так, как и эти футболисты, которые бегают как дебилы и гоняют мяч по полю. Женя поступил со мной гадко, и это, видимо, запомнилось мне очень сильно. Настолько сильно, что я даже вспомнила это после потери памяти.

Мысль ниоткуда: а может, у меня и не было потери памяти?

Это достойно того, чтобы записать в блокнот.

Вот если бы сейчас я ещё не помнила, что со мной сделал Женя, я никак не смогла бы связать своё агрессивное отношение к футболу с ним. Но это вовсе не значит, что Жени не было, если я его не помню. И естественно, если я не вижу какой-то связи своего прошлого с какими-то своими определёнными мыслями, то это вовсе не значит, что этой связи нет. Это лишь значит, что я просто не помню прошлого, вызвавшего эту реакцию.

А ведь если мне просто дать понять, что Женя – всего лишь сраный козёл, не достойный моего внимания и, уж тем более, моей агрессии и обиды, если мне дать понять, что если некий футболист Женя оказался козлом, то это ещё не значит, что все остальные футболисты козлы, если мне дать понять, что если Женя оказался уродом, то это ещё не значит, что в этом виноват футбол, то, возможно, я бы и избавилась от агрессии по отношению к этой игре.

Кстати, кажется, и агрессия к футболу прошла.

Вон тот мальчик, что бегает по полю, очень даже ничего. Кажется, Аршавин. Или как его там. Ради этого парня можно полюбить футбол.

Получается, все эти мысли ниоткуда действительно очень важны. И на примере футбола я в этом убедилась.

Да, Крылов, определённо, прав.

Абсолютно.

Так вот как работают психотерапевты: они не гасят симптомы, а добираются до корня проблемы, который, скорее всего, исходит откуда-то из прошлого, а потом просто дают понять пациенту, что их установка ошибочна.

Получается, что все мысли, приходящие мне в голову, а особенно случайно, те мысли, которым я не могу дать объяснения или найти для них связь в прошлом, они действительно важны. Потому что связь с прошлым есть, но я просто её не помню. Или не вижу. Или считаю её столь незначительной, что не принимаю её во внимание.

Каждая мелочь может стать решающей.

Опять эта фраза.

Откуда я её помню?

Или я просто очень мелочная?

Кстати, у меня не впервые уже возникает ощущение, что сама тема психологии мне как-то близка.

Может, мои родители психологи?

Родители, которых я не знаю.

Или, может, не хочу знать?

Почему, собственно, я не хочу ехать по адресу прописки?

А ведь действительно не хочу. Очень и очень не хочу.

Это надо записать.

Официант возвращается с подносом в руках. На подносе – тарелка с картофелем фри, мясом, салатом и белым соусом в маленькой вазочке, а также корзинка с хлебом и кружка чая. Он раскладывает всё это на столе, и я чувствую, как в желудке начинает урчать – то ли от голода, то ли от предстоящего возврата. Или и от того, и от другого.

Сейчас проверим.

Говорю официанту:

– Принесите, пожалуйста, счёт и много-много салфеток. А лучше ещё одну пустую тарелку.

– Зачем?

Да, вопрос характерный. Но как объяснить официанту, что я могу заблевать ему тут всё, что только можно? Идея приходит быстро.

– Я привыкла ставить тарелку с едой на ещё одну пустую тарелку. Считайте, что это просто мой маленький каприз, – говорю я.

– Маленький каприз? – задумчиво протянул он. – Ну ладно, каприз так каприз, – и он уходит.

Смотря на него, я замечаю плакат, висящий на стене за его спиной, который гласит: «ТЕПЕРЬ В КАЖДОМ КАФЕ ГОРОДСКОЙ СЕТИ БЫСТРОГО ПИТАНИЯ КРУЖКА ЕСТЬ БЕСПЛАТНАЯ ТОЧКА ДОСТУПА WI-FI».

Мысль ниоткуда: Макдоналдс, городская сеть бесплатных туалетов и точек доступа Wi-Fi.

В голову приходит что-то ещё, но, кажется, я это уже забыла.

Значит, не так важно.

Или наоборот, очень важно? Ничего не понимаю. У меня какое-то ощущение дежа-вю.

Каждая мелочь может стать решающей.

Я что, постоянно прошу вторую тарелку, боясь заблевать стол, за которым сижу?

Как же вкусно пахнет от еды. Кажется, я не просто хочу есть. Я безумно хочу жрать. Жрать, жрать и жрать. Всё подряд. Да, я зверски голодна.

Сколько же я не ела?

Официант приносит вторую тарелку и счёт на ней. Я смотрю на чек. Сумма: «340 рублей». Да, поесть здесь и в самом деле можно недорого.

А сколько здесь стоит проблеваться? На всякий случай, протягивая официанту оставшуюся тысячную купюру, говорю ему:

– Сдачи не надо.

– Спасибо, – говорит официант и, расплывшись от удовольствия в улыбке, удаляется.

Как же бабло меняет людей.

Лицемеры.

И как браться за еду? Решаю, что чему быть, того не миновать. Натыкаю на вилку несколько соломинок картофеля, несколько кусочков мяса, немного салата и окунаю всё это в вазочку с белым соусом. Смотрится аппетитно. Пахнет ещё вкуснее.

Реалити-шоу: «Зарыгай рыгаловку».

Бывают доли секунды, которые кажутся вечностью.

Вот, я отправляю вилку в рот, ощущаю, как еда во рту уже обильно начинает смачиваться слюной, пережёвываю этот фуд-микс, получая от этого истинное удовольствие, глотаю и...

И...

И ничего не происходит. Кроме того, что за следующие несколько минут я смела всё съестное, что было у меня за столом. Даже хлеб, который, как я понимаю, редко употребляла, чтобы похудеть.

И жду возврата.

Реалити-шоу: «Положи на место».

Нет, возврата не происходит.

А значит, анорексии у меня нет.

Да простят меня вегетарианцы.

Это и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что я могу есть, не боясь блевотины и реакции людей на неё. Плохо потому, что только что я поняла, что обратилась к Крылову не из-за анорексии. То есть, я так и не поняла причину, почему я пришла в «Имплозию».

Представляю, какая у них обстановка в туалете, если такое творится в зале. Поэтому решаю его не посещать. Выхожу на улицу и первым делом опускаю руку в сумочку. Выхватываю телефон и снова просматриваю телефонную книгу в поисках знакомых имён.

И снова тщетно.

И тут, словно как-то на автомате, я достаю из сумочки визитку, которую мне дал Крылов. На ней – номер его сотового телефона.

Я знаю, кому я позвоню.

Я хотела сделать это весь день.

Я набираю номер Крылова и нажимаю клавишу вызова.

***

Вскоре я начал замечать, что внутри сайта у меня складывается некий круг общения, и самое интересное, что по прошествии пары-тройки месяцев я уже настолько к ним привык, что общался с ними каждый день. Мне действительно было интересно, чем они живут, я пытался представить, как выглядит их жизнь по ту сторону монитора.

Я обменивался со своими друзьями по сайту какими-то фразами, мнениями, переживаниями, впечатлениями. Мы обсуждали с ними разные новости, события, тренды, работу, учёбу, семьи и так далее.

Мне было безумно интересно оттого, что, не выходя из дома или из кабинета, я мог собирать тонны различного рода информации, узнавать много нового и интересного для меня самого. И, что самое важное, для этого мне даже не надо было принимать у себя никаких пациентов, ведь до регистрации на сайте моё мировоззрение в основном и было составлено из общения с пациентами, не столь многочисленными знакомыми, из прочитанных книг и просмотренных телепередач и видеозаписей.

Интернет, как я тогда подумал, – это новое слово века информационных технологий, новейший превосходный способ мгновенного обмена информацией. Это то, что делает людей умнее и информированнее намного быстрее, чем они могут сделать это посредством каких-либо других способов. Я решил, что Интернет – это мощнейшее средство постижения собирательной и отфильтрованной информации.

Всё, что я хотел найти, интересуясь чем-либо, я находил, просто набирая соответствующий запрос в строке поиска какого-нибудь поискового ресурса.

Не прошло и полугода, как моя скорость печати стремительно возросла, и для того, чтобы развиваться ещё быстрее и поглощать всё больше информации, которой я интересовался, я решил отказаться от большинства пациентов, снизил регулярность встреч с друзьями, которые постоянно сочувствовали мне по поводу моего рака и надвигающейся смерти.

Все эти люди, которые были вокруг меня, автоматическим образом выражали мне искреннее сочувствие потому, что они знали, что каждый раз, когда они меня видят, может стать потенциально последним. Меня это жутко бесило. Я, как психотерапевт со стажем, прекрасно понимал, что у каждого человека свои проблемы и свои тараканы в голове, а тут ещё и я вынуждал их проявлять обо мне какую-то заботу. Я отчётливо видел, что напрягаю людей своим присутствием, потому что в то время, как они в своих эгоистических порывах сами ждут какого-нибудь сочувствия или соучастия в их проблемах, они были вынуждены отдавать всю эту недостающую им поддержку мне.

Я превратился в обузу.

В Интернете же всё было совсем по-другому: никого особо не интересовало, здоров я или болен, весел или сердит. Людей в Сети гораздо больше интересует что-либо, что объединяет людей: какие-то общие темы, интересы, увлечения.

Мне очень даже нравилось, что под конец своей жизни я, наконец, мог реализовать весь этот недостаток общения, вытесненный моим карьеризмом. Общения несколько более глубокого плана, более искреннего, того общения, которое ранее люди давали мне, руководствуясь лишь обязательствами.

И, в конце концов, я сам для себя решил, что Интернет – это последний способ моей самореализации. Я каким-то образом чувствовал, что всё это приведёт меня к тому, что меня постоянно преследовало. На тот момент, полгода назад, я ещё не знал о том, что же это такое, но точно знал, что Интернет – это самый верный к этому путь. Самый верный путь к концу.

***

Сложно сказать.

Я жил в Сети. Буквально.

Я с ней слился.

Симбиоз.

Почему?

Моя девушка говорит:

– Расскажи, почему ты торчал в своём блоге? Что тебя там держало?

Она говорит:

– Давай.

Почему мы делаем то, что делаем?

Флешбэк.

Прошлое до прошлого.

Какой сегодня день, не помню.

Который день я в Сети, не помню тоже.

Мне очень хочется чего-то нового. Уже весь сайт знает пользователя «Добро».

Добро – это я. Автор этой книги.

Весь сайт знает меня потому, что у меня самый провокационный блог. Я люблю затрагивать такие темы, о которых другие боятся думать. Такие темы, о которых знают все, но не говорят.

Не говорят, но уже приняли это где-то у себя внутри.

Они знают об этом. По умолчанию. И умалчивают.

Вопросы бывают разные.

Например, я легко мог рассказать об изнасилованиях. Люди с отвращениям относятся к таким темам. Но подсознательно каждый из них хочет это обсуждать. Людям нравятся шокирующие темы.

Более того, многие даже хотят быть изнасилованными. Чтобы их жёстко взяли. Без компромиссов. Без лишних вопросов. Только действие.

Заметьте, я сейчас не только о женщинах.

Настоящее.

Я молчу.

Моя девушка, она говорит:

– Почему молчишь? Нечего сказать?

Я не хочу её слышать. Сейчас именно такой момент, когда я её ненавижу.

– Что, Игорь, – спрашивает она, – тебе не нравится, когда тебе лезут в душу?

Есть один факт. Люди не любят личных вопросов.

Я не люблю.

Вы не любите.

Когда людям задают какой-нибудь каверзный вопрос, они чувствуют себя не в своей тарелке. Любой личный вопрос – это попытка прорвать оборону.

Но если вам удалось добиться от кого-либо ответа на личный вопрос, считайте, что этот человек ваш.

Ну, чисто гипотетически.

Моя девушка спрашивает:

– Ты мне можешь внятно объяснить, для чего ты вёл свой блог? Для чего ты убил на него столько времени? Почему ты заходил в него снова и снова?

Когда люди много времени проводят вместе, они становятся друг на друга похожими.

Этим я объясняю своё непреодолимое желание выпить.

Беру со стола бутылку «Бейлиса» и отпиваю. Щедро.

Флешбэк.

Я уже достаточно возбудил виртуальную общественность.

Если, конечно, её можно так назвать.

Мне очень нравится играть с людьми. Вызывать эмоции. Прямо. Откровенно. Ничего не боясь. Наплевав на принципы морали и нравственности.

Я люблю задавать традиционные вопросы о нетрадиционности половой ориентации.

Ещё больше я люблю, когда люди задают такие вопросы мне.

Нет, не потому, что я люблю на них отвечать.

А потому, что эти вопросы спровоцировал я.

Да, мне нравится, когда люди идут у меня на поводу. Делают так, как я планирую.

Текст, он штука забавная. Можно просто написать, а можно заложить в него какой-то спорный момент. Нет сомнений в том, что большинство обязательно отреагирует.

Например, вы затрагиваете тему испускания газов.

Вы ещё считаете, что секс – это интимная тема?

Вы скажете людям, что если кто-то испустит газы в лифте, то никто не станет об этом говорить. Все будут стоять молча. Внюхиваться.

И ничего об этом не скажут, пока кто-то не скажет первым. Кто-то, кто не боится стать первым. Кто-то, на кого всегда можно положиться.

Маленькая революция.

Всем нам нужен кто-то, на кого можно положиться. Возложить на него ответственность, которую мы не можем взять на себя.

Когда кто-то скажет, что в лифте насрано, он возьмёт на себя ответственность. Даже если ему не скажут, что газанул тот, кто громче всех кричал, всё равно об этом все подумают. Все подумают, что это сделал он. А тот, кто пустил шептуна, ни за что в этом не признается.

Если в лифте больше двоих человек, то один из них так и останется неизвестным преступником.

Или, например, можно просто пошутить. Сказать, что в помещении воняет кишечными газами.

Заметьте, что как только вы это скажете, все начнут внюхиваться.

Даже когда мы предполагаем, что правда ужасна, мы всё равно стремимся её узнать.

Мы – правдомазохисты.

А теперь попробуйте запомнить эту тему. И незатейливо ввернуть в каком-нибудь разговоре. Например, во время семейного обеда.

Или во время романтического ужина при свечах.

А потом посмотрите на реакцию. Любая откровенная тема вызывает в людях внутренний протест, но они сделают всё для того, чтобы это скрыть. Потому что такие темы – это и есть мы сами. Но при этом мы всегда сошлёмся, что в данной обстановке эта тема неуместна.

Все мы испускали газы в общественных местах.

Маленькая революция.

Следующий этап – возмущение. У всех он протекает по-разному. Но большинство реагирует агрессивно. Люди не любят, когда им лезут в душу.

Реакция людей на какие-либо темы – это глобальный источник информации. О самих людях. Если узнаешь, как они реагируют на личные вопросы, то узнаешь их характер. Реакция на интимное – самая искренняя реакция, так как она затрагивает самую глубину души. Или ещё чего-то там.

Додумайте сами.

Настоящее время.

– Ну? Ты когда-нибудь созреешь?

Кажется, она залезла мне в душу.

И я делаю ещё пару больших глотков.