Социально-философские воззрения ВозрожденияЭпоха Возрождения явила новые воззрения на понимание общества и государства, политики и морали. Поучительны и интересны социально-философские взгляды Никколо Макиавелли (1469-1527). Они изложены в его работах «Государь» и «Рассуждения на первую декаду Тита Ливия». Сущность человека, по Макиавелли, составляет эгоизм, определяющий природу индивидуума. Человеком движет личный интерес, проявления которого чрезвычайно разнообразны. Прежде всего это имущественный, собственнический интерес. Макиавелли считает: «Люди скорее простят смерть отца, чем потерю имущества». Государство поэтому необходимо для того, чтобы обуздывать непомерный эгоизм, противодействовать ему. Правомерно при этом и осуществление государственного насилия. Если правитель прибегает к насилию, то это не должно быть самоцелью. Насилие должно исправлять, а не разрушать. Свой политический идеал Макиавелли находит не в современной ему политической жизни Италии. Он вдохновляется периодом Римской республики, считая республику лучшей формой правления. Макиавелли рисует образ мудрого правителя, который должен сочетать в себе и в своих действиях качества льва, способного расправиться с любым из врагов, и лисицы, способной провести самого изощренного хитреца. Государь по возможности не должен удаляться от добра, считаться с мнением народа, ибо глас народа – глас Божий. Но для достижения высших целей и при определенных ситуациях нельзя чураться и зла, применять насилие во имя государственного блага. Такой способ политических действий по имени его создателя получил название «макиавелизма», суть которого выражается формулой: «Цель оправдывает средства». Утверждая образ человека действия, выступая против спокойной созерцательности, Макиавелли выходит на проблему соотношения активности субъекта и объективной закономерности общественного развития, соотношения необходимости и свободной воли человека. Эту проблему он выражает и решает через свое понимание фортуны, удачи и судьбы человека. Макиавелли считает, что «фортуна распоряжается половиной наших поступков, но управлять другой половиной или около того она предоставляет нам самим». В соответствии с духом утверждающегося гуманистического индивидуализма подчеркивается необходимость активных действий самого человека: «Сначала жить, потом философствовать». Лучше быть смелым, чем осторожным, но при этом деятельность должна направляться трезвым умом и волей, стремящейся к определенной цели, естественно, высокой и благородной. Виднейшим представителем Возрождения является Эразм Роттердамский (1469-1536). В основе его мировоззрения лежит возрождение идей и идеалов раннего христианства в синтезе его ценностей с культурными традициями античной древности. Он осуществил первопечатное издание Нового Завета с обширными комментариями. Особую известность приобрела его шутливая декламация «Похвала Глупости». В этом произведении Эразм Роттердамский высказал свои взгляды по основным вопросам человеческого существования. Раскрывая двойственность и парадоксальность человеческого бытия в различных его проявлениях, автор утверждает приоритет разума и свободы, ясности духа, здравого смысла и образованности. Он выступает за миролюбие, воздержанность и простоту в человеческих взаимоотношениях. Эразм является сторонником сильной, просвещенной и гуманной монархической власти. В государстве, всегда чреватом мятежом и разногласиями, не обойтись без царя. Сам царь никому не подвластен, кроме закона; закон отвечает идее нравственности. И если «люди в государстве станут пренебрегать властью царя, то в нашем обществе возникнет опаснейший бунт». В человеке обязанности царя осуществляет разум. Своеобразным аналогом данного положения служит народное изречение «без царя в голове». Анализируя природу человека, Эразм обнажает его пороки. Они зачастую скрыты под именем добродетели. Ине стоит уныние считать серьезностью, жестокость называть строгостью, зависть – ревностью, угодливость – вежливостью, а шутовство – остроумием. Существует единственный путь к счастью: главное – познать самого себя; затем делать все не в зависимости от страстей, а по решению разума. Разум должен быть здравым и понятливым, направлен только на благородное деяние. Разум и скепсис представлен в философии Мишеля Монтеня (1533-1592). В своих «Опытах» он делает главным объектом философского анализа «я» самого мыслителя как человека: «Содержание моей книги – я сам... Вот уже несколько лет, как все мои мысли устремлены на меня самого, как я изучаю и проверяю только себя, а если и изучаю что-нибудь другое, то лишь для того, чтобы неожиданно в какой-то момент приложить это к себе или, вернее, вложить в себя. Тот предмет, который изучаю больше всего иного, – это я сам. Это моя метафизика, это моя физика». По сути своей название книги Монтеня и есть множество «опытов» и «экспериментов», поставленных авторской мыслью над самой собой. Монтень приходит к выводу, что «если человек признается в незнании первопричин и основ, то он должен решительно отказаться от всей остальной науки, ибо если он не знает основ, то его разум влачится по праху; ведь целью всех споров и всякого исследования является установление принципов, а если эта цель не достигнута, то человеческий разум никогда не может ничего решить». Вглядываясь в сложный социальный узел человеческих взаимоотношений, понимая нерасторжимость уз между личностью и обществом, между «я» и «другими», Монтень приходит к выводу, что человек «рожден для общества и для дружбы» и весь «обращен к внешнему миру». Даже в своем одиночестве и самосредоточении человек не может изолироваться от общества, а «скорее раздвигает и расширяет круг моих интересов, выводя меня за пределы моего «я»; никогда я с большей охотой не погружаюсь в рассмотрение дел нашего государства и всего мира, как тогда, когда я наедине с собой». Он утверждает с нравственных позиций всеобщую связь сочувствия между людьми. Боязнь социальных потрясений приводит его к такому выводу: «Тому, кто не постиг науки добра, всякая иная наука приносит лишь вред». Он пытался понять, какую мораль сумеет подсказать нам разум, лишенный света веры. Монтень предвосхищает кантовскую постановку вопроса о границах человеческого знания. Основным лейтмотивом его «Опытов» звучит вопрос: что я знаю? «Стремление умножить свои познания, тяга к мудрости с самого начала были даны на пагубу человеческому роду... О, мышление, какая ты помеха для людей!» – горестно восклицает мыслитель. Что есть истина и доступна ли она для человека? Может ли философ, вынесший Бога «за скобки», приблизиться к истине, обосновать ее критерии «чисто человеческими средствами»? Или судьба человека жить в мире относительности, субъективности и произвольности наших чувствований, восприятий, знаний и моральных установлений? Добровольно погрузившись в мир без Бога, без истины и добра, человек, по Ментеню, немедленно обнаруживает всю его неуютность. Причем эта «неуютность» не только философская, но и самая что ни на есть практическая, невозможность найти твердые критерии повседневного поведения среди людей. Поэтому Монтень пытается приподнять завесу над смыслом повседневного течения жизни, как ее понять, а главное – как ее прожить: «В начале всякой философии лежит удивление, ее развитием является исследование, ее концом – незнание. Надо сказать, что существует незнание, полное силы и благородства, в мужестве и чести не уступающее знанию, незнание, для постижения которого надо ничуть не меньше знания, чем для права называться знающим». Философствовать, по Монтеню, значит сомневаться. Вместе с тем он утверждает безграничные возможности и способности нашего разума в познании как всего, так и отдельных вещей. Монтень вошел в историю философии как сторонник скептицизма. Однако его мировоззрению чужд агностицизм: «Нет стремления более естественного, чем стремление к знанию». Замысел Монтеня заключает в том, чтобы не отказываясь от разума, подвергнуть его испытанию, посмотреть, чего он стоит, будучи предоставленным самому себе. «Рассмотрим же человека, взятого самого по себе, без всякой посторонней помощи, вооруженного лишь своими человеческими средствами и лишенного божественной милости и знания, составляющих в действительности всю его славу, его силу, основу его существа. Посмотрим, чего он стоит со всем этим великолепным, но чисто человеческим вооружением. Вполне вероятно, что вера в чудеса, видения, колдовство и иные необыкновенные вещи имеет своим источником главным образом воображение, воздействующее с особой силой на души людей простых и невежественных, поскольку они податливее других... Если чудеса и существуют, то только потому, что мы недостаточно знаем природу, а вовсе не потому, что это ей свойственно». Даже люди наиболее убежденные в бессмертии души, по мнению Монтеня, – это насмешники, приспосабливающиеся к нашей глупости. Признаем чистосердечно, что бессмертие обещают нам только Бог и религия; ни природа, ни наш разум, не говорят нам об этом. Наши душевные способности всегда зависят от телесных изменений: «Разве мы не замечаем, что когда мы здоровы, наш ум работает быстрее, память проворнее, а речь живее, чем когда мы больны». Смерть – не только избавление от болезней, она – избавление от всякого рода страданий. Презрение к жизни – нелепое чувство, в конечном счете она все, что у нас есть, она – все наше бытие. И важно при этом не отчаяться и не преисполниться презрения к жизни как таковой, а, напротив, отстоять ее права и научиться «искусству жить достойно» не столько в экстремальных, сколько в самых обыденных ситуациях. Рассвет начинающейся зари рационализма высвечивает и другое оригинальное философское течение возрожденческого гуманизма – мистицизм. Например, Парацельс (1493-1541), будучи врачом, алхимиком и астрологом в самой природе ищет некое мистическое, одушевленное начало. Своими магическими силами оно пронизывает всю природу, проявляясь в строении и функциях растений, животных, человека, ангелов и демонов и неодушевленных стихий. Вся природа может быть понята, по Парацельсу, из сочетания трех алхимических элементов – ртути, которая аналогична духу, серы как своеобразного аналога души и соли, которая олицетворяет тела. Разновидностью социального мистицизма являются пророческие предсказания событий в знаменитых «Центуриях» Мишеля Нострадамуса (1503-1566). В своем послании Генриху II, которым завершается Седьмая Центурия, Нострадамус не ограничивается установлением, «что должно произойти в селениях, городах и странах и что сбудется с их режимами... Но я пошел дальше – до начала седьмого тысячелетия в своих предчувствиях того, что должно произойти на земле». Индивидуалистический ренессанс имеет и свои теневые стороны. Рационализм индивидуалистического гуманизма несмотря на неоспоримые успехи в развитии экономики, науки, многих областей культуры и искусства нес в себе и немалые утраты. Наступающий капитализм разрушал живую веру, трепетную надежду бытия, совестливость и рыцарство в лучшем понимании этого явления. Внутренняя опустошенность и духовно-нравственное оскудение личности стало оборотной стороной экономического, научного и социального прогресса, зарождающейся буржуазности. Она началась в эпоху Возрождения и приобрела особо уродливые черты в последующем. Ущербность рационализированного индивидуализма приводит логически к крайнему эгоизму личности, формирует человека, готового «сжечь государственный дом, чтобы зажарить яичницу». А.Ф.Лосев (1893-1988) дает характеристику эгоистической устремленности человека того времени: «Пороки и преступления были во все эпохи человеческой истории, были они и в средние века. Но там люди грешили против своей совести и после совершения греха каялись в нем. В эпоху Ренессанса наступили другие времена. Люди совершали самые дикие преступления и ни в какой мере в них не каялись, и поступали они так потому, что последним критерием для человеческого поведения считалась тогда сама же изолированно чувствовавшая себя личность». (Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения. М., 1978. С.136-137.) 4. Натурфилософия Возрождения: пантеизм и диалектика В эпоху Возрождения философская мысль выстраивает новую конструкцию мира. В ее основе лежит пантеизм – учение, растворяющее Бога в природе, отождествляющее Бога с мировым целым. Термин «пантеизм» образуется из приставки «пан» (греч. – «всё») и корневого слова («теос» – Бог). Философия вновь обращается к изучению природы. Но при этом философия базируется уже не на космоцентризме античности и теоцентризме Средневековья, а на основе пантеизма («Всебожия»). У истоков возрожденческой натурфилософии стоит Николай Кузанский (1401-1464). Будучи священником, впоследствии кардиналом и папским представителем – легатом по всей Германии, он рассматривал свои научные труды побочным занятием «для облегчения души от тяжких забот». Подлинная духовность и ученость всегда скромна. Кузанец предвосхитил главные черты новоевропейской философии в понимании ее метода, априорного (доопытного) предвосхищения реальности, точности и строгости познания, основанного на математическом обосновании. Первая и главная из многих трудов Николая Кузанского является его работа «Об ученом незнании». Главная ее мысль заключается в следующем: в осознании незнания как бы «свернуто» понимание того, каким должно быть настоящее знание. В непознанном изначально сказывается известное. Отдельное свидетельствует о предсуществовании целого. Многообразие указывает на лежащее в его основе единство. Пестрота чувственного представления отсылает к его рациональным закономерностям. Кузанский не просто констатирует противоположности, которыми выткан мир вещей и универсум в целом. Он обосновывает идею совпадения противоположностей в качестве важнейшего методологического принципа: «Соединяй видимые противоположности в предшествующем им единстве». С пантеистических позиций он сближает Бога как бесконечное существо с конечным миром. Божественное начало понимается как актуальная бесконечность. Оно проявляется в мире потенциальной бесконечности. Начало «просвечивается» во всем, оставаясь недостижимым. Именно потому, что оно всему предшествует, оно источник всякого движения, естественной и человеческой истории, оно же и его конец. Наиболее ярким синтезом противоположностей выступает Бог. С одной стороны, он находится повсюду, поэтому есть всё. А с другой стороны, он нигде не находится определенно, т.е. он ничто. В отличие от абсолюта (Божества), универсум есть единство «определившееся», «стяженное» и поэтому неизбежно ограниченное этой определенностью. Поэтому всякий вещественный центр относителен. Лишенный в себе конца, мир имеет центром и пределом своего Творца. В качестве единого мир мыслим собирающим смыслом. Через принадлежность к универсуму каждая вещь пребывает в каждой. Единое есть все. Все – во всем. Максимальное различие вещей совпадает с их минимальным различием. «Единица есть начало всякого числа, так как она – минимум. Она – конец всякого числа, так как она – максимум. Она, следовательно, абсолютное единство; ничто ей не противостоит; она есть сама абсолютная максимальность: всеблагой Бог». Николай Кузанский открыто не выступает против идеи креацинизма, но фактически он устраняет принцип творения мира Богом. Представляя отношение мира и Бога как соотношение целого и части, он характеризует Творца как «бесконечный, т.е. абсолютный максимум», а универсум, Вселенную как «ограниченный максимум», образовавшийся не путем сверхъестественного творения, а посредством ограничения. Дело в том, что все конечные или ограниченные вещи имеют свое место где-то между абсолютным максимумом и абсолютным минимумом. Божественное существо предстает как бы «свертывающим» в себе все вещи, а природа – как результат «развертывания» ее из абсолюта божественных глубин. Тем самым Кузанский возобновляет неоплатонический принцип эманации (истечения), вводя понятие «Души мира» как универсальной формы, заключающей в себе все формы, существующие в действительности. Диалектику единства и противоположности минимума и максимума Кузанский иллюстрирует математически, выявляя предельные переходы. Часть окружности (дуга) при увеличении до бесконечности ее радиуса будет максимально приближаться и, наконец, совпадет с ее касательной по прямой. Диаметр становится тождественным окружности. Более того, с окружностью совпадет не только диаметр, но и ее центр. А тем самым точка (минимум) и бесконечная прямая (максимум) будут представлять собой одно и то же. Стороны треугольника при беспредельном уменьшении угла между ними образуют одну прямую. Кузанский виртуозно применяет геометрические и арифметические величины для иллюстрации философских понятий. Он вводит понятие дифференциального и интегрального исчисления, намечает грандиозную программу табличной характеристики всех вещей и процессов. Человек, по Кузанскому, тоже есть синтез противоречий. Он конечен как телесное существо и бесконечен в своих духовных проявлениях. Человек вполне способен познавать природу. Он осуществляет познание посредством чувств, воображения, рассудка и разума. Чувственное познание рассматривается лишь как начальная стадия познания, которая упорядочивается рассудком. Человек есть его ум. Учение об уме развертывается как процесс богоподобия. Если рассудок связан с чувственным познанием, то разум свободен. Разум – высшая теоретическая способность сознания. Он направлен на выявление, осмысление и преодоление противоположностей: «Разум поэтому и понимает только всеобщее, нетленное и постоянное, что духовно увлекающая его цель – непоколебимая истина…Знает по-настоящему тот, кто знает свое незнание». Процесс познания Кузанский видел на пути приближения нас к недостижимому абсолюту. Джордано Бруно (1548-1600) – философ-легенда, ради своих убеждений взошедший по приговору инквизиции на костер и... шагнувший в бессмертие. Во взглядах Бруно философская мысль эпохи Возрождения получила свое наиболее полное выражение. Его выступления против схоластических положений и канонов вызвали преследование со стороны религиозных властей и обрекли Бруно на длительные скитания и мученическую смерть. Свои философские позиции он обосновывает в ряде работ: «О причинах, начале и едином», «О бесконечности, вселенной и мирах», «О монаде, числе и фигуре», «О безмерном и неисчислимом». С пантеистических позиций Бруно рассматривал окружающий нас мир как единый, в котором материя и форма слиты воедино. Вселенная едина, бесконечна и неподвижна. В ней происходят постоянные изменения. Но в целом она не двигается. Ибо наполняет все вокруг нас. Бруно отождествляет Бога-природу с материей: нет природы за пределами естественных вещей. Нет сущности вне сущего: «Материя все создает из себя, ибо природа есть двигатель себя самой, который действует изнутри». Вселенная представляет собой совпадение Бога и природы, материи и формы, единства и множественности. С помощью идеи Единого Бруно объясняет противоречия и противоположности, изменчивость и постоянство всего происходящего в единой Вселенной, в которой духовная и телесная субстанции имеют одно бытие, один корень. Материя и есть то начало, которое производит формы из своего лона. Материя и «должна быть названа божественной вещью и наилучшей родительницей, прародительницей и матерью естественных вещей, а также всей природы и субстанции». Опираясь на гелиоцентрическую теорию Коперника, Бруно утверждает единство и бесконечность Вселенной, в которой существует бесчисленное количество миров. Солнце не абсолютный, а только относительный центр универсума, одна из его бесчисленных звезд. Численность отдельных вещей также бесконечна, хотя каждая вещь представляет собой конечную величину. «Природа, – считает Бруно, – представляет собой силу, которая воплощена в вещах, и закон, по которому все вещи совершают свой собственный ход». Все в природе состоит из неделимых частиц, атомов, которые определяют единство всех вещей. Следуя за Кузанским, Джордано Бруно развивает диалектику совпадения противоположностей, распространяя ее на всю природу: «Кто хочет познать наибольшие тайны природы – пусть рассматривает и наблюдает минимумы и максимумы противоречий и противоположностей». В минимуме заключена вся сила, а потому он представляет собой максимум вещей. Как в одной искре содержится возможность огня, так и минимум подобным образом определяет максимум. Абсолютный минимум во Вселенной – это атом, в математике – точка, в сфере метафизики – монада. Минимум или монада образуют все то, что определяет максимум и целое. В монаде отражаются все свойства природы. Тем самым Бруно развивает идею тождества микро- и макрокосма. В представлении итальянского мыслителя вся Вселенная одушевлена.Ей внутренне присуще живое начало – мировая душа. Весь мир предстает как нечто живое. Бруно тем самым становится на принцип гилозоизма (от греч. гиле» – материя и «зое» – жизнь): «Сколь бы незначительной и малейшей не была вещь, она имеет в себе части духовной субстанции, каковая если находит подходящий субъект, стремится стать растением, стать животным и получает члены любого тела, каковое обычно называют одушевленным, потому что дух находится во всех вещах, и нет ни малейшего тельца, которое бы не заключало в себе возможности стать одушевленным. Из того факта, что природа не рассуждает и не думает, нельзя сделать вывод, что она действует без интеллекта и конечного намерения. Потому что превосходные музыканты и писатели меньше размышляют о том, что делают, и, однако, не ошибаются, подобно людям более грубым и косным, которые хотя и более об этом думают и размышляют, однако создают произведения менее совершенные и, кроме того, не без ошибок». Пантеизм и гилозоизм Бруно сливаются в концепции панпсихизма, согласно которой духовная субстанция определяет все многообразие проявления вещей: «Душа находится в теле, как кормчий на корабле. Вы должны заметить, если о душе мира и о всеобщей форме говорят, что они суть во всем, то при этом не понимается – телесно и пространственно, так как таковыми они не являются, и таким образом они не могут быть ни в какой части; но они суть целиком во всем духовным образом». В своей теории познания Бруно сравнивает человеческий разум с «живым зеркалом», в котором отражаются природа и формы вещей. Цель познания заключается в установлении законов, управляющих изменчивостью вещей. Процесс познания идет от ощущений к воображению, от воображения к рассудку, рассудок к интеллекту, интеллект к уму. Интеллект он представляет как «видящее зеркало», которое активно осмысливает мир. По Бруно, существует лишь одна истина, которая достигается философией, рациональными средствами познания. В будущем, по мысли Бруно, наступит «религия разума», свободная от культа и обрядности, от догматов о потустороннем мире, от веры в личного Бога, от учения о воздаянии и наказании, от веры в бессмертие души. Дж. Бруно разделяет типичное для эпохи Возрождения личностно-материальное понимание мира. В работах «О героическом энтузиазме» и «Изгнание торжествующего зверя» он утверждает высокое предназначение человека, энтузиазм и самоотверженность в достижении этой цели на земле: «Прочь от меня всякое безобразие, всякое безделье, неряшливость, ленивая праздность». Диалектические идеи Бруно, его пантеизм и мысли о монаде, гносеологические подходы и этические воззрения знаменуют собой переход к философии Нового времени.
В хронологических и тематических направлениях, основных идеях и персоналиях философию Возрождения можно представить в нижеследующих схемах:
|
