При описании сем старался я не пропускать ни единого происше­ствия, до которого достигала только моя память, и не смотрел, хотя

бы иныя из них и самыя маповажныя, случившиеся еще в нежнейшия лета моего младенчества...

...А как ч писал сие не в том намерении, чтоб издать в свет по­средством печати, а единственно для удовольствования любопытства моих детей и тех из моих родственников и будущих потомков, кото­рые похотят обо мне иметь сведение: то и не заботился я о том, что сочинение сие будет несколько пространно и велико; а старался только, чтобы чего не было пропущено, почему в случае если кому из по­сторонних случится читать сие прямо набело писанное сочинение, то и прошу меня в том и в ошибках благосклонно извинить..».

Естественно, что руководствоваться такими «критериями» отбора при написании «современной истории» невозможно. Но примечатель­но, что за несколько лет до того, как Болотов начинает писать свои мемуары, во второй половине 60-х годов XVIII в. во Франции созда­ется гораздо более знаменитое автобиографическое произведение, написанное, на первый взгляд, также без всякого отбора биографи­ческих фактов, — «Исповедь» Ж.-Ж. Руссо. Это сопоставление пока­зывает, как опасно при исследовании исторических источников ори­ентироваться исключительно на характер описываемых в них жиз­ненных явлений, ведь целеполагание у этих авторов было существенно различным.

Как уже отмечалось, писание мемуаров не было распространен­ным занятием в России XVIII в. Однако на рубеже XVIII—XIX вв. по­является комплекс мемуаров, объединенных сходным социальным со­ставом их авторов. Это мемуары провинциальных чиновников — по­рождение губернской реформы 1775 г. Дело здесь в том, что создание большого количества новых чиновничьих и канцелярских мест в сис­теме местного государственного аппарата породило определенный дефицит кадров, что заставляло пополнять государственный аппарат выходцами из непривилегированных сословий. В этот период служа­щие в местные учреждения набирались, кроме, естественно, дворян, из среды церковно- и священнослужителей; приказных, подьяческих и секретарских детей; обер-офицерских детей, солдатских детей, из купечества и даже из отпущенных на волю крепостных крестьян и господских людей. Кардинальные изменения в социальном составе местного чиновничества произошли в очень короткие сроки. Они были уже хорошо заметны к началу 80-х годов. В ходе губернской реформы не только создается новая система местных государственных учрежде­ний, но и формируется новый тип чиновника — выходца из разно­чинцев или податных сословий по социальному происхождению и маргинала по своей социальной сущности. Такой «маргинальный» тип чиновника — тип исключительно российский. Он мог возникнуть лишь в специфических российских условиях целенаправленного формиро­вания и длительной консервации сословного деления общества. Для

провинциального чиновника конца XVIII в. характерно сочетание из­вечного чиновничьего превосходства и определенной социальной ущербности — сочетание с психологической точки зрения не столь уж редкое и вполне понятное. Свидетельством осознания мелкими чиновниками своей социальной значимости являются их мемуары, причем не только, а может быть и не столько, содержание мемуаров, сколько сам факт их писания, однозначно говорящий о самоосозна­нии личности.

В XIX в. мемуары-автобиографии отходят на второй план, будучи оттесненными мемуарами—«современными историями», и в дальней­шем общественный интерес вызывают (а значит, и становятся широ­ко известными) мемуары-автобиографии преимущественно творчес­ких деятелей, хотя механизм отбора фактов претерпевает изменения под усиливающимся влиянием социальной среды.