Понятие, виды терроризма и террористических актовПонятие терроризма Термин «терроризм» происходит от латинского «terror» – страх, ужас. Впервые террор как метод политического действия появился во время Великой французской революции и использовался радикальными революционерами для репрессий против политических противников. Таким образом, террор (терроризм) – способ решения политических проблем методом насилия. Применение насильственных методов в политике осуществляется как государствами в отношении политической оппозиции, так и различными подпольными группами против господствующих классов и государственных институтов. Поэтому надо рассматривать эти явления в отдельности. Под террором понимается осуществление репрессий государством в отношении своих граждан и политической оппозиции с целью парализовать волю к сопротивлению и утвердить свое господство. Терроризм рассматривается как присущая оппозиционным политическим группам деятельность. Оппозиционеры применяют насилие (или угрожают применить таковое) по отношению к гражданам (в том числе иностранным) или имуществу, с целью добиться политических уступок со стороны государства. Цель террористических действий – достичь изменения политики, оказывая устрашающее воздействие на власти, группы населения, представителей иностранных государств и международных организаций. Терроризм осуществляется как борьба подпольная, насильственная, целенаправленная, управляемая, идеологизированная. Жертвы терроризма могут быть случайными или выборочными (представляя собой символы каких–либо институтов). Террористический акт выполняет функции устрашения определенной категории лиц либо пропагандирует идеи террористов. Существуют три основных взгляда на природу терроризма: исходя из боевых проявлений террористической деятельности, криминальных и социально–политических. 1) В соответствии с первой позицией терроризм рассматривается как специфический вид вооруженных действий и определяется как «вооруженный конфликт низкой интенсивности». 2) Вторая точка зрения делает акцент на криминальной составляющей и классифицирует терроризм как вид уголовной преступности. 3) Третья – считает терроризм видом политической борьбы, формирующимся на основе социально–политического протеста. Терроризм появляется как ответная реакция на длительное затягивание решения политических проблем. Фактически терроризм вырастает на основе значимых общественных противоречий. К террористической борьбе приводят конфликты политического, социального, территориального, национального, мировоззренческого характера. Порой уголовная преступность приобретает террористические масштабы. Виды терроризма. Террористическую деятельность могут вести террористы–одиночки, террористические группы и организации (в том числе международные при поддержке определенных государств). Под политическим терроризмом в широком смысле понимаются все перечисленные проявления террористической активности, направленные на изменение общественного строя в целом или в какой–либо его части. В узком смысле под политическим терроризмом подразумевается борьба, направленная на предотвращение (или принятие) каких–либо решений, относящихся к государственному устройству. Примером такого рода деятельности может служить французская ОАС, стремившаяся предотвратить предоставление суверенитета Алжиру. С исчезновением проблемы деятельность таких организаций сворачивается. Социальный терроризм формируется на основе более глубоких внутренних социально–политических конфликтов и проявляется в двух основных формах: левого и правого терроризма. Левый (революционный, «красный») терроризм идеологически ориентируется на различные левые доктрины (марксизм, ленинизм, троцкизм, анархизм, геваризм, маоизм, кастроизм и т. п.). Мишенью для левых террористов становятся представители бизнеса, государственные чиновники и сотрудники органов безопасности, сотрудничающие с правительством независимые специалисты (экономисты, юристы, журналисты), функционеры проправительственных политических партий. Левые террористы создают значительные подпольные боевые организации, осуществляют координацию деятельности в международных масштабах. Как правило, левый терроризм активизируется тогда, когда происходит обострение внутренних кризисов. Боевые организации левых террористов действуют сравнительно непродолжительное время. Исключение составляют партизанские формирования Азиатско–Тихоокеанского региона и Латинской Америки, базирующиеся в сельской местности, и германские группировки, годами находящиеся в «неактивном режиме». В период «холодной войны» левые террористы пользовались значительной поддержкой со стороны некоторых стран социализма (Куба, КНДР, ГДР, Венгрия, КНР). В 1970–80–х гг. левые террористы более активно, чем их оппоненты с правого фланга, использовали тактику вооруженных налетов и в меньшем числе случаев – взрывы, приводящие к многочисленным случайным жертвам. Правый (контрреволюционный, «черный») терроризм ориентируется на традиционные для нации политические доктрины и ценности, исторически – на национальных деятелей прошлого. Активизируется на непродолжительное время, в периоды наибольшей угрозы со стороны левых сил. Мишень – левые и либеральные политики и активисты. В отличие от «красных», правые террористы реже создают специализированные боевые организации, предпочитая действовать в виде секретных боевых групп легальных организаций праворадикального характера. Наиболее значительные правотеррористические движения существовали в России в время революции 1905–07 («черные сотни», «Союз Михаила Архангела» и др.), в Европе после Второй мировой войны в форме неофашистских групп, а в Латинской Америке – «эскадронов смерти». Национальный терроризм (этнический) осуществляется по этническому признаку. Сепаратистский терроризм проводится национально–политическими группами меньшинств, борющихся за суверенитет или расширение автономии исторической территории проживания. В зависимости от политической ситуации, традиций и социальной структуры они ориентируются на левую (ЭТА) или правую (корсиканские террористы) идеологию. Организации этого типа наиболее долгоживущие (Ирландская республиканская армия). Мишень – чиновники, бизнесмены, полицейские. Левоориентированные террористы предпочитают совершать теракты против высокопоставленных деятелей, оправдывая это революционной идеологией. Террористы с правым уклоном менее разборчивы, их жертвой может стать любой представитель враждебной нации. Национально–освободительный терроризм осуществляется народами оккупированных или колонизированных государств против представителей страны–агрессора. Цель – восстановление государственного суверенитета. Подобные группы придерживаются умеренно–националистических взглядов, причем идеологическая ориентация (правая, левая) подобных организаций и течений отходит на второй план. Мишенью террористов становятся представители враждебной нации, независимо от социального и профессионального статуса. В первую очередь – военнослужащие, офицеры органов безопасности и чиновники. Репрессивный национальный терроризм. Его становление проходит на фоне национальных конфликтов внутри единого государства. Представители привилегированных национальных групп ставят целью подавление требований национальных меньшинств, защиту собственности, стремление к созданию этнически однородных государств (Ку–Клукс–Клан, Лига защиты евреев, антирусский терроризм в Таджикистане в 1992–96), а представители меньшинств – реализуют таким образом стремление к равноправию («Черные пантеры»). Территориально–сепаратистский терроризм – явление малораспространенное. Осуществляется в границах единого государства представителями господствующей нации с требованиями предоставления суверенитета какой–либо части страны. Примером такого явления может служить деятельность техасских сепаратистов в США. Мировоззренческий терроризм осуществляется по мотивам принципиального несогласия с господствующими нормами и отношениями. К этому направлению относятся такие виды терроризма, как религиозный, экологический, «контрабортный», феминистский. Наиболее распространенным является религиозный терроризм, в свою очередь подразделяющийся на фундаменталистский и сектантский. Наиболее распространен терроризм исламских фундаменталистов, в меньшей степени – сикхов, христиан и иудеев. Фундаменталистский терроризм существует в разных проявлениях. Для террористов «Арийской нации» протестантизм служит мировоззренческой позицией, позволяющей формулировать концепцию антиправительственной и антилиберальной борьбы. Иудейский фундаментализм («Ках»), являясь мобилизующей радикалов идеей, направлен на обеспечение безопасности евреев и Израиля. Наиболее распространен и многообразен в современном мире терроризм исламских фундаменталистов, осуществляемый радикальными исламистами для утверждения исламского порядка в населенных мусульманами странах. Объектами покушений исламистов являются более умеренные режимы (в том числе исламские), религиозные меньшинства в исламских странах, граждане государств, сотрудничающих с неисламистскими режимами. Объединяет фундаменталистов стремление перестроить действительность в соответствии с нормами религиозной жизни. Сектантский терроризм осуществляется различными маргинальными сектами тоталитарного характера, рассматривающими насилие в качестве условия захвата власти и построения более совершенного общества. Объектом воздействия для такого рода терроризма становится все общество. Примерами являются банда Мэнсона (США), Аум Синрикё (Япония). Уголовный терроризм. Термин «уголовный терроризм» появился благодаря журналистам, в адрес которых в связи с этим часто раздается критика за излишне широкое толкование термина «терроризм». Но рассматривая преступность в контексте политики, необходимо признать, что в моменты политической нестабильности некоторые, крайне опасные проявления обычной преступности приобретают характер значимого политического фактора и способны оказывать влияние на политические процессы. К уголовной деятельности террористического характера могут быть отнесены такие опасные виды преступности, как наркоторговля; систематические захваты заложников с целью выкупа; применяющий террористические методы (диверсии и т. п.) рэкет, наносящий ущерб здоровью и имуществу как персональных адресатов, так и случайных очевидцев происшествия. Террористическая деятельность может принимать формы внутреннего и международного терроризма, которые на протяжении всей истории шли рука об руку. Все же в течение XIX в. терроризм оставался преимущественно внутренним политическим явлением, что было связано с активным левым революционным движением. В XX в. международный терроризм приобрел угрожающие масштабы с конца 1960–х гг. в связи с борьбой палестинцев за независимость. К актам международного терроризма прибегали и прибегают также революционные террористы, но осуществляют такого рода операции преимущественно на территории своих государств. Палестинские националисты и леворадикалы, а позже исламские террористы настроены значительно агрессивнее, проводя террористические операции на территории Европы, Америки, стран Азии. Внутренний и международный терроризм характеризуются: внутренний (domestic) терроризм – осуществляется на территории одного государства; террористы и жертвы – граждане этого государства; международный (international) терроризм – осуществляется террористами против представителей иностранных государств и международных организации, граждан иностранных государств на территории стран, гражданином которого террорист не является. Непосредственно терроризм воплощается в виде террористического акта – совершения преступления террористического характера, являющегося завершающим этапом террористической операции. Террористическая операция продолжается длительное время, включает подготовку и совершение террористического акта. В проведении операции могут принимать участие боевая группа, группы разведки, материального, пропагандистского обеспечения и обеспечения безопасности. Террористическая группа – подразделение террористической организации, в обязанность которой входит деятельность, непосредственно связанная с подготовкой и проведением террористического акта. Террористическая группа характеризуется тесным взаимодействием между собой членов, объединенных конкретными целями деятельности, и состоит из террористов, принимающих участие в террористической деятельности. Террористическая организация специализируется на террористической деятельности в полном составе или одним из своих структурных подразделений. Отличается многочисленностью рядов, сравнительно длительным временем существования, наличием руководящей иерархии, разделением функций управления, проведения террористических акций, разведки, пропаганды и финансирования. Возможно наличие филиалов в различных регионах страны и на территории нескольких государств. Террористическая деятельность организованного характера связана с постоянной опасностью, подготовка операций длительна. Как правило, деятельность террористических организаций идеологически обоснована, подчинена разработанной доктрине и включена в политический процесс. Террористические акты могут быть следующих видов. Диверсия (взрыв, распыление отравляющих веществ и т. п.). Производятся взрывы транспортных средств или в зданиях с целью нанести ущерб и вызвать человеческие жертвы, а также на открытом пространстве для уничтожения людей. В результате взрывов страдает большое количество случайных людей, поэтому именно такая тактика приводит к наиболее сильному психологическому эффекту и имеет место в случаях, когда террористы абсолютно все потенциальные жертвы рассматривают в качестве политических противников. В XIX в. взрывы активно применяли анархисты под лозунгом: «Никто не свободен от вины». Для нападений, как правило, использовались ручные бомбы, устраивались подкопы, производились минирования популярных среди населения мест. Основным объектом покушения был человек. В XX в. очень часто диверсионная тактика принимается на вооружение террористами национальных движений (ИРА), левацкими организациями крайнего сектантского характера (РАФ), религиозными экстремистами. В 1990–х гг. диверсионную тактику проводили такие организации, как ХАМАС, Хезболлах, Аль–Кайда, Аум Синрикё. В XX в. по–прежнему применяются ручные гранаты, но меньшей мощности, позволяющие террористу невредимым скрыться с места преступления. Самые кровавые террористические акции совершены с помощью заминированных автомобилей, или «автомобильных бомб». К числу таких операций принадлежат диверсии против американских военных казарм и посольств на Ближнем Востоке и в Африке в 1982–83 и во 2–й пол. 1990–х гг. Другой вид взрывной деятельности – использование шахидов–самоубийц исламскими террористами (ХАМАС, Хезболлах и др.). В результате подобных операций также гибнут десятки людей, но по степени психологического эффекта преступления этого рода представляются более мощными. Также террористы минируют различные объекты: жилые здания, магазины, банки, гостиницы, аэропорты, транспортные магистрали, производственные сооружения. В зависимости от намерений террористов взрыв даже значительной силы может не повлечь за собой жертв, так как преступники часто предупреждают заранее полицию, прессу и жертвы о проводимой операции. В таких случаях террористы довольствуются психологическим эффектом. Особенно многочисленны жертвы в результате взрывов самолетов. Похищение. Как правило, похищениям подвергаются значительные фигуры, способные привлечь внимание общественности: известные политики, чиновники, журналисты, дипломаты. Совершаются для того, чтобы добиться исполнения политических требований, для устрашения господствующих слоев, получения средств на деятельность организации. Более гуманный, чем диверсионный способ осуществления террористической деятельности, но более сложный в исполнении, так как требует слаженной, дисциплинированной работы в течение длительного времени. В Европе активно используют похищения баскские террористы. Ведению подобного рода террористической деятельности способствует ситуация политической нестабильности. Особенно часто похищения предпринимаются партизанами Латинской Америки; в Ливане в нач. 1980–х гг. были совершены десятки похищений гражданских и военных представителей иностранных государств. Покушение и убийство. Один из основных методов ведения терроризма. Осуществляется вооруженными группами. Отличается демонстративной адресностью, поэтому эффективен для целенаправленного психологического воздействия на узкую аудиторию. Активно используется революционными террористами. При совершении покушений используется холодное и легкое стрелковое оружие, ручные гранаты, минометы и гранатометы. При проведении боевой операции этого типа жизнь террориста подвергается опасности, поэтому осуществляется высокопрофессиональными террористами в государствах с ослабленной правоохранительной структурой, а также в случаях, когда террористы имеют возможность создать численный перевес над полицейскими подразделениями. Ограбление (экспроприация). Одно из основных средств ведения террористической деятельности экстремистов «красной» ориентации. Осуществляется как с целью получения необходимых для ведения борьбы средств, так и в целях пропаганды. Наибольший размах приобретает в периоды революционной дестабилизации. Хайджекинг – захват транспортного средства: самолета, железнодорожного поезда, автомобиля, корабля. Наиболее часты в мире захваты самолетов, также обозначаемые как «скайджекинг». Первый случай авиапиратства произошел в 1930. По 6 нападений совершено в 1946, 1960, 1961, 1967. В США в нач. 1960–х гг. был распространен авиатерроризм кубинских эмигрантов и левых экстремистов, которые захватывали самолеты с целью пропаганды и получения выкупа. С 1968 начинается осуществляемая палестинцами кампания авиапиратства в Европе и на Ближнем Востоке. Большинство акций предпринимались для привлечения внимания к ведущейся арабами борьбе, при этом выдвигались требования освобождения из тюрем арестованных арабских боевиков и выплаты выкупа. В 1969 совершен 91 захват гражданских самолетов (при этом 5 человек убиты и 32 ранены), в 1972 произведено 59 попыток угона, из которых 30 – удачные (141 человек убит, 99 – ранены). Пик авиатерроризма приходится на сент, 1971, когда за 11 дней были захвачены 300 пассажиров и уничтожены 4 самолета различных западных авиакомпаний. Масштабы авиатерроризма заставили правительства и авиакомпании предпринять меры по борьбе с пиратами. Наиболее часто подвергавшиеся нападениям палестинцев израильские, а также европейские авиакомпании разместили в самолетах обученных борьбе с террористами агентов. В 1973 американские и европейские авиаслужбы приступили к систематической проверке багажа пассажиров, что несколько снизило террористическую активность, но уровень ее оставался по–прежнему высоким: в 1976 совершены 25 угонов аэробусов (218 человек погибло и 215 ранены). В 1980–90–х гг. акты воздушного пиратства продолжаются, но в значительно меньшем количестве. В последние три десятилетия популярность авиатерроризма, достигнув пика в 1960–х гг., когда 38 % всех террористических актов приходилось на нападения на авиалинии, сократилась к концу века до 12 % нападений. Скайджекинг наиболее эффективен среди других видов хайджекинга, так как, во–первых, удерживает спецслужбы от проведения атак на террористов из–за высокого риска поражения заложников, во–вторых, авиатранспорт представляется более удобным средством для того, чтобы скрыться от преследования. Захват кораблей, поездов, автобусов и т. п. менее привлекателен для террористов. Так, например, над кораблем преступникам сложнее установить контроль. Против захвативших поезд, автобус и другие наземные средства транспорта провести антитеррористическую операцию гораздо проще, чем освободить от террористов самолет. Захват зданий. Активно применялся левыми террористами в Европе, а также латиноамериканскими партизанами и палестинскими организациями, использующими тактику международного терроризма. Чаще всего налетам подвергаются здания посольств, правительственные учреждения, партийные офисы. Чеченский терроризм дал примеры нападений на больницы. Как правило, захватом здания террористическая операция не ограничивается. В случае удачного для террористов хода дел им предоставляется возможность покинуть захваченное строение под прикрытием заложников. Вооруженное нападение без смертельного исхода и причинение незначительного ущерба имуществу. Осуществляется террористическими организациями на стадии становления, когда еще не накоплен опыт проведения крупномасштабных операций, а также активно действующими организацями, которым необходимо только продемонстрировать способность к проведению вооруженных операций. Кибертерроризм (кибервойна) – нападения на компьютерные сети. Первые примеры «компьютерного терроризма» появились в конце 1990–х гг., что связано как с развитием сетей, так и с увеличившейся ролью компьютеров во всех сферах жизни. Обратная сторона этого явления – зависимость нормальной жизнедеятельности общества от сохранности компьютеров, и как следствие – увеличившееся внимание к ним различных «киберпартизан» и «киберхулиганов». Нападения на компьютеры посредством несанкционированного доступа производятся в целях саботировать работу соответствующих учреждений. Так, Отдел защиты Пентагона свидетельствует, что еженедельно информационные узлы министерства подвергаются более чем 60 нападениям. Большинство из них совершают хулиганствующие хакеры, но во время бомбардировок Югославии в 1999 группы хакеров в России, Сербии и других странах целенаправленно атаковали принадлежащие американским государственным структурам серверы. В авг. 1997 зафиксирован случай нападения тамильской кибергруппы «Черные тигры интернет» на электронную почту правительства Шри–Ланки. В мае и июне 1998 протестующие против индийских ядерных испытаний хакеры уничтожили домашнюю страничку и электронную почту Индийского атомного исследовательского центра в Бадхе. В сент. 1998 в Швеции одной из левых группировок был уничтожен сервер шведских правых радикалов. До сегодняшнего дня кибертерроризм не нанес какого–либо существенного ущерба правительственным или коммерческим сетям и представлялся тревожащим фактором. Вместе с тем многие специалисты отмечают недостаточный уровень защиты жизненно важных информационных узлов. Политический терроризм – не единственный вид насильственной деятельности в сфере политики. Отдельно от террористической деятельности стоят политические убийства и партизанская война. В то же время особо опасные формы преступности не являются монополией террористов, к террористическим методам часто обращаются обычные бандиты. Наиболее близко к террористической деятельности находится партизанская война, которая локализуется в сельской местности. Партизанская война характерна для стран третьего мира с отсталой социальной структурой. Партизанские отряды отличаются, прежде всего, специфическим составом боевиков (крестьяне, малообразованные рабочие и ремесленники, деклассированные элементы). Их деятельность носит характер массовых вооруженных столкновений, продолжается десятилетиями, то затухая, то активизируясь. Нередко партизаны используют террористические методы борьбы: диверсии на железных дорогах, трубопроводах и других коммуникациях, покушения на известных политиков, чиновников, судей. Для проведения антиправительственной диверсионно–террористической деятельности создаются специальные боевые структуры. Партизанские формирования ограничиваются установлением контроля над местом постоянного жительства боевиков (мексиканские партизаны штата Чьяпос), в случае попытки выйти за пределы природных территорий либо терпят поражение (Сендеро Луминосо), либо захватывают государственную власть («Красные кхмеры»), последнее практически недостижимо для террористов. Как правило, партизанская война является реакцией на разложение привычного уклада жизни или формой национально–освободительного движения. Политические убийства, в осуществлении которых как заказчик, так и убийца заинтересованы корыстно. Такие преступления не обусловлены социальной борьбой. Часто в отношении конкретных преступлений невозможно однозначно утверждать, что перед нами – террористический акт или политическое убийство. Примерами подобных случаев являются убийства П.А. Столыпина и братьев Кеннеди. В иных случаях политическое убийство и террористический акт сливаются (убийство А. Линкольна). Уголовные преступления, эпизодически или случайно использующие террористические методы: захват заложников при угрозе ареста и т. п. Такая преступность не является политическим терроризмом, так как носит корыстный характер (за исключением аспектов, рассмотренных выше). Терроризм даже в тех немногочисленных случаях, когда он может быть оправдан существующими обстоятельствами, представляется симптомом нездоровья общества (общины, народа, человечества). Террорист абсолютизирует роль насилия, которое считает инструментом социальной хирургии. Для террориста насилие – это и способ влиять на общество в необходимом направлении, и форма демонстрации несогласия с устоявшимися нормами и стереотипами. Психологический аспект терроризма (на примере заложничества) Захват заложников. Заложничество отличается от непосредственной террористической атаки (взрывов, выстрелов) тем, что сразу заставляет человека переживать вероятность скорой смерти. Этого переживания нет при непосредственной атаке – там оно появится спустя время. В ситуации заложничества, напротив, ожидание смерти появляется сразу. В ситуации заложничества один страх (отсроченный, в виде запоздалых переживаний уже произошедшего захвата заложников) постепенно накладывается на другой страх (ожидания смерти), как бы удваивая переживания. Психологические портреты террориста и его жертвы. Несмотря на многочисленные исследования, проводимые зарубежными и отечественными специалистами, террористы не попадают в специфическую диагностико–психиатрическую категорию. Большая часть сравнительных исследований не обнаружила никакой явной психической ненормальности террористов. Тем не менее продолжаются попытки выявить специфическую личностную предрасположенность у людей, становящихся на путь терроризма. Среди членов террористических групп наблюдается значительная доля озлобленных паранойяльных индивидов. Общая черта многих террористов – тенденция к экстернализации, поиску вовне источников личных проблем. Хотя эта черта не является явно паранойяльной, имеет место сверхсосредоточенность на защите Я путем проекции. Другие характерные черты – постоянная оборонительная готовность, чрезмерная поглощенность собой и незначительное внимание к чувствам других. Была обнаружена психодинамика, сходная с той, которая обнаружена в случаях, граничащих с нарциссическими расстройствами (Поуст, 1993). Проявления нарциссизма в форме самолюбования, утверждений об исключительности и особых правах своей национальной, религиозной или классовой группы и ее представителей, о собственных выдающихся способностях и др. можно обнаружить у большинства террористических объединений, например чеченских и ирландских. Хотя нарциссизм в аспекте терроризма еще не исследовался, Э.Фромм специально анализирует это явление среди причин человеческой деструктивности, составной частью которой является терроризм (Антонян, 1998). Э.Фромм определяет нарциссизм «как такое эмоциональное состояние, при котором человек реально проявляет интерес только к своей собственной персоне, своему телу, своим потребностям, своим мыслям, своим чувствам, своей собственности и т.д. В то время как все прочее, что не составляет часть его самого и не является объектом его устремлений, – для него не наполнено настоящей жизненной реальностью, лишено цвета, вкуса, тяжести, а воспринимается лишь на уровне разума. Мера нарциссизма определяет у человека двойной масштаб восприятия. Лишь то имеет значимость, что касается его самого, а остальной мир в эмоциональном отношении не имеет ни запаха, ни цвета; и потому человек–нарцисс обнаруживает слабую способность к объективности и серьезные просчеты в оценках» (Фромм, 1992). Личность террориста характеризуется сочетанием истерических и эксплозивных черт, высоким уровнем нейротизма и фрустрированностью, приводящей к прорыву барьера социальной адаптации, выраженной асоциальностью; однако далеко не всегда террористы обнаруживают физическую агрессию (более характерную для лиц, совершающих такие преступления против личности, как убийства, изнасилования). У большинства террористов обнаруживают расстройства личности с высоким уровнем косвенной агрессии. При этом механизм реализации террористического акта, как правило, включает в себя аффектогенную мотивацию, психопатическую самоактуализацию и развивается по схемам: § утрата связей с обществом – оппозиция обществу переживание общественного давления; § фрустрация – желание лидерства «назло врагам» – месть обществу за отвержение. Наиболее громкие террористические акты отмечены, как правило, многочисленными жертвами, что создает страх перед террористом, служит компенсацией со стороны общества и питает его амбиции. Из чего был сделан вывод, что главная цель террориста – демонстрация собственной силы, а не нанесение реального ущерба. Террорист не стремится к безымянности, он всегда охотно берет на себя ответственность за свои действия. В детском и подростковом возрасте террористы обнаруживают высокий уровень притязаний, завышенную самооценку, отличаются склонностью к фантазированию, занимают выраженную обвиняющую позицию, требуют к себе повышенного внимания педагогов. Психопатологический компонент личности террориста чаще всего связан с ощущением реального или мнимого ущерба, понесенного террористом, дефицита чего–то необходимого, настоятельно потребного для личности. Как правило, логика и мышление террористов носят путаный и противоречивый характер. В эмоциональном плане выделяются два крайних типа террористов: предельно «холодный», практически безэмоциональный вариант, и вариант эмоционально лабильный, склонный к сильным проявлениям эмоций в не связанной с террором сфере, когда снимается обычно жесткий контроль над эмоциями. С эмоциями связаны морально–нравственные проблемы («комплекс греховности»), иногда мучительные для террористов, несмотря на достаточно высокий уровень образования и интеллектуального развития. В более упрощенных вариантах террорист лишен таких проблем и выступает как бездушная «деструктивная машина». Психологический анализ позволяет выделить три наиболее ярких варианта такой «террористической машины». «Синдром зомби» – состояние постоянной боеготовности, своего рода «синдром бойца», нуждающегося в непрерывном самоутверждении и подтверждении своей состоятельности. Он присущ террористам–исполнителям, боевикам низшего уровня. «Миссионерство» – основной психологический стержень «синдрома Рэмбо». «Рэмбо» не может (хотя и умеет) убивать «просто так» – он обязательно должен делать это во имя чего–то высокого. Поэтому ему приходится все время искать и находить те или иные, все более сложные и рисковые, «миссии». К основным психологическим характеристикам «синдрома камикадзе» прежде всего относится экстремальная готовность к самопожертвованию в виде жертвы самой своей жизнью. Преодоление страха смерти вполне возможно за счет изменения отношения к жизни. Стоит перестать рассматривать жизнь как некую свою собственность, как страх смерти проходит (Ольшанский, 2002 (191–202)). Психологические типы террористов в определенной степени (хотя и не абсолютно) соответствуют четырем известным классическим типам темперамента. Специфика террористической деятельности накладывает свой отпечаток на классические типы, присутствующие в норме, поэтому и «сангвиник», и «флегматик», и тем более «меланхолик» значительно более энергетичны, чем среднестатистический представитель данного типа: по уровню энергетики они приближаются к «холерику», считающемуся наиболее темпераментным. Однако определенные характеристики позволяют провести такую типологизацию. В ее основе лежат как внешние, конституционные, так и внутренние, характерологические признаки, позволяющие относить каждый из приводимых ниже портретов к одному из четырех классических типов. Кроме того, за такой типологизацией стоит содержательное понимание четырех обозначенных выше типов И.П.Павловым (в связи с особенностями высшей нервной деятельности и скоростью протекания психических процессов), а также известная типология Г.Ю.Айзенка, трактующая те же самые типы на основе соотношения двух координат: нейротизма – эмоциональной устойчивости и экстраверсии – интроверсии. Террорист–холерик. В нейрофизиологической трактовке И.П.Павлова это тип сильный, однако неуравновешенный, с преобладанием возбуждения; одержимый множеством идей и эмоций, увлекающийся, но быстро остывающий. Нервная система характеризуется, помимо большой силы, преобладанием возбуждения над торможением. Отличается большой жизненной энергией, но ему не всегда хватает самообладания, подчас бывает, вспыльчив и несдержан. По Г.Ю.Айзенку – это невротизированный экстраверт, вроде бы «любящий массу», но почему–то довольно легко приносящий эту любовь в жертву индивидуальному террору. Ответ на этот кажущийся парадокс достаточно прост: внешняя экстравертированность часто как раз и оборачивается ненавистью к широким контактам за счет высокого уровня невротизации. Обычно нейротизм в сочетании с выраженной экстравертированностью и дает «на выходе» явные признаки психопатии и истерии. Террорист–флегматик. В трактовке И.П.Павлова, это тип сильный и устойчивый, уравновешенный, иногда инертный; спокойный, «надежный». Нервная система характеризуется значительной силой и равновесием нервных процессов наряду с малой подвижностью. Реагирует спокойно и неспешно, не склонен к перемене своего окружения, хорошо сопротивляется сильным и продолжительным раздражителям. По Г.Ю.Айзенку, это эмоционально устойчивый интроверт. Не склонен к психопатии и истерии, напротив, часто обладает качествами иного рода. В терроре не столько боевик, сколько эмоциональная опора группы или организации – так сказать, стабилизирующее начало группы. Террорист–сангвиник. Согласно И.П.Павлову, это тип сильный, уравновешенный, подвижный. Его нервная система отличается большой силой нервных процессов, их равновесием и значительной подвижностью. Это человек быстрый, легко приспосабливающийся к изменчивым условиям жизни. Его характеризует высокая сопротивляемость трудностям жизни. По Г.Ю.Айзенку, это тип эмоционально устойчивый и экстравертированный. Наиболее адаптивный среди всех остальных типов. Его решения основаны не на ситуативных эмоциях, а на устойчивых убеждениях, основанных на жизненном опыте. Террорист – меланхолик. Четвертый тип больше всего напоминает меланхолика. По И.П.Павлову, это слабый тип нервной системы. Он характеризуется слабостью как процесса возбуждения, так и торможения, обычно плохо сопротивляется воздействию сильных положительных и тормозных стимулов. Меланхолики часто пассивны, заторможены. В особенности их деятельность часто тормозится негативными моральными переживаниями, которым они придают большое значение. Воздействие слишком сильных раздражителей может стать для меланхолика источником различных нарушений поведения. Так, например, нейротизм в сочетании с интровертированностью часто дает «на выходе» дистимию (подавленное, тоскливое настроение), навязчивые представления, иногда – страхи. По Г.Ю.Айзенку, это достаточно невротизированный интроверт. Дифференцированный анализ (Ольшанский, 2002) показал, что среди участников террористических организаций и террористических действий 46% холериков, 32% сангвиников, 12% меланхоликов и 10% флегматиков. Виктимология – наука о жертвах и, в частности, о психологических особенностях жертв. Известно, что далеко не всякие люди оказываются в числе жертв, например, террористических актов. Есть некая непонятная, загадочная предрасположенность, особая «жертвенность», пока еще недостаточно изученная наукой. Изучение психологии жертв террора обычно представляет собой сложное дело. Во–первых, мало кто из жертв остается живым и достаточно сохранным. Во–вторых, оставшиеся в живых не хотят вспоминать о произошедшем и тем более говорить об этом. Тем не менее анализ поведения жертв террористических актов показал, что оно по многим параметрам сближается с поведением жертв стихийных бедствий и техногенных катастроф. Совершение террористического акта обусловливает развитие довольно стереотипных реакций. В основе террора лежит страх достаточно большого числа людей. Страх определяется как эмоция, вызываемая надвигающимся бедствием. Страх складывается из определенных и вполне специфичных физиологических изменений, экспрессивного поведения и специфического переживания, проистекающего из ожидания угрозы или опасности. Первичными и наиболее глубинными причинами, вызывающими страх, являются боязнь физического повреждения и опасения смерти. Они прямо связаны с инстинктом самосохранения, свойственным всем живым существам. Крайняя степень страха – это ужас. В отличие от просто страха, сигнализирующего о вероятной угрозе, предвосхищающего ее и сообщающего о ней, ужас констатирует неизбежность бедствия. Соответственно, ужас вызывает иные, нежели просто страх, реакции, иное поведение людей. Он может заставить человека оцепенеть на месте, тем самым, приводя его в абсолютно беспомощное состояние, или, наоборот, может заставить его броситься наутек, прочь от опасности. Существуют два основных типа поведенческой реакции на страх и ужас: оцепенение (и в результате беспомощность) и бегство. Ужас никогда не вызывает стремления исследовать вызвавший его объект – напротив, он парализует даже ориентировочные рефлексы. В отличие от страха, при ужасе нет ни удивления, ни интереса. Реакция бегства возможна и при ужасе, но только как вторичная, когда ужас несколько ослабевает, для чего необходимо время. Основными поведенческими следствиями страха и ужаса являются паника, агрессия и апатия. Паника – особое эмоциональное состояние, возникающее как следствие либо дефицита информации о какой–то пугающей или непонятной ситуации, либо ее избытка и проявляющееся в стихийных импульсивных действиях. Паника – сложный, промежуточный поведенческий феномен. На основе паники как эмоционально–поведенческого состояния возникают массовые панические толпы со специфическим поведением. В общепринятом смысле, под паникой понимают массовое паническое поведение, обусловленное страхом (ужасом). Стихийная агрессия, обычно определяемая как массовые враждебные действия, направленные на нанесение страдания, физического или психологического вреда или ущерба, либо даже на уничтожение других людей или общностей. Это тоже террор, только с другой стороны: террор массы, подчас направленный против тех террористов, которые вызвали страх, ужас и панику массы. Психологически за агрессией – разрушительным поведением – стоит внутренняя агрессивность – эмоциональное состояние, в основе которого лежат гнев и раздражение, возникающие как реакция на фрустрацию, на переживание непреодолимости неожиданных барьеров или недоступность чего–то желанного. Такое состояние может возникать как реакция на ту фрустрацию, которую вызывает террор. Апатия или смирение – третий вид массовых реакций на террор. Более того: в той или иной степени, но все реакции на террор – и страх, и ужас, и паника, и агрессия, если они не дают быстрого результата спасения или устранения террористов, рано или поздно заканчиваются истощением. Тогда приходит апатия, когда двигательная и психическая активность человека падают вследствие панических или агрессивных реакций. Исследования показывают, что апатия может развиваться в двух формах: как непосредственная реакция на террор и как реакция отсроченная, представляющая собой завершение сложной цепи первичных психологических реакций. В работе Пуховского (2000) на основе исследования, проведенного в г. Буденновске сразу после захвата заложников летом 1995 г ., оцениваются общие психологические черты разных типов жертв террора (непосредственно пострадавших от террористических действий заложников, их родственников, а также невольных свидетелей – жителей города). Первая группа лиц, вовлеченных в террор, – близкие родственники заложников и «пропавших без вести» (предположительных заложников) – внезапно оказались в ситуации «психологического раскачивания»: они метались от надежды к отчаянию. Все эти люди обнаружили острые реакции на стресс с характерным сочетанием целого комплекса аффективно–шоковых расстройств (горя, подавленности, тревоги), паранойяльности (враждебного недоверия, настороженности, маниакального упорства) и соматоформных реакций (обмороков, сердечных приступов, кожно–аллергических высыпаний). В силу мощного ригидного отрицательного аффекта они заражали значительную часть благополучного населения города (которых непосредственно не коснулся террористический акт) негативными эмоциями, а также сомнениями в отношении возможности эффективной помощи и искреннего сочувствия со стороны людей, специально приехавших в город для ликвидации чрезвычайной ситуации. Основными индукторами такого рода эмоциональных состояний стали пожилые родственники заложников, у которых ресурсы адаптации были объективно снижены и которые в силу этого вызывали повышенное сочувствие к себе, а также чувство самоупрека у относительно благополучных соседей. Состояние представителей второй группы – только что освобожденных заложников – определялось остаточными явлениями пережитых ими острых аффективно–шоковых реакций. В клинико–психологическом плане это была достаточно типичная картина так называемой адинамической депрессии с обычно свойственными ей «масками» астении, апатии, ангедонии. Характерным было нежелание вспоминать пережитое, стремление «скорее приехать домой, принять ванну, лечь спать и все забыть, поскорее вернуться к своей обычной жизни». Особо отметим навязчивое желание поскорее «очиститься», в частности «принять ванну», – оно было особенно симптоматичным и высказывалось многими освобожденными заложниками. По рассказам освобожденных заложников, в их экстремальной ситуации наблюдалось поведение трех типов. Первый тип – это регрессия с «примерной» инфантильностью и автоматизированным подчинением, депрессивное переживание страха, ужаса и непосредственной угрозы для жизни. Это апатия в ее прямом и непосредственном виде. Второй тип – это демонстративная покорность, стремление заложника «опередить приказ и заслужить похвалу» со стороны террористов. Это скорее не депрессивная, астеническая активно–приспособительная реакция. Третий тип поведения – хаотичные протестные действия, демонстрации недовольства и гнева, постоянные отказы подчиняться, провоцирование конфликтов с террористами. Такие типы поведения наблюдались у разных людей и вели к разным исходам. Третий тип был характерен для одиноких мужчин и женщин с низким уровнем образования и сниженной способностью к рефлексии. Второй тип был типичен для женщин с детьми или беременных женщин. Первый тип был общим практически для всех остальных заложников. Кроме таких различий поведения отдельно отмечались специфические психопатологические феномены двух типов. Феномены первого типа – ситуационные фобии. В очаге чрезвычайной ситуации заложники испытывали ситуационно обусловленные агорафобические явления. Это было: боязнь подойти к окну, встать во весь рост, старание ходить пригнувшись, «короткими перебежками», боязнь привлечь внимание террористов и т. п. Естественно, все это определялось стремлением уцелеть в происходящем вокруг бое. Однако уже в ближайшие дни после своего освобождения заложники с выраженным аффектом жаловались на появление навязчивой агорафобии (боязнь открытых пространств) и склонности к ограничительному поведению. У них вновь появились такие симптомы, как боязнь подходить к окнам – уже в домашних условиях; боязнь лечь спать в постель и желание спать на полу под кроватью, и т. п. Наиболее характерны такие жалобы были для молодых женщин, беременных или матерей малолетних детей. В ситуации заложничества их поведение отличалось максимальной адаптивностью (демонстрационной покорностью) – за этим стояло стремление спасти своих детей. Действия террористов эти женщины оценивали с позиций отчуждения. Спустя некоторое время после своего освобождения они вновь вернулись примерно к тому же типу поведения. Либо заложничество оставляет такие сильные и длительные, хронические последствия, либо их поведение вообще отличается такими особенностями. Второй тип феноменов – это различные искажения восприятия ситуации. В структуре «синдрома заложника» уже после освобождения иногда жертвы высказывались о правильности действий террористов; об обоснованности их холодной жестокости и беспощадности – в частности «несправедливостью властей»; об оправданности действий террористов стоящими перед ними «высокими целями борьбы за социальную справедливость»; о «виновности властей в жертвах» в случае активного противостояния террористам и т. п. Такие высказывания, по сути соответствующие «стокгольмскому синдрому», были характерны для немолодых, одиноких мужчин и женщин с невысоким уровнем образования и низкими доходами. Эти высказывания были пронизаны аффектом враждебного недоверия и не поддавались критике. Такие суждения возникали только после освобождения – в период заложничества именно эти люди демонстрировали описанное выше поведение третьего типа, отличались хаотичными протестными действиями, провоцировавшими конфликты и угрозы агрессии со стороны террористов. Судя по всему, такое реактивное оправдание террористов можно рассматривать как проявление своеобразной «истерии облегчения». Таким образом, массовая психология жертв террора складывается из пяти основных слагаемых. Они могут быть выстроены хронологически. Это страх, сменяемый ужасом, вызывающим либо апатию, либо панику, которая может смениться агрессией. Мужчины и женщины – жертвы террора ведут себя по–разному. Определенные поведенческие различия связаны с уровнем образования, развитостью интеллекта и уровнем благосостояния (если человеку почти нечего терять, он проявляет склонность к хаотичному, непродуктивному протесту). Спустя какое–то время после террористического акта у его жертв и свидетелей сохраняется психопатологическая симптоматика – прежде всего, в виде отложенного страха, а также разного рода фобий и регулярных кошмаров. Отдельные факторы и обстоятельства можно считать некоторыми «чертами виктимности». В описанных случаях такими чертами был пол (жертвами прежде всего становились женщины), наличие маленьких детей или же беременность. Другая классификация психологических типов заложников приведена в работе Китаева–Смыка (2002). Сначала почти у всех попавших в заложники возникает шок и двойственное представление о том, что же случилось, В этот момент у некоторых возникает справедливое чувство протеста против насилия, непреодолимая тяга к спасению. Такой человек кидается бежать, даже когда это бессмысленно, бросается на террориста, борется, пытается выхватить у него оружие. В подобных случаях взбунтовавшегося заложника террористы чаще всего убивают. У других страх перед насилием и неопределенностью превращается в болезненную привязанность к захватчикам. Некоторые делают это с расчетом, почти сознательно, чтобы улучшить свое существование, уменьшить угрозу террора лично для себя и своих близких. Чем дольше заточение, тем сильнее жертвы ощущают некую родственную близость с террористами, разделяя с ними переживания и неприязнь к спасителям. Опасность штурма при освобождении, общая для террористов и удерживаемых ими заложников, сплачивает одних с другими. При нахождении в закрытом помещении между ними возникает эмоциональная связь, так как объединенные общим чувством страха (каждый по своим причинам) и, не имея выбора, они начинают идентифицировать себя с захватчиками и в поисках поддержки проникаются их ценностями. Затянувшееся заложничество в бесчеловечных условиях вызывает мысль о самоубийстве. Психологи считают, что она в сознании заложников смягчает страх смерти как мысль о запасном выходе из трагической действительности. Тем не менее, считается, что самоубийства среди заложников маловероятны. У заложников с первых дней начинается адаптация – приспособление и психическое, и телесное к неудобствам своего положения. У адаптации есть «цена»: нарушения душевные и телесные. Что–то нарушается сразу, многие нарушения возникают после освобождения. Достаточно скоро у заложников возникают чувства апатии и агрессии. Если условия содержания суровы, то уже через несколько часов кто–то из заложников начинает злобно вспыхивать, ругаться с соседями, может быть, даже со своими близкими: муж с женой, родители с детьми. Такая агрессия помогает «сбрасывать» эмоциональное перенапряжение, но вместе с тем истощает человека. Многие, напротив, впадают в апатию. Это тоже «уход» от эмоций страха и отчаяния. У одних реже, у других чаще апатия прерывается вспышками беспомощной агрессивности. При долгом пребывании в заложниках, то есть в плену, в среде пленников возникает одна из двух форм социальной организации, которые всегда появляются в изолированных сообществах, будь то казарма, экспедиция, плен или тюрьма. Используя тюремный жаргон, одну из форм называют «закон», другую – «беспредел». При первой строго регламентируются нормы взаимоотношений, иерархии, распределения пищи и, что немаловажно, гигиены личной и общественной. Эти нормы могут казаться изощренно ненормальными, но по своей сути они направлены на выживание группы, изолированной в ненормальных условиях. Или на сохранение хотя бы «элитарной» части этой группы. При второй форме социальной организации «правят» преимущественно грубая сила и низменные инстинкты, пробуждающиеся при экстремальной принудительной изоляции людей. Что победит (нередко в жестокой борьбе) и реализуется – «закон» или «беспредел», – зависит от душевной силы, интеллекта, жизненного опыта пленных–заложников, а также от воздействий на них со стороны тюремщиков–захватчиков. Оказавшиеся в заложниках ведут себя следующим образом: 1.Нетерпеливо отчаянных от 0 до 0,5%. Таких неразумных может стать много больше (до 60%), если «нетерпеливые» разожгут своей безрассудной отчаянностью «истероидных», а скрытых истериков среди людей немало. 2.Если истероидным женщинам в критических ситуациях свойственны плач, причитания, метания с воплями и рыданием, то мужчины – истероиды становятся агрессивны. Они отвечают злобой, остервенелостью на всякое давление, притеснение. Чем больше их давят экстремальные обстоятельства, тем больше в истероидах сопротивления. Оно может стать стойким или накапливаться и взрываться. Их сопротивление врагам или опасным обстоятельствам может стать героическим. 3.В разгар трагедии заложникам наиболее полезны те, кто несгибаем перед невзгодами, разумно смел и осторожен. Стрессовое давление укрепляет их стойкость. Они морально поддерживают других. Их может быть 5–12% среди заложников. Стойкие помогают пережить заточение другим несчастным. 4. Среди заложников много мятущихся – около 30–50%. Они морально подавлены, психически оглушены. Их страдание заглушает все прочие чувства, мешает общению. У таких заложников монотония тягостного переживания страха и беспомощности может сопровождаться шизоидными явлениями. Чем дольше, сильнее, трагичнее давление экстремальных обстоятельств, чем глубже психическое изнурение заложников, тем большее ее число заложников чувствуют себя – не находящими ни в чем и ни в ком поддержки, ищущими спасения в себе, испытывающими душевное мучение. 5. Остальные, чем дольше длится заложничество, тем сильнее сближаются с захватившими их террористами. Их два типа. Первый тип составляет от 10 до 25% от общего числа заложников. Эти люди сближаются с террористами расчетливо, чтобы улучшить хоть сколько–нибудь свое существование, уменьшить угрозу террора лично для себя и своих близких. Это «приспешники» террористов. Они не однородны и делятся на расчетливо–разумных и расчетливо–злобных. Расчетливо–разумных толкает к коллаборационизму ([фр. collaborationnisme – лат. collabōrāre сотрудничать]) слабость, надлом души или великий страх за близких людей. У них есть самооправдание: «Жертвуя собой, мы для пользы других пошли служить врагам. Мы не «предатели», а тайные «свои». Расчетливо–злобные служат врагам в поисках возможности возвыситься при новой расстановке сил и удовлетворить свои комплексы за счет слабых заложников, притесняя их или, напротив, милостиво им помогая. Второй тип составляет около 20––30% заложников. Чем дольше продолжается чрезвычайная ситуация, тем сильнее они ощущают как бы родственную близость с захватившими их террористами, разделяя с ними их переживания и неприязнь к спасителям. Эту очень специфическую психологическую реакцию, при которой жертва проникается необъяснимой симпатией к своему палачу, специалисты назвали «стокгольмским синдромом» или «травматической связью». Термин «стокгольмский синдром» появился после того, как грабители банка в Швеции забаррикадировались в нем с заложниками. Четверо из заложников впоследствии стали особенно близки к этим грабителям, позже защищая их, когда они сдались полиции. Одна женщина даже развелась со своим мужем и вышла замуж за одного из налетчиков. Данный термин определяет ситуацию, в которой заложники как будто «переходят» на сторону преступников, что проявляется и в мыслях, и в поступках. По мнению психологов, жертвы террористов из–за страха перед ними начинают действовать как бы заодно со своими мучителями, настраиваются на полное подчинение захватчику и стремление всячески содействовать ему, при отсутствии возможности освободиться собственными силами. Сначала это делают для спасения своей жизни в стрессовой ситуации, чтобы избежать насилия. Смирение и демонстрация смирения снижают почти любую самую сильную, агрессивность. Затем – потому, что зарожденное синдромом отношение к человеку, от которого зависит жизнь, полностью охватывает заложника, и он даже начинает искренне симпатизировать своему мучителю. То есть это сильная эмоциональная привязанность к тому, кто угрожал и был готов убить, но не осуществил угроз. Для формирования «стокгольмского синдрома» необходимо стечение определенных обстоятельств: § Психологический шок и фактор внезапности ситуации захвата. Когда человек, только что свободный, оказывается в прямой физической зависимости от террористов. § Продолжительность удержания заложников. Заложники подвергаются сильнейшему психологическому давлению. Фактор времени на стороне террористов, и с течением времени растет вероятность все большего подчинения чужой воле. § Принцип психологической защиты. Любое стрессовое состояние погружает человека в депрессию, и чем сильнее переживание, тем глубже. «Стокгольмский синдром» стал объектом исследования психологов разных направлений и школ, мнения которых сходятся в том, что за появление синдрома ответственны механизмы психологической защиты. Человек как бы уподобляется маленькому ребенку, которого несправедливо обидели. Он ждет зашиты и, не находя ее, начинает приспосабливаться к обидчику, с которым можно договориться лишь единственным безопасным для себя способом. Подобная метаморфоза в поведении заложников и есть, по сути, форма психологической защиты. Как уже говорилось, подобная реакция проявляется не у всех, а лишь у некоторой части заложников. Как правило, у таких заложников есть нечто общее в характере, и их объединяет определенный опыт детства. Венгерский психоаналитик Шандор Ференци, последователь З.Фрейда, сравнивает психологическую травму, связанную с захватом заложников, с избиением спящего ребенка. Повторяющиеся переживания травмы низводят того, кто ее переживает, «почти, что на уровень забитого глупого животного». Очевидно, что человек будет стараться выбраться из этого крайне некомфортного состояния, искать способы снова почувствовать себя сильным. Однако слабая и неразвитая личность в ответ на угрозу и нападение не пытается защититься – в обычном понимании этого слова, а реагирует весьма своеобразно: идентифицируя себя с несущим угрозу лицом. Такая идентификация с агрессором мотивирована тревогой, страхом и непостижимостью происходящего. При этом механизмы защиты включаются не для того, чтобы защититься от агрессора или от тех пугающих событий, которые происходят вокруг человека, а для того, чтобы уберечься от собственных страхов. В частности, от страха дезинтеграции. Нередко человек представляет себя сильным, уверенным, мужественным. Это совершенно не совмещается с ситуацией – страхом, ужасом, оцепенением, неспособностью мыслить и т.д. Человек подсознательно боится увидеть ситуацию так, как она выглядит на самом деле, иначе его Я распадется, дезинтегрируется, не выдержав противоречия между реальностью и своим идеальным образом. И тогда защита принимает форму превознесения сильного человека, в данном случае агрессора, чтобы иметь возможность находиться в его тени, таким образом, отождествляя себя с сильным человеком и в то же самое время выражая чувство беспомощности. Знание психологического состояния жертв террористических актов и этапов восстановительного периода необходимо для нахождения оптимального пути оказания необходимой помощи жертвам терроризма. Очевидно, что ситуация, в которой террористы допускают психолога в место содержания заложников, отнюдь не является тривиальной и зависит, в первую очередь, от исхода переговоров с террористами и от готовности самого психолога идти на такой риск для собственной жизни. Тем не менее, такие ситуации гипотетически возможны. Заложник – это человек, который находится во власти преступников, однако это не значит, что он вообще лишен возможности бороться за благополучное разрешение той ситуации, в которой оказался. Напротив, от его поведения зависит многое. Выбор правильной линии поведения требует наличия соответствующих знаний.
Рекомендуемые страницы: |