История человечества до капитализма в свете концепции трех типов отношений управления и собственности

 

 

В производстве первобытного общества основными являлись такие виды деятельности, как охота и собирательство. Эти способы добывания средств к существованию, унаследованные человеком от животных, являются человеческими лишь постольку, поскольку люди охотятся и собирают нужные им растения с помощью орудий труда, сознательно и планомерно. Изготовление орудий труда, строительство жилищ, самозащита - все эти виды деятельности первобытных людей подчинены охоте и собирательству как главным источникам средств к жизни. Посмотрим же, каковы были и как развивались отношения между нашими первобытными предками в процессе охоты и собирательства, а также в процессе распределения, обмена (если он есть) и потребления охотничьей добычи и собранных плодов.

В сообществах высших обезьян - приматов, родственников предков человека - существуют отношения, аналогичные по своим типам всем трем типам отношений управления между людьми. Об отношениях между обезьянами, не подвергавшимися целенаправленному воздействию человека с целью развития имеющихся в них зачатков разума(1), нельзя говорить как об отношениях управления; пожалуй, здесь можно употребить термин “протоуправление”. Не существует оснований, которые заставили бы нас сомневаться в том, что отношения протоуправления всех трех типов - индивидуального, авторитарного и коллективного - существовали в сообществах наших предков, которые более миллиона лет назад вели примерно тот же образ жизни, что и современные шимпанзе. Ю. И. Семенов в своей книге “Происхождение брака и семьи” (М., “Мысль”, 1974) убедительно доказал (с. 80-110), что по мере того, как наши предки - обезьяны вынуждены были (очевидно, в результате климатических изменений) все больше прибегать к охоте как к источнику средств существования, отношения авторитарного протоуправления (по общепринятой терминологии - “отношения доминирования”) приобретали в их сообществах все больший удельный вес по сравнению с отношениями индивидуального и коллективного протоуправления. Механизм, посредством которого осуществлялась эта тенденция, хорошо показан Семеновым; мы не будем воспроизводить здесь это описание, а только отметим, что она чем дальше, тем больше увеличивала угрозу распада и гибели сообществ обезьянолюдей (по мере развития орудийной деятельности и сознания наших далеких предков эти сообщества оформились в то, что принято называть “первобытными человеческими стадами”(2)) в результате драк внутри этих стад (Семенов приводит археологические доказательства того, что такие драки были очень часты, крайне жестоки и могли представлять реальную угрозу выживанию предков современного человека), снижала заинтересованность большинства членов стада в успехе охотничьей и собирательской деятельности и в создании более эффективных орудий труда. Выживали те человеческие стада, члены которых смогли, обуздав наиболее сильных и агрессивных особей из своей среды, установить систему табу - запретов, представляющих собой древнейшую разновидность нравственных норм - и тем самым обеспечить переход к такой системе отношений между собой, в которой преобладали отношения коллективного... уже не “прото-“, а самого настоящего управления деятельностью людей. Проходящие через этот процесс стада обезьянолюдей переставали быть самими собой и становились о б щ е с т в о м л ю д е й.

Первой формой человеческого общества было человеческое стадо, которое становится действительно человеческим, только пройдя через описанный выше процесс. Затем на основе человеческих стад формируются такие общности, как роды, комплексы из двух и более родов, а также объединения многих родов. Для обозначения этих разных, но однотипных с точки зрения производственных отношений общностей мы будем пользоваться простым, широко распространенным и привычным для миллионов читателей термином “первобытное племя”, употребляя его - в отличие от многих историков и этнографов, применяющих его в более узких значениях - просто как синоним термина " первобытная община". Мы поступим так не в силу каких-то научных соображений (с точки зрения науки нет смысла употреблять два слова в одном и том же значении), но лишь ради красоты слога: в ряде случаев слово " племя" и производные от него оказываются куда как благозвучнее " общины" и производных от этого термина - достаточно сравнить, например, такие слова, как приятное " соплеменники" и режущее слух и глаз " со-общинники".

Первобытное племя представляло собой не просто “ячейку”, “клеточку” общества - каждое такое племя было само по себе обществом, обществом как таковым. Ко всем другим племенам оно находилось в таком же отношении, как к любым явлениям и объектам окружающей природы - например, к популяциям животных. Доказательством тому служат самоназвания многих этносов, недавно живших или еще не совсем переставших жить первобытной жизнью, отделенных друг от друга десятками тысяч километров: в переводе на русский язык эти самоназвания означают просто “люди” (например, “луораветлан” у чукчей и “кой-коин” у южноафриканских готтентотов). Доказывает это также каннибализм, который после образования первобытных племен практиковался главным образом по отношению к чужакам: последних съедали, как съели бы любую другую охотничью добычу. Впрочем, чужака могли и принять в племя, тем самым присвоив ему статус “человека”; одно не всегда исключало другое, и бывало так, что предназначенный на съедение чужак долгое время жил в захватившем его племени на правах соплеменника. Иногда предназначенному на съедение оказывали божеские почести(3); это напоминает поклонение первобытных людей духам тех животных, на которых эти люди охотились, духам используемых человеком растений и лишний раз доказывает, что для каждого первобытного племени люди из других племен были такой же частью окружающей среды, как животные и растения, ничем от них не отличающейся. Таким образом, в первобытном обществе было совсем немного людей: несколько десятков, несколько сотен, самое большее - пара-другая тысяч. Если такая группа осуществляет кооперированную деятельность и действия каждого члена группы, вносящего свой вклад в эту деятельность, достаточно просты, однообразны и сходны с действиями всех остальных членов данной группы, то в управлении ее деятельностью коллективные отношения вполне могут преобладать над индивидуальными и авторитарными: члены данной группы могут без всяких технических средств, при помощи достаточно несложной системы звуковых и визуальных сигналов постоянно обмениваться информацией, взаимно корректировать свои действия, быстро принимать совместные решения - одним словом, взаимодействовать в процессе управления своими действиями. Если же для управления кооперированной деятельностью такой группы все-таки необходимы лидеры, то, во-первых, их не нужно очень много - в силу небольшого размера группы; во-вторых, во многих сферах ее деятельности они нужны лишь время от времени, а не постоянно; в-третьих, лидеры такой группы, будь то временно или постоянно необходимые лидеры, могут постоянно контролироваться своими подчиненными и в любой момент быть сменены ими - поскольку их подчиненные в состоянии собраться вместе, достаточно быстро обменяться информацией с помощью достаточно простой системы сигналов и совместно принять решение по поводу тех, не сложных для понимания проблем, с которыми связан вопрос о смене одного или немногих лидеров, управляющих простой и однообразной кооперированной деятельностью небольшой группы людей. Именно такой характер имели охота и собирательство в первобытном обществе - во всяком случае, преимущественно такой характер(4). В принципе первобытные собирательство и охота допускают и преобладание авторитарных отношений в управлении ими. До тех пор, пока эти виды деятельности еще не стали вполне сознательно планируемыми и осуществляемыми, т. е. управляемыми; до тех пор, пока изготовление и применение орудий еще не развились настолько, чтобы преобладание отношений доминирования в первобытном стаде стало несовместимым с дальнейшим развитием орудий труда (в силу снижения заинтересованности в этом большинства членов стада: зачем улучшать конструкцию копья или рубила, даже если в результате этого стадо будет добывать больше мяса, - все равно излишек мяса присвоят самые сильные особи); до тех пор, пока в первобытных стадах обезьянолюдей не развернулся процесс становления системы табу, посредством которой была обуздана и “введена в рамки” борьба за пищу и половых партнеров между членами одного и того же стада - до этих пор в протоуправлении охотой и собирательством, очевидно, преобладали отношения авторитарного протоуправления (доминирования): самые сильные и обладающие наиболее быстрой реакцией особи выполняли функции вожаков, и сместить их с этого “поста” можно было только силой. Ни о каких “народных собраниях”, управляющих жизнью стада, тогда не могло быть и речи. Однако после того, как завершился переход от “протоуправления” к собственно управлению охотой и собирательством, оказалось, что в отношениях управления ими преобладает коллективность, а отношения авторитарного управления, “накладываясь” на преобладающие коллективные отношения, дают в результате описанную выше картину: временно необходимые лидеры, сменяемость лидеров их подчиненными и т.д..

Соответствующие изменения происходили и с появлением отношений управления распределением и потреблением охотничьей добычи и собранных растений (а также всего прочего, что собирают), заменявших собою отношения протоуправления аналогичными видами деятельности в стадах наших предков-обезьян и обезьянолюдей. Ю. И. Семенов так характеризует новые отношения:

“...пища была полной собственностью стада. Все члены стада имели на нее равные права, каждый мог взять долю, но так, чтобы это не лишило других членов стада возможности получить свою долю. Взяв кусок, он не мог им распоряжаться, он мог его только съесть. Взятый кусок до самого конца оставался собственностью стада. Никакой другой формы собственности, кроме коллективной, на той стадии развития не существовало. Личная собственность полностью отсутствовала.

При обилии пищи доля каждого зависела лишь от его потребностей. При скудости продукта соотношение долей членов стада определялось соотношением их реальных потребностей в пище. Для характеристики такого рода отношений термин “дележ” не подходит. Скорее всего можно было бы говорить о разборе. Ни один член стада не получал свою долю от кого-то. Он ее просто брал, с тем чтобы тут же съесть. Распределение было неотделимо от потребления. Все то, что не было потреблено, оставалось собственностью коллектива.

Немало примеров разборных отношений дает нам этнография. И во всех известных случаях они выступают как самые архаические из существующих.

Объективная экономическая необходимость в существовании разборных отношений, став содержанием стадной воли, закрепилась в ней в форме определенной нормы - общего пищевого табу. Оно заключалось в запрете любому члену стада уносить свою долю и распоряжаться ею и препятствовать другим членам стада реализовать их право на долю добычи коллектива....

...добычей первобытного человеческого стада было все добытое его членами без малейшего исключения” (с. 109-110 указ. соч.).

Картину, нарисованную Семеновым, неплохо дополняет своими обобщениями А. М. Румянцев (Первобытный способ производства, с. 138-140; Возникновение и развитие первобытного способа производства, с. 184-186). Мы приведем здесь лишь один из его выводов:

“...речь идет о получении каждым р а в н о д о с т а т о ч н о й доли для сохранения его жизни как члена сообщества и возобновления целостности последнего” (Первобытный способ производства, с. 139; Возникновение и развитие первобытного способа производства, с. 185).

Как видим, такое положение дел сильно отличалось от предыдущего, когда наиболее сильные обезьянолюди могли забирать какую им угодно было долю добычи, а самые слабые могли погибнуть от голода (см. книгу Семенова; да и не только Семенов, но и целый ряд других авторов приводят данные, говорящие о том, что наши обезьяноподобные предки начали заботиться о слабейших, старых и больных членах своих сообществ лишь на относительно поздней стадии своего развития).

Разборные отношения, соблюдение соотношения реальных потребностей членов человеческого стада (позднее - первобытного племени) в охотничьей и собранной добыче, получение каждым равно достаточной для поддержания жизни его лично и всего сообщества в целом доли - все это возможно лишь в том случае, если члены первобытного сообщества взаимно контролируют друг друга в процессе потребления добычи, взаимно определяют, кому сколько чего потребить, как именно потребить... одним словом, коллективно управляют процессом потребления. Коллективное потребление предполагает коллективное управление распределением добычи (семеновский “разбор”, где действия каждого берущего по сути дела управляются всем сообществом как единым целым), причем результатом этого распределения является то, что вся добыча оказывается собственностью всего коллектива в целом, а не отдельных его членов, и потребляется как таковая. Если в управлении распределением и потреблением добычи какую-то роль и играют лидеры, то это такие лидеры, которых контролируют и сменяют их подчиненные; это могут быть лидеры, выполняющие и другие функции, но может быть и так, что они выбираются специально для контроля за распределением и потреблением добычи; может быть так, что в племени есть постоянная “штатная должность” контролера за распределением и потреблением добычи, на которую выдвигают то одного, то другого члена племени, а может быть и так, что подобные контролеры выбираются лишь от случая к случаю, по конкретному поводу однажды состоявшейся охоты или сбора растений. Все эти примеры можно найти в разных вариациях и комбинациях на разных стадиях развития первобытного общества; то общее, что характеризует эти примеры - преобладание коллективного управления распределением и потреблением добычи над авторитарным и индивидуальным (хотя и в самых разнообразных, притом постоянно меняющихся соотношениях).

 

Преобладание коллективных отношений в управлении охотой, собирательством, распределением и потреблением добычи в первобытном обществе было возможно благодаря тому, что в системе отношений собственности на рабочую силу членов этого общества (=каждого данного стада или племени первобытных людей) преобладали отношения коллективной собственности. Поскольку каждый коллектив, являвшийся собственником рабочих сил своих членов, представлял собой общество как таковое, то рабочая сила первобытных людей находилась в общественной собственности. Возникает вопрос: чем была обусловлена общественная собственность на рабочую силу в первобытном обществе? Тем, что первобытные люди унаследовали от животных такие способы добычи средств к существованию - охоту и собирательство - которые, будучи сознательно, по-человечески осуществляемы (т. е. управляемы), предполагают преобладание отношений коллективного управления ими? Это не может быть окончательным ответом: во-первых, мы помним, что кооперированной охотничьей и собирательской деятельностью можно управлять и авторитарно, а во-вторых, ответ необходимо будет продолжить и объяснить, откуда у людей взялся разум и почему они, уже разумные существа, продолжали охотиться и заниматься собирательством так же, как их дикие предки, а не перешли сразу, например, к земледелию и скотоводству. Началом ответа на поставленные нами вопросы будет указание на то, что сами люди как производительные силы достигли такого уровня развития, на котором становится возможным и даже неизбежным преобладание коллективных отношений собственности на их рабочую силу. Благодаря чему это произошло? - Да благодаря развитию предметов и средств, прежде всего орудий труда. Развивая свои орудия труда, люди развивали свой разум и благодаря этому во все большей и большей - наконец, в преобладающей степени - управляли охотой и собирательством. Развитие орудий труда, происходившее в условиях преобладания отношений доминирования в первобытном стаде, создало и обостряло двоякую проблему: во-первых, доминирование сильнейших особей все сильнее тормозило развитие орудий труда, а во-вторых, чем лучше были рубила, копья, каменные топоры, тем больше шансов было у наших предков загубить свои сообщества в междоусобных драках. Эту проблему можно было решить лишь путем более или менее сознательного (в большей мере, пожалуй, все-таки менее сознательного, чем стихийного, но и без какой-то доли сознательного тут было не обойтись) установления системы обычаев (как показал Семенов, изначально это была система запретов - табу), посредством которых в первобытном стаде начинают преобладать отношения уже не протоуправления, а самого настоящего управления. Какого именно управления: индивидуального? - Не подходит для эффективного осуществления охоты, собирательства и защиты от врагов. Авторитарного? - Названная выше двоякая проблема остается во всей силе и остроте. Следовательно, на том уровне развития производительных сил, которого достигли наши предки в определенную эпоху (подробно о том, что это была за эпоха, см. в книге Семенова. Здесь достаточно отметить, что окончательное становление первобытного коллектива состоялось при неандертальцах), выжить могли только те сообщества, в которых возобладали отношения коллективного управления охотой и собирательством. Именно охотой и собирательством: данный уровень развития производительных сил был еще далеко не достаточен для перехода к земледелию и скотоводству как основным источникам средств к жизни.

Отношения доминирования были подавлены посредством системы нравственных норм и, по мере возрастания разумности человека, заменялись отношениями управления и трансформировались в них. Мы говорим «и трансформировались» не случайно: дело в том, что если препарировать многие отношения, существовавшие в более поздних обществах и даже существующие сегодня, то при вскрытии нетрудно будет обнаружить старые добрые отношения доминирования – подавление себе подобного с помощью своей личной силы, - заключенные в оболочку разумной воли. В наиболее чистом виде эти отношения проявляются в тех группах людей, члены которых условиями своей жизни более вынуждаются конкурировать друг с другом, нежели оказывать друг другу помощь. Возьмем в качестве примера развитие таких групп, в которых отношения доминирования особенно хорошо различимы – компании детей и подростков. В современных больших городах, где живущие в одном подъезде люди сплошь и рядом не знают друг друга, соседи гораздо меньше связаны узами взаимопомощи и взаимоподдержки, соседские семьи гораздо меньше связаны общими источниками существования и деятельностью по воспроизводству своего существования, взрослые соседи и их дети гораздо более чужие своим соседям, чем в деревнях и тех же городах еще несколько десятилетий назад; результат – в дворовых компаниях сошли на нет такие правила, как «не нападать всем на одного», «не бей лежачего», «не бей девчонку» и т.д. Выход отношений доминирования на поверхность в разных сферах жизни общества, рост их удельного веса в системе общественных отношений, обострение их необходимого следствия – «войны всех против всех» – всегда является верным симптомом кризиса данного общества. При этом важно понять, что высокая степень грубости, суровости и даже жестокости отношений между людьми вовсе не обязательно свидетельствует о том, что в системе этих отношений доминирование занимает большое место. Отношения между людьми могут быть очень грубы и суровы, будучи при этом именно отношениями взаимопомощи и взаимоподдержки.

Но вернемся к орудиям труда. На том же уровне их развития, на котором в системе отношений собственности на человеческую рабочую силу преобладают отношения общественной собственности, в системе отношений собственности на орудия труда преобладают отношения индивидуальной (частной) собственности. Аналогично, наряду с преобладанием коллективных отношений в управлении охотой и собирательством – в управлении трудом по изготовлению орудий преобладают отношения индивидуального управления(5). Таким образом, в производстве орудий имеет место разделение труда, нарастающее по мере усложнения, роста разнообразия орудий и обусловливаемого всем этим роста специализации отдельных членов первобытного племени на производстве тех или иных видов орудий. В отличие от первобытных охоты и собирательства, где разделение труда хотя и имеет место (напр., половозрастное) и даже нарастает по мере развития первобытного общества, но не преобладает над коллективизмом вплоть до того, как охота и собирательство начинают уступать свою роль основного источника жизненных средств земледелию и скотоводству (т.е. вплоть до начала разложения первобытного общества), - разделение труда в сфере производства орудий труда преобладает уже в то время, когда первобытное общество переживает фазу расцвета. И тут возникает вопрос: какие же отношения преобладают в системе отношений собственности на производительные силы и отношений управления производством, распределением, обменом(6) и потреблением в первобытном обществе?

Ответ: преобладают все-таки коллективные отношения – поскольку, во-первых, они связаны с охотой и собирательством (основными видами первобытного производства) и в силу этого являются основными, структурообразующими элементами в системе первобытных отношений, а во-вторых, охота и собирательство занимали у первобытных людей в среднем больше рабочего времени, чем производство орудий труда(7).

Раз мы знаем, что первобытное общество было коллективом – собственником рабочей силы его членов, то было бы логичным сделать вывод, что в системе отношений управления воспроизводством будущих поколений (т.е. в системе семейных отношений(8); кстати, «воспроизводство будущих поколений» – это не только и даже не столько физиологический процесс зачатия и рождения детей, сколько социальный процесс воспитания и выращивания детей), в системе отношений между предками и потомками, между мужчинами и женщинами в первобытном обществе преобладали коллективные отношения. Это, в свою очередь, предполагает отношения коллективной собственности на детей и на половых партнеров как на членов - это важно подчеркнуть - данного коллектива. Что это означает на практике? Это значит, что выращиванием и воспитанием детей занимается весь коллектив, причем физические предки каждого ребенка вовсе не обязательно принимают в этом большее участие, чем остальные члены коллектива. Это значит, что с относительно раннего возраста к детям относятся, как к маленьким взрослым – даже если они еще не пользуются всеми правами полноценного члена коллектива (не прошли обряд посвящения во взрослые – инициацию): их меньше стараются подчинить взрослым, сделать послушными, чем в нашем современном обществе, но при этом и ответственность за свои действия перед коллективом они несут такую же или почти такую же, как взрослые. Следовательно, им мало приказывают, их редко наказывают, но уж если приходится наказать ребенка, уже способного осознать значение своих поступков, то его наказывают столь же или почти столь же сурово, как взрослого – и с той же целью, что и взрослого, то есть не за непослушание взрослым, а за нарушение единого для всех обычая. Далее, это означает, что подбор половых партнеров осуществляется по воле самих партнеров (что не исключает системы запретов, так или иначе ограничивающих этот выбор, но запреты эти едины для всех, и приказать мужчине или женщине жить с тем или иным партнером, поиметь члена коллектива против его или ее воли никто не имеет права. Исключения из этого правила строго регламентируются обычаем и благодаря этому не сводят на нет правила, а лишь подтверждают его). Наконец, это значит, что «мужей» и «жен» в современном смысле этого слова не существует: независимо от того, до какой степени в первобытном коллективе поощряется или осуждается смена половых партнеров либо, напротив, устойчивость пар, между половыми партнерами не существует такой экономической и социальной связи, которая обособляла бы данную пару от всех других пар, связывая данного мужчину и данную женщину какими-то особыми экономическими и правовыми обязательствами, которыми они не связаны ни с кем другим. Семьи как «ячейки общества» при таких условиях не может быть: весь коллектив, то есть все первобытное общество как таковое, и есть одна большая семья. И, кстати сказать, в условиях преобладания коллективности в управлении распределением и потреблением добычи у всей этой семьи может быть лишь единое (в крайнем случае, слабо разделенное внутри себя) домашнее хозяйство: отдельные «домашние очаги» могли начать появляться лишь на достаточно поздних стадиях развития первобытного общества, когда оно уже начинало разлагаться. Если при таких условиях первобытные люди достигают той стадии развития своей техники, когда они уже могут устроить искусственные жилища – дома, они скорее построят один или пару-другую больших «общих домов» для всего своего племени, чем множество стоящих рядом маленьких хижин, хотя бы строить такие хижины было с технической точки зрения легче, чем большое жилище.

Пусть читатели не обращают внимания на то, что все сказанное выше о первобытных семейных отношениях подано в форме умозрительного логического вывода. Это всего лишь прием, облегчающий систематическое изложение: на самом деле вышесказанное представляло собой просто обобщение фактических данных истории, археологии и этнографии. Эти данные (см. цитированную выше и прочую литературу о первобытном обществе) неопровержимо свидетельствуют о том, что до того, как первобытное общество начало разлагаться, мужчины, женщины и дети находились в общественной собственности – то есть в собственности у самих себя, но не взятых по отдельности, а объединенных в единого субъекта с единой волей, каковым являлось первобытное общество.

Итак, в первобытном обществе господствовала общественная собственность на людей – членов этого общества (а стало быть, и на землю, на которой они живут)(9), в частности на детей, и на предметы потребления, добываемые охотой и собирательством – основными видами производства средств к существованию в первобытном обществе. В управлении производством, распределением и потреблением преобладали коллективные отношения; и хотя орудия труда, одежда, украшения(10) были в индивидуальной (т. е. частной(11)) собственности, могли быть и действительно бывали объектами обмена, - а в управлении собственно обменом коллективные отношения преобладать не могут, - однако обмен играл внутри первобытного общества настолько незначительную роль, что мы с уверенностью можем сказать: в управлении всеми видами экономической деятельности, взятыми в совокупности – производством, распределением, обменом и потреблением, - преобладают коллективные отношения. Итак, правомерность употребления термина «первобытный коммунизм» можно считать доказанной.

 

 

* * *

 

Развитие производительных сил не стоит на месте, и те системы производственных отношений, которые были созданы им вчера, назавтра им же и разрушаются. Медленное, но все более ускоряющееся совершенствование орудий труда вело к повышению продуктивности охоты и собирательства, к улучшению устройства людьми их жилищ; развитие знаний об окружающем людей мире и о себе самих позволяло им все успешнее исцелять раны и лечить болезни; в результате численность первобытных племен росла, они осваивали все более крупные территории, превращая их в свою кормовую и сырьевую базу. Благодаря этому становились все чаще и теснее контакты между племенами, осуществлявшиеся в двух формах: война и товарообмен. Эти контакты все чаще приводили к тому, что мелкие племена объединялись в более крупные: рост численности первобытных племен шел и в силу этой причины. Этот рост естественным образом вел к уменьшению доли отношений коллективного управления в системе общественных отношений: в условиях, когда одновременный обмен информацией между всеми членами группы может осуществляться только через непосредственное личное общение, без посредства таких технических средств, каковыми являются компьютерные системы, - в таких условиях даже относительно небольшое возрастание численности группы ведет к резкому уменьшению ее способности осуществлять коллективное управление. В том же направлении работало усложнение производственной и всякой другой деятельности первобытных людей: чем сложнее, внутренне разнообразнее деятельность данного вида, тем меньшая группа людей, кооперированно осуществляющих эту деятельность, может коллективно управлять ею, обмениваясь информацией в процессе непосредственного личного общения. В системе общественных отношений возрастал удельный вес отношений авторитарного управления: лидеров становилось все больше, выполняемые ими функции приобретали все более постоянный и необходимый для жизнедеятельности общественного организма характер; контроль снизу над лидерами ослабевал, становился все менее эффективным; собрания всех членов племени и различных подгрупп внутри него постепенно утрачивали функции органов принятия коллективных управленческих решений и смены руководителей, все больше превращаясь в часть (хотя и не очень эффективную) механизма манипулирования подчиненными со стороны лидеров, а также в арену борьбы между претендентами на лидерство. Управление обществом постепенно принимало форму власти - экономической, духовной и т. д. Развивается половозрастное разделение труда, так же как и разделение труда, непосредственно не связанное с половыми и возрастными различиями. Развитие разделения труда в сочетании с учащением войн, а также с увеличением производительности труда (появляется возможность кормить все больше людей, все меньше занимающихся непосредственным производством материальных благ) приводит к тому, что принятие управленческих решений и контроль над лидерами перестают осуществляться всеми взрослыми членами племени как единым целым и постепенно, неравномерно, с допущением многих исключений, но все-таки переходят к более узкой группе внутри племени - ко взрослым мужчинам, владеющим оружием и умеющим с ним обращаться. Племя перестает быть коллективом: внутри него постепенно выделяется коллектив вооруженных воинов, отношения которого с другими членами племени характеризуются все большей, а в конце концов и преобладающей долей авторитарности. В свою очередь, захватывающий в свои руки власть коллектив воинов все больше перестает быть коллективом, в нем все больше власти концентрируется в руках вождя и его подручных (следует отметить, почему именно убывание коллективности среди вооруженных мужчин отстает от убывания коллективности в племени в целом: подчинить вооруженных мужчин труднее, чем безоружных женщин, стариков и детей). Но до тех пор, пока первобытный коммунизм не уступает место новой стадии развития общества - стадии классового общества, - группа вооруженных воинов первобытного племени еще остается по преимуществу коллективом, и первобытное самоуправление, хотя и усеченное, еще сохраняется. На этой стадии своего развития первобытная демократия называется военной демократией (12).

Мы уже упоминали про обмен между первобытными коллективами. Относительно периода его возникновения еще нет полной ясности; несомненно, однако, то, что он уже существовал задолго до появления первых признаков разложения первобытного общества(13). Разумеется, в те времена, когда человеческое стадо и первобытное племя были замкнутыми самообеспечивающимися (автаркическими) социальными организмами - а такими они были вплоть до начала разложения первобытного общества, - обмен между этими организмами играл весьма скромную роль в их экономике и редко приобретал постоянный, регулярный характер; безусловно преобладающей формой контактов между первобытными коллективами тогда была война. По-видимому, впервые объектом обмена становилось природное сырье, которого на территории, занятой одними первобытными коллективами, было в избытке, а на территории других коллективов недоставало. Затем, по мере развития производительных сил и учащения контактов между первобытными племенами, объектами обмена стали также и различные готовые изделия. Первоначально обмен, вероятно, осуществлялся в виде дарения по особым случаям(14); затем он принял форму первичного, “недоделанного” товарообмена, то есть такого обмена, который уже является эквивалентным и происходит согласно закону стоимости, но стоимость в процессе этого обмена еще имеет - согласно терминологии Маркса(15) - простую, единичную, случайную форму. По мере дальнейшего развития производительных сил, учащения контактов между первобытными племенами и роста самих этих племен - то есть в ходе тех процессов, которые, как мы уже видели, ведут ко все большему разделению труда внутри первобытных коллективов, к их размыванию, - в межплеменном обмене (место и роль которого в межплеменных контактах уже становятся не меньше, чем у войны) начинает осуществляться полная (или развернутая) форма стоимости. Складывается и развивается межплеменное разделение труда... а это уже - начало конца первобытной общины как “общества как такового”, первая предпосылка новых, более широких форм человеческой общности. В это же время развитие внутриплеменного разделения труда ведет к тому, что внутриплеменной обмен начинает занимать все большее место и играть все большую роль в жизни племени. Вначале он осуществляется в форме дарения(16); до тех пор, пока люди живут собирательством и охотой, товарообмена внутри племени, как правило, нет или почти нет. В сферу внутриплеменного обмена начинает вовлекаться также и то, что добыто охотой и собирательством (в сферу межплеменного обмена добыча в ряде случаев, по-видимому, вовлекалась очень рано - еще тогда, когда субъекты такого обмена, первобытные общности, представляли собою ни в малой мере не подвергшиеся размыванию коллективы).

Разделение труда, являющееся не чем иным, как индивидуализацией и авторитаризацией управления производственной - а в конечном счете и всякой иной - сознательной человеческой деятельностью; индивидуализация и авторитаризация управления распределением (а следовательно, и потреблением), все большее выделение обмена (как особого вида экономической деятельности, выросшего из распределения, но обособляющегося от него) и увеличение его роли в экономической жизни первобытных людей - все эти изменения системы отношений управления экономической деятельностью первобытных людей, обусловленные развитием производительных сил, были опосредованы индивидуализацией и авторитаризацией отношений собственности на орудия труда, на землю и другие средства и предметы труда, на самих людей и на продукты их труда. В той мере, в какой лидеры (вожди, старейшины, шаманы и пр.) становились все более необходимыми для того, чтобы распределять, кто какой работой будет заниматься, и чтобы координировать действия разных групп людей, делающих каждая свое дело, отдельных личностей, делающих каждая свое дело, и, наконец, членов одной группы, делающих одно дело (напр., охотников во время большой загонной охоты, которых могло быть тем больше, чем крупнее становилось первобытное племя), - в той же мере эти лидеры начинали превращаться в верховных собственников на рабочую силу своих подчиненных. Функции племени, как собственника своих членов, начинают переходить от всего племени в целом, как коллектива, к лидерам, воплощающим в себе единство племени как авторитарно управляемой группы. С другой стороны, члены племени, находящиеся на одной ступеньке иерархической лестницы, все более обособляются друг от друга, во все большей (хотя пока еще не в преобладающей) мере начинают относиться друг к другу не как члены ко