Постмодернизм — культура конца XX века

Постмодернизм — новый феномен культуры и новое отношение к действительности, сложившиеся в 60-е годы XX века как реакция на глобальные потрясения новейшего времени. Две мировые войны, создание оружия, ставящего под угрозу существование планеты, невиданное развитие техники, перспектива глобальной экологической катастрофы развенчали многие идеалы и надежды прошлого. Отвергнутыми оказались художественные и научные системы, представления о гуманизме; ценности, созданные человечеством, перестали осознаваться как таковые. Встал вопрос о судьбах человечества и, естественно, о судьбах культуры. Появилось множество теорий, пытающихся так или иначе понять, объяснить прошлое и прогнозировать будущее. Поскольку рационализм и его главный компонент — познающий разум утратили вотум доверия, идея всестороннего, гармонического человека, созданная еще в период античности и затем переосмысленная христианством и Ренессансом, разбилась о противоречия экономического и социального характера, возникает попытка найти новый способ анализа самого мира, места человека в этом мире, отношений между людьми, поколениями и культурами.

Ле Корбюзье. Церковь в Роншане

XX век не создал ни одной всеохватывающей философской системы, подобной системам Гегеля, Канта и других мыслителей прошлого. Наоборот, он как бы в противоположность прошлому рождает множественность взглядов, подходов, способов теоретизирования. Одним из признаков постмодернистского взгляда на мир является отказ от общих культурологических или исторических концепций. Например, французский представитель “новой философии” Ж.-М. Бенуа констатирует, что в настоящем не может быть “однолинейной и всеобъединяющей концепции истории, которая повела бы все человечество целиком и одинаково путем единственного и разделяемого всеми приключения к наилучшей цели” [84, с. 8]. Эта мысль приводит к убеждению, что только множественность взглядов на мир помогает увидеть его многообразие и многообразие путей, возможных для человечества. Большинство теорий не претендует и не может претендовать на какую-либо окончательность своих рассуждений. Поэтому не воспринимается разница между “видимостью” и “сущностью” вещей, между “мнением” и “знанием”. Стремление науки прошлого к классификациям делало акцент на общих чертах изучаемых явлений, постмодернизм устремляет свое исследование к выделению и осмыслению различий. Это приводит к поиску всевозможных оснований истины — не только практических, но и нравственных, эстетических, культурных. В связи с этим возникает интерес к герменевтике (греч. “разъясняющий, истолковывающий”), предлагающей рассматривать пути и формы понимания, но в контексте постмодернизма основания этого понимания могут интерпретироваться различно. Например, итальянский историк Э. Бетти считает, что для понимания той или иной эпохи исследователь должен “оживить в себе историческое прошлое” этой эпохи. Другой философ, X. Г. Гадамер, предлагает для понимания какого-либо исторического периода анализ языка как элемента знаковой системы рассматриваемой культуры.

В теории культуры Шпенглер и Тойнби предложили различные взгляды и на сущность культуры и на ее судьбы. Шпенглер под впечатлением первой мировой войны говорит о хаосе, к которому движется мир, он не находит никакого смысла ни в жизни, ни в какой-либо деятельности: “Человечество для меня лишь зоологическая величина. Я не вижу ни прогресса, ни цели, ни пути человечества, кроме как в головах западноевропейских филистеров-прогрессистов” [335, с. 31]. Он также считает, что все культуры, прошествовавшие на протяжении истории, совершенно отдельны, закрыты от внешнего понимания и конечны. Завершение каждой культуры — цивилизация.

Другой взгляд на судьбы культуры излагает Тойнби. Согласно его пониманию мирового культурного процесса, нужно искать общие исторические основания, позволяющие культурам, прошедшим определенные стадии развития, найти объединительные тенденции. Главным фактором, позволяющим свершиться объединяющему процессу, Тойнби называет “высшие” религии, такие, как зороастризм, иудаизм, буддизм, христианство и ислам. Он считает, что они обладают “абсолютным ядром”, обеспечивающим единение культурных традиций [84, с. 53—55]. Одним из первых он осознал, что человечество нуждается в совместном решении глобальных проблем ядерного века: “Те же беспрецедентные научные и технические достижения, что объединили мир... дали человечеству власть уничтожить себя путем ядерной войны. Сейчас мы пробуждаемся к восприятию истины, что мы сознательно поставили себя в новую ситуацию, в которой человечество должно выбрать между двумя крайними альтернативами совершения геноцида и постижения того, как жить дальше в единой семье” [350, с. 46, 47].

Однако, каким бы острым ни было разочарование XX века в разуме, гуманизме, светлом будущем, чем ближе к концу века, тем чаще и громче звучат опасения относительно абсолютного отрицания ценностей прошлого. Поиск диалога с традициями прошлого необходим так же, как и сохранение гуманизма, поскольку его утрата — это утрата не только человечности, но и человечества. Следовательно, в XX веке, как никогда раньше, встал вопрос о том, что сохранение культуры — это прежде всего сохранение мира и всего человечества.

Ценность мира, как это все более явственно понимает постмодернизм, — в его разнообразии, неповторимости, относительности и единстве.