Глава II. Войны с германцами: вандалы и остготы

Войны с германцами: вандалы и остготы.

Поход в Испанию

Война в Африке и Италии, окончившаяся полным покорением двух германских народов и подчинением провинции Африки и итальянского полуострова, наиболее поразила современников и полнее всего характеризует внешнюю политику Юстиниана. Внешних поводов к войне не подавали ни вандалы, ни остготы; напротив, и Хильдерик, и королева Амаласуна признавали в императоре друга и союзника и старались сохранять с Византией добрые отношения. Но византинизм в VI в. стремится к универсальной империи и задается целью восстановить Римскую империю в ее прежних границах. Готы и вандалы стояли на дороге, препятствуя осуществлению этой честолюбивой мысли, воспринятой Юстинианом, душа которого не могла выносить, «чтобы православные христиане под игом арианских властителей продолжали терпеть притеснения за веру»¹. Участь того и другого арианского королевства решена была в уме Юстиниана уже давно, и он лишь выжидал удобного случая, чтобы начать против них наступательные действия.

Хотя далеко не одинаковы были отношения вандалов и остготов к империи, т. к. первые были часто страшными и всегда опасными соседями, постоянно высылавшими в море корсаров, между тем как последние все меры употребляли к тому, чтобы не возбуждать против себя итальянского населения и жить в добром согласии с Византией, тем не менее, в первые годы Юстиниана как в Италии, так и в Африке наступил кризис, подававший повод к брожению и недовольству и к образованию партий. Нам следует прежде всего ознакомиться с положением остготов, которые по смерти короля Феодориха в 526 г. переживали весьма критическую эпоху своей истории.

Выше мы видели, что в последние годы жизни Феодорих должен был убедиться, как мало успеха он достиг в своей политике братского единения между готами и итальянцами. И тем более должны были получить значение внутренние недоразумения, происходившие из-за религиозных и национальных разногласий, что Феодорих сошел со сцены, не успев восстановить доверчивых отношений с царем. Между тем и самый вопрос о престолонаследии не был обеспечен в той степени, как того хотел Феодорих. С преждевременной смертью зятя его Евтариха вопрос о престолонаследии оставался открытым. Призвав в Равенну лучших людей готского племени, король рекомендовал им избрать в короли своего десятилетнего внука Аталариха, сына Евтариха и Амаласунфы, и принести ему присягу на верность. До совершеннолетия сына Амаласунфа назначена была регентшей — и это вопреки германским обычаям. С точки зрения германского права на престол имел вступить племянник Феодориха Феодат, который потом действительно и достиг престола, как видно будет далее.

Новое правительство отправило в Константинополь в 526 г. посольство с извещением о последовавшей перемене и с просьбой утвердить Аталариха. Т. к. вступивший на престол в следующем году Юстиниан в характере обращения в Константинополь Аталариха усматривал мотивы для своего вмешательства в итальянские дела, то любопытно рассмотреть здесь некоторые места из письма к императору Юстину, отправленного вслед за смертью Феодориха².

Письмо принадлежит перу Кассиодора, и тем важней остановить внимание на тех местах, которые можно находить неосторожными: «Всемилостивейший государь! По справедливости я заслуживал бы порицания, если бы менее горячо желал вашего мира, чем мои родители. Не столько нас возвышает ряд предков, носивших пурпур и сидевших на королевском престоле, сколько возвеличивает ваше расположение, изливающееся на нас давно и в широких размерах... Моего деда вы в вашей столице почтили высокими курульными должностями, а моего родителя в Италии наградили консульскими пальмами. В целях соблюсти его в согласии вы пожаловали его военным усыновлением, хотя по возрасту он был почти вам сверстник. Было бы согласней с обстоятельствами это имя, каким вы почтили моего родителя, пожаловать юноше; вместе с родством тогда перешло бы на него и ваше чувство, ибо рожденный вашим сыном, по законам природы, я не могу быть вам чуждым. Я прошу у вас самого искреннего мира на том основании, что пользуюсь счастием быть вашим внуком с того времени, как моему родителю вы предоставили радость усыновления. Позволяя себе обратить ваше внимание на переход к нам королевского достоинства, я считал бы выше этой власти уверенность иметь в вас высокого и благорасположенного руководителя. Вступая в управление, мы нуждаемся в поддержке умудренного летами государя: отрочеству свойственна опека, и, опираясь на такую защиту, мы не вполне лишаемся родительской помощи. Пусть будет наше царство соединено с вами узами расположения; любовно распоряжаясь, вы будете здесь властным господином. Почему отправляем к вам наших послов на тот конец, чтобы вы дали нам вашу дружбу на тех условиях, на каких ваши предшественники имели договор с блаженной памяти дедом нашим».

Мы будем иметь случай снова вспомнить об этом письме, а теперь лишь обратим внимание на заключительные слова, которые ясно показывают, что Аталарих не желал давать императору никаких особенных оснований к вмешательству в дела Италии, а ссылался на старые договорные отношения Зинона и Анастасия и просил применить их к его престолонаследию. Но как мало фактически приписывалось цены этому формальному акту, видно из того, что новое правительство истребовало присягу от сената и от всех итальянцев на верность Аталариху еще до получения ответа из Константинополя, и что перемена царствования прошла в Италии без всякого потрясения. Кассиодор продолжал заправлять всеми делами именем Аталариха и обещал римлянам соблюдение

их прав и вольностей. Чтобы загладить память о тяжелых казнях последних лет Феодориха, возвращены были права и имущества детям казненных сенаторов Боэция и Симмаха. Вообще господству готов в Италии, по-видимому, не угрожали опасности; напротив, весьма умная и образованная Амаласунфа, оказывая почет и внимание сенату, старалась делать все возможное для соблюдения мира и согласия. С этой целью римлянину Либерию дан был военный титул, а готу Тулуину пожаловано патрицианское достоинство.

Теперь следует обратиться к событиям в столице Византийской империи, последовавшим за вступлением на престол Юстиниана (527). Мы уже видели, что он был полновластным распорядителем судеб империи в царствование Юстина; не может быть сомнения, что он вступил на престол уже с определенным планом по отношению к германским государствам — вандальскому и остготскому. Об этом плане читаем в законе, изданном в 533 г.: «Об одном мы умоляем святую и славную Деву Марию, чтобы по ходатайству Ее удостоил Господь меня, Своего последнего раба, воссоединить с Римской империей то, что от нее отторгнуто, и довести до конца высочайцщй долг наш»³. Этот долг понимал Юстиниан гораздо шире, чем дано было ему осуществить, он мечтал об единстве политическом и религиозном, в его планы входила Римская империя во всем ее величии и беспредельности.

Первый шаг к осуществлению широких планов мировластитель-ства сделан был в Африке. Отношения завоевателей к побежденным здесь сложились более неблагоприятно, чем в других землях, завоеванных германцами: вестготы в Испании заняли ²/з земель, остготы—¹/з, а вандалы объявили себя господами всей земельной собственности. Легко отсюда понять, что местное население не могло примириться с завоевателями; религиозная вражда между местными христианами-католиками и вандалами арианского исповедания никогда не утихала. Таким образом, поводы к вмешательству в африканские дела могли быть всегда налицо — во внутренних отношениях победителей и побежденных и в религиозном вопросе. С формальной стороны отношения к Африке были весьма благоприятны в первые годы царствования Юстиниана. Во главе Вандальского королевства стоял Хильдерик, по вере католик и по симпатиям и образованию полуримлянин, в жилах его текла царская кровь. Он происходил от сына Гензерика, основателя Вандальского королевства, гунерика и дочери Валентиниана III и вступил на престол по смерти Тразимунда (523), женатого на дочери готского короля Амалафриде. Трудно представить правителя, так мало понимавшего политические отношения: вандалов он оскорблял своей изнеженностью, холодностью к военным делам и слабостью по отношению к католикам, последние не могли им быть довольны из-за старых обид и притеснений со стороны ариан.

В 531 г. в Карфагене произошел переворот в пользу Гелимера, захватившего власть и заключившего в темницу Хильдерика. Это было большим ударом для византийской политики, которая подготовляла себе сторонников в Африке и имела уже сильную партию во всех классах. Сторонники сверженного короля и его родственники, представители католической Церкви и местные нобили употребили все старания, чтобы вызвать вмешательство Юстиниана в африканские дела. Им-

ператор обратился с требованием к Гелимеру восстановить Хильдерика или, по крайней мере, отпустить его на свободу, но Гёлимер ответил суровыми преследованиями приверженцев императора. Ввиду таких обстоятельств в Константинополе решено было идти войной против Гелимера.

Хотя империя была тогда в войне с Персией, и войско с лучшими вождями было на Востоке, но император поспешил заключить с персами мир и вызвал из Сирии Велисария, командовавшего восточными войсками. Несмотря на твердое намерение Юстиниана начать морской поход, он не находил в окружавших лицах защитников этого рискованного предприятия. Еще была жива память о большой экспедиции 468 г. при Зиноне, которая окончилась страшной катастрофой и подорвала на долгие годы средства империи. Тогдашний префект претории Иоанн каппадокиец энергично восставал против этого предприятия, указывая почти верный неуспех и соединенные с ним тяжелые последствия и, с другой стороны, весьма сомнительную пользу в случае маловероятного успеха. Но для Юстиниана вопрос предстал более в его религиозном, чем в политическом и экономическом, освещении; для него на первом плане было воспользоваться благоприятным моментом смуты в Карфагене и однажды навсегда покончить с арианским вопросом в Африке.

И нужно признать, что обстоятельства складывались в пользу предприятия Юстиниана в высшей степени благоприятно. Собственно вандалов в Африке было весьма немного, едва ли больше 30—40 тыс. способных носить оружие на 200 тыс. всего германского населения. Притом же вандалы теперь были далеко не те, что в эпоху завоевания: климат Африки, роскошная жизнь и удобства изнежили их и приучили к праздности⁴. К невыгоде вандалов изменились и отношения к ним туземного населения, которое сначала участвовало в войнах и набегах вместе с вандалами и вообще служило опорой германскому элементу, а в последнее время старалось от него отделиться и стремилось к независимости. Горные дикие племена не раз делали уже опустошительные набеги на мирных жителей долин; кроме того, в открытом восстании были провинции Триполь и Бизаций. Таким образом, серьезного сопротивления в вандальской Африке едва ли можно было ожидать. Что касается флота, которым прежде так страшны были вандалы, то в настоящей войне он не играл никакой роли ни на море, ни в защите берегов.

Избранный начальником экспедиции Велисарий уже заявил свои военные способности в персидской войне. Его быстрота, решительность и уменье пользоваться обстоятельствами нашли себе блестящее применение в войне африканской. С небольшими силами, едва ли превышающими 10 тыс. пехоты и 5 тыс. конницы, он в июне 533 г. вышел из Константинополя, имея целью сделать остановку в Сицилии. Здесь в области, принадлежащей итальянской регентше Амаласунфе, Велисарий мог запастись провиантом и лошадьми и собрать сведения о положении дел в Африке. Нужно изумляться легкомыслию и бездеятельности Гелимера, который позволил без всяких затруднений высадиться Велисарию на африканском берегу в половине сентября того же года и не приготовил никаких средств к обороне. Против всякого ожидания война окончилась весьма скоро: двумя сражениями, в которых вандалы не

обнаружили ни искусства, ни военной дисциплины, решена была судьба королевства. Карфаген, окруженный с суши и с моря, не мог оказать сопротивления, тем более, что горожане видели в Велисарии освободителя от чуждого ига. Прокопий замечает по поводу вступления в Карфаген: «Велисарий держал своих воинов в таком строгом послушании, что не было ни одного случая насилия, и что в завоеванном городе жизнь шла обычным течением, торговые заведения не закрывались, и солдаты спокойно покупали на базаре необходимые предметы». Заняв столицу, Велисарий мог не приписывать большого значения тому обстоятельству, что Гелимер с остатками войска приготовился дать ему еще сражение под Карфагеном. В этом тем более не было опасности, что большинство горных мавританских племен, узнав о победах Велисария, послало к нему послов и просило принять их в дружбу и расположение императора. Обеспечив себя переговорами, Велисарии решился нанести последний удар Гелимеру, который занимал защищенную позицию в 30 верстах от Карфагена. В декабре были рассеяны остатки вандальского войска, и сам король, лишенный последних средств защиты, должен был сдаться на милость Велисария (март 534 г.).

Велисарии возвратился в Константинополь- с огромной добычей и множеством пленных. Устроенное для него триумфальное шествие произвело сильное впечатление на современников. Император в упоении победой выразился: «Господь наградил меня своей милостью, дозволив мне возвратить одну из римских провинций и уничтожить народ вандалов. Теперь там будет господствовать единство веры». Результаты войны были ужасны. Целый народ был уничтожен без остатка, ибо часть вандалов, пережившая эпоху византийского завоевания, скоро смешалась с местным населением. Но и вся провинция подверглась страшному опустошению и обнищанию. «Сколько народа погибло в Африке, — говорит Прокопий, — я не умею сказать, но думаю, что погибли мириады мириад».

Походом в Африку открывалась завоевательная политика Юстиниана. Удача в исполнении смелого предприятия, потребовавшего в сущности мало средств и людей и обогатившего казну большой добычей, могла лишь заохотить его к новым завоевательным планам. На очереди стояла итальянская война, которая хотя была уже решена ранее, но началась по окончании похода в Африку. В новелле, изданной после покорения Африки, Юстиниан выражает пожелание, чтобы Бог дал ему силы освободить и другую страну от господства ариан. Здесь мы должны возвратиться к Амаласунфе, правившей в Италии за малолетством Аталариха.

Хотя изложенные события не могли не затронуть интересов Остготского королевства, но правительница Италии оказала Велисарию все содействие к успеху его похода, с одной стороны, из вражды к Гелимеру*, с другой — ввиду затруднительного положения, в котором находилась она сама. Ни в чем не отступая от политики Феодориха и продолжая пользоваться советами Кассиодора, молодая и прекрасно образо-

 

* Амалафрида, дочь Феодориха и сестра Амаласунфы, была замужем за вандальским королем Тразимундом, которого низверг Хильдерик. Амалафрида была убита во время переворота.

ванная регентша не могла примирить противоположных интересов готов и римлян; в особенности готская народность, казалось, забывшая пережитую эпоху первоначального поселения в Италии, начала заявлять широкие притязания на главенствующую роль в стране. Ближайшим образом притязания готских вождей касались воспитания молодого короля и устранения женского влияния опекунши. «Зачем, — говорили они, — приставлять к мальчику учителей и мучить его занятием науками? Несправедливо, да и не нужно учиться королю, ибо науки никого не научили мужеству; напротив, по большей части делали людей робкими и ничтожными. И король Феодорих никогда не советовал учиться детям готов»⁵.

Боясь общего недовольства, Амаласунфа уступила по отношению к воспитанию сына, но к ней предъявлены были дальнейшие требования. Тогда она решилась сослать в отдаленные области вождей оппозиции, но они продолжали и из ссылки сноситься со своими приверженцами и угрожать правительнице. Что положение ее было опасное, видно, между прочим, из того, что она спрашивала Юстиниана через тайное посольство: может ли дочь Феодориха рассчитывать на покровительство его и оказан ли ей будет прием в Константинополе? Юстиниан обещал ей исполнить все ее желания и предоставил в ее распоряжение дворец в Драче (Dyrrhachium), куда она могла бы прибыть во всякое время. До этого, однако, не дошло, т. к. Амаласунфа убийством освободилась от наиболее опасных вождей оппозиции. Развязка, однако, не заставила себя долго ждать. В 534 г. умер Аталарих, и вместе с этим прекращались права Амаласунфы на регентство. Несколько раньше прибыл из Константинополя посол, который имел поручение окончательно определить условия, на которых Амаласунфа соглашалась передать Юстиниану Италию. Это был отчаянный шаг регентши, на который она могла решиться лишь из крайней опасности.

Оставался еще в живых представитель королевского рода Амалов в лице Феодата, сына сестры Феодориха Амалафриды, королевы вандалов, приходившегося таким образом двоюродным братом правительницы. Чтобы сохранить власть, она приняла в соправители этого принца и продолжала царствовать его именем. Но Феодат, вероятно по внушениям враждебной ей партии, через несколько месяцев (весной 535 г.) заключил ее под стражу. Получив об этом известие, Юстиниан решился открыто заявить свои намерения относительно Италии. Формальный повод к войне заключался в том, что император уже несколько раз обещал защиту и покровительство дочери Феодориха, а теперь как раз она нуждалась в такой защите.

Происходит живой обмен посольствами; Юстиниан внимательно следит за событиями и настроениями общественного мнения в Италии. Ему делали подробные донесения его послы о всем происходившем в Равенне и в Риме и, между прочим, о неудовольствиях между Фео-Датом и правительницей, с одной стороны, и о непопулярности соправителя— с другой. Эти известия, по словам Прокопия, были весьма приятны для царя, и он спешит отправить в Италию специального посла в лице ритора Петра. Во время пребывания его в Италии произошла Новая катастрофа — смерть правительницы. Ходили тогда слухи, что Посол Юстиниана, имевший секретные поручения, своими внушениями

и советами ускорил печальную развязку. Еще Петр не возвратился из Италии, как объявлен был поход. Юстиниан на этот раз лучше обдумал все предприятие, чем тогда, когда подготовлялся поход в Африку.

Главнокомандующий в Иллирике стратиг Мунд должен был начать военные действия в Далмации, где были слабые готские гарнизоны, не представившие упорного сопротивления. Точно так же легко сдалась Сицилия, где византийским отрядом предводительствовал Велисарий, нашедший почти везде приверженцев императора. Небольшое сопротивление встречено лишь в Палермо, но и оно сломлено в том же 535 г. Сицилия обращена в византийскую провинцию и преобразована в административном и судебном отношениях. Легкий переход Сицилии под власть императора был тяжким ударом для готского правительства, потому что с потерей этого острова Рим стал чувствовать стеснение в доставке продовольствия, а император получил надежный опорный пункт для своих дальнейших против Италии предприятий. Через год Сицилия обращена в провинцию империи, и во главе ее поставлен praetor с подчиненными duces.

Успех Велисария в Сицилии, который в скорости завоевал весь остров и готов уже был высадиться в Италию, заставил Феодата согласиться на самые тяжкие жертвы. Он обещал послу Юстиниана ритору Петру отказаться от притязаний на Сицилию, платить подать, доставлять империи вспомогательный отряд в 3000 готов — словом, он готов был поставить себя в положение самого обыкновенного предводителя федератов, отказавшись от королевской власти; тайно от готов он согласился даже жить частным человеком, уступив Юстиниану всю Италию, если ему дана будет пожизненная пенсия в 1200 ф. золота. Римское население и сенат далеко не были расположены к Феодату; желая сохранить в городе влияние, Феодат поставил в нем гарнизон и посылал в Рим укорительные письма. Как вел себя Рим в это время, можно видеть, между прочим, из следующего. Римский епископ Агапит, вероятно побуждаемый Феодатом, потому что источники называют его послом короля, также отправился в Византию. Не видно, однако, чтобы он вел переговоры в пользу сохранения остготского владычества. Его дело было повторением миссии епископа Иоанна в 524 г., т. е. уверить византийского императора в благорасположении к нему римского населения и выговорить некоторые привилегии в пользу духовенства. Можно ли иначе думать о посольстве этого епископа, когда Юстиниан, весьма ласковый к нему, по словам библиотекаря Анастасия, нисколько не изменил своих намерений относительно Италии и соглашался лишь на самое унизительное предложение Феодата — отказаться от власти и жить частным человеком? Во всем деле завоевания Италии Византия нашла самое сильное сочувствие в духовенстве. Римский епископ именно в это время приобретает еще более значительное влияние благодаря своему содействию планам Юстиниана.

Петр возвратился в Италию с поручением оформить соглашение с королем и указать ему удел, где он мог бы проводить жизнь, но нашел его весьма несговорчивым и совершенно переменившим свой взгляд на дело. Это объяснялось тем, что империя потерпела тогда две неожиданные неприятности: в Далмации со смертью императорского полководца Мунда почти растаяли войска; в Африке обнаружилось восстание, кото-

рое побудило Велисария оставить Сицилию и поспешить в африканские владения. Это внушило Феодату несбыточные надежды, и он позволил себе не только свысока обращаться с посольством, но и заключить его под стражу. Таким неосторожным поступком он совершенно испортил свое положение.

Еще в зиму 536 г. восстановлена была власть империи в Далмации; тогда же Велисарий с небольшим войском в 7500 воинов и со значительной личной дружиной, может быть, такого же состава, высадился в Сицилии. Военные средства, бывшие в распоряжении Велисария, весьма не соответствовали предстоявшей пред ним задаче. Но в лице Велисария император Юстиниан имел лучшего полководца своего времени, которого притом снабдил самыми обширными полномочиями. С теми силами, какие у него были, Велисарий должен был завоевать для империи страну с громадным населением, которая могла выставить сотню тысяч войска. Но была громадная разница в военной технике, в дисциплине и в искусстве между имперскими войсками и народными ополчениями, выставляемыми варварами. Что касается сопротивления, оказанного Велисарию готскими войсками, оно было крайне слабо подготовлено и согласовано в частях и не имело обдуманного и правильно исполненного плана. При появлении византийского главнокомандующего в Южной Италии летом 536 г. оказалось там мало готских гарнизонов⁶, так что население встречало с распростертыми объятиями начавший здесь свои действия византийский корпус. Первым перешел на сторону Велисария Евримуф, родственник Феодата, стоявший во главе войска готов.

Центром господства готов в Кампании был Неаполь; здесь были прекрасная морская гавань и обширный торговый центр с громадным и богатым населением. В Неаполе заперся готский гарнизон, который 20 дней выдерживал тесную осаду с суши и с моря. Уже Велисарий, отчаявшись в успехе затянувшейся осады, думал отступить от города, но тут ему помог случай. Ему было донесено, что есть возможность проникнуть в город чрез заброшенный водопровод, который никем не охраняется. Действительно, сотне храбрецов удалось ночью пробраться в город и овладеть двумя башнями, с которых они дали знать своим. Осаждающие бросились на стены, ворвались в город и предали его грабежу и опустошению, не щадя ни возраста, ни пола. Оставив в Неаполе небольшой гарнизон и приняв под власть кампанский город Кумы, Велисарий двинулся на Рим. Между тем Феодат в бездействии оставался в Риме, теряя более и более свой авторитет и доверие итальянского населения. Правда, он завязал переговоры с франками, чтобы побудить их за уступку некоторых областей помочь ему против Велисария. Но когда готский вождь южной армии Евримуф перешел на сторону врагов, и когда Неаполь, предоставленный собственной участи, не получил никакой помощи от короля, тогда готы стали приходить к сознанию национальной опасности и прибегли к революционным мерам. Часть войска, расположенная близ Террачины, подняла на щит своего вождя Витигеса, который «умел владеть мечом и не пачкал рук стилем», провозгласив его королем.

Феодат, презираемый итальянцами и готами, думал найти спасение в Равенне, но на пути был убит подосланным от Витигеса воином. Хотя Витигесу предстояла весьма трудная задача ввиду полной

дезорганизации военных средств, тем не менее, теперь только началась настоящая народная война готского народа с имперскими войсками. Витигес представляет собой героический тип национального готского короля, который сознавал всю опасность тогдашнего положения и, тем не менее, старался сделать все, что внушали ему долг и сознание своих обязанностей к соотечественникам. Оставив в Риме гарнизон в 4000 человек, сам он отступил к Равенне в намерении подготовить военные операции на будущий год и укрепить собственное положение среди итальянцев и готов. Нужно признать весьма важным в политическом смысле шагом его брак на дочери королевы Амаласунфы, т. е. на внучке Феодориха, Матасунфе, ибо этим браком он сближал себя с королевским родом Амалов и получал законное право на королевскую власть. Но первым и крупным несчастьем для Витигеса было то, что он не удержал в своей власти Рима, иначе говоря, обманулся в расположениях римского населения. Епископ Рима Сильверий послал навстречу приближавшемуся Велисарию послов, обещая сдать город. Гарнизон был не в состоянии защитить Рим против внутреннего и внешнего врага, так что с 9 на 10 декабря 536 г. в одни ворота входили в Рим войска Велисария, а в другие выходил готский гарнизон. Это случилось 60 лет спустя после падения Западной Римской империи.

По ближайшим распоряжениям Велисария в зиму 536/37 г. можно было заключать, что он рассматривает Рим и Италию как составную часть империи. Считая себя обеспеченным со стороны юга, Велисарий начал приготовлять в Риме центральный пункт для будущих военных предприятий в Италии и с этой целью озаботился укреплением городских стен и подвозом съестных припасов из Сицилии и из окрестностей. Но и Витигес, с своей стороны, занят был деятельными приготовлениями к походу. Прежде всего он принял меры к тому, чтобы поставить на военное положение готский народ и снабдить способных носить оружие военным снаряжением и конями. Перед Витигесом была сложная задача: с одной стороны, предстояло выставить наблюдательный отряд на севере, чтобы не допускать враждебного вторжения имперского отряда из Далмации; с другой стороны, необходимо было озаботиться мерами, чтобы франки не воспользовались затруднительным положением готского королевства и не ворвались в Италию с северо-запада. Это тем более необходимо было иметь в виду, что император Юстиниан уже вступил в сношения с франками и желал привлечь их к союзу против готов. Витигес мог считать себя весьма счастливым, что ему удалось достигнуть соглашения с франками, которые отступили из Прованса и дали слово не принимать враждебных действий в Северной Италии. К началу весны Витигес мог располагать громадным ополчением в 150 тыс., в котором значительная часть составляла кавалерию.

Велисарию с весьма небольшими силами нельзя было выступить против неприятеля в открытое поле; его надежда заключалась в городских укреплениях и в той мысли, что Витигес едва ли в состоянии предпринять правильную осаду хорошо защищенного города. Кроме того, Велисарий, оценивая то громадное впечатление, которое произвело в Италии занятие им Рима, понимал, что он ни под каким видом не может очистить занятого им города, и поэтому распространял мысль,

что он не выйдет из Рима живым и будет его защищать до последней крайности. В ожидании вспомогательных отрядов, которые должны были прийти из Константинополя, он требовал от городских жителей участия в защите городских стен и сам был везде на первом месте. Желая несколько задержать Витигеса, прежде чем он окружит Рим своим громадным войском, Велисарий выставил против него небольшой кавалерийский отряд на pons Salarius, где и произошла первая военная стычка, в которой греки и готы показывали изумительную отвагу, и Велисарий не раз подвергался крайней опасности. Готы ударили с тыла и с боков на византийский отряд, неосторожно погнавшийся за неприятелем, и прижали его к стенам города у Салариевых ворот. Уже разнесся слух, что Велисарий убит, и римляне не хотели открыть ворот, имея опасение, чтобы вместе со своими не ворвались в город и неприятели. С большим трудом удалось Велисарию восстановить порядок в своем отряде и найти защиту за стенами города, куда, наконец, при наступлении ночи впущены были греческие воины.

С конца февраля город был окружен готами, которые раскинули шесть военных лагерей и считали судьбу Рима совершенно предрешенной, т. к. им были известны слабые средства, какими располагал Велисарий. Витигес предложил Велисарию вступить в переговоры и обещал дать свободу гарнизону, если ему будет сдан город, но Велисарий отклонил предлагаемые условия. Мы не будем следить за подробностями осады Рима, в которой преимущества техники, дисциплины и военного искусства вообще были на стороне осажденных. Пользуясь оплошностью врага, Велисарий в начале апреля ввел в Рим вспомогательный отряд из 1600 воинов славянского и гуннского происхождения, после чего он начал делать неожиданные вылазки там, где неприятель был наименее подготовлен, и наносил ему значительный урон. По словам Прокопия, всего было 69 сражений между осаждающими и осажденными. В начале лета прислано было из Константинополя жалованье войску, но вспомогательных отрядов, которых так ждали и Велисарий и население Рима, все-таки не было. А между тем в городе чувствовался недостаток в припасах и в воде, и население высказывало горячие жалобы на императора, который без нужды заставляет страдать жителей Рима. Чтобы поддержать дух населения, Велисарий распустил слух, что войска высадились в Кампании, и что помощь приближается.

Не лучше, однако, было и положение осаждающих. Сосредоточение громадного войска под Римом вызывало необходимость вполне обдуманной и правильно выполняемой системы подвоза припасов. Но Кампания была опустошена, а из Тосканы уже взяты были запасы. Велисарий вывел часть гарнизона из Рима и занял Террачину и Тибур; этим он уменьшил количество населения в Риме, нуждавшееся в прокормлении, и, кроме того, получил возможность ограничивать неприятелям свободу движения и стеснять их в подвозе съестных припасов. Между тем секретарь Велисария, историк Прокопий, которому мы обязаны главнейшими сведениями о времени Юстиниана, организовал вместе с супругой Велисария Антониной закупку хлеба в Кампании и собрал до 500 человек из местных гарнизонов, чтобы доставить в Рим заготовленные запасы. В то же время к величайшему удовольствию Велисария в Неаполь доставлен значительный военный

отряд в 4800 человек, который нашел возможность добраться до Остии и соединиться с римским ослабевшим гарнизоном. Тогда Витигес понял, что продолжать осаду было бы безрассудством. В самом деле, во время осады погибло более 30 тыс. готского войска и столько же выбыло из строя по случаю ран и болезней. Витигес послал к Велисарию уполномоченных договариваться о мире. Он обещал уступку Сицилии и даже Кампании и уплату дани. Велисарий подал мысль довести до сведения императора о предложениях готского короля, и на это время было заключено перемирие.

Описывая происходившие между готами и византийцами переговоры, Прокопий в таких выражениях передает взгляд на историческое право готского народа по отношению к Италии: «Вы тяжко оскорбили нас, ромэи, несправедливо подняв оружие на союзников и друзей. Готы не силою отняли у ромэев Италию. Когда Одоакр, свергнув императора, овладел этим государством, восточный император Зинон, желая наказать его и освободить этустрану, но находя себя бессильным, убедил Феодориха, нашего короля, который хотел уже осаждать Византию, примириться с ним и отомстить Одоакру за все его неправды, за что обещал готам спокойное владение Италией. Согласно этому условию, овладев Италией, мы сохранили законы и формуправления, как это было при древних императорах, и ни Феодорих, ни его преемники не издавали никакихновых законов. Что же касается богослужения и веры, то мытак тщательно обеспечили римлян, что до сего дня ни один итальянец ни добровольно, ни принужденно не изменил своей веры, равно и готы, переходившие в другую веру, не подвергались преследованию. Римскиехрамы пользовались от нас высоким почетом, ибо никто из тех, которые искали в них убежища, не подвергался насилию. Всегосударственные должности находились в руках римлян, готыже не принимали участия в управлении. Может ли кто сказать, что мы говорим неправду? Прибавим еще, готы позволили римлянам каждогодно иметь консула по назначению восточного императора. И что же? Вы враждуете теперь со своими защитниками! Оставьте же нас в покое и уносите с собою, что захватили вы во время войны»⁷. Велисарий ответил, что император Зинон никогда не уступал готам Италии, что она должна быть возвращена прежнему господину.

Послы просили, по крайней мере, позволить им поселиться в Сицилии, но Велисарий сделал на это весьма любопытное замечание: «Мы, пожалуй, согласны уступить готам Британию — страна большая, гораздо обширнее Сицилии: прежде она тоже была подчинена римлянам». Велисарий не хотел даже слушать о каждогодней дани, требовал только одно — безусловного очищения Италии. Сошлись, наконец, на том, чтобы заключить перемирие, пока можно будет войти в переговоры с самим императором.

В течение трех месяцев, пока шли сношения с Константинополем, Велисарий успел во многих отношениях изменить положение осажден·

ного города. Прежде всего он нашел возможным снабдить Рим съестными припасами, затем морем доставлены были в Остию вспомогательные отряды из Африки — словом, он воспользовался перемирием для исправления тех бедствий, какие нанесены были осадой. Между тем осаждавшее войско оставалось в самых невыгодных условиях в смысле доставки продовольствия, т. к. Велисарий командовал морем и постепенно отрезал готов от сношений с Южной и Северной Италией. Витигес заявлял неудовольствие на предприятия Велисария, но последний не обращал на это внимания и искал лишь случая заставить готов нарушить весьма для них невыгодное перемирие. Наконец весной 588 г. действительно произошло столкновение между готами и императорским отрядом на пути от Рима к Равенне, где Иоанн, племянник знаменитого Виталиана, нанес готам поражение и занял важные города Осимо и Римини. Это ставило короля Витигеса в весьма опасное положение; через несколько времени до него дошли слухи, что королева Матасунфа, находившаяся тогда в Равенне, вступила в сношения с предводителем греческого отряда. Тогда Витигес после стоянки под Римом один год и девять месяцев принужден был в марте 538г. снять осаду и идти на север, чтобы попытаться отстоять, по крайней мере, Северную Италию, где господство готов оставалось еще довольно прочным.

Освободившись от осады, Велисарий получил возможность продолжать составленный им план освобождения Италии от готского господства. Как раз к тому времени получено было известие из Милана, что достаточно будет отправить небольшой отряд, чтобы присоединить Лигурию к имперским владениям. Это открывало для Велисария перспективу двинуться с севера и юга на центральные области, занятые готами, и отнять у них Равенну. План казался тем более легко осуществимым, что империя владела морскими сношениями, и что на помощь уже прибыли с вспомогательным отрядом евнух Нарсес и главнокомандующий Иллириком (magister militum) Юстин. Правда, пр