ГЛАВА 1 ПРИШЕСТВИЕ МИРОВОГО ВОЖДЯ 6 страница

Время, к которому мы уже обращались, играет очень важную роль в жизни Человека, но то, что мы называем «Временем», отличается от человека к человеку, от животного к животному. Снова напоминаю, что вы думаете об этом в самых различных условиях вашей повседневной жизни. Когда вы опаз­дываете на встречу, посмотрите, с какой скоростью стрелка вертится на часах. Когда же вы ожидаете кого-нибудь, и он или она (чаще она!) заставляет вас ждать, — время, кажется, стоит на месте.

Животные имеют свое собственное представление о времени, которое в корне отличается от человеческого. Животные живут другой срок. Насекомое, которое по человеческому времени живет двадцать четыре часа, проживает за это время всю жизнь точно так же, как человек за семьдесят лет, и при этом насекомое имеет друзей, семью и т. д. Если по жребию длина жизни животного двадцать лет, эти двадцать лет покажутся ему такими же, как и семьдесят лет человеку, и с точки зрения мироздания животное за этот срок будет функцио­нировать так же, как и человек за куда более длинный период времени. Заслу­живает внимания факт, что все живые существа — насекомые, животные или люди — имеют в течение жизни приблизительно одно и то же количество ударов сердца.

Все эти идеи о времени были понятны мудрецам прошлого много столе­тий назад. Есть одна священная книга, одно из величайших Священных писа­ний далекого Востока, называющаяся «Шримад Бхагавата», которая говорит об этом:

 

Однажды великий король взял свою дочь в дом Создателя Брахмы, который жил в ином измерении. Великий король был очень обеспокоен тем, что его дочь уже достигла возраста замужества, но все еще не нашла подходящего супруга. Великий король более всего желал найти хорошего мужа для своей дочери. По прибытии в дом Брахмы ему пришлось совсем немного подождать, прежде чем их с дочерью проводили в покои и он мог задать своп вопрос. Брахма же ответил: — О король, когда ты возвратишься обратно на твою Землю, ты больше не увидишь ни одного из твоих друзей или родственников, твоих городов или твоих дворцов, хотя тебе покажется, что ты вернулся лишь через несколько мгновений после того, как покинул Землю, которую ты знал, но эти несколько мгновений нашего времени равны нескольким тысячам лет вашего времени, если бы вы были на Земле. Когда вы возвратитесь обратно на Землю, вы увидите, что наступил новый век, и твоя дочь, которую ты привел сюда, выйдет замуж за брата Господа Кришны Балараму. Так она, рожденная тысячи лет назад, выйдет замуж за Балараму еще через несколько тысяч лет, потому что тебе нужно еще некоторое время, чтобы покинуть мои покои и снова прошествовать сквозь Время на Землю.

Так ошеломленный король и его дочь возвратились на землю, которую, по их собственному ощущению времени, они покинули всего несколько мгно­вений назад. Они увидели, что мир совершенно изменился, потому что приш­ла новая цивилизация — другой тип людей, другая культура и другая религия. По земному времени действительно прошло несколько тысячелетий, хотя он и его дочь, путешествовавшие в другом измерении, ощутили их как несколько минут.

Это поверие было записано в священных книгах Хинду тысячи лет тому назад. Интересно, не явилась ли эта история основанием для теории относи­тельности Эйнштейна?

Возможно, вы недостаточно полно изучили теорию относительности Эйнштейна, но говоря очень-очень кратко, он описал время как четвертое измерение. Он учил также, что время не является неизменной величиной, текущей с постоянной скоростью в одном направлении. На Земле считают, что проходит, к примеру, секунда; когда натикает шестьдесят секунд, проходит минута; когда проходит шестьдесят минут — это час. Но это время, удобное для людей, механическое время. Эйнштейн понимал время как ощущение, как форму восприятия. Он учил, что так же, как два разных человека не могут видеть в точности одни и те же цвета, так же эти два человека не могут иметь одно и то же восприятие времени.

Мы говорим, что год — это 365 дней, но это всего лишь один оборот Земли вокруг Солнца — орбита вокруг Солнца. Так что мы на нашей Земле проходим орбиту вокруг Солнца приблизительно за 365 дней, но сравните это с восприятием людей, которые жили бы на Меркурии. Вспомните, что Мерку­рий проходит полный круг по своей орбите вокруг Солнца за восемьдесят восемь дней, и в течение этого времени он делает всего один оборот вокруг своей оси, тогда как Земля совершает один оборот за двадцать четыре часа.

Вот еще одна вещь, над которой стоит подумать: знаете ли вы, что, если часы прикреплены к движущейся системе, они будут замедлять свой ход по мере увеличения скорости этой системы.

Допустим, у вас есть стержень из какого-нибудь материала — металл, дерево, керамика, что вам больше нравится, — но он определенных размеров, определенной длины. Если вы прикрепите его к какой-нибудь движущейся системе, он, очевидно, отпрянет по инерции против направления движения в соответствии со скоростью системы. Все это — и изменения в ходе часов, и противодействие стержня — вещи, никак не связанные ни с конструкцией предмета, ни с механическими явлениями. Но они тесно связаны с явлениями, которые объясняет теория относительности Эйнштейна. У вас есть метровая линейка (давайте допустим, что это наш стержень метровой длины), и если она будет двигаться в пространстве со скоростью равной 90% от скорости света, то сожмется до полуметра, и, теоретически, если скорость повысится до скорости света, то в соответствии с теорией относительности, линейка сожмется в нич­то! И если вам как-нибудь удастся прикрепить к этой метровой линейке часы, то по мере увеличения скорости ход часов будет замедляться, и окажется, что когда система достигнет скорости света, часы полностью остановятся.

Когда вы будете критиковать все сказанное выше, говоря: «Я водил маши­ну и никогда не замечал, чтобы она сжималась», то знайте, что такие изменения могут быть отмечены только на скорости, приближающейся к скорости света. Да, если у вас есть новехонькая машина, и вы мчитесь по дороге, вы никак не сможете отметить, что машина становится немного короче, потому что, неза­висимо от того, с какой скоростью вы движетесь, 100 или 120 миль в час — это все равно слишком медленно, чтобы произошло любое ощутимое изменение длины машины. Но, по Эйнштейну, если корабль, посланный в космос, смог бы достичь скорости света, он бы сжался и в конце концов исчез.

Знаете ли вы, что получится, если предположить, что Эйнштейн прав? Мы, те, кто способен путешествовать в астрале, знаем, что Эйнштейн ошибал­ся так же, как и те ученые, что утверждали, что Человек никогда не сможет превысить рубеж скорости звука, Эйнштейн ошибался как и те, кто говорил, что Человек никогда не превысит скорости 30 миль в час, но мы должны учиться на ошибках других. Это сможет уберечь нас от собственных ошибок. Давайте посмотрим, что могло бы произойти в соответствии с теорией Эйн­штейна. Допустим, что у нас есть космический корабль, команда которого состоит из умных людей, которые могут вести серьезные наблюдения. Безус­ловно, корабль движется на очень высокой скорости, очень близкой к скорос­ти света. Корабль направляется к далекой планете — далекая в нашем случае означает, что, чтобы добраться от Земли до нее, потребуется десять лет. Один световой год — это время и расстояние, которые требуются, чтобы свет достиг определенной точки, двигаясь один полный год, так десять световых лет — это время, которое нужно, чтобы свет достиг той планеты.

Нашему кораблю предстоит двигаться со скоростью, близкой к скорости света. (Сейчас на некоторое время давайте забудем все об Эйнштейне и допус­тим, что наш корабль может двигаться со скоростью света.) Итак, предполо­жим, что наш корабль будет лететь десять световых лет к этой планете, а потом, не останавливаясь, вернется обратно. И прежде всего согласимся, что если мы что-нибудь «предполагаем», то это возможно! Таким образом, наше путешествие будет продолжаться двадцать лет — десять туда и десять обратно.

Действительно, несчастные парни, им предстоит страшно соскучиться в зато­чении на корабле в течение двадцати лет. И не только это, им ведь нужно иметь с собой запас пищи и воды на весь этот период. Но как бы то ни было, мы всего лишь «предполагаем».

Если вы поверите Эйнштейну, то у них не возникнет всех этих трудностей, им не понадобится пища на целых двадцать лет. Если кораблю предстоит двигаться на скорости даже приближенной к скорости света, то все, что нахо­дится на борту, замедлится. Все функции людей будут протекать куда мед­леннее, сердцебиение, дыхание, физическая деятельность и даже их мысли. Если на Земле наша мысль продолжается десятые доли секунды, то, в соответ­ствии с Эйнштейном, при движении на скорости света мысль продолжитель­ностью десять секунд на Земле будет длиться десять недель. Но движение на скорости света, по Эйнштейну, имеет определенные очень важные преиму­щества. Например, на Земле пройдут двадцать лет, но для людей на корабле они покажутся всего лишь несколькими часами. Хотите очень яркий пример?

Хорошо. В 1970 году мы сконструировали космический корабль, который мог бы достичь скорости света. Корабль полностью снаряжен и готов к путе­шествию далеко за пределы Солнечной системы, много дальше Марса, Венеры, Юпитера, Плутона, Сатурна и всех расстояний между ними, взятых вместе. Он направляется в другую галактику. Его полет будет происходить на скорости света и будет продолжаться двадцать лет. Он отправится в полет в 1970 году. Нужно десять лет, чтобы добраться до этого отдаленного мира. Корабль сдела­ет круг вокруг планеты, сфотографирует ее и потом вернется обратно — еще одно путешествие в десять лет — всего двадцать лет.

Экипаж состоит из молодых людей, одному из них как раз перед отправ­лением в это полное событий путешествие исполнилось двадцать. Он женат, и его жене тоже двадцать лет. А их ребенку всего один год. Когда бедняга возв­ратится после всего нескольких часов отсутствия, которые заняло такое путе­шествие на скорости, близкой к скорости света, он получит самое сильное потрясение в жизни. Он увидит, что его жена на двадцать лет старше его. В то время как для членов экипажа прошел период жизни длиной всего в несколько часов, остальные, оставшиеся на Земле, повзрослели в соответствии с обыч­ным течением времени, а значит, на двадцать лет. Так что этот молодой чело­век двадцати лет и нескольких часов от роду сейчас имеет сорокалетнюю жену!

Вот инцидент, который Соединенные Штаты предпочитают не разгла­шать и держать в стороне от доступа средств массовой информации. Инфор­мация, которая последует ниже, является абсолютно достоверной, подлинной, и те, кто занимает действительно высокое положение, имеют реальный шанс откопать ее в архивах среди достижений военной техники Соединенных Шта­тов.

В октябре 1943 года была осуществлена попытка сделать один из кораблей Военно-Морского Флота США невидимым! Она имела гибельные последс­твия, потому что некоторые ученые были настолько ограниченны, что не смогли использовать свое воображение, но решили действовать «по книгам».

Вы помните, что во время Второй мировой войны в Соединенных Штатах так же, как и в других странах, была популярна идея поиска средств для производ­ства сверхоружия. Одна из таких идей явилась результатом письма профессора Эйнштейна президенту Рузвельту, в котором в общих чертах была представле­на теория «единого поля». Мы не станем углубляться в различные технические аспекты единого поля, но мы можем сказать, что она заключает в себе некото­рые знания о четвертом измерении.

Один Доктор Наук, бесспорно, очень умный человек, использовал часть теорем, относящихся к единому полю, и в сотрудничестве с Военио-Морским Флотом США в октябре 1943 года добился того, что получил экран — особый тип лучей, — который способен полностью заключить эсминец. Поле распрос­транялось приблизительно на 300 футов от центра к краям, и внутри этого поля абсолютно все становилось невидимым, так что для постороннего наблю­дателя корабль и команда исчезали. К несчастью, когда корабль снова стал видимым, многие из членов его команды сошли с ума. Позже психологам пришлось применять пентатол натрия, чтобы забраться в подсознание потер­певших членов команды и понять, что же на самом деле произошло.

С нашей точки зрения и принимая во внимание четвертое измерение, оказалось, что невидимый корабль по какой-то случайности снова появился в нескольких сотнях миль от Чизапик Бэй. Очень жаль, что люди из той мест­ности не могуг пойти в библиотеку и поднять подшивки местных газет или добраться до некоторых записей в такой книге, как «М. К Fessup and Allende Letters»^ составленной Риллеем Краббом. Эта книга, вероятно, была опублико­вана Греем Баркером, и в Соединенных Штатах она называлась «The Strange Case of Dr. Fessup».

Это очень серьезный разговор, это не мистификация и даже не информа­ция, полученная понаслышке. Правительство Соединенных Штатов приложи­ло множество усилий, чтобы заставить молчать каждого, кто пытался обсуж­дать подобные вещи, и все же сведения, принимавшие мистическую окраску, то и дело поступали от людей, владевших подобной информацией.

Правительство Соединенных Штатов, кажется, добилось определенных успехов в утихомиривании прессы; за это они, конечно же, заслужили Нобе­левскую Премию и несколько Оскаров вдобавок за всяческие дополнительные крайне изобретательные меры. Но именно это и является показателем того, что на этом невидимом корабле можно сделать хороший бизнес.

Существует одно нечаянно обнаруженное сообщение, которое говорит, что невидимый корабль материализовался в порчу и несколько совершенно ошеломленных матросов отправились пошататься по берегу и завернули в кабак. Их видело примерно тридцать или сорок человек, и, короче говоря, когда они пили, они начали исчезать, растворяться и наконец превратились в чистый воздух. Тем, кто особенно заинтересовался, нужно прочесть упомяну­тые выше книги и попытаться найти какой-нибудь метод сопоставления газет в промежутке от 1944 до 1956 года. Там есть несколько намеков и в двух случаях — настоящие репортажи.

Понятно, что если кто-нибудь может внезапно перенести корабль или какое-то специальное оружие в четвертое измерение и потом возвратить его обратно в третье в совершенно определенном месте, китайцы могли бы быть очень легко сдерживаемы; это могло бы даже немного напугать русских! Люди смеются по поводу лазерных лучей, но этот маленький рубиновый свет оправ­дывает все, на что претендовал, и многие другие вещи. Так что если только с разумными предосторожностями будут продолжены исследования, будет най­дено, что надежно закрытые в сейфе документы могут быть легко перенесены оттуда через четвертое измерение, потому что, вспомните, если для вас вещь имеет четыре стены, то это потому, что вы находитесь в трехмерном мире, в четвертом измерении это же место может быть открыто, и каждый может проникнуть в него.

По поводу нашего невидимого корабля думается, что если бы люди за­ранее знали, чего ожидать, то они наверняка не сошли бы с ума, потому что ужасающий шок от того, что вдруг находишь себя в ином временном контину­уме, достаточен, чтобы повредить ум любого человека, тем более, если для этого имеются предпосылки.

Много-много веков назад, в дни Платона, была оживленная дискуссия по поводу четвертого измерения, но даже в те дни ученые не были в состоянии воспринять то, что, говоря метафорически, было у них под самым носом. У Платона есть Диалог, который вполне применим к этой дискуссии о четвертом измерении, и существенно, что в этом случае мы можем по слушаться заповеди «Познай себя!» и понять отношения между различными измерениями: пер­вым, вторым, третьим и четвертым.

Позвольте привести в конце этой главы Диалог философа Платона в качестве примера того, как он пытался прояснить для людей то, что для него было совершенно очевидно:

— Смотри! Человеческие существа живут в подземных пещерах; они находятся там с самого детства, а их ноги и шеи скованы — цепи устроены так, чтобы люди не могли повернуть головы. На расстоянии над ними и позади них — свет ярко горящего огня, а от того места, где находятся заключенные, к огню круто ведет дорога; и если присмотреться, то можно увидеть невысокую стену, выстроенную вдоль дороги, вроде экрана, за которым прячутся те, кто управляет марионетка­ми. Представь человека, идущего вдоль этой стены и несущего сосуды, которые видны над стеной; видны также фигуры людей и животных, сделанные из дерева, камня и других материалов; в некоторых сценках персонажи разговаривают, в некоторых — молчат.

— Это странный образ, — сказал он, — и странные заключенные.

— Как и мы сами, — ответил я. — И они видят только свои собственные тени или тени друг друга, которые огонь отбрасывает на противоположную стену пещеры.

— Правильно, — сказал он; — как же они могут видеть что-нибудь, кроме своих теней, если им никогда не позволяли повернуть голову?

— И они видят только тени предметов, которые несет тот человек вдоль стены.

— Да, — сказал он.

— И если бы они могли говорить друг с другом, они бы решили, что говорят о вещах, которые действительно происходят перед ними.

— Совершенно верно.

— И допустим, что в тюрьме есть эхо, которое отражается от противоположной стены, и можно быть уверенным, что они вообразят, что слышат голос проходящих мимо теней.

— Без сомнения, — ответил он.

— И без сомнения, — сказал я, — что для них ничто, кроме теней предметов, непредставляется истинным.

— Определенно.

— Снова посмотрим и узнаем, как они все поняли и излечились от своей глупости. Вначале, когда кто-нибудь из них освобождался и был вынужден внезапно подняться и повернуть голову, ходить и смотреть на свет, он испытывал резкую боль, а яркий свет слепил его, и он был не в состоянии видеть реальные предметы, тени которых он обычно видел в своем привычном положении. И вообрази кого-то, говорящего ему, что все, что он видел прежде — это иллюзия, что с этого момента он подошел к реальному бытию, и то, как он смотрит, — более правильно, и видит он более реальные вещи, — каким будет его ответ? Дальше можно вообразить, что его инструктор указывает на предметы, которые проносятся мимо и просит его назвать их — разве у него не возникнет трудностей? Разве он не вообразит, что тени, которые он видел всю свою жизнь, более реальны, чем те предметы, которые ему показали?

— Да уж, куда более реальны.

— И если его вынудят посмотреть на свет, разве его глазам не станет так больно, что он сразу же отвернется, чтобы найти убежище в предмете, который он может безболезненно рассматривать и который для него выглядит более ясным, чем тот, который ему только что показали?

— Правильно, — сказал он.

— И снова представим, что он не по своей воле вытащен по крутой и неровной лестнице и насильно поставлен под прямые лучи солнца. Не кажется ли тебе, что ему будет больно, и глаза его будут раздражены, свет, который попадет ему в глаза, просто ослепит его, и он не сможет увидеть ни одну из реально существу­ющих вещей, которые, как ему сказали, истинны?

— Не все сразу, — сказал он.

— Он попросит дать ему привыкнуть к освещению верхнего мира. И первое, что он лучше всего будет видеть — это тени, следующее — это отражения людей и других объектов на воде, а уже потом — сами предметы; потом он сможет выходить под свет Луны и звезд, и он будет видеть небо и звезды ночью лучше, чем Солнце и солнечный свет днем. — Безусловно.

— И наконец, он сможет видеть солнце, не просто его отражение на воде, но он будет видеть само солнце на его настоящем месте, а не где-нибудь в другом, например в отражении, и он сможет познавать его природу.

— Безусловно.

— И после этого он убедится, что Солнце является причиной смены времен года и лет вообще и что это добрый гений всего, что составляет видимый мир. Оно в определенной мере тоже является причиной всех тех вещей, которые он видел прежде, а его товарищи привыкли видеть до сих пор.

— Ясно, — сказал он, — он что-то поймет вначале, а что-то — потом.

— А когда он вспомнит свое прошлое существование, и мудрость пещеры, и своих товарищей-заключенных, не думаешь ли ты, что он будет счастлив в связи с этими переменами и ему станет жаль остальных?

— Конечно же, так и будет.

— И если они прославляют тех, кто быстрее других замечает, лучше других запоминает и может рассказать, какая из теней прошла прежде, какая последо­вала за ней, какие двигались рядом, думаешь, ему будет интересна такая слава и почет или зависть по отношению к ее обладателю?

—Разве он не скажет, как говорил Гомер: «Лучше быть бедняком и иметь бедного хозяина» — и предпочтет терпеть еще очень многие лишения, вместо того чтобы думать и жить как они?

—Да, — сказал он, — да, я думаю, что он предпочтет новые страдания, чем старую жизнь.

— Вообрази снова, — сказал я, — что этот человек внезапно попадает в свое старое положение и больше не видит солнца. Разве он не решит, что его глаза застелил мрак?

— Совершенно верно, — сказал он.

— И если бы возник спор, и он должен был бы состязаться в рассматривании теней с заключенными, которые никогда не покидали пещеры, пока его глаза еще не привыкли к пещере и он плохо видит (а время, которое потребуется ему, чтобы снова приспособиться к образу жизни в пещере, может быть довольно продол­жительным), и разве он не будет выглядеть смешным?

— Без сомнений, — сказал он.

— Сейчас ты можешь присовокупить эту аллегорию к предыдущим аргументам, — сказал я. — Тюрьма — это видимый мир, свет огня — это солнце, подъем человека на поверхность и его прозрение можно рассматривать как развитие души в интеллектуальном мире.

И ты поймешь, что те, кто достиг этого дающего блаженство видения, не поже­лают снова возвращаться к человеческим страхам; их души торопятся подняться к высшим мирам, в которых так прекрасно жить. И разве не странно выглядит человек, который отвлекся от божественного созерцания и вернулся к мирским занятиям, ведь его поведение непривычно и смешно для окружающих?

— В этом нет ничего удивительного, — ответил он.

— Любой, кому присущ здравый смысл, вспомнит, что путаница перед глазами бывает двух видов и возникает в двух случаях; или если уходишь от света, или если выходишь на свет — это истинно для духовного зрения так же, как и для телесного. И тот, кто всегда помнит об этом, когда смотрит в душу того, чье видение запутанное и слабое, не станет смеяться; он прежде спросит, пришла эта душа из более светлой жизни и не в состоянии видеть, потому что не привыкла к темноте, или пришла она из темноты на свет земной и ослеплена ярким светом. А потом он определит, кто счастлив в этом состоянии и в таких условиях жизни.

 

ГЛАВА 5 РИСОВАНИЕ С ПОМОЩЬЮ СЛОВ

 

В свете полной луны древние стены слабо отливали белым, а их яркие черные тени стелились вдоль посыпанной тщательно укатанным гравием подъездной аллеи. Эти очень старые стены были пропитаны любовью, которая обычно поселяется в любимых вещах. От обращенной к луне стены античный герб отражал лунный свет, придавая ему различные оттенки цветов драгоцен­ных камней. На землю из окон падали желтые отблески электрического света. Сегодня вечером старый зал оживлен той радостью, которая приходит только во время помолвки, а они в последнее время случаются так редко.

По ясному небу спокойно плыла луна. По открытым площадкам и лужай­кам медленно двигались тени, и попадавшие в тень деревья окрашивались в цвет эбонита. Внезапно раздался взрыв музыки, и из открывшегося француз­ского окна разлился яркий золотой свет, а на террасе балкона показались молодые мужчина и женщина. Окно за ними тихо закрылось. Держась за руки, мужчина и женщина подошли к каменной балюстраде и остановились, рас­сматривая раскинувшийся перед ними мирный ночной пейзаж. Легкий бриз доносил до них нежный запах мимозы. Мягко обняв молодую женщину за талию, мужчина увлек ее к широким мраморным ступеням, ведущим к низко постриженному газону.

Он был высокого роста, одет в военную форму с эмблемами и пуговица­ми, сверкавшими в лунном свете. У нее были темные волосы и кожа цвета слоновой кости, которая часто встречается у людей такого типа. Она была в длинном вечернем платье того же цвета, что и сама луна. Они медленно шли вдоль газона по направлению к дорожке, по сторонам которой росли ровные ряды деревьев. Время от времени они останавливались и подолгу смотрели друг на друга. Вскоре они подошли к простому деревянному мосту через тихий ручей. Некоторое время они просто стояли, опершись на перила моста и рассматривая свое отражение в спокойной воде, и тихим шепотом разговари­вали друг с другом.

Положив руку на плечо мужчины, женщина указала вверх, на филина, напряженно смотревшего вниз с большого дуба. Устав от безуспешных попы­ток разглядеть, что же происходит внизу, птица раскрыла мощные крылья и стремительно полетела к саду. Мужчина и женщина оживились и продолжили свою прогулку мимо остриженных кустов и клумб с цветами, опустившими на ночь свои головки. Вокруг то и дело раздавались тихие шорохи и скрипы, показывающие, что все маленькие ночные существа знают об их присутствии.

Тропинка повернула, расширилась и привела к покрытому густым кустар­ником берегу. Белый лунный свет мягко стелился по тихой и спокойной воде. Лучи отражались от легкой ряби, и вода казалась покрытой мириадами танцующих светлячков. На расстоянии мили прокладывал свой неспешный путь по морю огромный лайнер, его палубы сверкали яркими огнями. Оттуда едва доносились отголоски музыки — это оркестр развлекал танцующую и отдыха­ющую на палубах публику. Тускло светил красный бортовой огонь, а прожек­торы освещали опознавательные знаки на трубах корабля. В тех местах, где лучи прожекторов касались воды, она покрывалась фосфоресцирующей пе­ной, а волны от корабля с журчанием накатывались на песок пляжа. Мужчина и женщина стояли, держась за руки, и наблюдали за этой чудесной картиной. Вскоре лайнер скрылся за горизонтом, исчез свет его огней, затихли звуки музыки.

Они стояли в бархатно-лиловой дымке под сенью высокой сосны, говоря друг другу только то, что могут говорить влюбленные, строя планы на бу­дущее, заглядывая в лицо самой Жизни. На небе не было ни облачка, а воздух был теплым и ароматным. Мелкие волны нежно ласкали гальку вокруг и играли мелким песком.

Прекрасная лунная ночь создана для влюбленных. И для поэтов, ведь стихи, как и любовь, это соединение мечты и жизни.

* * * * *

Под сияющим полуденным солнцем песок в пустыне был раскален до предела. Даже Мать-Нил, текущая мимо жестоко иссушенных берегов, каза­лась более медленной, чем обычно, повсюду над ее поверхностью поднимались жаркие испарения, и с ними уходила влага, которая так необходима для безвод­ных земель. Несчастные феллахи, вынужденные работать на полях под жарким небом, двигались, словно во сне, слишком уставшие от жары, не способные даже проклинать этот знойный день. В зарослях поникшего тростника прятал­ся ибис. Новые пирамиды Великих Владык стояли, светлые и огромные, с высыхающим на жаре известковым раствором, плотно скрепляющим огром­ные блоки и промежуточные камни.

В относительной прохладе Комнаты Бальзамирования, глубоко под жар­кими песками, морщинистый старик и его помощник, едва ли моложе его, работали, набивая ароматическими травами тело умершего месяц назад.

— Думаю, что Фараон предпримет самые жестокие меры против Жрецов, — сказал старший из двоих.

— Да, — отозвался второй с мрачным удовлетворением. — Я видел, как стражники захватили несколько храмов, кое-кого арестовали, остальных пре­дупредили и изъяли множество папирусов. И действовали они очень реши­тельно!

— Не знаю, что за времена наступили, — сказал Старший. — Когда я был молод, такого не было. Мир РУШИТСЯ, вот что происходит, РУШИТСЯ!

Вздыхая и что-то бормоча, он поднял свою палочку для утрамбовки травы и запихнул еще одну порцию травяной смеси в отверстие в неподвижном теле.

— Во Имя Фараона! — закричал начальник стражи, когда в окружении своих людей он величественно прошествовал в покои Верховного Жреца. — Ты обвиняешься в том, что давал убежище недовольным, которые составили заговор против Него, а также в том, что произносил вредные речи, с целью причинить Ему зло.

Повернувшись к своим людям, он отдал приказ:

— Разыщите тайник и возьмите все папирусы.

Верховный Жрец вздохнул и спокойно заметил:

— Так было во все времена: тех, кто стремился к высшим знаниям, всегда преследовали невежественные люди, которые боялись познать Истину и дума­ли, что никто не может знать больше, чем они. Уничтожая наши свитки мудрости, вы гасите слабо тлеющие огоньки знания.

День был не из легких; находясь в постоянной готовности, стражники хватали всех подозрительных — чаще всего тех, на кого доносили чем-то недовольные соседи. По улицам тащились влекомые рабами телеги, доверху нагруженные конфискованными папирусами. Но день подошел к концу, как всегда было раньше и как будет потом, и не важно, каким длинным он пока­зался страдающим жертвам нового порядка.

К вечеру поднялся прохладный бриз, он шелестел свитками папирусов, издавая сухой скрипящий звук. Маленькие волны неслись по тусклой поверх­ности Нила и ударялись в иссушенный солнцем берег. У верхней излучины реки перевозчики довольно заулыбались, когда хлопающие паруса наполни­лись ветром и направили их лодки к берегу, откуда начинался путь домой. Спадала неимоверная дневная жара, и крошечные существа выбирались из своих убежищ и отправлялись на поиски добычи.

Люди тоже искали добычу!

Темный небосвод был осыпан сияющими кристаллами звезд. Сегодня луна всходила позже. Слабо светились окошки грязных хижин, а в домах состоятельных людей сиял яркий свет. Воздух был наполнен тяжелыми пред­чувствиями. Этой ночью нигде на улицах не было видно праздных гуляк, не было и влюбленных, которые по старой традиции, держась за руки, давали обеты над широкими водами Нила. Этой ночью люди Фараона, тяжело ступая, прочесывали улицы, постоянно готовые броситься на врагов своего Господи­на. Началась чистка — чистка, направленная против ученых, жрецов и всех тех, кто мог угрожать Фараону предсказанием его ранней кончины. За окнами этой ночью бродила сама СМЕРТЬ — СМЕРТЬ на концах копий стражников Фара­она.