Слово о сверхъестественном

 

Эта книга о сверхъестественном. Что касается меня, то я к нему готов. Когда моя жена Элизабет и я были соавторами некоторых ранних книг «Движения Обновления» («Крест и нож», «Божий контрабандист», «Потайное место»), мы приводили в них множество примеров таинств и чудес вовсе не потому, что они производили впечатление, а потому, что без них не произошли бы описанные события. За последнее десятилетие акцент в американских публикациях несколько сместился.

Но маятник раскачивается, как всегда, между двумя истинами: Божьей инициативой и нашей ответственностью. Эта книга Лорена Каннингема полна удивительных подтверждений Божьей деятельности в нашей жизни. На самом деле события, произошедшие с Лореном, непостижимы для человеческого понимания, поэтому он и его соавтор Дженис Роджерс приняли решение: просмотрев рукописи, исключить случаи сверхъестественного водительства, которые не подтверждались «двумя или тремя свидетелями» (библейский стандарт).

Я присоединился к такому решению, потому что исполнял роль редакционного консультанта данного проекта и неделями жил на одной из ста тринадцати международных баз «Молодежь с Миссией» (МсМ), курируя написание книги. Это был новый опыт обучения в процессе работы, и я полагаю, благодаря ему, раскрылся талант еще одного хорошего писателя — сестры Лорена Дженис Рождерс. Она проделала очень важную работу, совместив стиль хорошего рассказа с серьезным учением о том, что наиболее важно для каждого христианина: «Как я могу научиться узнавать голос Бога?»

Однако была проблема, которую никто из нас троих не смог решить. Мы получили много замечательных историй и свидетельств, которые казались нам достаточно важными, чтобы включить их в эту книгу. Но поскольку мы не можем рассказать всю историю — она не уместилась бы и в дюжине книг такого объема — в этой книге мы попытаемся изложить только самые важные события.

Следовательно, если вы знакомы с МсМ, то можете и не найти в этой книге своего любимого воспоминания. А если вы еще не знакомы с МсМ, вас ожидает история, полная приключений! Может быть, она станет вашим первым знакомством с Богом, могущественно движущимся в человеческих жизнях, Богом, ожидающим, что вы пригласите Его в свою жизнь.

 

Джон Шеррилл Избранное Линкольн, Вирджиния.

 

Содержание

 

 

Глава 1. Все, что блестит

Глава 2. Семейное наследство

Глава 3. Маленькая девочка, изменившая нашу жизнь

Глава 4. Волны

Глава 5. Маленькие начинания

Глава 6. Помощник, жена и друг

Глава 7. Бог будет говорить непосредственно с тобой

Глава 8. Синие воды, тревожные воды

Глава 9. Ключ к «высвобождению»

Глава 10. Приди к Богу с чистым сердцем

Глава 11. Умножение водительства

Глава 12. Опасность успеха

Глава 13. Мюнхен: мир в миниатюре

Глава 14. Человек в тени

Глава 15. Три шага к слышанию Бога

Глава 16. Калафи едет домой

Глава 17. Не отказывайся от корабля

Глава 18. Неужели всем безразлично?

Глава 19. История с рыбой

Глава 20. Узнавать Его лучше

 

Прорыв

Двенадцать пунктов, которые необходимо запомнить

 

Я взбежал по широким мраморным ступеням дома тети Сандры в Палм-Бич. Дом, который они с дядей Джорджем купили у семьи Вандербилт, был расположен на побережье озера Уорт. Стояла флоридская ночь, которую освещали прожекторы, установленные среди тропической листвы, и золотистый свет, льющийся из высоких окон дома.

Я позвонил. Хоукинс, как всегда сдержанный и вежливый, открыл дверь и провел меня в мраморный холл, украшенный статуэтками и греческими вазами.

— Хозяин, — Хоукинс все еще называл меня хозяином, — подождите миссис Михэн в библиотеке.

— Спасибо, Хоукинс. Ты хорошо выглядишь.

Слегка поклонившись, Хоукинс провел меня в библиотеку и пошел искать мою тетю. Из двадцати комнат в зимнем доме тети Сандры я больше всего любил библиотеку в бледнозеленых и коричневых тонах, с персидским ковром и высокими до потолка книжными шкафами.

— Но мое место не здесь, — прошептал я сам себе, заметив свое отражение в зеркале позади одного из стульев со спинкой в виде крыла.

Свет падал на меня под углом, и на моем лице были видны шрамы, оставшиеся от прыщей недавнего подросткового возраста. Если бы я переехал жить к тете Сандре, как она того хотела, я бы пошел к дерматологу. Мои кудрявые каштановые волосы не выгорели на солнце, как у большинства любителей позагарать в Палм-Бич. Я был по-модному худощав, как и тетя Сандра, но не от хорошей жизни, а от плохого питания во время кругосветного путешествия.

Мой взгляд упал на огромный глобус с подсветкой, который стоял возле любимого темного кожаного кресла дяди Джорджа. В этот миг меня снова посетило странное видение, преследовавшее все последние шесть лет, с тех пор, как мне исполнилось двадцать. Я видел молодых людей — подростков и постарше — таких же миссионеров, как я. Будто волны, догоняющие друг друга, они выплескивались на побережья всех континентов мира... Видение не давало мне покоя: почему я решил, что это поручение от Бога? Ведь многие получают «видения». Было ли мое видение одним из тех особых, которые потом становятся началом великой работы для Бога? Представляю, как испугалась бы моя здравомыслящая тетя Сандра, если бы я вдруг решил поделиться с ней своими мыслями.

В сопровождении пса Гейла вошла тетя Сандра.

— Добро пожаловать домой, дорогой! — она словно скользила по персидскому ковру. Ее мягкая грация и элегантность были прямо противоположны манерам подскочившего ко мне боксера.

Тетя Сандра и мой отец выросли в семье бедного странствующего проповедника, и из всех слов, которыми можно было описать их детство, «элегантность» было самым неподходящим.

— Как хорошо, что ты приехал. Джордж придет позже.

Я знал, что дядя Джордж, скорее всего, был в клубе. До того, как они стали проводить лето в Лейк Плесиде, зиму — в Палм-Бич, а осень и весну — в Провиденс, штат Род Айленд, Джордж Михэн нажил состояние, работая в текстильной промышленности. Больше всего мне запомнилось, как он, играя в гольф возле летнего особняка, отправил в озеро целую корзину мячиков. Таким был дядя Джордж.

— Лорен, — сказала тетя Сандра, — я знаю, что ты очень устал. Но все же, как насчет легкого ужина?

Моя любовь к деликатесам, которые готовил их повар, стала предметом постоянных шуток. Служанка принесла еду, и пока я с жадностью ел, а тетя Сандра, присоединившись ко мне, откусывала маленькими кусочками, я рассказал ей о своей исследовательской поездке по миру в надежде понять значение моего странного видения.

Тетя Сандра не проявила особого интереса к моему рассказу. Она была настолько разочарована христианством в детстве, что сейчас не хотела вспоминать об этом. Она отвлеченно слушала меня, но как только я сделал паузу, быстро вставила:

— Я рада за тебя, Лорен, — сказала она, вставая. — Молодым людям полезно делать выводы из своих ошибок. Нам нужно еще о многом поговорить, но ты проделал долгий путь, поэтому продолжим наш разговор утром.

Поднимаясь по ступенькам в отведенную для меня комнату, я хорошо знал, что тетя Сандра хотела поговорить со мной о великодушном предложении дяди Джорджа. Я ждал этого разговора. Проскользнув под аккуратно застеленную шелковую простыню, я лежал в глубоком раздумье, пока голубые тени в лунном свете двигались по стенам комнаты. Завтра я собирался рассказать тете о том, что Бог говорил со мной.

Положив руки под голову, я уставился в темный потолок. Как объяснить ей, не раз слышавшей подобные заявления, что это действительно был голос Бога? Поэтому я решил: прежде чем сказать об этом тете, удостовериться, что передо мной истинное водительство Божье, в том числе и та часть, которая в свое время так разочаровала ее.

Голос Бога неоднократно приводил меня и мою семью к моментам, изменявшим нашу жизнь. Мой дед по отцу был владельцем прачечной в Увальде, штат Техас, и жил безбедно до тех пор, пока не получил то, что он называл «призывом» проповедовать, после чего он продал свой успешный бизнес.

— Ты глупец, — сказал моему деду брат, на что тот ответил:

— Я был бы глупцом, если бы услышал Бога и не покорился Ему.

Меня всегда удивляло то, что произошло потом. Сначала дед частично повиновался своему призванию, выполняя временные работы в различных городах Техаса и проповедуя по выходным. Затем произошла трагедия. Он жил со своей семьей в Сан-Антонио в 1916 году, когда там разразилась страшная эпидемия оспы. Его жена и двое сыновей (в семье было два мальчика и три девочки) заразились оспой. Дед жил в больнице в изолированной палате со своей больной женой и сыновьями.

Две недели он не отходил от их постели, и наконец, болезнь, казалось, отступила. Дед решил забрать их домой, но прежде велел старшим девочкам прибрать в доме.

Внезапно состояние здоровья жены резко ухудшилось, и все попытки спасти ее оказались тщетными. Она слабела и вскоре умерла. Врачи настояли на немедленных похоронах. Спустя несколько часов заплаканные и ошеломленные дед с маленькими сыновьями приехали домой в той же машине скорой помощи, которая должна была привезти бабушку. Навстречу им выбежали счастливые девочки.

— А где мама? — спросили они. Когда дед сообщил им о ее смерти, старшая, Арнетт, с криком убежала в дом. Младшие, Гертруда и Сандра, обняли друг друга и заплакали. В тот же день приехавшие из больницы врачи велели вынести во двор все матрацы и одежду и сжечь их. За один день дед и его дети потеряли все, за исключением друг друга. Однако то, что произошло потом, надолго разъединило их.

Вскоре после случившегося дед заявил, что посвятит проповедям все время. Именно это его решение и последующие за ним события принесли столько огорчений тете Сандре. Оказывается, слышать Бога не так уж сложно. Если мы знаем Господа — значит уже слышали Его голос (во всяком случае, испытали внутреннее влечение, которое привело нас к Нему). Услышав Его голос один раз, мы можем упустить самое важное, если не будем продолжать слушать. После руководства что делать следует когда и как. Дед последовал призыву что делать — проповедовать Евангелие, — но не стал искать дальнейшего водительства о том, как Бог хотел, чтобы он это делал. Узнай он Божью волю с самого начала, последующих конфликтов можно было бы избежать.

Дед видел себя странствующим учителем, и поэтому не мог взять с собой в дорогу пятерых детей, которых сначала забрали родственники, а затем друзья-фермеры, которые приютили их только потому, что дети могли выполнять разную работу по дому. В те дни считалось, что если у ребенка была крыша над головой и трехразовое питание, значит, о нем заботятся должным образом. Дети отреагировали на дедушкино решение по-разному: сыновья отнеслись более-менее спокойно, мои тети, Арнетт и Сандра, не могли простить деду глупого решения, считая его причиной их трудного детства. Они решили не иметь ничего общего с таким христианством. Повзрослев, каждая из них занялась бизнесом, чтобы заработать как можно больше денег — такой была их реакция на потерю семейного благополучия. Они преуспели: тетя Арнетт жила в достатке, а тетя Сандра стала настоящей богачкой, живя поочередно в трех собственных домах.

А что же мой отец Том, старший из двух братьев?

Несмотря на то, что его детство прошло в девяти различных приемных домах, он никогда не винил деда за послушание Божьему призыву проповедовать. Когда отцу исполнилось семнадцать, он уже знал о своем призвании. Он начал путешествовать вместе с дедом и проводить евангелизационные собрания на юго-западе страны. Его решение не раз подвергалось испытанию. Как-то отец получил письмо (что было большой редкостью) от своей старшей сестры Арнетт, которая жила в Майами. Открыв конверт, он вынул лист, исписанный угловатым почерком. В своем письме тетя Арнетт писала, что если он закончит школу, то она оплатит его обучение в колледже, где можно получить диплом инженера. Это была отличная возможность, но отец знал, что это отдалит его от призвания, поэтому, поблагодарив сестру, отказался принять ее предложение.

Реакция Арнетт была незамедлительной и довольно грубой: «Если ты собираешься жить на подаяния, прикрываясь религией, — писала она, — я порываю с тобой!»

Эти слова больно ранили, потому что казались правдивыми: мой отец только начал помогать деду проводить служения. Дед никогда не стремился к удобствам. Он хотел помочь людям, борющимся с проблемами и нуждой, и которые могли отблагодарить его только консервированными или свежими продуктами, иногда — курицей. Однажды деду и отцу в течение двух недель пришлось питаться три раза в день печеными яблоками без сахара и специй.

После трех лет такой скудной жизни отец не выдержал. Ему было девятнадцать лет, и он решил немного передохнуть, хотя по-прежнему верил, что призван проповедовать. Оставив деда, он нашел хорошую работу в Оклахома-Сити в строительной бригаде.

Как-то, сидя на балке шестидюймовой ширины на двадцать четвертом этаже нового отеля «Билтмор», он наблюдал за огромным краном, поднимающим бревна. Внезапно груз накренился и завис прямо над отцом. Не успел тот опомниться, как одно из бревен зацепило его, и через мгновение отец висел в воздухе, отчаянно пытаясь удержаться за балку, пока другие рабочие громко кричали. Когда он благополучно спустился вниз, в нем уже созрело решение, следуя которому он вручил шефу двухнедельное уведомление об увольнении, нашел деда и вместе с ним стал проповедовать на улицах.

Отец всегда помнил, как близок был к смерти. Бог дал ему второй шанс, и он решил повиноваться голосу Бога сразу, а не тогда, когда ему будет удобно.

 

 

Семейное наследство

 

 

У моего отца Тома Каннигема было честное открытое лицо и темные волнистые волосы. Когда на служение деда он пел и играл на гитаре, то казался девушкам весьма привлекательным молодым человеком. Однако было одно «но».

Однажды мой отец и дед оказались в маленьком городке штата Оклахома, где проводила служения другая семья странствующих евангелистов. История Николсонов весьма интересна.

Остроумный отец Рафус Николсон был фермером-арендатором в Оклахоме. В возрасте сорока лет он ответил на призыв Иисуса, бросил пить, посадил свою семью в крытый фургон и поехал проповедовать. Однажды летним днем, двенадцатилетняя Джуел, третья из пятерых детей Николсонов, молилась у ручья. Вдруг она услышала, как Бог заговорил с ней. Джуел это не удивило. Люди на их собраниях часто свидетельствовали о подобном.

В тот день Бог сказал ей:

— Я хочу, чтобы ты проповедовала Мое Евангелие. К семнадцати годам Джуел уже стала постоянным проповедником в семье Николсонов.

Встретив Джуел Николсон, Том Каннингем был очарован этой стройной девушкой, с быстрым взглядом черных глаз и острым язычком. Он начал ухаживать за ней, но Джуел, увлеченная своим призванием, поначалу не обращала на Тома никакого внимания. Том не отступал, пока Джуел, наконец-то, не проявила к нему интерес. Он сделал ей предложение, и они поженились. Скромная церемония венчания состоялась в Йельвилле, штат Арканзас. Тому даже пришлось одолжить три доллара на свидетельство о бракосочетании.

Сразу после свадьбы мои мама и отец отправились путешествовать из города в город, проповедуя на улицах или под временными навесами, наскоро сделанными из жердей, покрытых ветками, которые люди называли «кущи».

То было тяжелое для них время. На руках у них была восьмилетняя Чеви, а все их имущество состояло из нескольких музыкальных инструментов, небогатой одежды и, конечно же, Библии. Но бедность не пугала моих родителей. Они горели желанием трудиться для Бога.

Одним из аспектов их работы было умение четко и ясно слышать голос Бога. Отец и мама много говорили о Божьем водительстве; будучи знакомы с «внутренним голосом», порой довольно отчетливым, а порой приходившим в разум в виде яркой картинки. Они также знали, что Бог обращается к людям через Писание, сны и видения.

Отец всегда говорил, что наивысшая цель водительства — рассказывать об Иисусе.

— Мы исполняем важное задание Самого Иисуса, — говорил отец о водительстве, которого они с мамой искали. — Великое Поручение — вот ключ. Иди в мир и проповедуй Евангелие.

Если Бог, действительно, поручил верующим нести Благую Весть до края земли, Он обязательно будет направлять их. И мои родители шли туда, куда, как они верили, Бог говорил им идти. Они испытали на себе и снежные метели, и холодные дожди, часто ночевали в автомобиле, жили на скудную помощь паствы и те монеты, которые им бросали под ноги, когда они проповедовали на улицах. Но бедность не останавливала их, потому что все это время они учились слышать голос Бога и повиноваться Ему. Следуя в Божьем направлении, мои отец и мать основали три церкви, которые действуют и по сей день.

Наша семья увеличивалась. В 1933 году родилась моя сестра Филлис. Через два года в городе Тафт, штат Калифорния, родился и я. Мои самые ранние воспоминания — пыльная пустынная Аризона и домик-палатка площадью пять квадратных метров, где вместо мебели были коробки. Несмотря на нашу бедность, я никогда не чувствовал себя обделенным, а наоборот, рос с чувством собственного достоинства.

Мои родители строили церковь для шестидесяти прихожан. Своими руками они лепили кирпичи, сушили их на солнце, а затем использовали для постройки стен. Мы, дети, также помогали им и учились узнавать голос Бога.

Очень рано, в возрасте шести лет, я впервые услышал голос Бога и узнал, что принадлежу Ему. Затем я стал слышать Его ежедневно — с понедельника по воскресенье, — и это имело огромное значение для меня! Когда мне было девять лет, мы жили в Ковине, штат Калифорния, в тридцати пяти милях восточнее Лос-Анджелеса. В этой деревушке, засаженной апельсиновыми деревьями, произошло интересное событие.

Как-то вечером, ближе к ужину, я вбежал в дом, громко хлопнув дверью. Моя сестра Филлис, которой уже было одиннадцать лет, приложив палец к губам, напомнила мне о том, что в соседней комнате спит наша крошечная сестренка Дженис. Я тихонько прошел на кухню, где мама вынимала из духовки кукурузный хлеб. Подняв крышку большой кастрюли на плите, я вдохнул аромат бобов и соленой свинины.

— Лорен, у нас закончилось молоко. Ты можешь сходить в магазин? — У мамы не было мелочи, и она дала мне пятидолларовую банкноту. — Пожалуйста, будь осторожен. Это все наши деньги на продукты до конца недели.

Я спрятал деньги в карман джинсов, свистнул Тедди, маленькую рыжую собачонку, и направился в магазин, владелицей которого была одна вдова. Я шел туда довольно долго: поиграл немного консервной банкой в футбол, раз или два останавливался, чтобы рассмотреть валявшуюся на дороге крышку от бутылки или поднять палку и постучать ею по соседским заборам.

Я взбежал по ступенькам в магазин (это была жилая комната, переделанная в продуктовый магазин), взял две бутылки молока и подошел к прилавку, за которым с карандашом и блокнотом в руках стояла вдова, намеревавшаяся подсчитать стоимость покупки. Когда я сунул руку в карман за деньгами, мое сердце замерло. Они исчезли. Я проверил в другом кармане, в задних карманах, в кармане рубашки.

— Я потерял деньги, — отчаянно заплакал я.

Оставив молоко, я побежал тем же путем, которым шел сюда. Тедди бежал сзади. Я тщательно осматривал все места, где останавливался. Все бесполезно: денег нигде не было. Мне ничего не оставалось, как вернуться домой и рассказать маме о пропаже.

Мама была на кухне, когда я вошел. По тому, как тихо я закрыл за собой дверь, она сразу догадалась: что-то случилось. Когда я рассказал, что натворил, ее лицо потемнело, потому что это было огромной потерей для нас, — но потом быстро просветлело.

— Давай, сынок, помолимся. Мы попросим Бога показать, где наши деньги.

Она стояла на кухне, положив руку на мое плечо, и говорила Богу:

— Господь, Ты точно знаешь, где лежат эти пять долларов. Мы просим Тебя показать нам. Пожалуйста, скажи нам. Ты ведь знаешь, что эти деньги нужны, чтобы прокормить семью.

Мама с закрытыми глазами ждала ответ. Над готовящимися на медленном огне бобами дребезжала крышка. Вдруг она крепче сжала мое плечо.

— Лорен, — сказала мама, немного понизив голос, — Бог только что сказал мне, что деньги лежат под кустом.

Она быстро вышла за дверь, и я побежал ее догонять.

Уже начали сгущаться сумерки, когда мы шли по дороге, ведущей к магазину, осматривая каждый куст и изгородь. Стало почти темно, когда мама остановилась, глядя прямо перед собой на большой вечнозеленый куст.

— Давай поищем под ним! — сказала она взволнованно, направляясь к кусту.

Мы внимательно осмотрели куст: у основания коренастого ствола лежали наши пять долларов.

За ужином, попивая молоко из высоких стаканов и кушая бобы с кукурузным хлебом, мы с мамой рассказали Филлис и папе (и малышке тоже!) о том, как Бог позаботился о нас в тот день. Тогда мы не задумывались над тем, что такие события являются хорошей возможностью научиться доверять Богу.

Однажды февральским утром, спустя три месяца после случая с пятидолларовой банкнотой, мы, дети, усвоили еще один урок, который сыграл важную роль в нашей жизни. Мы сидели за столом и завтракали, когда отец объявил, что собирается уехать на несколько дней. Хотя мне было только десять лет, он поручил мне заботиться о семье в его отсутствие.

— Я буду в Спрингфилде, штат Миссури. Это далеко отсюда, но благодаря телефону, мы легко можем связаться друг с другом.

Именно по телефону мы и получили плохую новость. У отца случился острый приступ аппендицита; но врачи не могли его прооперировать, потому что у него началось воспаление брюшины, а пенициллина в больнице не было из-за военного времени. Отец в любой момент мог умереть.

Мама повесила трубку и сказала, что нам нужно молиться и молиться усердно. Я забрался на кушетку и молился там часами. Прошло два дня, а состояние отца не улучшалось. Мы жаждали услышать от Бога слова, которые помогли бы нам держаться. И случилось то, чего я никогда не забуду.

Через три дня после того, как мы узнали о болезни отца, к нам в дверь постучались. Мама открыла дверь, и я увидел на пороге мужчину из церкви. Его угрюмое лицо и печальные глаза напомнили мне директора похоронного бюро, которого я однажды видел. Он теребил в руках фетровую шляпу, не решаясь что-то сказать.

— Что случилось? — нетерпеливо спросила мама. — Сестра Каннингем, — наконец произнес этот мрачный человек, — Бог послал мне сон, будто ваш муж вернется домой в гробу!

Мне показалось, что я задыхаюсь. Я посмотрел на маму. Немного подумав, она сказала:

— Ну что ж, сэр, — ее тон был любезен, но в нем чувствовалась твердость, — я ценю, что вы пришли и сообщили нам об этом. Как это ни трудно, я обещаю, что спрошу Бога, действительно ли этот сон был от Него. Обо всем важном и значительном Он скажет мне Сам, не так ли?!

Ее слова были, скорее, похожи на заявление, нежели на вопрос. Поблагодарив мужчину во второй раз, она закрыла за ним дверь и начала молиться:

— Эта весть от Тебя, Боже? Я поверю этому человеку, если это говорил Ты. Только дай мне знать — это все, о чем я прошу.

У мамы были такие доверительные отношения с Небесным Отцом, что она нисколько не сомневалась, что получит от Него ответ на столь важный вопрос, поэтому спокойно пошла спать.

На следующее утро, когда мы завтракали, мама посадила Дженни на высокий стульчик и сообщила, что у нее для нас есть хорошие новости.

— Этой ночью мне приснился сон, — сказала она Филлис и мне.

Мы притихли.

— Какой?

— Я видела во сне, что отец вернулся домой, но на поезде. Он был одет в пижаму!

Именно так и произошло. Нас известили, что отец достаточно поправился, чтобы вернуться в Калифорнию. Ввиду военной обстановки у него были трудности с переездом, но с помощью друзей он сумел получить место в пульмановском вагоне. Отец вернулся именно так, как сказала мама: на поезде и в пижаме. На станции он натянул брюки поверх пижамы. Мы, должно быть, представляли собой неутешительное зрелище, когда шли по платформе вокзала, поддерживая все еще слабого отца, с трудом переставляющего ноги обутые в комнатные тапочки. Отцу было все равно. И нам тоже. Главное — он был дома.

Позже мама указала нам на важный аспект Божьего водительства.

— Запомните: водительство, полученное через кого-то другого, ненадежно, — сказала мама. — Мы можем услышать от другого человека подтверждение, но если Бог хочет сказать нам что-то важное, Он будет говорить непосредственно с нами.

Имея такое семейное наследие, неудивительно, что я почувствовал тот же призыв — идти и проповедовать Евангелие по всему миру. Выполнение этого поручения как оказалось, потребовало от меня всех без остатка знаний о Божьем водительстве, которыми я обладал.

 

 

Маленькая девочка, изменившая нашу жизнь

 

 

Часто, оглядываясь назад, мы начинаем лучше понимать тонкий юмор Бога. Я, например, даже представить себе не мог, что сухая десятиминутная проповедь подростка окажет такое решающее влияние на мою дальнейшую жизнь.

Эта неуклюжая проповедь была моей собственной.

Мне исполнилось тринадцать лет, когда мы поехали навестить мамину родню в Спрингдейле, штат Арканзас. В то время мы уже жили в новом доме в Лос-Анджелесе. Отец погостил всего несколько дней, а мама осталась. Они с отцом являлись посвященными в духовный сан в Ассамблее Божьей, и мой дядя попросил ее провести евангелизационные служения для молодежи в его церкви. (Все мамины родственники, кроме одного, были проповедниками!)

Однажды вечером, после маминой проповеди, я опустился на колени у простых деревянных перил алтаря в церкви моего дяди. Вдруг я почувствовал, как будто нахожусь не в церкви, а где-то на небесах. Перед моими глазами крупными буквами были написаны слова: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всему творению». Великое Поручение из Евангелия от Марка 16:15! Я открыл глаза, потом снова закрыл их, но горящие слова остались на прежнем месте.

У меня не осталось сомнений, что я был призван проповедовать, возможно, даже быть миссионером, поскольку слова приказывали мне «идти по всему миру».

Я поднялся с колен и в поисках мамы пошел мимо других верующих. Затем встал на колени возле нее и шепотом рассказал о том, что со мной произошло. Мама посмотрела на меня, улыбнулась и обняла за плечи. В тот вечер она была немногословной, и только на следующий день поделилась своими чувствами.

— Пойдем со мной, сын, — сказала мама, как всегда, прямо. Мы пошли в центр Спрингдейла и зашли в обувной магазин.

— Покажите этому молодому человеку самую лучшую пару туфель, — заявила мама.

Я изумленно смотрел на нее: мои туфли еще не износились. Я обувал их, когда шел в школу или церковь, но не для игр с кузенами — мы обычно бегали босиком!

Мама посмотрела мне в глаза и улыбнулась.

— Я хочу, чтобы у тебя было праздничное настроение, Лорен. Это самое малое, что можно сделать, чтобы показать, насколько мы с папой согласны со словом Божьим: «Как прекрасны на горах ноги благовестника...» (Исаия 52:7).

Наша семья с радостью восприняла мою новость.

— Если ты собираешься нести Благую Весть, — сказала мама, — то сейчас самое подходящее время, чтобы испытать свои крылья!

Мой дядя предложил мне проповедовать вместо мамы на служении в следующее воскресенье.

Мысль о предстоящем выступлении с кафедры перед арканзасскими фермерами с загорелыми морщинистыми лицами наполнила меня желанием сделать все наилучшим образом. Каждый день я молился и просил Бога помочь мне найти соответствующее место Писания для моей будущей проповеди. Мне пришла мысль рассказать об искушениях Иисуса в пустыне. Данная тема для меня самого являлась очень важной в познании Божьего водительства.

И все же мне было неловко оттого, что придется стоять перед взрослыми и говорить им об искушениях. Что мог тринадцатилетний мальчик знать об этом? А потом, я полагаю, все искушения индивидуальны. Конечно, у меня были нормальные сексуальные волнения, как у всех подростков, но они не были неуправляемыми. Как-то соседские мальчишки, спрятавшись за углом, пытались соблазнить меня сигаретой, но это занятие казалось мне глупым. Я сказал им об этом, и они оставили меня в покое.

Молясь в течение недели перед своей первой проповедью, я слышал и гораздо более неуловимые «другие голоса», пытавшиеся меня соблазнить. Например, желание не отставать от мальчишек и не только не отставать, но и превосходить. Вообще-то, в стремлении к лучшему нет ничего плохого, но если оно начинает тобой руководить, тогда это искушение.

Желание быть наравне с другими ребятами заставляло меня делать то, что мне было не свойственно. Например, я мог мчаться на велосипеде наперегонки со своими друзьями вдоль центральной белой линии шестирядной трассы Олимпик, а машины проносились мимо всего лишь в нескольких дюймах от нас. Было и другое, что я строго соблюдал: свои русые волосы я разделял пробором на одну сторону и обильно смазывал бриолином. Следил, чтобы джинсы всегда были подвернуты, а рукава габардиновой рубашки завернуты ровно на один раз. На ногах у меня были модные ботинки от фирмы Чиппева, которые так высоко ценили мальчишки (я заработал их, разнося газеты).

А что обо всем этом говорил мне Бог? Беспокоился ли Он по поводу моего катания на велосипеде по середине перегруженных автомобилями трасс, бриолина или модных ботинок от Чиппева? Может, и беспокоился, видя, что мое желание угодить сверстникам грозило стать для меня настоящей проблемой, весьма нежелательной, особенно сейчас, когда я намеревался начинать свое собственное служение.

Итак, моя проповедь была об искушениях, но поскольку длилась она всего десять минут, маме пришлось быстро что-то придумать, чтобы занять неиспользованное время. Слава Богу, фермеры терпеливо выслушали меня и вежливо поблагодарили, но думаю, что, вернувшись домой, они признались сами себе, что как проповедник я был не на высоте. Однако самое главное, эта проповедь помогла мне разглядеть то, что впоследствии могло принести много неприятностей. Что в моем понимании означало «принадлежать»? Какое значение я придавал мнению других обо мне, особенно, если это были люди, которых я уважал? Возможно, эти «другие» голоса однажды станут для меня настоящим испытанием.

Нам предстояло услышать историю о смуглой девочке, которой было суждено изменить нашу жизнь.

Это случилось накануне моего пятнадцатилетия. Сидя на деревянной скамье в зале церкви в Лос-Анджелесе, я слушал проповедь отца. Но на самом деле, в то утро мои мысли были заняты другим: о выставленной на продажу подержанной машине. Долгие месяцы я копил заработанные за развозку газет деньги, чтобы купить машину. Не просто машину, а «чеви» выпуска 1939 года. Я бы покрасил ее в голубой цвет, снял бы хромированное покрытие и опустил задний мост, как делали все.

Вдруг что-то в голосе отца привлекло мое внимание. Он рассказывал об арабском ребенке (отец только что вернулся из своей первой поездки за рубеж — на Святую Землю). Эта поездка была для него подарком от мужского библейского класса. Что-то в голосе отца насторожило меня. Его обычно громкий бас стал мягче, почти дрожал.

— Это была маленькая одетая в лохмотья арабская девочка с протянутой грязной рукой, просившая: «Бакшиз», что в переводе с арабского означает «милостыня». Я никогда не забуду ее лица — до конца своих дней...

Отец посмотрел на деревянную кафедру перед собой. Откашлявшись, он сказал, что девочка восьми лет пришла из палестинского лагеря беженцев. Ее одежда выглядела потрепанной, волосы слиплись, а на руках она держала совсем маленькую девочку.

— Нам хозяева советовали не подавать милостыню нищим, чтобы им не было повода постоянно попрошайничать.

Но я не мог отвернуться от нее. Я вытащил из кармана несколько монет и положил ей в руку.

Отец остановился, и на мгновение мне показалось, что он сейчас расплачется. В церкви стало очень тихо. Отец продолжал:

— В тот вечер в гостинице я опустился на колени возле своей кровати. Вдруг передо мной появилось грязное лицо палестинской девочки. Я закрыл глаза, но оно не исчезло. И снова девочка протянула ко мне руку, но когда я посмотрел в ее молящие глаза, то мне показалось, что она просит нечто более важное, чем деньги. Она протягивала руку за утешением, ободрением, любовью и надеждой, за Евангелием.

Пока отец говорил, я смотрел на свои дорогие ботинки. У всех невольно текли слезы. Отец рассказал нам, как он всю ночь пролежал без сна в номере гостиницы и не мог забыть лица девочки.

— Я хочу вам кое-что сказать, — продолжил он, выпрямившись. — После той ночи я изменился. Я буду до конца своей жизни рассказывать нашим сестрам и братьям о нуждах людей за океаном. Я хочу помогать им. Всемирные миссии существовали до сих пор лишь на словах, но теперь все будет иначе. С этого момента у миссий есть лицо. Это лицо ребенка.

Мое пятнадцатилетнее сердце наполнилось новым переживанием. Я понимал, что отец не был единственным в собрании, кто больше не сможет оставаться прежним. И вдруг в памяти всплыли слова, впервые услышанные мной в церкви дяди в Арканзасе: «Идите по всему миру...»

Может, было что-то, чем я мог бы пожертвовать прямо сейчас?

Я старался не думать о машине.

Церковные приоритеты изменились. Теперь больше денег предназначалось для работы за океаном. Прихожане стали щедрее, и общий доход церкви возрос на тридцать процентов. Мы даже смогли оплачивать местные счета.

Отец просто горел подобной деятельностью. Неделями он рассказывал нам о жизни одного африканского миссионера и трудностях, с которыми тот сталкивался, и наконец, заинтересовал этим всех нас.

Затем, в одно из воскресений, он выкатил на церковную сцену совершенно новый «джип»:

— Мы отправим его в Африку, если соберем деньги.

Наконец-то, и я смогу внести свою лепту. Я решил отдать свой двухмесячный заработок за разноску газет — сорок долларов — на покупку этого «джипа». Я так и не купил себе скоростную «чеви», но зато помог приобрести автомобиль, который проедет полмира.

Однако я не отказался от своей мечты купить себе машину. Я убедил отца позволить мне работать еще на двух работах, помимо разноски газет. Тем же летом мне удалось собрать достаточно денег и купить свою первую машину: это был «чеви» 1939 года выпуска. Я очень гордился своей покупкой, хотя бедная машина насчитывала одиннадцать лет и едва ездила. Обе задние двери были поломаны. Я снял с нее хромированное покрытие и с помощью друзей покрасил в голубой цвет.

Но к моей гордости примешивалось еще что-то еле уловимое: тихий голос настойчиво говорил мне, что моя жизнь — нечто большее, нежели машины или желание не отставать от моих ровесников. А поездка в Мексику на пасхальные каникулы с десятью другими ребятами, казалось, окончательно подтвердила мои смутные догадки. В восемнадцать лет мы мало что знали о людях других культур, но, используя школьный запас испанского, мы пытались передать им самое важное Послание на земле. Невероятно, но наши усилия увенчались успехом. Почти двадцать мексиканцев сказали: «Да, мы хотим принять Иисуса». Некоторые прямо на улице становились на колени, чтобы помолиться. Несмотря на печальный конец нашей поездки (с двумя другими ребятами я попал в больницу с дизентерией), я чувствовал уверенность, что встретился с Божьим водительством.

Что-то, чего я не понимал до конца, росло внутри меня.

Вероятно, именно поездка в Мексику повлияла на мое решение учиться в библейском колледже Ассамблеи Божьей в Спрингфилде, штат Миссури.

Одним погожим осенним днем 1954 года, когда мне исполнилось девятнадцать лет, мы с сестрой Филлис (она также хотела учиться в Центральном библейском институте) складывали свои вещи в мой «додж» 1948 года выпуска, сменивший «чеви».

Отец, мама и десятилетняя Дженни стояли возле дома и ждали. Я видел, как они изо всех сил старались не заплакать, когда мы закончили укладывать вещи в машину и отец помолился за нашу физическую и духовную безопасность.

Выехав со двора на шоссе, мы повернули на восток, по направлению к Спринфилду. Так началось путешествие длиною в жизнь.

 

 

Волны

 

 

Это была обычная поездка на Багамы, но уникальное переживание водительства, которое мне довелось там испытать, определило направление всей моей жизни.

Во время учебы в школе в Миссури, я и трое двадцатилетних ребят решили создать евангельский вокальный квартет. На каникулах мы обычно уезжали подальше от Спрингфилда. Одна из таких поездок привела нас в Нассау, столицу Багамских островов.

Стоял июнь 1956 года. Мы летели из Майами в Нассау на борту самолета компании «Авиалиния Макей». Под нами простилалась цепь островов на фоне воды самых невероятных оттенков: широкие светло-голубые полосы чередовались с темно-бирюзовыми и бледно-лиловыми.

В аэропорту нас встретил миссионер, и пока мы ехали, мой интерес к стране все возрастал. Я не испытывал таких сильных впечатлений с тех пор, как восемнадцатилетним парнем с десятью другими ребятами путешествовал по Мексике. Мне было трудно поверить, что с тех пор прошло уже два года. Причиной восторга стало не только удивительное многообразие красок, обилие цветов, необычная уличная полиция в традиционных для тропиков белых костюмах и шлемах, а что-то внутри меня самого.

В перерывах между концертами мы разговаривали с миссионерами, работавшими на Багамах. Они рассказали нам о трех подростках, которые, приехав на один из островов выполнять миссионерскую работу, стали назначать свидания местным девушкам, не зная, что здесь, в отличие от Штатов, такие встречи не приняты. И теперь остров полон неприятных слухов.

Я слушал эту историю со смешанными чувствами. Мне было жаль, что эти подростки оказались недостаточно чуткими к местным традициям, но в глубине души я одобрял их замечательную идею приехать сюда в качестве миссионеров.

В тот вечер после концерта я вернулся в комнату для миссионеров, где белые стены украшал единственный пейзаж острова в дешевой деревянной рамке. Лежа на кровати с согнутой вдвое подушкой под головой, я открыл Библию, как обычно, прося Бога говорить со мной.

То, что произошло дальше, оказалось весьма необычным.

Вдруг я увидел карту мира. Только карта была живой — она двигалась! Я поднялся. Потряс головой, протер глаза. Это было видение. Я видел все континенты. На их побережья накатывали волны. Волна набегала, затем отступала, затем снова поднималась, пока не покрывала весь континент полностью.

У меня перехватило дыхание. Пока я смотрел, картина изменилась. Волны превратились в молодых людей моего возраста и даже моложе, наполнивших континенты. Они разговаривали с людьми на углах улиц и возле баров, ходили от дома к дому. Они молились и заботились о людях так, как мой отец позаботился о маленькой девочке, протянувшей руку за «бакшиз».

Затем видение ушло.

— Вот это да! — подумал я. — Что это было?

Я посмотрел туда, где видел «волны» молодых людей, но увидел только белую стену комнаты с рисунком острова в деревянной рамке. Было ли это моим воображением или Бог показал мне будущее?

— Это действительно, был Ты, Господи? — размышлял я, все еще с удивлением глядя на стену. Молодые люди — дети, по сути, — выезжают в качестве миссионеров! Какая идея! Я подумал о трех парнях на острове и о тех ошибках, которые они допустили, будучи обыкновенными мальчишками. Если такая необычная картина на самом деле пришла от Господа, значит есть возможность использовать юношескую энергию, избежав подобных проблем.

— Почему, — думал я, — Бог дал мне это видение? Будет ли мое будущее как-то связано с «волнами» молодых людей?

Долгое время я пролежал в раздумьях, глядя вникуда.

Одно оставалось ясно. Я никому не должен говорить об увиденном, пока не пойму, что оно означает.

Очевидно, в этом и состоял весь принцип: Бог давал сначала четкое видение, а затем наступало испытание. Еще в подростковом возрасте, Бог призвал меня к «бакшиз». И вопрос был в том, что я выберу: свои ботинки от Чиппева и «чеви» 1939 года выпуска или Божий призыв? По прошествии двух дней после странного видения волн, пришло первое большое испытание. Как ни странно, но последовало оно за хорошим поворотом событий, вернувшим меня к прошлому моей семьи.

Приехав в Майами на очередное выступление, мы зарегистрировались в гостинице. Друзья пригласили меня прогуляться.

— Лорен, мы собираемся пойти перекусить. Ты идешь?

— Нет, спасибо. Я не пойду.

В голове у меня засела одна мысль, которая была важнее еды. Именно здесь, в Майами, порвались наши семейные узы. Я знал, что здесь живет моя тетя Арнетт, отрекшаяся от отца двадцать семь лет назад, когда он принял решение стать проповедником. Родственники рассказывали, что тетя Арнетт живет хорошо. Она владела мебельной фабрикой и сетью розничных магазинов. О самой младшей сестре, тете Сандре, ничего не было известно. Хотя тетя Арнетт по-прежнему противилась, отец все же пытался связаться с ней три года назад, когда умер дед.

— Я к нему даже на похороны не приду, — заявила моя тетя.

— Что будет, если я попробую ей позвонить? — размышлял я.

Оставшись один в номере, я достал из тумбочки телефонную книгу и нашел знакомое имя — Арнетт Каннингем. От волнения слегка дрожали руки. Может, это моя тетя Арнетт? Я набрал номер.

— Алло!

Ее голос! Несмотря на то, что я никогда раньше его не слышал, я узнал его по знакомому тембру — это был голос Каннингемов.

— Здравствуйте, я — Лорен Каннингем. Мой отец — Томас Сесил Каннингем. Можно ли с вами встретиться?

Тишина. Затем:

— Нет, нельзя! Я очень занята! — и она повесила трубку.

На следующий день, в субботу, мои друзья пошли купаться. И хотя я очень люблю пляж, все же снова решил остаться. Растянувшись на кровати в гостиничном номере, я смотрел на телефон. Разговор с тетей Арнетт вызвал во мне массу семейных воспоминаний.

Опершись на спинку кровати, я рассеянно осматривал маленький гостиничный номер. Наши письма возвращались назад нераспечатанными, на телефонные звонки никто не отвечал. Но что-то в звуке этого чужого и одновременно знакомого голоса заставило меня попробовать еще раз. Я взял в руки телефон.

— Здравствуйте, это снова Лорен. Простите, что беспокою вас, но завтра я уезжаю. Не могли бы мы встретиться?

— Сожалею, но, скорее всего, не смогу встретиться с вами сегодня. Мои работники устраивают для меня вечеринку в честь моего дня рождения.

Тетя Арнетт снова повесила трубку, но теперь я добился небольшого прогресса. По крайней мере, она извинилась за то, что не может встретиться со мной. У меня возникла идея, и я отправился в магазин.

Что бы вы подарили на день рождения незнакомой женщине? Я решил купить батистовый носовой платок с богатой вышивкой, такой, как любит моя мама. Затем старательно выбрал поздравительную открытку — не слишком сентиментальную, с надписью «С днем рождения, тетя».

Мы собирались покинуть город в воскресенье в полдень. Я позвонил из телефонной будки на бульваре Бискейн и попросил тетю Арнетт уделить мне буквально несколько минут прежде чем уеду. На этот раз она, возможно, из чистого любопытства согласилась встретиться со мной.

Мы проезжали по засаженными пальмами улицам, вдоль которых уютно расположились дома, и остановились перед большим серо-голубым домом с верандой. Вспомнив слова тети Арнетт, упрекавшей отца за решение «идти по жизни с протянутой рукой, прикрываясь религией», я, бросив взгляд в зеркало заднего вида, поправил волосы и подтянул галстук.

Оставив друзей ждать в машине, я направился к дому. Сквозь занавешенное окно веранды я увидел неясное очертание женщины, наблюдавшей за мной. Неторопливо поднялся по ступенькам.

И вдруг я оказался лицом к лицу с женщиной, похожей на отца. Ее волосы были аккуратно уложены, на пальцах блестели бриллианты. Странно, но в моей груди шевельнулось к ней теплое чувство.

— Здравствуйте, я — сын Тома.

Тетя Арнетт медленно осмотрела меня, изучая черты моего лица. Мы долго молча стояли на ступеньках.

— Вот это вам на день рождения, — промолвил я, наконец, протягивая ей открытку с вложенным внутрь платком.

Тетя Арнетт взяла открытку.

— Ты так похож на своего отца, — сказала она и затем мягко добавила: такие же каштановые волосы, такие же глаза. Та же улыбка. Но ты немного выше, да?

У меня стучало сердце. Она улыбнулась, и ее глаза наполнились слезами. Это было так давно...

Она попросила меня и моих друзей зайти. Я коротко ответил на ее вопросы о родителях, рассказал, что также готовлюсь стать служителем, учусь в школе в Миссури, а летом езжу с вокальной группой, и что мы только что вернулись с Багамских островов. Она спросила, как далеко мы поедем на север, я ответил ей, и снова тишина. Продолжая внимательно меня изучать, она сказала:

— Ты знаешь, у тебя есть еще одна тетя, Лорен. По сравнению с тетей Сандрой, я нищая.

«Вот так заявление», — подумал я, оглядываясь по сторонам. Когда тетя Арнетт узнала, что мы будем проезжать недалеко от летнего дома тети Сандры, она посоветовала мне связаться с ней.

Я посмотрел на часы. Пора было идти. Мы пожали друг другу руки. Она спросила, как можно меня найти. Я оставил ей копию нашего маршрута.

Через несколько дней тетя Арнетт позвонила мне и сказала, что она договорилась о моей встрече с тетей Сандрой. В пятидесятническую церковь, где мы пели, за мной приехал водитель, чтобы отвезти меня в летний дом тети Сандры в Лейк-Плэсид, штат Нью-Йорк.

Тетя Сандра и ее муж Джордж жили в замечательном мире, с которым я никогда раньше не сталкивался. Но больше всего меня поразила сама тетя Сандра. Не верилось, что этой женщине с веселыми серыми глазами и короткими волнистыми русыми волосами было пятьдесят лет. Она оказалась очень доброй, делая все, чтобы я чувствовал себя «как дома». Тетя Сандра, принявшая меня, как давно утраченного сына, напоминала мне мою сестру Филлис. Даже дядя Джордж, высокий и сдержанный англичанин, проявил заботу и любезность.

Их поддержка оказалась как нельзя кстати перед моим последним годом обучения в Центральном библейском институте. Мои родители и я не знали, как оплатить мое дальнейшее обучение. Тетя Сандра написала нам, что они решили дать мне денег, чтобы я смог продолжить обучение по своему усмотрению.

На следующий год отец, Арнетт и Сандра встретились все вместе.

— Счастливый конец, — радостно подумал я. Но в действительности, это воссоединение стало началом главного испытания.

 

Маленькие начинания

 

 

— Ну сынок, ты делаешь большие успехи, — сказала однажды мама, когда я искал в своем шкафу нарядную рубашку. Мне исполнилось двадцать четыре года, и после возвращения из колледжа в Калифорнию я три года жил с родителями в их пригородном доме в Монтерей Парке.

— Да, — ответил я отвлеченно. Не знаю, был ли это комплимент, но мне стало приятно, что она это отметила.

— Возложи все свои заботы на алтарь. Если ты возгордишься, Бог не сможет использовать тебя.

Когда мама вышла из комнаты, я подошел к окну и посмотрел на кактусы во дворе. Я мысленно вернулся к последнему году в школе, где выступил с прощальной речью как президент студенческого общества; к моему посвящению в служители Ассамблеи Божьей; к моей нынешней работе среди молодежи в Лос-Анджелесе. Я был рад всему этому, но... горд? Вряд ли. Мама всегда давала точные оценки, но на этот раз мне казалось, что она ошиблась. Пройдут годы, прежде чем я смогу увидеть истину в ее словах.

А сейчас беспокоило другое. Чего же мне не доставало? Мне нравилась моя работа: молодежь была такой яркой и энергичной. Но я должен был признаться, что большинство мероприятий, которые я для них планировал, оказывались пустыми. Они не касались сердец молодых людей, потому что в них не было вызова. Именно этого мы все жаждем, особенно в годы юности и ранней молодости, когда нам только двадцать. Мы жаждем сильного вызова.

Я снова вспомнил необычное видение, которое получил на Багамах... Неужели с тех пор прошло уже четыре года? И так мало сделано. Пришло время действовать более энергично.

Спустя несколько дней я пошел к своему руководителю с предложением взять подростков в миссионерскую поездку на Гавайи. План одобрили. Со мной отправилось сто шесть человек! Однако результаты оказались не такими, каких мы ожидали: половина людей хотела отдыхать на пляже, а другие — говорить с людьми о том, во что они верили.

— Ты не должен смешивать цели, Лорен, — сказал я себе. Итак, я пришел к следующим выводам. Первое: из случая с тремя парнями на Багамах (которые наделали столько шума, встречаясь с местными девушками) я понял, что при выполнении миссии свидания исключены. Второе: поездка на Гавайи показала, что нельзя совмещать осмотр достопримечательностей с евангелизацией.

Для чего мне нужны такие выводы? И почему я так часто возвращался к Багамскому видению? Воспоминание о необычном событии просто не покидало меня. Казалось, оно подчеркивало обыденность моей жизни.

Мне хотелось выяснить, что все это значило, и что Бог хотел от меня. Я решил поехать сам и разведать возможности служений за рубежом. Мне достали билет с огромной скидкой. Я продал машину, взял на работе отпуск (я был лидером молодежного служения) и отправился исследовать мир с его бедами и трудностями. Меня не интересовали достопримечательности. У меня было странное ощущение, словно какая-то сила влекла меня к новому, доселе непознанному.

Во время путешествия сильнее всего поразило то, что люди везде одинаковые. Нас разделяют только «системы». В одной отдаленной индийской деревушке произошел случай, открывший мне глаза на тот факт, что миллионы жителей Индии имеют убеждения, отличные от моих.

Была темная жаркая ночь. По дороге в гостиницу я услышал отчаянный вопль, несшийся откуда-то из толпы. Я решил узнать, в чем дело. Пробравшись в центр шумной толпы, я увидел огромную кучу хвороста. Мужчина с факелом поджег ветки, и в свете разгорающегося пламени я увидел на вершине погребального костра худую мальчишескую фигуру. От человека, говорившего по-английски, я узнал, что этот шестнадцатилетний мальчик был зарезан ножом во время драки. Вопль становился все сильнее. Я стоял среди людей в свете пламени, сознавая, что этот мальчик ушел в пустоту. В воздухе повисло тяжелое отчаяние, смешанное с тошнотворным запахом горящей плоти.

Я видел безнадежность на лицах людей вокруг погребального костра. Внутри меня росло желание сказать тем, кто остался жив: надежда есть, ее имя — Иисус.

Во время поездки со мной произошло нечто глубоко личное.

У меня появилось острое чувство одиночества, собственной неполноценности. Я встречался со многими девушками во время учебы в колледже в Спрингфилде и во время магистратуры в университете Южной Калифорнии. Но эти отношения, некоторые даже довольно серьезные, ни к чему не приводили.

И теперь я вдруг почувствовал, что мне недостает чего-то важного в жизни. Почему я был здесь совсем один? Эта мысль задела меня еще сильней, когда я посетил удивительный Тадж Махал. Проходя через богато украшенные узкие арки, я остановился в изумлении. Передо мной стояло алебастровое изваяние, залитое светом белого жаркого индийского солнца. Его совершенные формы отражались в огромном прямоугольном пруду. Памятник был сделан мужчиной и посвящен женщине в знак своей любви к ней.

Я чувствовал себя таким одиноким. Мне хотелось сказать кому-то: «Как красиво!» Но рядом никого не было.

— Что я здесь делаю совсем один? — думал я, прогуливаясь вдоль огромного пруда, в котором отражался мой одинокий силуэт. — Почему у меня нет никого, с кем бы я мог порадоваться не только красоте Тадж Махала, но и поделиться мечтами о возможности приносить надежду?

Я думал о родителях, чей сын ушел в ад, о протянутых руках нищих, просящих милостыню. Как когда-то мой отец, я засовывал руку в карман, вынимал монеты и клал их во множество рук, но протянутых рук всегда насчитывалось больше. Ужасное зрелище. Я хотел бы сказать своей спутнице: «Есть способ помочь этим людям удовлетворить их духовные и физические нужды».

Но где найти девушку, которая бы поняла меня и видение идущих, словно волны, молодых миссионеров? Кто согласится идти со мной повсюду в поисках подтверждения, что это видение, действительно, пришло от Господа? Такая девушка должна иметь (как сказала бы моя мама) свое собственное призвание. Сможет ли она поладить с моей семьей, где каждый — яркая сильная личность? «Особенно мама», — улыбнулся я себе.

Наконец, я вернулся домой в Калифорнию. Я начал (снова один) ездить по стране и делиться своими мыслями и впечатлениями об увиденном. Я пытался рассказать молодым людям об убогом и грязном мире, в котором живут миллионы обездоленных. Я говорил о своем желании сделать что-то важное для них. Но всякий раз оказывался в затруднении, когда нужно было сказать, что конкретно они могли бы сделать, поскольку сам еще не все ясно понимал.

Спустя месяц после моей поездки, выступая в церкви в Бейкерсфилде, штат Калифорния, я встретил Далласа и Лерри.

У 21-летнего Далласа Мура было квадратное лицо, голубые с блеском глаза, русые волосы и фигура футболиста. Он и его друг Лерри Хендрикс, который также достиг двадцати одного года, пригласили меня перекусить в ресторане «Стене». Оба парня, как я узнал, работали механиками по обслуживанию бульдозеров, экскаваторов и кранов.

Но по дороге в ресторан разговор шел не о бульдозерах, а об автомобилях. Даллас стал владельцем эффектной бело-голубой машины, «шевроле» выпуска 1956 года. До блеска вычищенная (даже отпечатков пальцев не было видно на хромированном покрытии), с сидениями, обтянутыми плотной трикотажной тканью. Я вспомнил «чеви» и подумал, как много значила для меня машина десять лет назад.

Они говорили о двойных кулачках, тройном карбюраторе, но я не принимал участия в разговоре. Мы проскользнули в кабинку ресторана, официантка принесла нам воду и ушла.

Я поднял свой стакан с водой. Холодная. Чистая. Я не опасался, что в ней есть микробы. Я посмотрел вокруг: в уютных кабинках люди с удовольствием поглощали гамбургеры и хрустящий картофель-фри. Даллас и Лерри болтали без умолку. Все смеялись, веселились, в то время, как снаружи толпились нищие с протянутыми руками.

Это уже слишком! Я резко изменил тему разговора и начал рассказывать Далласу и Лерри о поездке. Я говорил о нищих, о шестнадцатилетнем мальчике, горящем на погребальном костре, об отчаянии и слезах. Глаза Далласа и Лерри горели: перед их мысленным взором тоже проходили эти ужасные картины.

— Но самое удивительное, ребята, что мы можем сделать многое, чтобы изменить все это! — сказал я.

Они согласились со мной, но затем последовал неизбежный вопрос:

— Мы бы хотели помочь, но как? Мы не миссионеры. Мы рабочие.

В том-то и был вопрос: как?

Через месяц после разговора с Далласом и Лерри я со своими друзьями Бобом и Лорейн Титж ехал вдоль тихоокеанского побережья по шоссе в Лос-Анджелес. Боб, высокий сорокалетний моложавый мужчина, бизнесмен. Он и его энергичная черноглазая жена были членами церкви в Инглвуде, где я работал.

Пока мы мчались по шоссе, я все время думал о своем видении. В нескольких метрах от нас волны накатывали на берег.

Я встречал много парней, таких как Даллас и Лерри, и они были готовы, они жаждали сделать что-то важное. Один молодой человек написал на карточке: «Я готов умереть за Иисуса!» Держа в руке карточку, я вдруг понял, в чем был неправ. Я призывал молодых людей отдавать жизни, а современная система требует от них прежде годы обучения, после которых многие забывают о своем пылком рвении. Я не против образования, потому что сам учился в магистратуре университета Южной Калифорнии, но мне до конца учебы удалось сохранить видение своего призвания.

Я понял, что не могу призывать молодых людей, не указывая им путь.

Я посмотрел в окно автомобиля на накатывающиеся волны прибоя и вспомнил свое видение. Пришло время действовать, но как?

— Лорен, ты где-то очень далеко, за миллионы миль отсюда! — сказала Лорейн, повернувшись ко мне и улыбаясь.

— По меньшей мере, за несколько тысяч миль, — признался я. — Я думал... о парнях, которым не безразличны боль и страдание других.

Я начал рассказывать Бобу и Лорейн об ужасной нищете, в которой живут миллионы, и о том, что видел много молодежи, чья энергия растрачивается впустую.

Вдруг я поймал себя на мысли, что цитирую свои собственные, сделанные ранее заметки. Мы должны искать молодых добровольцев и сразу же после школы посылать их с миссией, чтобы затем поступление в колледж уже имело для них новый и гораздо более глубокий смысл. Мы будем отправлять их в короткие миссионерские командировки — на пару месяцев или на год. Каждый осознает, что должен работать, а не любоваться достопримечательностями, и будет платить за себя сам. Никто не станет бесплатно кататься, чтобы посмотреть мир.

В моей голове зародилась еще одна идея, новая, но конкретная: какую бы миссионерскую работу мы ни выполняли, мы должны быть открытыми для всех желающих из всех церквей, всех деноминаций.

Я был изумлен, какими ясными становились мои мысли.

А затем Боб повернулся ко мне и тихо промолвил:

— Так давай делать.

Я знал, что в этот момент произошло что-то по-настоящему значительное.

Боб не сказал: «Ты делай это!» Он сказал: «Довей делать!»

«Иногда Бог говорит очень конкретно, — думал я про себя, — как с видением на Багамах. Только что Он сказал через моего друга: «Давай делать!»».

Мы придумали название и в декабре 1960 года основали «Молодежь с Миссией». Затем мы занялись поиском первых добровольцев. Поскольку нам нужно было место для встречи с ними, я превратил свою спальню в родительском доме в офис.

— Лорен, я могу помочь тебе достать диван-кровать, — предложила Лорейн. — У тебя освободится место для стола.

Вскоре мы с Бобом заносили в мою спальню-офис коричневый диван-кровать. С помощью печатной машинки и подержанного мимеографа, который мы установили в гараже моих родителей, мы начали печатать первые объявления, чтобы разослать их пасторам для распространения среди молодежи.

Я попросил маму, отца и Дженни, которая уже была старшеклассницей, помочь написать адреса и наклеить марки на ста восьмидесяти конвертах с вложенными в них объявлениями. Мы работали на полу гостиной у больших окон, выходящих на долину Сан-Габриель. Моя сестра Филлис не участвовала в этой работе, потому что вышла замуж за лейтенанта морского флота Леонарда Грисволда и жила отдельно. Они оба преподавали в школе в Лос-Анджелесе, и в январе Филлис ожидала первого ребенка.

— Эй, старший брат, неужели мне за это ничего не заплатят? — спросила Дженни.

— Ты получишь свою награду на небесах, сестренка! — засмеялся я, и снова подумал об условиях, изложенных в объявлениях, которые мы складывали, чтобы запечатать в конверты. Служение без оплаты — по сути, они сами оплачивали дорогу! Строгая евангелизация, никаких развлечений! И никаких свиданий.

Когда я аккуратно положил стопки писем перед местным почтальоном, то уже знал, какие мы получим ответы.

— Где вы были раньше1. — спросят все. — Это так здорово!

Ответа не пришлось долго ждать, правда, он был не таким, какого мы ожидали. Да, ребята были в восторге. Мы уже получали письма с ответами от потенциальных добровольцев. Но отец предостерег меня, что некоторые руководители не столь полны энтузиазма. (К тому времени моего отца избрали представителем деноминации для работы с миссиями, и он оставил пасторство в церкви). Я решил поехать в Спрингфилд и поговорить с людьми, ответственными за миссионерскую работу.

Они приняли меня, юного новичка, довольно сердечно, но указали на все недостатки моего плана. Мне объяснили, что неопытные молодые люди будут за рубежом взрывоопасным элементом. По причине возрастающего национализма и политического беспокойства, деноминация делает все возможное, чтобы уберечь от высылки своих опытных миссионеров. К тому же существуют трудности, создаваемые разницей в культурах, реальными опасностями и болезнями. Меньше всего им нужна была группа ищущих приключений юнцов, которые будут только осложнять важную работу, выполняемую настоящими миссионерами.

Один из мужчин, должно быть, заметив, как я поник, наклонился вперед и сделал встречное предложение.

— Вот, если бы ты, Лорен, посылал в качестве добровольцев людей, обладающих определенными профессиями, обеспечив им опытных руководителей, — он сделал паузу, чтобы идея стала мне понятна, — если бы ты так сделал, я бы поддержал тебя.

«Почему нет?» — подумал я.

Как только я вернулся в Калифорнию, то узнал, что требуются механики для поездки в Либерию на строительство дороги через джунгли к прокаженной колонии. Я тут же подумал о Далласе Муре и Лерри Хендриксе. Я позвонил Далласу в Бейкерсфилд и объяснил, каким образом он и Лерри могли бы стать нашими первыми добровольцами. Когда он спросил о деньгах, я объяснил, что они должны будут сами финансировать свое пребывание там. Даллас сказал, что он переговорит со своими родителями и с Лерри. Я провел в ожидании несколько беспокойных дней.

Наконец, он мне позвонил. Затаив дыхание, я слушал, пока он медленно говорил о том, как они обсуждали мое предложение со своими пасторами и родителями, и полагают, что это нормально.

«Здорово! — воскликнул я про себя. — Начало положено!»

Затем Даллас добавил:

— А что касается денег, Лорен, то я продаю свою «чеви».

Лорейн Титж продолжала ежедневно работать, не получая зарплаты, как и все мы (мой доход состоял из пожертвований, которые собирали в дни моих выступлений). Теперь между собой мы называли себя «Молодежь с Миссией» — МсМ, а добровольцев — МсМовцами.

Прежде чем Даллас и Лерри закончили подготовку к отъезду в либерийскую колонию для прокаженных, у нас появилось еще несколько МсМовцев, готовых отбыть на миссионерскую работу.

Я занялся поиском возможностей для новых добровольцев. Когда Даллас и Лерри в октябре улетали в Либерию, я оставался в Нигерии. Отец написал мне в письме, что им устроили большие проводы: он и другие провожавшие собрались в аэропорту Лос-Анджелеса, и с возложением рук молились за отбывавших на миссионерскую работу. Затем Даллас и Лерри поднялись на борт самолета.

«Здорово!» — подумал я, складывая письмо.

Наши первые два МсМовца отправились в путь. Конечно, это еще не «волны», но начало уже положено. Я знал, что вскоре тысячи таких, как Даллас и Лерри, отправятся с миссией по всему миру.

По возвращении в Соединенные Штаты я запланировал провести день с тетей Сандрой. Она и дядя Джордж просили меня навестить их. Тетя сообщила, что ей надо о чем-то со мной поговорить. Я был уверен, что о работе — об очень хорошей работе. Я позвонил тете Сандре и сказал, что смогу заехать к ним во время следующей поездки по Штатам.

И вот в один прекрасный день меня радушно принимали в уютном мире Джорджа и Сандры Михэн.

Закутавшись в шелковую простыню, я смотрел в небо. Ночью я долго не мог уснуть, а когда проснулся, солнце стояло уже высоко, заливая элегантную спальню ярким светом. Сегодня тетя Сандра непременно предложит мне работу, а я скажу ей, что слышал голос Бога, Который велит мне идти другим путем. Это будет нелегко. Вопрос был в том, буду ли я и дальше повиноваться Ему? Я провел пальцем по монограмме на шелковой простыне тети Сандры. Мне, конечно же, нравились красивые вещи. Тяжело работая разносчиком газет, чтобы купить себе ботинки от Чиппева и автомобиль «чеви», выкрашенный в голубой цвет, я научился ценить хорошие вещи. Было приятно жить в такой обстановке, ездить в «кадиллаке» тети Сандры и даже иногда водить его.

Я посмотрел на часы. Девять! Я позвонил Хоукинсу, который появилс