Аэниел Гоулман. ния лица, соответствующие четырем из них (страху, гневу, печа­ли, наслаждению), признаются людьми, принадлежащими к раз­личным культурам по всему миру

ния лица, соответствующие четырем из них (страху, гневу, печа­ли, наслаждению), признаются людьми, принадлежащими к раз­личным культурам по всему миру, включая дописьменные на­роды, не испорченные влиянием кино или телевидения, что го­ворит об их универсальности. Экман показывал фотографии лиц, воспроизводящих выражения с технической точностью, предста­вителям таких далеких культур, как культура западной части Новой Гвинеи, где обитает изолированное племя, принадлежа­щее к каменному веку, живущее далеко в горах, и обнаружил, что повсюду люди узнают одни и те же основные эмоции. Эту универсальность выражений лиц, соответствующих определен­ным эмоциям, впервые подметил, вероятно, Дарвин, который видел в ней доказательство того, что силы эволюции запечатле­ли эти сигналы в нашей центральной нервной системе.

Пытаясь найти основные принципы, я следую примеру Экмана и других, рассматривая эмоции с точки зрения семейств или характеристик и беря главные семейства — гнев, печаль, страх, наслаждение, любовь, стыд и так далее — как относящи­еся к рассматриваемому вопросу, чтобы показать бесконечные нюансы нашей эмоциональной жизни. Каждое из этих семейств имеет в своей основе главное эмоциональное ядро, из которого расходятся волнами бесчисленные мутации родственных форм эмоций. Дальше от ядра пульсируют настроения, которые, го­воря техническим языком, более приглушены и длятся дольше эмоции (хотя человеку случается относительно редко, к при­меру, целый день пылать гневом, он не так уж редко пребывает в сердитом, раздраженном настроении, в котором легко возни­кают более короткие вспышки гнева). За настроениями следу­ют темпераменты — готовность вызвать обусловленную эмо­цию или настроение, которые делают людей подавленными, застенчивыми или оживленными. А еще дальше этих эмоцио­нальных диспозиций помещаются настоящие эмоциональные расстройства, такие как клиническая депрессия или непрерыв­ное состояние тревоги, в которых человек чувствует себя по­стоянно втянутым в токсическое состояние.

Приложение Б

ПРИЗНАКИ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО УМА

Лишь в последние годы появилась научная модель эмоцио­нального ума, объясняющая, каким образом очень многое из того, что мы делаем, может делаться под влиянием эмоций, — как мы можем быть такими разумными в какой-то один мо­мент и такими неразумными в следующий, — и смысл, в кото­ром эмоции обладают собственным здравым смыслом и соб­ственной же логикой. Пожалуй, две лучшие оценки эмоцио­нального мозга предложены независимо Полом Экманом, ру­ководителем лаборатории по изучению взаимодействия людей в Университете штата Калифорния в Сан-Франциско, и Сей­муром Эпштейном, психологом из Университета штата Мас­сачусетс. Несмотря на то что и Экман, и Эпштсйн тщательно рассматривали различные научные факты, вместе они предла­гают базовый список качеств, которые выделяют эмоции из остальной ментальной жизни.

Быстрая, но неточная ответная реакция

Эмоциональный ум гораздо быстрее, чем рациональный, бросается действовать, не мешкая ни секунды и не останавли­ваясь, чтобы подумать, что он, собственно, делает. Его провор­ство мешает неторопливому аналитическому размышлению, являющемуся признаком мыслящего ума. В процессе эволю­ции эта быстрота скорее всего касалась самого главного реше-

Лэниел Гоулллан

ния — на что обратить внимание и что надо сразу насторожить­ся, скажем, сталкиваясь с другим животным и мгновенно при­нимая решения вроде «Я его съем, или оно сожрет меня?». Тем организмам, которым нужно было слишком долго размышлять над ответами на эти вопросы, вряд ли было суждено иметь мно­гочисленное потомство, которому они передали бы свои мед­лительные гены.

Поступки, продиктованные эмоциональным умом, отме­чены особенно сильным чувством уверенности — побочный результат отлаженного упрощенного способа смотреть на вещи, который может приводить в полнейшее недоумение ра­циональный ум. Когда страсти улягутся или даже посреди от­ветной реакции, мы ловим себя на мысли, «Зачем я это сдела-л(а)?». Это служит признаком пробуждения к этому моменту рационального ума, правда, не такого быстрого, как у эмоцио­нального ума.

Поскольку интервал между возникновением того, что за­пускает эмоцию, и ее вспышкой может быть фактически мгно­венным, аппарат, производящий оценку восприятия, должен обладать высоким быстродействием даже с точки зрения вре­мени «срабатывания» мозга, исчисляемого тысячными доля­ми секунды. Оценка необходимости действовать должна про­изводиться автоматически и так быстро, что она никогда не переходит на уровень сознаваемой осведомленности. Это мно­жество наспех «сварганенных» эмоциональных реакций охва­тывает нас фактически до того, как мы полностью поймем, что происходит.

Этот скоростной режим восприятия жертвует точностью ради скорости, полагаясь на первые впечатления, реагируя на общую картину или на самые впечатляющие аспекты. В нем вещи воспринимаются сразу как целое, а реакция не требует времени для вдумчивого анализа. Яркие элементы могут опре­делить это впечатление, перевесив тщательную оценку деталей. Огромное преимущество заключается в том, что эмоциональ­ный ум считывает эмоциональную реальность (он сердится на меня; она лжет; это его огорчает) в одно мгновение, вынося простые интуитивные суждения, которые подсказывают нам, к кому надо относиться настороженно, кому верить, кто стра-

Эмоциональный интеллект

дает. Эмоциональный ум — это наш радар для обнаружения опасности; если бы мы (или наши предки в процессе эволю­ции) стали дожидаться, чтобы рациональный ум вынес кое-ка­кие из этих суждений, мы не только ошиблись бы — мы могли бы стать покойниками. Обратной стороной медали является то, что эти впечатления и интуитивные суждения в силу того, что они выносятся в мгновение ока, могут оказаться ошибочными или вводить в заблуждение.

Пол Экман полагает, что та быстрота, с которой эмоциям удается овладеть нами, прежде чем мы полностью осознаем, что они уже пришли в действие, необходима для обеспечения их высокой адаптивности: они мобилизуют нас для реагирования на требующие ответных действий события без потери времени на обдумывание, надо ли реагировать и если да, то как. С по­мощью разработанной им системы обнаружения эмоций по едва уловимым изменениям выражения лица Экман может про­слеживать микрореакции, которые мелькают на лице менее чем за полсекунды. Экман и его сотрудники установили, что внеш­ние проявления эмоций начинают обнаруживать себя измене­ниями в мимической мускулатуре в течение нескольких тысяч­ных долей секунды после события, запускающего реакцию, и что физиологические изменения, типичные для данной эмо­ции, например, резкий отток крови и учащенное сердцебиение, также занимают всего лишь доли секунды. Такая быстрота осо­бенно оправдана при сильной эмоции, такой как страх или вне­запный испуг.

Экман утверждает, что, формально говоря, полный разгар эмоций занимает очень короткое время, продолжаясь всего лишь секунды, а не минуты, часы или дни. Он рассуждает так: если бы какая-то эмоция надолго завладевала мозгом и телом независимо от изменения обстоятельств, то речь уже шла бы о плохой адаптации. Если эмоции, вызванные одним-единствен-ным событием, неизменно продолжают владеть нами и после того, как это событие миновало, и независимо от того, что даль­ше происходит вокруг нас, то чувства служили бы нам плохими советчиками. Чтобы эмоции дольше сохранялись, пусковой механизм должен срабатывать непрерывно, фактически снова и снова вызывая эмоцию, как, например, потеря любимого че-

И

Дэниел Гоулллан

ловека заставляет нас все время горевать. Если чувства упорно нас не покидают, как правило, это — настроения, приглушен­ная форма эмоций. Настроения определяют аффективный тон, но они в меньшей степени формируют наше восприятие и по­ведение, чем накал всех эмоций.

Сначала чувства, потом мысли

Поскольку регистрация и ответная реакция у рациональ­ного ума занимает чуть больше времени, чем у эмоционально­го, то «первое побуждение» в ситуации, возбуждающей силь­ные эмоции, исходит не от головы, а от сердца. К тому же су­ществует и второй вид эмоциональной реакции, более медлен­ной, чем живой отклик, которая сначала «закипает» и «варится» в наших мыслях и только потом приводит к переживанию. Этот второй путь к запуску эмоций более взвешен, и мы, как прави­ло, вполне отдаем себе отчет в мыслях, которые к нему ведут. В этом виде эмоциональной реакции присутствует более длитель­ная оценка; наши мысли — познавательная способность — иг­рают ключевую роль в решении о том, какие эмоции будут воз­буждены. Стоит только нам произвести оценку — «Этот води­тель такси обманывает меня» или «Этот ребенок просто пре­лесть», — как тут же следует подходящая эмоциональная реакция. При этой более медленной последовательности про­цессов чувству предшествует более полно сформулированная мысль. Эмоции посложнее вроде смятения или опасения по поводу приближающегося экзамена следуют этим длительным маршрутом, на развертывание которого уходят секунды или ми­нуты, — это те эмоции, которые проистекают из мыслей.

В противоположность этому при последовательности про­цессов быстрого реагирования чувствование, видимо, предше­ствует мысли или возникает одновременно с нею. Такая ско­ропалительная эмоциональная реакция торжествует в ситуаци­ях, связанных с необходимостью примитивного выживания. Положительная сторона подобных быстрых решений заключа­ется в том, что они в мгновение ока мобилизуют нас, чтобы мы могли справиться с чрезвычайными обстоятельствами. Наши самые сильные чувства представляют собой непроизвольные