Глава 1.7

 

Перехожу на станцию Охотный ряд через Театральную. Сажусь в поезд. Чтобы впредь не слышать и не видеть этих мужиков, так и норовящих меня подснять, решаю обзавестись плеером. Заткнуть уши наушниками и никого не слышать. Уткнуться в книгу и никого не видеть. Организовать своё личное пространство. Стать обособленной в толпе. Стать независимой. Неприкасаемой. Да, так будет легче.

Если, конечно, я езжу в основном в метро.

Выхожу на станции Чистые пруды. Я помню адрес, указанный на визитке, которую дал мне доктор Крылов, но до места я иду автоматически.

Механическая память.

Значит, я знаю дорогу к клинике. Пользуясь паузой, любезно предоставленной мне красным сигналом светофора, быстро достаю ежедневник и ручку. Записываю: «Я помню дорогу в клинику».

Загорается зелёный сигнал светофора. Толпа людей начинает движение. Я стартую тоже, на ходу убирая свои эпистолярные принадлежности в сумочку.

Пока я пересекаю Бульварное кольцо, нахожу все вокруг очень знакомым. Нет, не потому, что я уже была здесь вчера. Такое ощущение, будто я была здесь постоянно. Я иду и смотрю по сторонам.

Шаг за шагом. Снова и снова.

Вы видите?

Дойдя до клиники, открываю дверь. Прохожу на ресепшен. Протягиваю паспорт уже поприветствовавшей меня секретутке и говорю:

– Здравствуйте, мне к наркологу.

Достаю из сумочки направление, выписанное доктором, и, протягивая его девушке, говорю:

– Мне назначено на час дня.

Секретутка отвечает:

– Минуточку.

Она что-то печатает в своём компьютере. Потом возвращает паспорт с направлением и говорит:

– Кабинет номер пятнадцать. Проходите, пожалуйста.

Я иду вдоль коридора и прохожу мимо кабинета Крылова. Ещё через два, как и сказал доктор, кабинет нарколога. На табличке, что на двери, написано: «Степанова Алевтина Александровна». И ещё ниже: «Нарколог». Таблички на её кабинете не такие красивые, как у Крылова. Смотрю на часы. Время как раз час дня, пора заходить. Никто не выходит и не приглашает меня войти, поэтому я подхожу к двери и легонько стучу в неё костяшками пальцев.

Раз стук. Два стук. Три стук.

Здесь и сейчас.

Вы слышите?

Спустя несколько мгновений дверь открывается, и передо мной оказывается женщина лет пятидесяти, в белом халате. Слегка полная. Не то, чтобы жирная корова, но проблемы с лишним весом налицо. Точнее сказать, на тело.

Она говорит:

– Вы Виктория Потапова?

– Да, она самая.

– Давайте направление, – говорит Алевтина Александровна. Я протягиваю ей направление, она его проверяет, а потом говорит: – Пожалуйста, проходите.

Он не такой красивый, этот кабинет Алевтины Александровны. И здесь нет приёмной. Нет секретарши. Просто сразу кабинет. И не такой светлый. И её стол не такой красивый. Я говорю:

– Ваш кабинет, он немного попроще, чем у Дмитрия Валентиновича.

Нарколог говорит:

– Да, конечно, ведь я не владелец этой клиники.

Крылов что, владелец этой клиники?

Я спрашиваю:

– Вы имеете в виду, что...

– Да, доктор Крылов – владелец этой клиники, – перебила меня тётка.

Он не только мой спаситель, этот мой персональный Иисус, он ещё и бизнесмен. Богатый человек. Оказывается, бизнесмены тоже могут спасать людей. По правде говоря, мне всё равно, главное – чтобы спасли меня.

Достаю ежедневник и записываю: «Я эгоистка».

Убираю ежедневник в сумочку. Спрашиваю:

– Разве эта информация не конфиденциальна?

– Вообще, да, но у наркоманов обычно плохая память.

– А вы уверены, что я наркоманка?

– Скоро проверим.

Надо же, я только переступила порог, а меня уже назвали наркоманкой. Неужели это правда? Как-то не хочется быть наркоманкой. Уж лучше педофилкой. Или клептоманкой. Или параноиком. Можно даже некрофилкой. Всё равно это лучше, чем быть торчком.

Нарколог просвечивает мои глаза фонариком. Сначала один глаз, потом другой. Проверяет зрачки на какую-то там реакцию.

Раз зрачок, два зрачок.

Снова и снова.

Она говорит:

– Положите руку на стол.

Я делаю то, что она сказала. Она затягивает мою руку резиновым жгутом, убирает фонарик, одевает резиновые перчатки, достаёт бутылёк со спиртом и ватный тампон из ванночки с надписью «Стерильно». Смачивая тампон спиртом, она говорит:

– Поработайте рукой.

Я сжимаю кулак. Сжимаю и разжимаю. Снова и снова.

Алевтина Александровна протирает тампоном мою руку, берёт большой шприц и говорит:

– Не смотрите.

Не знаю, боюсь ли я крови на самом деле. Скорее, я боюсь того, что не знаю точно, боюсь я крови или нет. Мне страшно, но всё равно я не отвожу глаза. Я хочу проверить.

Мне интересно.

Потому что я ничего не помню.

Даже когда мы предполагаем, что правда ужасна, мы всё равно стремимся её узнать.

Мы – правдомазохисты.

Я чувствую, как у этой перестройняшки-недокоровы воняет изо рта. Какой-то то ли гнилью, то ли говном. Запах, похожий на карбид. Даже не знаю, что из этого хуже. Но вони это не меняет.

Нарколог вставляет шприц мне в вену. Начинает выкачивать мою кровь. Мои маленькие частички меня. Медленно лишать меня жизни. Моя кровь почти чёрного цвета. Но это не имеет никакого значения. Более приметно то, что я нахожу эту ситуацию очень знакомой.

Нет, я серьёзно. Как будто у меня уже брали кровь из вены.

И не просто брали, а достаточно часто брали.

Я что, донор?

Этого мне только не хватало.

А вообще, это даже интересно, пытаться восстановить свою жизнь по кусочкам. Я как будто снова впала в детство, я наверняка буду узнавать всё постепенно. Узнавать и удивляться. Скольким людям выпадает такой шанс, снова удивиться жизни? Думаю, не очень многим. Ну, относительно немногим. А я это сделаю. Во всяком случае, мне этого хочется.

Реалити-шоу: «Познай себя».

Всё. Доктор-с-вонючим-ртом закончила свою процедуру. Порекомендовала мне как можно быстрее лечь спать, пожелала всего доброго, и я ушла.

Села в коридоре, достала ежедневник и записала: «У меня часто брали кровь из вены».

Ещё ниже: «Я донор?»

На выходе на улицу я столкнулась с какой-то бабкой. Не специально, случайно. Она сказала своим шамкающим беззубым ртом:

– Ошторожнее, милочка. Ошторожнее.

И.

Шок.

Не может быть.

Да, точно.

Я вспомнила.

Милочка.

Ловите момент.

Я вспомнила, где я слышала это слово.

 

***

Что там было дальше?

Пока мама бухала и тусовалась где-то со своими друзьями, я всерьёз ушёл с головой в учёбу. Это дело мне нравилось, мне было очень интересно узнавать что-то новое. И каждый раз, когда я что-то узнавал, я хотел узнать ещё и ещё. Но наибольший интерес во мне вызывали люди, поэтому, подходя всё ближе к концу школы, я твёрдо решил стать психотерапевтом. Выбрал несколько институтов, начал готовиться к поступлению. Закопался в горе книг, которую через полгода успешно разгрёб.

И поступил.

В то время, пока я учился – к счастью, ты не застала то время, – профессия психотерапевта была в нашей стране ещё не столь популярной. Психологи в советское время были своего рода гетто, их практически не было. Их обходили стороной, а посещение психотерапевта автоматически вешало на пациента ярлык сумасшедшего. Удивляться тут нечему: зачем нужны психологи и психотерапевты, если образ мышления формировало правительство? Я, однако, как-то не слишком сильно задумывался о моральных аспектах выбранной мной профессии: я чувствовал, что выбрал своё дело, дело, которому решил посвятить жизнь. Я чувствовал, что дастся оно мне довольно легко, во всяком случае, гораздо легче, чем что-либо другое.

Всю мою жизнь девочки считали меня красивым парнем, и, поверь, я пользовался этим на всю катушку. Поклонниц у меня было довольно много, а то, что я был умён и постоянно, помимо учёбы, занимался плаванием, только лишь пополняло список моих плюсов. Нет, я не хвалюсь, просто стараюсь изложить всё максимально искренне. И нет, какого-то тупого цинизма во мне не было, ведь отец, при жизни, будучи человеком мудрым и адекватным, вложил в меня азы классического воспитания. Просто я встречался с девочками, а в случае расхождения интересов по обоюдному согласию расставался. И никто не был в обиде. Во всяком случае, мне так казалось.

Так я и жил: с головой в учёбе, а телом с многочисленными подругами. Пока однажды, примерно за три месяца до наступления моего совершеннолетия, благодаря своей пагубной привычке то и дело припадать к горлышку, мама окончательно не съехала с катушек.

 

***

Мы выходим из метро. Наверх. На свежий воздух. На улице весна. Центр. Здесь теплее, чем у нас, на окраине.

Гетто.

Мы идём какими-то переулками. Ощущаю себя здесь каким-то лишним. Ненужным.

Во рту привкус горечи от дыма сигарет.

Смотрю вверх. На небо. Мы идём, а я смотрю в небо. Синее небо, белые облака. Вдруг в глаза бросается что-то большое и разноцветное.

Рекламный щит. Баннер. Три метра на шесть. Или сколько ещё там.

На нём написано: NOKIA. N-какая-то-там-серия.

Типа круто. Модно. Ага.

Смысл рекламы: NOKIA N-какой-то-там-серии – лучший гаджет для интернет-фишинга. Что-то вроде того.

Как сказали бы маркетологи, это называется позиционирование бренда.

Внизу баннера слоган: БУДЬ В ПОТОКЕ.

Я в потоке.

Вы в потоке.

Мы идём дальше, а моя девушка вдруг сталкивается с каким-то парнем. Он налетает на неё. Нет, не гопник. Просто парень. Он смотрел в свою мобилу и тыкал в её кнопки своими пальцами. Что-то там печатал. И вдруг налетел на мою девушку. Потому что ничего не видел. Ничего, кроме экрана мобильника и своих пальцев. И ещё чего-то несущественного.

Вам это знакомо?

В момент столкновения его мобила полетела вниз.

Я смотрю на его лицо. На нём выражен испуг. Удивление.

Вдруг он резко, с нечеловеческой скоростью нагибается и ловит мобильник налету. Прямо возле земли. Миллиметраж. Поразительная скорость. Воистину.

Его лицо выражает облегчение.

Уронить телефон – это же так страшно. Упаси Бог, что вы. Нельзя лишиться связи.

Будь в потоке.

Моя девушка, она говорит:

– Посмотри на этого дебила.

Тот парень, он смотрит на неё ошарашенным взглядом. И спрашивает:

– Что?

Моя девушка, не обращая на него внимания, говорит:

– Он идёт и не замечает ничего вокруг.

Указывая рукой на парня, она говорит:

– Всё, что ему нужно – это его телефон. Он не видит, что происходит вне мобилы.

Парень-с-мобилой спрашивает:

– Это прикол такой?

Да, чуть не уронить телефон – это такой прикол. Тест на скорость реакции.

Сдаётся мне, что здесь решает не реакция.

Адреналин.

Страх лишиться чего-то большего, чем просто телефон.

Будь в потоке.

Замкнутый круг.

Система.

Моя девушка, по-прежнему не обращая внимания на парня, говорит:

– Для него мобильник – это целый мир.

– Вы вообще о чём, девушка? – не устаёт задавать вопросы парень-с-мобилой.

– Мир по ту сторону мира, – говорит моя возлюбленная.

Она говорит:

– Виртуальная реальность.

Я произношу:

– Virtuality.

– Именно, – говорит она. – Думаешь, я спроста сказала тебе так назвать свою книгу?

– Какую ещё книгу? – спрашивает парень-с-мобилой.

Он спрашивает:

– Что здесь вообще происходит?