Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Мстительные замыслы





 

Генрих, воспользовавшись короткой передышкой, которую он получил благодаря своей выдержке на допросе, забежал к г-же де Сов. Здесь он застал Ортона, уже совсем оправившегося от своего обморока. Ортон мог рассказать только то, что какие-то люди ворвались к нему и что их командир оглушил его, ударив эфесом шпаги. Участь Ортона никого тогда не беспокоила. Екатерина, увидав его распростертым на полу, подумала, что он убит.

Но Ортон пришел в себя как раз в промежуток времени между уходом королевы-матери и появлением командира ее охраны, которому было приказано очистить комнату, и нашел убежище у г-жи де Сов.

Генрих попросил Шарлотту приютить у себя юношу до получения вестей от де Муи, который не мог не написать ему из тех мест, где он скрывался. Тогда он отправит с Ортоном свой ответ де Муи и, таким образом, сможет рассчитывать не на одного, а на двух преданных ему людей.

Этот план был принят, и Генрих вернулся к себе; рассуждая сам с собой, он принялся ходить взад и вперед по комнате, как вдруг дверь отворилась и вошел король.

– Ваше величество! – воскликнул Генрих, бросаясь к нему навстречу.

– Собственной персоной… Честное слово, Анрио, ты отличный малый, я начинаю любить тебя все больше и больше.

– Ваше величество, вы слишком добры ко мне, – ответил Генрих.

– У тебя только один недостаток, Анрио.

– Какой? – спросил Генрих. – Может быть, вы, ваше величество, имеете в виду, что я предпочитаю соколиной охоте охоту с гончими? В этом вы не раз меня упрекали.

– Нет, нет, Анрио, я говорю не об этом недостатке, а о другом.

– Если вы, ваше величество, объясните мне, в чем дело, я постараюсь исправиться, – отвечал Генрих, увидав по улыбке Карла, что он в хорошем расположении духа.

– Дело в том, что глаза у тебя хорошие, а видишь ты ими плохо.

– Может быть, государь, я, сам того не замечая, стал близорук?

– Хуже, Анрио, хуже: ты ослеп.

– Ах, вот оно что! – сказал Беарнец. – Но, быть может, это несчастье случается со мной, когда я закрываю глаза?

– Вот, вот! Именно так с тобой и случается, – сказал Карл. – Как бы то ни было, я их тебе открою.

– «И сказал Бог: да будет свет, и был свет». Вы, ваше величество, являетесь представителем Бога на земле, – следовательно, вы можете сотворить на земле то, что Бог творит на небе. Я слушаю.

– Когда вчера вечером Гиз сказал, что встретил твою жену с каким-то дамским угодником, ты не хотел верить!

– Государь, – отвечал Генрих, – как же я мог поверить, что сестра вашего величества способна поступить столь опрометчиво?

– Когда же он сказал тебе, что твоя жена отправилась на улицу Клош-Персе, ты опять не поверил!

– Но как же я мог предполагать, что принцесса крови рискнет своим добрым именем?

– Когда мы осаждали дом на улице Клош-Персе и в меня попали серебряным кувшином, Анжу облили апельсиновым компотом, а Гиза угостили кабаньим окороком, неужели ты не видел там двух женщин и двух мужчин?

– Государь, я ничего не видел. Вы, ваше величество, наверно, помните, что в это время я допрашивал привратника.

– Да, но зато я, черт возьми, видел!

– А-а! Если вы, ваше величество, видели сами, тогда, конечно, дело другое!

– Да, я видел двух мужчин и двух женщин. И уж теперь я не сомневаюсь, что одной из этих женщин была Марго, а одним из мужчин – Ла Моль.

– Однако если Ла Моль был на улице Клош-Персе, значит, его не было здесь, – возразил Генрих.

– Нет, нет, здесь его не было, – согласился Карл. – Но сейчас дело не в том, кто был здесь, – это мы узнаем, когда болван Морвель сможет говорить или писать. Дело в том, что Марго тебя обманывает.

– Пустяки! Не верьте злым языкам, государь, – сказал Генрих.

– Говорят тебе, что ты не близорук, а просто слеп! Тысяча чертей! Поверь мне хоть раз в жизни, упрямец! Говорят тебе, что Марго тебя обманывает, и сегодня вечером мы задушим предмет ее любви!

Генрих подскочил от неожиданности и с изумлением посмотрел на шурина.

– Признайся, Генрих, что в глубине души ты не против этого. Марго, конечно, раскричится, как сто тысяч ворон, но, честное слово, тем хуже для нее. Я не хочу, чтобы ты страдал. Пусть Анжу наставляет рога принцу Конде, – тут я закрываю глаза: Конде – мой враг, а ты – мой брат, больше того – мой друг.

– Но, государь…

– Я не желаю, чтобы тебя унижали, чтобы над тобой издевались; довольно ты служил мишенью для всяких волокит, которые приезжают сюда из провинции, чтобы подбирать крошки с нашего стола и увиваться за нашими женами. Пусть только посмеют явиться сюда или, вернее, появиться снова, черт бы их всех побрал! Тебе изменили, Анрио, – это может случиться со всяким, – но, клянусь, ты получишь сногсшибательное удовлетворение, и завтра люди скажут: «Тысяча чертей! Должно быть, король Карл очень любит своего брата Анрио, если ночью заставил Ла Моля вытянуть язык!».

– Государь! Значит, это и впрямь дело решенное? – спросил Генрих.

– Это продумано, решено и подписано. Этому щеголю не придется жаловаться на судьбу! В поход отправимся я, Анжу, Алансон и Гиз: король, два принца крови и владетельный герцог, не считая тебя.

– Как – не считая меня?

– Ну да, ты-то ведь будешь с нами!

– Я?!

– Да. Мы будем душить этого молодчика, а ты пырни его кинжалом, да хорошенько пырни, по-королевски!

– Государь, я смущен вашей добротой, – отвечал Генрих, – но откуда вы все это знаете?

– А-а? Ни дна ему, ни покрышки! Наверное, этот бездельник сам похвалялся! Он бегает к ней то в Лувре, то на улицу Клош-Персе. Они вместе сочиняют стихи, – хотел бы я почитать стихи этого франтика: верно, какие-нибудь пасторали; они болтают о Бионе и Мосхе, толкуют то о Дафнисе, то о Коридоне.[54] Так вот, возьми-ка у меня кинжал получше.

– Государь, поразмыслив… – начал Генрих.

– Что еще?

–..вы, ваше величество, поймете, почему я не могу принять участие в этом походе. Мне кажется, что мое участие будет неприличным. Я – лицо слишком заинтересованное в этом деле, и мое вмешательство люди истолкуют как чрезмерную жестокость. Вы, ваше величество, мстите за честь сестры фату, оклеветавшему женщину своим хвастовством, – это понятно всякому, и Маргарита, невинность которой для меня, государь, несомненна, не будет обесчещена. Но если вмешаюсь я, дело примет совсем другой оборот; мое участие превратит акт правосудия в акт мести. Это будет уже не казнь, а убийство, и моя жена окажется женщиной не оклеветанной, но виновной.

– Черт возьми! Генрих, ты златоуст! Я только что говорил матери, что ты умен, как дьявол.

Карл одобрительно посмотрел на зятя, который ответил на этот комплимент поклоном.

– Как бы то ни было, ты доволен, что тебя избавят от этого франтика? – продолжал Карл. – Что ни сделает ваше величество – все благо, – ответил король Наваррский.

– Ну и отлично, предоставь мне сделать это дело за тебя, и, будь покоен, оно будет сделано не хуже.

– Полагаюсь на вас, государь, – ответил Генрих.

– Да! А в котором часу он обычно бывает у твоей жены?

– Часов в девять вечера.

– А уходит от нее?

– Раньше, чем прихожу к ней я, судя по тому, что я ни разу его не застал.

– Приблизительно?..

– Часов в одиннадцать.

– Хорошо! Сегодня ступай к ней в полночь; все уже будет кончено.

Сердечно пожав руку Генриху и еще раз пообещав ему свою дружбу, Карл вышел, насвистывая любимую охотничью песенку.

– Господи Иисусе Христе, – сказал Беарнец, провожая Карла глазами. – Или я глубоко заблуждаюсь, или весь этот дьявольский замысел исходит от королевы-матери. В самом деле, она только и думает о том, как бы поссорить нас с женой, а ведь мы такая прелестная пара!

И Генрих рассмеялся, как смеялся лишь тогда, когда его никто не видел и не слышал.

Часов в семь вечера, после того как произошли все эти события, красивый молодой человек принял ванну, выщипал волоски между бровями и, напевая песенку, стал весело прогуливаться перед зеркалом в одной из комнат Лувра.

Рядом спал или, вернее сказать, потягивался на кровати другой молодой человек. Первый был тот самый Ла Моль, о котором днем так много говорили, второй – его друг, Коконнас.

В самом деле: страшная гроза прошла над головой Ла Моля так незаметно, что он не слышал раскатов ее грома, не видел сверкания молний. Возвратясь домой в три часа утра, он до трех часов дня пролежал в постели: то спал, то мечтал и строил замки на том зыбучем песке, который зовется будущим; наконец он встал, провел час у модных банщиков, пообедал у Ла Юрьера и по возвращении в Лувр закончил свой туалет, намереваясь, как всегда, нанести визит королеве Наваррской.

– Так ты говоришь, что уже пообедал? – зевая спросил Коконнас.

– Пообедал, право, с большим аппетитом.

– Почему же ты не взял меня с собой, эгоист?

– Ты так крепко спал, что, по правде говоря, мне не хотелось тебя будить. А знаешь что? Поужинай вместо обеда. Главное, не забудь спросить у Ла Юрьера того легкого анжуйского вина, которое он получил на днях.

– Хорошее?

– Одно могу сказать: прикажи, чтобы его подали.

– А ты куда?

– Я, – спросил Ла Моль, донельзя удивленный, что его друг задает ему этот вопрос. – Как куда? Ухаживать за моей королевой!

– Постой, постой! – сказал Коконнас. – А не пойти ли мне пообедать в наш домик на улицу Клош-Персе?

Пообедаю остатками от вчерашнего, и кстати, там есть аликантское вино, которое хорошо подбадривает.

– Нет, Аннибал, после того, что произошло ночью, это будет неосторожно, мой Друг! А кроме того, с нас взяли слово, что одни мы туда ходить не будем!.. Дай-ка мне мой плащ!

– Верно, верно, я и забыл, – согласился Коконнас. – Но куда к черту запропастился твой плащ?.. А-а! Вот он.

– Да нет. Ты даешь мне черный, а я прошу вишневый. В нем я больше нравлюсь королеве.

– Честное слово, его нигде нет, – оглядевшись по сторонам, сказал Коконнас. – Ищи сам, я не могу его найти.

– Как не можешь? Куда же он девался? – спросил Ла Моль.

– Может быть, ты его продал…

– Зачем? У меня осталось еще шесть экю.

– Ну, надень мой.

– Вот так так! Желтый плащ и зеленый камзол! Я буду похож на попугая.

– Честное слово, на тебя трудно угодить! Делай как знаешь.

Но в ту самую минуту, когда Ла Моль, перевернув все вверх дном, начал сыпать проклятиями по адресу воров, проникающих даже в Лувр, вошел паж герцога Алансонского с драгоценным и вожделенным плащом в руках.

– Ага! Вот он! Наконец-то! – воскликнул Ла Моль.

– Это ваш плащ, сударь? – спросил паж. – Да?.. Его высочество герцог посылал взять его у вас, чтобы убедиться, каков оттенок вашего плаща, по поводу которого он держал пари.

– Мне он был нужен только потому, что я собираюсь уходить, но если его высочеству угодно оставить его у себя еще на некоторое время…

– Нет, граф, все уже ясно.

Паж вышел; Ла Моль застегнул плащ.

– Ну как? Что ты решил? – спросил Ла Моль.

– Понятия не имею.

– А я тебя застану здесь вечером?

– Что я могу тебе ответить?

– Так ты не знаешь, что будешь делать через два часа?

– Я прекрасно знаю, что буду делать я, но не знаю, что мне прикажут делать.

– Герцогиня Неверская?

– Нет, герцог Алансонский.

– В самом деле, – сказал Ла Моль, – я заметил, что с некоторого времени он стал к тебе чрезвычайно благосклонен.

– Чрезвычайно, – подтвердил Коконнас.

– В таком случае, твое будущее обеспечено, – со смехом сказал Ла Моль.

– Фу! Младший сын! – воскликнул Коконнас.

– У него столь страстное желание сделаться старшим, что небо, может быть, и совершит для него чудо, – возразил Ла Моль. – Итак, ты не знаешь, где будешь вечером?».

– Нет.

– Тогда иди к черту… или, лучше сказать, ну тебя к Богу!

«Этот Ла Моль – ужасный человек, – сам с собой рассуждал Коконнас, – вечно он требует, чтобы ты сказал, где будешь вечером! Разве можно это знать заранее? А впрочем, похоже на то, что мне хочется спать».

И Коконнас опять улегся в постель. А Ла Моль полетел к покоям королевы. В уже знакомом нам коридоре он встретил герцога Алансонского.

– А-а! Это вы, господин де Ла Моль? – спросил герцог.

– Да, ваше высочество, – почтительно кланяясь, отвечал Ла Моль.

– Вы уходите из Лувра?

– Нет, ваше высочество, я иду засвидетельствовать мое почтение ее величеству королеве Наваррской.

– А в котором часу вы уйдете от нее, господин де Ла Моль?

– Вам угодно что-нибудь мне приказать, ваше высочество?

– Нет, не сейчас. Мне надо будет поговорить с вами вечером.

– В котором часу?

– Приблизительно между девятью и десятью.

– Буду иметь честь явиться в этот час к вашему высочеству.

– Хорошо, я полагаюсь на вас.

Ла Моль раскланялся и пошел своей дорогой.

«Иногда этот герцог вдруг бледнеет, как мертвец… Странно!..» – подумал он.

Он постучал в дверь к королеве; Жийона, словно поджидавшая его прихода, провела его к Маргарите.

Маргарита сидела за какой-то работой, видимо, очень утомительной; перед ней лежала бумага, пестревшая поправками, и том Исократа.[55] Она сделала Ла Молю знак не мешать ей дописать раздел; довольно быстро его закончив, она отбросила перо и предложила молодому человеку сесть рядом с нею.

Ла Моль сиял. Никогда еще не был он таким красивым, никогда не был таким веселым.

– Греческая! – бросив взгляд на книгу, воскликнул он – Торжественная речь Исократа! Зачем она вам понадобилась?.. Ага! вижу на бумаге латинское заглавие: «Ad Sarmatiae legates reginae Margaritae concio!».[56] Так вы собираетесь держать перед этими варварами торжественную речь на латыни?

– Ничего не поделаешь: ведь они не знают французского, – ответила Маргарита.

– Но как вы можете готовить ответную речь, не зная, что скажут они?

– Женщина более кокетливая, чем я, ввела бы вас в заблуждение и сказала бы, что она импровизирует, но вас, мой Гиацинт, я обмануть не способна: мне заранее сообщили их речь, и я на нее отвечаю.

– А разве польские послы приедут так скоро?

– Они не приедут, они уже приехали утром.

– И об этом никто не знает?

– Они приехали инкогнито. Их торжественный въезд в Париж перенесен, кажется, на послезавтра. Во всяком случае, то, что я сделала сегодня вечером, – сделала в духе Цицерона, – вы услышите, – продолжала Маргарита с легким оттенком педантического удовлетворения. – Но оставим эти пустяки. Поговорим лучше о том, что было с вами.

– Со мной?

– Да, с вами.

– А что со мной было?

– Вы напрасно храбритесь, я вижу что вы слегка побледнели.

– Вероятно, я слишком много спал, и в этой вине я чистосердечно раскаиваюсь.

– Полно, полно! Не прикидывайтесь, я все знаю.

– Будьте добры, жемчужина моя, объяснить мне, в чем дело, потому что я ничего не знаю.

– Скажите откровенно: о чем вас расспрашивала королева-мать?

– Королева-мать? Меня?! Разве она собиралась говорить со мной?

– Как?! Разве вы с ней не виделись?

– Нет.

– Ас королем Карлом?

– Нет.

– Ас королем Наваррским?

– Нет.

– Но с герцогом Алансонским-то вы виделись?

– Да, сию минуту я встретился с ним в коридоре.

– И что он вам сказал?

– Что ему нужно отдать мне какие-то распоряжения между девятью и десятью часами вечера.

– И это все?

– Все.

– Странно!

– Что же тут странного, скажите мне наконец!

– Странно то, что вы не слыхали никаких разговоров.

– Да что случилось?

– А случилось то, несчастный, что сегодня вы весь день висели над пропастью.

– Я?

– Да, вы!

– Но почему же?

– Слушайте. Вчера ночью де Муи застали в покоях короля Наваррского – его хотели арестовать; де Муи убил трех человек и убежал; его не узнали, но обратили внимание на пресловутый вишневый плащ.

– И что же?

– А то, что этот вишневый плащ, который однажды ввел в заблуждение меня, теперь ввел в заблуждение и других; вас подозревают и даже обвиняют в этом тройном убийстве. Утром вас хотели арестовать, судить и, быть может, – кто знает? – приговорить к смертной казни; ведь вы, чтобы спасти себя, не признались бы, где вы были, не правда ли?

– Сказать, где я был? – воскликнул Ла Моль. – Выдать вас, мою прекрасную королеву! О, вы совершенно правы: я умер бы, распевая песни, ради того, чтобы ваши прекрасные глаза не уронили ни одной слезинки!

– Увы, несчастный граф! Мои прекрасные глаза плакали бы горько!

– Но почему же утихла эта гроза?

– Догадайтесь.

– Откуда же мне знать?

– Была только одна возможность доказать, что вы не были в комнате короля Наваррского.

– Какая?

– Сказать, где вы были.

– И что же?

– Я и сказала.

– Кому?

– Моей матери.

– И королева Екатерина…

– Королева Екатерина знает, что вы мой любовник.

– Ваше величество! После того, что вы для меня сделали, вы можете требовать от меня, вашего слуги, чего угодно! Маргарита, ваш поступок воистину прекрасен и велик! Маргарита, моя жизнь принадлежит вам!

– Надеюсь: ведь я вырвала ее у тех, кто хотел отнять ее у меня. Но теперь вы спасены.

– И спасен вами! Моей обожаемой королевой! – воскликнул молодой человек.

В это мгновение громкий треск заставил их вздрогнуть. Ла Моль, охваченный безотчетным страхом, отпрянул. Маргарита вскрикнула и замерла на месте, неотрывно глядя на разбитое окно.

Камень величиной с яйцо пробил стекло, влетел в комнату и покатился по паркету.

Ла Моль тоже увидел разбитое стекло и понял, почему раздался такой треск.

– Кто этот наглец? – крикнул он и бросился к окну.

– Одну минуту, – сказала Маргарита. – По-моему, к этому камню что-то привязано.

– В самом деле, что-то, похожее на бумагу, – заметил Ла Моль.

Маргарита подбежала к странному метательному снаряду и сорвала тонкий листок бумаги, сложенный в узенькую ленточку и опоясывавший камень.

Бумага была прикреплена ниткой, кончик которой уходил за окно сквозь пробитую дырку.

Маргарита развернула письмо и прочла его.

– Ах, несчастный! – воскликнула она и протянула записку Ла Молю, бледному и неподвижному, стоявшему, как статуя Страха.

Со сжавшимся от тяжелого предчувствия сердцем Ла Моль прочитал следующие строки:

«В коридоре, который ведет к герцогу Алансонскому, длинные шпаги ждут господина де Ла Моля. Может быть, он предпочтет выпрыгнуть из окна и присоединиться в Манте к де Муи…».

– Э, их шпаги не длиннее моей! – прочитав записку, сказал Ла Моль.

– Да, но их может быть десять против одной!

– Но кто мог прислать записку? Кто этот друг? – спросил Ла Моль.

Маргарита взяла ее у молодого человека и внимательно посмотрела на нее горящими глазами.

– Почерк короля Наваррского! – воскликнула она. – Если предупреждает он, значит, действительно есть опасность! Бегите же, Ла Моль, бегите, прошу вас!

– А как мне бежать? – спросил Ла Моль.

– В окно! В ней же говорится – из окна!

– Приказывайте, моя королева, я готов повиноваться, я прыгну, хотя бы мне двадцать раз предстояло разбиться!

– Постойте, постойте! – сказала Маргарита. – Мне кажется, к этой нитке что-то прикреплено.

– Посмотрим, – молвил Ла Моль.

Подтянув предмет, Ла Моль и Маргарита, к несказанной своей радости, увидели конец лестницы, сплетенной из конского волоса и шелка.

– Вы спасены! – воскликнула Маргарита.

– Это чудо, ниспосланное небом!

– Нет, это доброе дело короля Наваррского.

– А если, напротив, ловушка? – спросил Ла Моль. – Если эта лестница порвется подо мной? А ведь сегодня вы сами признались, что любите меня!

Маргарита, на лице которой заиграл было румянец радости, снова смертельно побледнела.

– Вы правы, это возможно, – ответила она и бросилась к двери.

– Куда вы? Зачем вы туда бежите? – крикнул Ла Моль.

– Хочу убедиться своими глазами, что вас подстерегают в коридоре.

– Ни в коем случае! Ни за что на свете! Чтобы они выместили свою злобу на вас?!

– Что могут сделать, по-вашему, принцессе крови? Я вдвойне неприкосновенна – как женщина и как королева!

Королева произнесла эти слова с таким достоинством, что Ла Моль убедился и в ее полной безопасности и в необходимости предоставить ей свободу действий.

Охранять Ла Моля Маргарита поручила Жийоне. Полагаясь на его сообразительность и предоставив возможность в зависимости от обстоятельств решать самому – бежать или ждать ее возвращения, она вышла в коридор, одно из ответвлений которого вело к библиотеке и к нескольким гостиным и шло все дальше и дальше к покоям короля, королевы-матери и к потайной лесенке, по которой поднимались к покоям герцога Алансонского и Генриха. Хотя пробило только девять часов, все лампы были потушены, так что в коридоре была кромешная тьма и лишь из ответвления чуть брезжил слабый свет. Королева Наваррская шла твердым шагом. Но не успела она пройти и трети коридора, как услыхала тихие голоса; стремление людей приглушить голоса придавало их шепоту таинственный и жуткий характер. Но в ту же минуту голоса как по команде затихли, даже чуть брезживший свет померк, и все погрузилось во мрак.

Маргарита продолжала свой путь прямо туда, где ее могла ждать опасность. С виду она была спокойна, но судорожно стиснутые руки говорили о страшном нервном напряжении. По мере того как она продвигалась вперед, зловещая тишина становилась все более глубокой, и какая-то тень, похожая на тень руки, заслонила тусклый мерцающий источник света.

Когда она подошла к ответвлению коридора, тень мужчины внезапно сделала два шага вперед, открыла серебряный, вызолоченный фонарик, осветила себя и крикнула:

– Вот он.

Маргарита лицом к лицу столкнулась с братом Карлом. Позади него стоял герцог Алансонский, державший в руке шелковый шнурок. Еще дальше в непроглядной тьме стояли рядом две тени, освещенные лишь отблеском на их обнаженных шпагах.

Маргарита в мгновение ока охватила всю картину. Сделав над собой огромное усилие, она с улыбкой обратилась к Карлу:

– Государь, вы хотели сказать: «Вот она!» Карл сделал шаг назад. Все остальные продолжали стоять неподвижно.

– Так это ты, Марго! Куда ты идешь так поздно? – спросил он.

– Так поздно? А разве уже такой поздний час? – спросила она.

– Я тебя спрашиваю, куда ты идешь!

– Взять книгу речей Цицерона – по-моему, я забыла ее у матушки.

– Идешь так, без света?

– Я думала, что коридор освещен.

– Ты из своих покоев?

– Да.

– А что ты делаешь вечером?

– Готовлю торжественную речь польским послам. Ведь совет соберется завтра, и мы условились, что каждый из нас представит свою речь вашему величеству.

– В этом тебе никто не помогает? Маргарита собрала все свои силы.

– Мне помогает господин Де Ла Моль, он человек очень образованный.

– Настолько образованный, – вмешался герцог Алансонский, – что я просил его, когда он кончит заниматься с вами, сестра, прийти ко мне и помочь советом: ведь я отнюдь не так образован, как вы.

– Так это его вы ждали здесь? – самым естественным тоном спросила Маргарита.

– Да, – с раздражением ответил герцог Алансонский.

– Тогда я сейчас пришлю его к вам, брат мой, – сказала Маргарита. – Мы уже кончили.

– А ваша книга? – спросил Карл.

– Я пошлю за ней Жийону. Братья переглянулись.

– Идите, – сказал Карл, – а мы продолжим обход.

– Обход! – повторила Маргарита. – А кого вы ищете?

– Красного человечка, – ответил Карл. – Разве вы не знаете красного человечка, который иногда приходит в древний Лувр? Брат Алансон уверяет, что видел его, и мы идем его разыскивать.

– Желаю удачи! – сказала Маргарита. Возвращаясь к себе, она оглянулась. На стене коридора она увидела четыре тени, которые, видимо, совещались. В одну секунду она очутилась у своей двери.

– Открой, Жийона, открой! – сказала она.

Жийона открыла дверь.

Маргарита вбежала к себе в комнату и увидела Ла Моля; он ждал ее со шпагой в руке, решительный, спокойный.

– Бегите, бегите, не теряя ни минуты! – сказал; она. – Они ждут вас в коридоре и хотят убить.

– Вы приказываете? – спросил Ла Моль.

– Я требую! Чтобы нам увидеться потом, сейчас мы должны расстаться.

Пока Маргарита ходила на разведку, Ла Моль успел прикрепить лестницу к железному пруту в окне; теперь он сел верхом на подоконник, но прежде чем поставить ногу на первую ступеньку, нежно поцеловал руку королевы.

– Если эта лестница – ловушка и я умру за вас, Маргарита, не забудьте ваше обещание!

– Это не обещание, это клятва, Ла Моль! Не бойтесь ничего. Прощайте!

Ободренный этими словами, Ла Моль не слез, а соскользнул по лестнице.

В ту же минуту раздался стук в дверь.

Маргарита следила за опасным приключением Ла Моля и обернулась лишь тогда, когда своими глазами убедилась, что Ла Моль коснулся земли.

– Ваше величество, ваше величество! – повторяла Жийона.

– Что такое? – спросила Маргарита.

– Король стучится в дверь!

– Откройте. Жийона открыла дверь.

Четверо принцев, которым, конечно, надоело ждать, стояли на пороге.

Карл вошел в комнату. Маргарита с улыбкой направилась к брату.

Король быстрым взглядом оглядел комнату.

– Что вы ищете, брат мой? – спросила Маргарита.

– Я ищу… ищу… А, чтоб! Ищу господина де Ла Моля! – ответил Карл.

– Господина де Ла Моля?

– Да! Где он?

Маргарита взяла брата за руку и подвела к окну.

В это время два всадника уже галопом скакали прочь, приближаясь к деревянной башне; один из них снял с себя шарф, и белый атлас в знак прощания зареял в ночи; эти два человека были Ла Моль и Ортон.

Маргарита показала Карлу на этих двух человек.

– Что это значит? – спросил король.

– Это значит, – отвечала Маргарита, – что герцог Алансонский может спрятать в карман свой шелковый шнурок, а господа Анжу и Гиз – вложить шпаги в ножны: господин де Ла Моль сегодня ночью не пойдет по коридору!

 







Дата добавления: 2015-10-19; просмотров: 410. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!




Картограммы и картодиаграммы Картограммы и картодиаграммы применяются для изображения географической характеристики изучаемых явлений...


Практические расчеты на срез и смятие При изучении темы обратите внимание на основные расчетные предпосылки и условности расчета...


Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...


Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Сравнительно-исторический метод в языкознании сравнительно-исторический метод в языкознании является одним из основных и представляет собой совокупность приёмов...

Концептуальные модели труда учителя В отечественной литературе существует несколько подходов к пониманию профессиональной деятельности учителя, которые, дополняя друг друга, расширяют психологическое представление об эффективности профессионального труда учителя...

Конституционно-правовые нормы, их особенности и виды Характеристика отрасли права немыслима без уяснения особенностей составляющих ее норм...

Именные части речи, их общие и отличительные признаки Именные части речи в русском языке — это имя существительное, имя прилагательное, имя числительное, местоимение...

Интуитивное мышление Мышление — это пси­хический процесс, обеспечивающий познание сущности предме­тов и явлений и самого субъекта...

Объект, субъект, предмет, цели и задачи управления персоналом Социальная система организации делится на две основные подсистемы: управляющую и управляемую...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.012 сек.) русская версия | украинская версия