Структура и уровни коммуникативного акта.

 

Литература:

1. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX — начало XX в.). — М.: РОССПЭН, 2000.

2. Гарденин, Террористический элемент, С. 74.

3. Алекс Шмид. Статистика терроризма // Форум по проблемам преступности и общества: сборник. — ООН, 2006. — В. 1-2. — Т. 4. — С. 51-62.

4. Будницкий О. В. Терроризм в Российском освободительном движении.

5. Савинков Б. Воспоминания террориста. 1928. – С. 37.

 

Источники:

1. Гейфман А. Революционный террор в России. 1894-1917 / Пер. с англ. Е.Дорман. – М.% КРОН-ПРЕСС, 1997. – 448 с.

 

 

[1] A.J. Spiridonovitch, Histoire du terrorisme Russe.

[2] Гейфман А. Революционный террор в России, 1894-1917. С. 9.

[3] Гейфман А. Революционный террор в России, 1894-1917. С. 191. Из некролога «Федосей Зубарь».

[4] Гейфман А. Революционный террор в России, 1894-1917.С 15.

[5] Там же. С 175.

[6] Там же. С. 16, 365.

[7] Будницкий О. В. Терроризм в Российском освободительном движении. С. 25.

[8] Там же. С. 26.

[9] Гарденин, «Террористический элемент». С. 74.

[10] Гейфман А. Революционный террор в России, 1894-1917. С. 120.

Структура и уровни коммуникативного акта.

Элементы коммуникативного акта:

- кодирование – процесс представления идей, взглядов в форме символов, которое стремится донести субъект до получателя и которое позволит получателю интерпретировать послание субъекта в соответствии с его системой представлений.

В качестве кодов могут выступать: слова, темп речи, тембр, стиль речи, интонация, визуальные образы, движения, запахи, звуки, цвет.

- декодирование – перевод сообщения на язык получателя. Это показатель понимания сообщения. Понимание зависит от языка, сходного опыта, образования, образа жизни. Трудности коммуникации связаны с различной интерпретацией кодов, т.е. с отсутствием общего понимания ситуации общения.

- обратная связь – реакция на сообщение. Обратная связь позволяет понять удалась коммуникация или нет. В конечном итоге смысл коммуникации – в той реакции, которую она вызывает. Обратная связь может проявляться в разных формах:

как восприятие (вегетативные реакции в ответ на сообщение);

как отношение или установка к воспринимаемому поведению;

как интерпретация (приписывание сообщающему мотивов поведения).

Трудности коммуникации связаны также с установкой и интерпретацией.

- информация (сообщение) – весь комплекс поведения коммуникатора (как вербальное, так и невербальное), это сообщение, которое разворачивается в поле восприятия реципиента и связано с его творческими потенциями.

В процессе общения происходит постоянная смена коммуникативных ролей (субъект, реципиент), что способствует развитию предмета общения.

Под коммуникативным барьером обычно понимается все то, что препятствует эффективной коммуникации и блокирует ее. Одно из глубочайших заблуждений состоит в том, что люди думают, будто достаточно высказать свою мысль, чтобы другие должным образом ее восприняли. В основе такого заблуждения лежит предположение, согласно которому переданное сообщение достигает своего адресата без каких-либо изменений. В действительности часто получается не так: одни говорят одно, а другие их слушают и понимают совсем иное. Происходит это потому, что все сообщения подвергаются воздействию многочисленных шумов и помех, значительно снижающих результативность коммуникации.

Учесть всю совокупность искажающих сообщение факторов практически невозможно — они слишком разнообразны. Поэтому имеют место самые разные попытки систематизации коммуникативных барьеров.

Так, В. Шепель выделяет шесть наиболее явных барьеров:

♦ дискомфорт физической среды, в условиях которой воспринимается сообщение;

♦ инерция включенности, т.е. озабоченность слушателя иными проблемами;

♦ антипатия к чужим мыслям, стереотипизированность сознания, амбициозность;

♦ языковый барьер — существенное различие словарного запаса, лексикона коммуникатора и коммуниканта;

♦ профессиональное неприятие некомпетентное вторжение коммуникатора в профессиональную сферу коммуниканта;

♦ неприятие имиджа коммуникатора (см.: Шепелъ В. Настольная книга бизнесмена и менеджера.- М., 1992. С. 118-119).

В литературе по психологии принято выделять четыре типа барьеров:

♦ фонетический — невыразительная быстрая или медленная речь, речь-скороговорка, акцент, речь с большим количеством звуков-паразитов и т.п.;

♦ семантический — различие в системах значений слов;

♦ стилистический — несоответствие стиля речи коммуникатора и ситуации общения или стиля общения и психологического состояния партнера по общению;

♦ логический — сложная, непонятная или неправильная логика рассуждений.

В теории коммуникации в качестве оснований классификации коммуникативных барьеров целесообразно выделить среду (внешние условия) коммуникации, технические средства коммуникации и самого человека как главного действующего лица любого коммуникативного акта.

Барьеры, обусловленные факторами среды. К ним относятся характеристики внешней физической среды, создающие дискомфортные условия передачи и восприятия информации:

♦ акустические помехи — шум в помещении или за окном, ремонтные работы, хлопанье двери, звонки телефона и т.д.;

♦ отвлекающая окружающая обстановка — яркое солнце или, наоборот, тусклый свет, цвет стен в помещении, пейзаж за окном и т.д.;

♦ температурные условия — слишком холодно или слишком жарко в помещении;

♦ погодные условия - дождь, ветер, высокое или низкое давление и т.д.

Данный перечень внешних условий коммуникации можно продолжить. Каждый из перечисленных факторов может сказаться на результативности коммуникации в силу своего влияния на индивидуальные психофизиологические особенности коммуникантов.

Технические барьеры. В технической литературе для их обозначения чаще всего используется понятие «шумы», введенное в научный оборот автором математической теории коммуникации К. Шенноном. В современной коммуникативистике это понятие имеет более широкое значение, близкое по смыслу к коммуникативному барьеру, и включает все, что искажает (прерывает) передаваемый сигнал и в результате влияет на сообщение в целом. Также можно выделить такие технические барьеры коммуникации, которые одновременно обусловлены и человеческим фактором: неправильным использованием техники связи (отсутствие навыков работы с соответствующей техникой, ошибка в адресе электронной почты и т.п.); неправильным выбором технического средства для передачи сообщения и др.

«Человеческие» барьеры коммуникации можно разделить на психофизиологические и социокультурные.

Психофизиологические барьеры. Такие барьеры могут возникать вследствие каких-либо физиологических нарушений: нарушения артикуляции, глухота, полная или частичная потеря зрения и т.д. Также на способность людей общаться, передавать и воспринимать информацию сильное влияние оказывают их психологические характеристики. Отечественный психолог Б.Д.Парыгин выделяет барьеры, связанные как с безличными механизмами социально- психологического взаимодействия и взаимовлияния людей друг на друга, так и влиянием личностных индивидуальных особенностей коммуникантов. Примером первых могут служить стереотипы восприятия партнера по общению. Примером вторых являются индивидуальные особенности личности, например, ее интровертированность. (См. Парыгин Б.Д. Социальная психология. Проблемы методологии, истории и теории. СПб., 1999).

Кроме перечисленных, к распространенным формам психологических барьеров относятся нервное напряжение, которое может привести к эмоциональному срыву, некоторые психические состояния (индифферентность, апатия, депрессия) и психические свойства личности (замкнутость, повышенная впечатлительность и др.).

Психологические барьеры выполняют две функции:

1) функция психологического препятствия;

2) функция психологической защиты, которая способствует автономности, обособляющей личность в общности и обеспечивающей ей относительную независимость и индивидуальность.

Социокультурные барьеры. Люди — не изолированные индивиды, а общественные существа и как таковые являются носителями определенных социальных качеств. Они являются представителями той или иной нации, этноса, класса, социальной группы, религиозной конфессии, профессионального сообщества, демографической группы и т.д. Все это и порождает их социокультурные различия, обусловленные принадлежностью к тому или иному языковому, этническому, культурному, профессиональному и другому сообществу или ряду сообществ одновременно. В первую очередь порождают коммуникативные барьеры социальные факторы, обусловленные принадлежностью людей к различным группам или организациям. Одна из главных причин этого состоит в феномене «группового (общественного) сознания», которое отчетливо проявляется в сплоченных группах (общностях), особенно в таких, где есть сильный авторитарный лидер. Групповое (общественное) сознание как интегральная характеристика любой более или менее организованной или очерченной общности существует объективно независимо от сознаний отдельных индивидов, обладает по отношению к ним принудительной силой и заставляет человека следовать нормам, принципам и правилам поведения своей группы.

Таким образом, формируясь в определенной социальной среде, человек одновременно формируется и в определенной культурной среде. Нациям, классам, социальным, профессиональным, религиозным и иным группам свойственно создавать свою собственную, отличную от других культуру, собственные знаковые системы (языки), стереотипы мышления и стандарты поведения, которые становятся особенно очевидны при столкновении с другими культурами. Это несовпадение порождает культурные барьеры коммуникации. Наиболее очевидные среди них — лингвистические и семантические барьеры. Они возникают из-за языковых различий: люди могут общаться на разных языках; они могут говорить на одном языке, но не понимать друг друга из-за различий лексиконов — богатых у одних и ограниченных у других, из-за несовпадения тезаурусов — лингвистического смыслового наполнения произносимых слов. Различаются языки не только народов, но и разных социальных групп. Очевидно, что коммуникация возможна только в том случае, если коммуниканты владеют общим кодом (системой знаков, к которой относится и язык). Однако общности знаков, в частности языка, недостаточно для адекватной коммуникации: даже носители одного языка зачастую не понимают друг друга. Необходимо также овладеть социокультурным кодом сообщества, на языке которого осуществляется коммуникация, теми знаниями и представлениями, которые хранятся в его «когнитивной базе» - совокупности знаний и представлений, общих для всех членов данного лингвокультурного сообщества.

Проблема культурных барьеров коммуникации это и проблема интерпретации одного и того же текста (сообщения, информации), понимаемой как расшифровка смысла, стоящего за очевидным смыслом, раскрытие более глубоких значений, заключенных в буквальном значении. Интерпретация — это осознанная или неосознанная попытка преодолеть дистанцию между культурами коммуникантов. Попытки такого рода не всегда бывают удачными, ибо наталкиваются на культурные стереотипы, задающие жесткие параметры «правильного» или «неправильного» истолкования текста (сообщения).

Практические выводы можно сформулировать следующим образом:

♦ никогда не следует настаивать на том, что единственно правильными являются только те представления, которые сложились в данной культуре; необходимо знакомить с ними представителей других культур, объясняя причины их возникновения;

♦ важно иметь правильное представление о психологии и культуре людей, с которыми осуществляется общение; именно в недооценке этого кроются причины большинства коммуникативных неудач;

♦ необходимо рассматривать сообщения с точки зрения получателей, фокусировать внимание на получателе сообщения, его интересах, чувствах, приоритетах;

♦ нужно использовать различные средства доставки сообщения;

♦ следует добиваться обратной связи и в процессе коммуникации сверять свои действия с ответной реакцией получателя.

 

Вопрос№12

.

 

 

 

 

Вопрос№13

 

 

Вопрос№14

 

 

 

Вопрос№15

Основополагающий работой в теории конструктивизма считается «Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания» П. Бергера и Т. Лукмана. Главный тезис определен еще в ее заглавии: реальность социально конструируется. Каким образом и с помощью чего это происходит, можно понять, используя социологию знания.

Авторы определяют «реальность» как «качество, присущее феноменам, иметь бытие, независимое от нашей воли и желания», «знание» как «уверенность в том, что феномены являются реальными и обладают специфическими характеристиками» (Бергер, Лукман, 1995: 9). В контексте теории этих исследователей реальность напрямую зависит от знания. Иными словами наша реальность состоит из того, что мы знаем, соответственно, если мы не обладаем знаниями о чем-либо, значит, оно не входит в рамки нашей реальности. К примеру, то, что реально для жителя африканской деревни, не может быть реальным для жителя европейского мегаполиса. Отсюда следует, что для определенных социальных контекстов есть соответствующие границы реальности и знания, которое накапливается, сохраняется и передается. Социология знания, по мнению, П. Бергера и Т. Лукмана должна изучать то, как знание «превращается» в реальность.

Говоря о реальности, авторы, прежде всего, имеют в виду мир повседневной жизни. Именно она есть та реальность, «которая интерпретируется людьми и имеет для них субъективную значимость» (Бергер, Лукман, 1995: 38). В этом определении, в рамках теории социального конструктивизма, особенно важны понятия интерпретации и субъективной значимости, поскольку это еще раз подчеркивает тезис о конструировании реальность посредством собственных, личностных, знаний.

Сознание человека «работает» с объектами, оно интенционально по своей сути. Разные объекты принадлежат к разным сферам реальности. Человек осознает мир, состоящим из ряда реальностей. Однако есть одна, которая представляется упорядоченной и систематизированной – реальность повседневной жизни, уже сконструированная посредством различных объектов, то есть объективированная. Объективации, необходимые для «строительства» реальности, предоставляет язык.

В рамках этого подхода часто утверждают, что реальность повседневной жизни формируется «здесь-и-сейчас». Вместе с тем, реальность повседневной жизни интерсубъективна, поскольку ее разделяет не один индивид. Но, в то же время, она разделена на определенные секторы, одни из них воспринимаются как привычные, другие – как проблемные. Вторые появляются тогда, когда нарушается традиционный порядок вещей. Иными словами, когда в повседневной реальности возникает то знание, которое еще не является собственным, присвоенным.

Реальность повседневной жизни индивид разделяет с другими людьми, находясь в постоянно взаимодействии. Восприятие других лучше всего предстает в ситуации лицом-к-лицу. Только здесь субъективность другого наиболее близка и оказывается частью реальности повседневной жизни.

Обычно индивид при восприятии другого пользуется образцами, которые в схематичном виде определяют действия последнего и направляют ожидания первого. Иными словами человек пользуется типизациями: он воспринимает другого «как тип и взаимодействует с ним в ситуации, которая сама по себе типична» (Бергер, Лукман, 1995: 56).

Реальность повседневной жизни состоит из объективаций, собственно, и возможна она тоже благодаря ним. Особую роль в объективации играют знаки. Процесс обозначения или осознания индивидом знаков называется сигнификацией. Знак всегда указывает на что-то: предмет, явление, понятие. Например, оружие может обозначать насилие и агрессивность. Знаки и знаковые системы являются объективациями, поскольку они доступы не зависимо от каких-либо субъективных состояний и установок.

Язык тоже представляет собой знаковую систему, с помощью которой происходит объективация реальности. Итак, он имеет следующие возможности по отношению к реальности:

- Способен передавать те сообщения, которые не обладают субъективностью. Индивид может рассказывать о том, что сам не переживал;

- Посредством языка человек объективирует свою собственную реальность;

- Язык подчиняет индивида. Поскольку тот всегда следует структурам его системы;

- Язык обобщает опыт каждого отдельного индивида, способствую появлению типизаций – некоторые словесные знаки становятся общими для всей группы;

- Язык может соединять оторванные друг от друга реальности (к примеру, если интерпретировать значение сна, лингвистически интегрируя его в реальность повседневной жизни);

- Язык выстраивает семантические поля и смысловые зоны, в организации которых помогают словари, синтаксис, грамматика.

В рамках этих семантических зон накапливается и сохраняется опыт, которые составляет социальный запас знания. Он дает человеку наборы типизаций, с помощью которых тот ориентируется в повседневной жизни. Вместе с тем он не разделяется в равной степени между всеми индивидами.

 

Вопрос№16

Хранение социальной информации. Социальные схемы, скрипты и имплицитные теории.

Информация сохраняется тем лучше, чем лучше она структурирована. Этот общеизвестный из теории информации факт находит в психологии социального познания свою конкретизацию и развитие применительно к особому типу информации. Исследованы и описаны четыре основных способа структурирования социальной информации в целях ее наилучшего сохранения: прототипы, схемы, скрипты, имплицитные теории личности.

 

2.3.1. Прототипы

 

Прототип как способ хранения социальной информации имеет определенное отношение к более известному и широко употребляемому в социальной психологии феномену — стереотипу. Стереотип, как известно, есть упрощенный, схематический образ предмета, явления, группы, обладающий высокой устойчивостью. Естественно, что, когда мы получаем информацию о новом объекте, мы сопоставляем ее в том числе и со стереотипом — сравниваем, соотносим со сложившимся упрощенным образом аналогичных объектов. Однако при внимательном изучении проблемы выяснено, что мы осуществляем это сопоставление не со всеми чертами, присущими данной группе явлений (например, социальной группе), а лишь с чертами типичного представителя этой группы. Прототип и есть типичный представитель данной группы объектов.

В когнитивистской традиции это часто определяется как «лучший пример данной категории». Если использовать термин не обязательно применительно к социальному познанию, можно сказать: «корова есть прототип млекопитающего», хотя киты и летучие мыши также относятся к млекопитающим. Иными словами, прототип фиксирует совокупность характеристик, свойственных не большинству членов группы, а лишь определенному члену группы, которого мы полагаем типичным. Степень, с которой объект рассматривается как типичный для данной категории, называется степенью типичности. Она зависит от того, насколько близко объект стоит к прототипу. Так, в приведенном примере корова потому прототип млекопитающего, что в условиях нашей культуры она наиболее близка к категории млекопитающих.

Как видно, использование прототипа имеет место и при описании явлений несоциального мира. В некоторых случаях уже и здесь возникает ряд затруднений: «членство» объектов в категории может носить вероятностный характер, т.е. существует градуированная типичность — члены категории могут быть более или менее типичны, более или менее удалены от «сердцевины» категории или даже принадлежать к различным категориям. Так, на перекрестке двух категорий «птицы» и «млекопитающие» может, например, находиться летучая мышь (она дальше, чем воробей, от сердцевины категории «птицы» и дальше, чем корова, от сердцевины категории «млекопитающие»). Определение меры прототипичности не представляется весьма простым делом [130, р. 113—115].

 

Еще сложнее ситуация с социальными категориями: здесь особенно велик соблазн выделить в качестве центрального признака категории действительно не наиболее существенный (что важнее для характеристики категории «бабушка»: «старая женщина» или «мать матери»?), а такой, который легче приходит на ум. Прототип в этом случае выступает в виде самого грубого орудия категоризации «среднее», «типичное» определяется на глазок; выделение прототипа из стереотипа не всегда строго.

Тем не менее первое отличие прототипа от стереотипа состоит в том, что он фиксирует характеристики лишь типичного представителя группы, рассмотренного как «экземпляр», отдельный «случай».

Второе отличие заключается в том, что в прототипе некоторые черты стереотипа дополняются другими чертами, или вероятностными или почерпнутыми из предшествующего опыта. Например, я обладаю прототипом «доктор». Для меня это означает, что это — мой доктор — мужчина средних лет, элегантный, добрый, слегка рассеянный. Думая о моем докторе, я объединяю черты стереотипа и черты, присущие данному представителю категории. В значительной степени впоследствии я буду сопоставлять черты всякого нового встреченного мною доктора именно с «моим» доктором, т.е. с прототипом. Легко видеть, что если этот «мой» доктор плох, то весьма вероятно, что и обо всех других докторах я буду думать плохо.

Уже из этого примера видно, что прототип действительно выступает некоторым способом хранения информации. При этом его роль может быть как положительной, так и отрицательной. Прототип играет положительную роль в хранении информации, так как позволяет быстрее категоризировать объекты высокой степени протипичности (быстрее выносить о них суждения, сокращая этот процесс). Это происходит потому, что информационный поиск становится более целенаправленным — не нужно «блуждать» по разным категориям, так как наличие в сознании прототипа повышает уровень ожиданий от встречи с аналогичными представителями группы. Другое проявление положительной роли прототипа состоит в том, что при его помощи информация лучше запоминается. Это подтверждено в многочисленных экспериментах.

Н. Кантор и В. Мишель дали двум группам испытуемых описания девушки. В одном случае (Алиса) ее описали как прототип экстраверта: шумлива в кино на просмотре фильма, четыре часа без перерыва танцевала на вечеринке и т.д. Другую (Диана) описали так, что в ней как бы смешались черты экстраверта и интроверта. Через несколько дней обе группы попросили вспомнить образ каждой из описанных девушек. В результате прототипичный образ (Алиса) запомнился значительно лучше: названо большее количество черт; кроме того, многие черты оказались добавленными (они в действительности не указывались в описании). Организация информации при помощи прототипа оказалась сохраненной лучше [см. 151,р.242].

Однако при определенных обстоятельствах прототип может играть и отрицательную роль: использование его может привести к существенному искажению образа воспринимаемого. Во-первых, потому, что, как уже говорилось, если прототип получил негативную оценку, все другие представители данной группы получат также негативную оценку — сработает принцип индивидуации информации. Во-вторых, за прототип может быть принят вовсе не прототипичный представитель класса предметов (членов группы). Тогда приписывание качеств нетипичного представителя другим аналогичным объектам вообще приведет к полному искажению информации. В-третьих, в более общем плане искажение может возникнуть, как это всегда происходит у «когнитивного лентяя», на основе того, что в прототипе была схвачена лишь «вершина айсберга». (Известно, как много драм в обыденной жизни происходит именно из-за того, например, что человека «встречают по одежке».)

Следовательно, как и во многих других примерах работы с социальной информацией, относительно использования прототипа для хранения информации нельзя однозначно сказать, хорошо это или плохо. Это — «так». То есть люди используют этот прием в своем обыденном познании социального мира, и с этим фактом нужно считаться.

 

2.3.2. Схемы

 

Схемы — наиболее универсальный и хорошо описанный в психологии способ хранения и структурирования информации. Сам термин «схема» не нов, он давно использовался в разных системах психологического знания, например в когнитивистской традиции при анализе структуры значений (Бартлетт, Пиаже и др.). Однако в рамках психологии социального познания термин приобретает особое содержание.

То есть основной смысл схемы и ее значение в процессе познания определяются в том же самом ключе. Схемы представляют собой структурированное знание о какой-либо социальной категории. Однако в язык описания схем включен целый ряд новых понятий. Во-первых, уточнены разнообразные виды схем. К схемам теперь относят прежде всего так называемые «рамки соотнесения» (frame of reference), которые имеют сами по себе длительную историю своего исследования. «Рамка соотнесения» — это своеобразный, присущий каждому индивиду угол зрения на какой-либо объект, система координат, в которых этот объект должен быть рассмотрен. Этот термин в социологии употребляется Р. Мертоном для обозначения чего-то подобного личной парадигме, принимаемой ученым при исследовании того или иного вопроса. Но «рамкой соотнесения» пользуется и каждый обыденный человек, что позволяет ему более адекватно категоризировать вновь встреченный объект, помещать его в некоторую «сетку» представлений.

Другие разновидности описываемых схем — это уже рассмотренные нами прототипы, а также особый вид схем — скрипты и сценарии.

Второе дополнение, которое внесено в проблему, — это попытка построения теории схем. Одна из таких теорий утверждает холистскую природу схем. Схема трактуется здесь как некоторое целое, состоящее из частей, причем между этими частями фиксируются специфические связи. В качестве примера можно привести использование такой схемы, как «жилая комната». Ее элементы: четыре стены, дверь, окна, расположенные под соответствующими углами, в различных параллелях и т.п. Но это весьма общие черты любой жилой комнаты. Гораздо важнее специфические черты, например наличие в комнате камина, кресла, торшера. Если эти черты налицо, можно заключить, что перед нами жилая комната определенного вида — скажем, кабинет. Но все дело в том, что если в пустой комнате этих специфических предметов нет, ее образ как «жилой комнаты» не разрушается: схема сохраняет свое значение. В этом ее отличие от классификации. Если мы возьмем такую категорию, как «животные», и построим классификацию, то такие ее элементы, как корова, лошадь, собака и др., не образуют особой суперструктуры: корова, представляя один из элементов классификации, все равно остается «животным». В то же самое время «диван» как особый элемент комнаты ни при каких условиях нельзя представить как «комнату».

Отсюда можно сформулировать основные черты всякой схемы как особого способа организации информации: а) схема (какого-либо объекта) имеет варианты, при условии включения в нее разных элементов (дивана, торшера и пр. в нашем примере); б) схема всегда может быть встроена в другую схему, более высокую по уровню: «комната» может быть встроена в «дом» и т.д.; в) схема выступает как родовое понятие: жилая комната может быть «детской», «кабинетом», «гостиной» и пр.; г) схема дает знание, а не определение: она фиксирует, что мы о ней знаем, что в ней необходимо, а не то, что есть на самом деле, но может быть не важным; обычно это знание представлено в виде некоторой пирамиды.

Этот аспект построения схемы рассматривается в другой теории — об иерархической природе схем. Иерархия подразумевается в виде пирамиды, в которой описываются как минимум три уровня:

1.В основании пирамиды перечисляются все элементы данной схемы (например, все варианты какого-либо поведения). 2. На следующем уровне — черты, свойства, к которым можно отнести описанные элементы (в случае с

 

Рис. 14. Пример построения когнитивной схемы

 

вариантами поведения — это черты и свойства личности, для которых те или иные образцы-варианты поведения характерны). 3. На верхнем уровне схемы содержится наиболее абстрактная информация о данном объекте (в нашем случае — о человеке). Эта абстрактная информация выражается в «ярлыке», т.е. наименовании той категории, к которой данная схема относится. По мнению Г. Олпорта, «ярлыки» действуют «как сирены, заставляя нас забывать обо всех более тонких различиях».

Пример такой иерархии при построении схемы графически может быть изображен следующим образом (рис. 14).

Наличие схемы обеспечивает познающего гипотезами относительно того, что произойдет в определенной социальной ситуации, что следует ожидать от человека в определенной социальной роли или от представителя группы. Такие схемы могут быть построены по поводу этнической, профессиональной принадлежности, какой-либо социальной роли или, как в приведенном примере, относительно какого-либо психологического типа личности. П. Бергер и Т. Лукман особенно подчеркивают тот факт, что на основе таких «схем типизации» обеспечивается понимание других и общение с ними лицом к лицу: «Так, я воспринимаю другого, как "мужчину", "европейца", "покупателя", "живой тип" и т.д., и все это влияет на мое взаимодействие с ним» [18, с. 55].

Как и в случае с прототипом, при использовании схем информация лучше сохраняется и плюс к этому может быть умножена: в схему относительно легко можно что-то добавить.

Третий тип теорий схем описывает особую схему — так называемую «схему-о-себе-самом» («само-схему»). Такая схема предполагает использование «себя» как своеобразной «рамки соотнесения», предполагающей сопоставление всякого «другого» с самим собой. В общем плане такой принцип познания другого человека связан с крайним эгоцентризмом. В психологии социального познания тенденция видеть в других соответствие с собой обозначается как «ложный эффект соответствия»: во всех видим что-то такое, «как у меня»; описываем других в чертах, присущих «мне». Понятно, что подобный способ познания другого человека может привести не только к неточностям в построении его образа, но и к прямому искажению. Вариантом использования «само-схем» является усмотрение в другом человеке не обязательно черт, присущих «мне», но черт, просто для меня более значимых. Примером такого использования «само-схемы» может служить описанный в литературе факт, когда женщина, обладающая ярко выраженными чертами фемининности, наблюдая за выступлениями гимнастки, оценивала прежде всего ее фемининность, а не ее гимнастическое мастерство. Таких примеров можно наблюдать сколько угодно в обыденной жизни.

Применение «само-схем» имеет один важный психологический результат — оно ведет к экстремальным оценкам объекта восприятия. Человек, сконцентрированный на каком-либо качестве, например на независимости, будет оценивать в других это качество значительно более поляризованно: в данном случае более высоко оценит независимость в другом человеке, чем это сделает субъект, более безразличный к независимости. Вместе с тем и приговор тому, кто будет воспринят как приверженец зависимости, будет более строгим. Этим демонстрируется «уважение» к «схеме-о-самом-себе».

Значение схем в процессе социального познания трудно переоценить: будучи своеобразными «рамками», накладываемыми на окружающий мир, схемы помогают ориентации в нем; информация по схеме схватывается быстрее и запоминается лучше. Они делают процесс познания более «экономным», но в отличие от эвристик экономия здесь не столь произвольно поступает с информацией, так как схема в большей мере удерживает и сохраняет ее. Хотя и на пути использования схем человека поджидает ряд опасностей: «ярлык», которым обозначена схема, может оказаться достаточно навязчивым, может помешать видоизменению схемы, если этого потребует объективное изменение, происходящее с тем или иным предметом или явлением социального мира.

Тот факт, что относительно схем как способов хранения социальной информации построен целый ряд теорий, свидетельствует о широкой распространенности этого способа хранения информации, о его своего рода универсальности. Поэтому следующий из описанных способов может быть рассмотрен как вариант схем.

 

2.3.3. Скрипты

 

Таким вариантом являются скрипты. Под скриптом понимается такая схема, которая содержит информацию о нормативных последствиях события в данной ситуации. Скрипт можно определить как выведенное из социального контекста и пригодное к использованию представление явления в таком же социальном контексте [147]. Иными словами, скрипт — это описание цепи последовательных действий, уместных в данной ситуации и организованных вокруг какой-либо цели. Поэтому иногда скрипт определяется как такое перечисление эпизодических следствий в определенных социальных ситуациях, которое сближает его со сценарием. Скрипт используется для того, чтобы объяснить, почему появляются или не появляются некоторые действия в конкретной ситуации, почему это приводит к определенным следствиям. Отсюда можно видеть, что скрипты используются для предсказания или интерпретации поведения другого человека или — в более общем плане — развития какой-либо ситуации.

Каждый легко может убедиться, насколько скрипты сопровождают нас в повседневной жизни, они есть модели нашего опыта, т.е. возникают на основе многочисленных повторений каких-либо типичных действий и строятся относительно самых распространенных в обыденной жизни ситуаций. Так, часто приводится описание скрипта «посещение ресторана». Сценарий разыгрывается в данном случае так: вы входите в ресторан, раздеваетесь, заходите в зал, присматриваете столик, садитесь, подзываете официанта, изучаете меню, заказываете блюда, потребляете их, расплачиваетесь, отправляетесь за пальто, покидаете ресторан. Если все совершается в данной последовательности, ни вам самому, ни никому из наблюдателей не приходит в голову анализ каждого из предпринятых «шагов». Однако стоит вам нарушить последовательность, например убежать, не расплатившись, ваше поведение моментально станет объектом не просто пристального внимания, но и немедленных санкций. «Нарушение скрипта» есть нарушение ожидания. Поэтому-то скрипт и важен для хранения информации: если все идет «по скрипту», информация сохраняется хорошо, поскольку наблюдаемое привычно. Но верно и обратное: если скрипт «нарушен», такое нарушение еще лучше запоминается.

Значение скриптов велико и для общей ориентации человека мире и для его взаимодействия с другими людьми. Скрипты как бы фиксируют модели опыта и потому выступают своеобразными гидами для поведения человека в разнообразных ситуациях. Рели ситуация знакома, наличие скрипта помогает автоматически совершать последовательность действий. Если ситуация незнакома — отсутствие скрипта затрудняет адекватное поведение. Поэтому так важны скрипты для ребенка или для человека, оказавшегося в другой культурной среде, например для иностранца. Все знают, как часто незнание скрипта, скажем, приобретения билета в общественном