В конце XV в. на Руси оживились разнообразные еретические движения. Самым активным из них было движение жидовствующих - антитроическая рационалистическая ересь, отвергавшая церковную иерархию, обряды, поклонение иконам как "руками человеческими сотворенным вещам" и утверждавшая, что Христос - не Сын Божий, а такой же человек, как Моисей. Обстановка все более настоятельно требовала решительных действий от русской Церкви. В 1503 г. был созван церковный собор, который бесстрашно коснулся всех больных сторон церковного быта, служивших для еретиков поводом к нареканиям на Церковь. Были осуждены плата за поставление и зазорная жизнь вдовых священников, пьянство духовенства, в т. ч. и накануне совершения Божественной Литургии, непорядки в монастырской жизни. Собор вплотную подошел к вопросу об отношении к монастырскому вотчинному землевладению. На арене этого собора выступили крупнейшие церковные деятели того времени - игумен Волоколамский Иосиф (Санин) и игумен Сорский (на р. Сорке, около Белоозера). Нил Сорский стремился осуществить на Руси большую реформу и иночества, и всего церковного быта православия. Главной целью этой реформы было освобождение иночества от каких бы то ни было экономических забот. Появление на Руси еретиков и их упорные гонения на Церковь Нил и его ученики, называемые "нестяжателями", объясняли, как и многие другие в то время, падением нравов и авторитета Церкви. Но причину этого падения они видели в обремененности землевладением и крупным хозяйством. Как сообщается в летописи: "нача старец Нил глаголати, чтобы у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням, а кормили бы ся рукоделием";, т. е. чтобы у них не было земельных имений с рабочим народонаселением, а чтобы монахи свои небольшие участки земли обрабатывали своими собственными руками, в случае нужды же испрашивали бы "милостыню от христолюбцев: нужная, а не излишняя";. И вот против этого предложения восстал, как записано, весь собор, точнее - почти все традиционное большинство. Среди последнего доминировал голос наиболее продумавшего этот вопрос и подготовившего всю аргументацию "стяжательской" стороны Волоколамского игумена Иосифа. В защиту монастырского землевладения на соборе он привел два основных аргумента: во-первых, обратил внимание на греческих и русских святых, основавших первые монастыри, владевшие селами; а во-вторых, выразил опасение, что отсутствие монастырских сел приведет к тому, что "благородные человеки" перестанут принимать постриг, некого будет поставлять на различные церковные должности и наступит "поколебание веры". Точка зрения Иосифа была такова: обет отречения от стяжания каждый вступающий в нормальное общежитие берет на себя и несет наряду с двумя другими - полным послушанием и полным целомудрием. Этот принцип у Иосифа возведен в абсолют: инок категорически не должен иметь никакой собственности. Но принцип личного нестяжания иноков у Иосифа сочетался с принципом "коллективного" монастырского стяжания. Под эту формулировку полностью подпадает только строгообщежительное монашество, а не единолично-хозяйственный устав. В предпочтении общежития единолично-пустынническому подвигу вся сущность богословской системы Иосифа. А за ней - теократическая идея, идея неразделимости единого теократического организма церкви и государства. С этой всемирно-исторической высоты восточно-православной теократии он не отрицал, конечно, пустынножительской задачи личного спасения, но считал ее стоящей ниже о сравнению с идеальной нормой устава общежительного. В конце XV в. Иосиф Волоцкий написал произведение, специально посвященное вопросам монашеской жизни, - краткую редакцию Устава, предназначенного для Иосифо-Волоколамского монастыря (пространная редакция, как считают исследователи, возникла позже). Этот Устав был рассчитан на общежительный монастырь, жизнь монахов в котором подвергалась жесткой регламентации и строгой дисциплине. правда Иосифа Волоцкого - это прежде всего правда социального служения, а его идеал - это своего рода "хождения в народ". С точки зрения Иосифа, все члены общества должны выполнять определенное служение. Не составляет исключения даже сам царь. И его Иосиф включает в ту же систему Божия тягла, - и царь подзаконен, и только в пределах закона Божия и заповедей обладает он своей властью. А неправедному или "строптивому" царю вовсе и не подобает повиноваться, он даже и не царь - "таковый царь не Божий слуга, но диавол, и не царь, а мучитель".В этой системе и монашеская жизнь - это некое социальное тягло, особого рода религиозно-земская служба. Этому социальному служению, деланию справедливости и милосердия изнутри подчиняется у Иосифа и самое молитвенное делание. Монастырские села он защищает, можно сказать, из филантропических и социальных побуждений: он принимает их от имущих и богатых, чтобы раздавать и подавать нищим и бедным. Волоколамская обитель постоянно превращается игуменом то в странноприимный дом, то в благотворительную столовую для сирот и убогих, то в больницу. В отличие от Устава Иосифа Волоцкого, в Уставе ("Предании") Нила Сорского формулируются только самые общие правила монашеской жизни; этот текст чужд той дотошной и всеобъемлющей регламентации, которая явно предстает со страниц труда волоколамского игумена. Нил Сорский побывал на Афоне, в монастырях Константинополя, посещал лавры Палестины, может быть, был на Синае. В его "Предании" обнаруживаются следы знакомства с "Преданием" Саввы Освященного. Устав Нила Сорского предполагал четыре главных (и допустимых) источника материального обеспечения особножительных монастырей и скитов. Главным из них было "рукоделие", т. е. собственный труд монахов, а далее назывались "милостыня" (включающая в себя как пожертвования частных лиц, так и возможность государственной дотации), участие в товарообмене и использование наемного труда, но только в случае, если этот труд оказывается справедливо оплаченным. Создание Нилом Сорским собственного Устава, написанного явно в полемике с Уставом общежительного монастыря, написанным Иосифом Волоцким, наглядно свидетельствует о том, что общежитие Нил явно считал менее совершенной формой монашеской жизни по сравнению с особножительством, преимущественно в скитской форме. В конце концов, прения двух духовных течений, выражавшиеся в многочисленных письмах и посланиях оппонентов, нашли свой выход на церковном соборе 1503 года.Решения собора подвели, своего рода, первый итог спора двух внутрицерковных течений. Сторонники Нила Сорского и Иосифа Волоцкого (сами они также присутствовали на соборе) взаимно осудили ересь жидовствующих и прочее отступничество от православной веры. При этом «нестяжатели» выступили против преследования еретиков, но их позиция оказалась в меньшинстве. Что касается церковного землевладения, то «иосифлянам» его удалось отстоять, мотивируя свое право «Константиновым даром» и другими юридическими актами православных (и не только) монархов, подтверждавшими дарения и неприкосновенность церковных земель от времен византийского императора Константина Великого (IV век н.э.). Активно принимавший участие в работе собора Иван III пытался провести секуляризацию земель Церкви в обмен на денежную компенсацию и хлебное содержание (что привело бы Церковь к падению авторитета и поставило бы ее в сильную зависимость от княжеской власти), но внезапно поразившая его тяжелая болезнь остановила это, казавшееся вполне реальным, событие. Таким образом, «иосифляне» одержали победу в борьбе за неотчуждаемую церковную собственность, а великокняжеской власти пришлось искать новые пути сосуществования с Церковью в следующем двадцатилетии. Между тем, духовный образ инока и его личное нестяжание, а также многие элементы монастырского общежития по образцу Нила Сорского, окончательно утвердились собором в монашеской жизни.Спор «нестяжателей» и «иосифлян» продолжился после собора и смерти преподобных Нила и Иосифа. Постепенно «иосифляне» взяли верх, особенно после 1522 года, когда их представители стали неизменно занимать митрополичий престол. В отношении некоторых видных «нестяжателей» начались притеснения, в результате чего, «мирный» этап споров закончился и к середине XVI столетия многие скиты «заволжских старцев» опустели. И все же это нельзя назвать противостоянием, т. к. сам спор носил характер истинного христианского смирения.
