А как в других семьях?

 

Мой опыт помощи другим семьям в организации семейного обучения невелик. И не очень удачен. Всего пять мальчиков и девочек – из четырех семей. Обращались за консультацией существенно больше, но лишь в качестве разового общения. А близко я мог изучить лишь те четыре случая.

Что общего? У всех переход на семейное обучение произошел в связи с серьезными проблемами в школе – учебными и во взаимоотношениях с одноклассниками и педагогами. То есть исходный уровень знаний был не очень хороший. И в семьях были проблемы – в каждой свои. Я помогал лишь частично, я не брал на себя обучение ребенка по всем предметам. Родители со своей долей преподавания справлялись плохо. Я тоже далеко не лучшим образом преподавал в режиме эпизодического общения (дома мы ведь целый день вместе с моими детьми, а тут встречаемся на 2-3 часа). В итоге получалось так себе.

В первом случае я уговорил маму двоих сестричек поучить их дома хотя бы один год. Я был полон оптимизма помочь им совершить перелом в учебе. Тогда мы еще жили вшестером. Алена дружила с теми девочками, мы часто общались семьями. И жили не очень далеко друг от друга. Мама девочек даже собиралась частично учить Алену – чтобы был совместный процесс.

Перелом в учебе совершить не удалось. Зато сестрички отдохнули от школы, переросли многие свои проблемы, а потом, сменив место обучения, вообще нормально продолжали свое образование. То есть задача-минимум была решена.

Потом обратились родители паренька из нашей школы – их сынуля начал глобально прогуливать, и классный руководитель посоветовала попробовать учить его дома самим. Я подробно рассказал о своем опыте. Там были мама, папа, бабушка и старшая сестра-студентка – все люди образованные. Поэтому моя помощь ограничилась только эпизодическими разговорами. Да вот физику парню немного объяснял.

Тоже ничего путного не вышло. Почему? Парень был весьма сложный. А возраст – уже 13 лет. Трудно устанавливать правильный психологический контакт в таком возрасте. Особенно, когда многое упущено.

Потом ко мне обратилась мама одиннадцатилетнего мальчишки. Он стал ежедневно к нам приезжать и проводить у нас полдня. За это время мы учились с ним два раза по полчаса. Остальное время он общался с моими детьми, читал книжки, лазал по спорткомплексу… Еще он привозил в карманах двух декоративных крыс – братьев Гошу и Тошу. Словом, было довольно весело. А еще мы вчетвером ходили в гости в его семью. Его мама-парикмахер стригла нас и угощала вкусной едой. А его умный папа рассказывал нам множество интересных вещей.

Но все же дело довольно быстро заглохло. Прозанимались мы так пару месяцев – до конца учебного года. А на следующий год парню сменили школу. И он уже туда ходил. А встречаться (по учебе и просто по дружбе) мы с их семьей продолжаем до сих пор.

Проанализировав те три случая, я понял: причина неудач заключается в том, что мне трудно помочь ребенку (подростку) в ситуации лишь эпизодического общения (всего несколько часов, да и то не каждый день). И решил больше не браться за подобные ситуации. Отдельные занятия по физике или математике по отдельным темам – другое дело. А вот осуществление всей системы семейного обучения вне своей семьи у меня не выходит.

 

Полный и сокрушительный провал. Но…

 

Последний раз, когда я взялся помогать учиться дома ребенку из другой семьи, все сложилось совсем неудачно. Пожалуй, это самая радикальная неудача за всю мою педагогическую практику.

А начиналось все очень оптимистично. Я был на 100% уверен в успехе (вот тебе и интуиция!): предполагал привести за один учебный год в чувство переставшую хорошо учиться и начавшую прогуливать и хулиганить девчушку.

Почему я взялся? Основная причина – Машка скучала. Братья-то оба поступили в вузы. Да и вообще у них теперь своя жизнь. А тут девочка прямо из нашей школы, ровесница Маше, живет в соседнем доме, даже знакомы немного раньше были. И мама с пониманием отнеслась к идее семейного обучения, изъявила готовность делать все, от нее зависящее, дабы помочь делу. Сама девчонка, разумеется, с энтузиазмом согласилась учиться дома и пообещала меня слушаться.

Я решил, что она просто будет проводить у нас в семье целый день – до прихода мамы с работы. И учить ее планировал прямо вместе с Машей – как в свое время Тиму с Колей. И сдавать зачеты и экзамены договорился в школе чтобы им вместе. А девочку предупредил: «Будешь валять дурака – сразу же пойдешь в школу!»

Первый месяц я посвятил занятиям английским и математикой с новой ученицей – надо было хоть в какой-то степени подтянуть ее к уровню подготовки Маши. Дела двигались хорошо. Даже обнаружились до того где-то прятавшиеся математические способности. По дисциплине вопросов не возникало.

Маша была очень рада новой подружке. Они вместе играли с нашими домашними любимцами-грызунами, лазали по спорткомплексу, вели долгие разговоры, ходили вместе гулять во двор… Иногда я предпринимал с ними дальние прогулки – была теплая осень, погода нас радовала.

Девочка с интересом включилась в стиль жизни нашей семьи, немного помогала по хозяйству (вместе с Машей), общалась с Тимой и Колей, участвовала в работе над картинами, слушала чтение вслух моих книжек… То есть у меня как бы появилась еще одна дочка и я «применил» к ней весь накопленный арсенал моих педагогических методов.

На выходные дни мама этой девочки брала Машу к ним домой, где девчонки тоже не скучали. Да еще и питались повкуснее. Иногда они ездили по городу. А я отдыхал от забот по воспитанию и обучению и радовался, что так удачно все сложилось.

Надо сказать, что педагоги в нашей школе с самого начала с большим скептицизмом отнеслись к моему такому начинанию. Но, в то же время, были очень рады, что я взял на себя груз забот по обучению той девчушки. Потому как учителей в школе она «достала» радикально. Они ее, конечно, жалели, но сделать в условиях школы ничего не могли.

Маше я продлил каникулы на месяц, чему она была весьма рада. Я не сомневался, что мы легко наверстаем упущенное время. Ведь впереди маячил особый тонус занятий в минигруппе. Да и вообще мне казалось, что начался новый этап моего семейно-обучающего проекта: теперь я буду учить детей из других семей, беря их в семью и организуя небольшой коллектив. А там, глядишь, и их родителей удастся подключить к семейному процессу. Такие радужные и долгожданные перспективы.

Но вот мы начали учиться вместе. Занятия математикой шли «на ура». Моя новая ученица успевала соображать быстрее Маши, когда я объяснял новый материал. Маша старалась за ней успеть. Я обеих подбадривал. Дело шло весело. За очень короткий срок мы одолели по первому заходу почти весь курс математики за шестой класс. Оставалось потренироваться во всех деталях, добиться устойчивого навыка. Но это уже гораздо проще, чем сформировать понимание принципиально новых тем.

Договорились с той самой знакомой учительницей биологии, что начнем учить и сдавать ей ботанику – по несколько параграфов за один раз. Добрая женщина готова была не пожалеть времени, дабы помочь моей новой ученице преодолеть сложившиеся привычно-негативные отношения со школьной учебой. Одновременно решили потихоньку читать необходимые произведения по литературе.

И тут почему-то все пошло вкривь и вкось. Я даже не понимаю, в чем была конкретная причина. Девочка стала заниматься все хуже и хуже. На зачетах по ботанике надувалась и отмалчивалась. Зачет по литературе вообще прошел ужасно. То есть не прошел, так как учительница материал не зачла. С занятиями дома пошла какая-то тягомотина.

Дальше – хуже. Девочка стала злиться на Машу, которая занималась старательно и успешно сдавала зачеты. Пошли всякие фокусы и выкрутасы в поведении. Отношения стали портиться.

Я решил разделить обучение девочек. Тем более что они уже не так сильно дружили. Мои нагрузки сразу возросли вдвое. И постоянная головная боль: что бы такого придумать? Пытался подключить маму девочки к обучению маленькой упрямицы. Но мама действовала настолько бестолково, что получалось только хуже. Хоть она и просила у меня четких инструкций, но даже когда я ухитрялся перебороть свою интуитивную природу и четко, логично, внятно сформулировать алгоритм необходимых действий, мама все выполняла как-то совсем не так.

Я не считал, что могу в данной ситуации просто отказаться им помогать. Ведь я взял на себя определенную ответственность. События развернулись вовсе не в том ключе, как я предполагал, но что ж поделаешь?! Отбросив мечты за один учебный год совершить педагогическое чудо (превратить двоечницу и хулиганку в отличницу с нормальным поведением), я пытался сделать хоть что-то позитивное, хотя бы какой-то минимум. Да ведь и учебный год девочке нужно было завершить.

Множество факторов осложняли обстановку. По этическими соображениям, я не буду все их перечислять. Скажу лишь, что мне не удалось убедить маму той девочки изменить очень существенные моменты в ее родительской линии воспитания. Да еще общая ситуация в их семье в тот год была крайне сложной: долго тяжело болела, а потом умерла старенькая бабушка.

Так или иначе, до конца учебного года мне пришлось участвовать. Девочка училась все хуже и хуже, временами не приходила ко мне на занятия в оговоренное время (одновременно информируя маму, что она у меня на уроке), а уж опаздывала постоянно. С Машей у них отношения практически расклеились.

Я оказался в сложной ситуации, так как ведь была куча других дел и забот. И во многом из-за такого неудачного развития событий мы с Машей затянули изучение математики и русского языка. У меня просто не хватало душевных сил на все. Тем более что я в тот период помогал по учебе еще двум ребятам, у которых тоже проблем оказалось много.

Чем все завершилось? Кое-как та девочка закончила учебный год на «тройки». Я не сумел ни доброго дела сделать, ни денег заработать (в их семье материальное положение плохое, поэтому они не могли меня адекватно отблагодарить; но это оговаривалось с самого начала). Зато я получил массу впечатлений. И Маше какое-то время было повеселее. Да вот мог еще себя успокаивать мыслью, что все же что-то полезное сумел передать той девчушке. Но как сие объективно оценить?

Такой сокрушительный провал (хотя я уже успел накопить изрядный опыт обучения и воспитания детей в условиях семьи) дал мне возможность гораздо более трезво и объективно взглянуть на семейное обучение. Я увидел, что в ряде случаев оно бессильно перед лицом семейных, психологических и иных сложностей. Не все по силам преисполненному энтузиазмом и решимостью родителю-педагогу. И главное: не всегда личность ребенка приемлет такой путь.

И опять вопрос о свободе. В какой-то момент (примерно месяца через два с половиной после начала учебного года) я почувствовал, что мою новую ученицу уже не так привлекает новый для нее путь. Она поняла, что ей необходимо будет меняться, если она хочет ему следовать. А меняться не захотелось. Собственно, вся остальная история уже представляла собой многомесячную агонию с множеством неудавшихся попыток повернуть на конструктивные рельсы.

Вопрос внутреннего выбора ученика очень важен. Мы, по сути, никак не можем на него повлиять. Мы можем лишь немного помочь, показать возможности, взять на себя труды по внешней организации всего процесса… Но в глубине своей души каждый человек абсолютно, божественно свободен. Он совершает выбор – и никто другой. Как бы нам ни хотелось повлиять на этот выбор в сторону, кажущуюся нам «правильной».

При семейном обучении данный аспект особенно важен. Ведь в школу человек может ходить, не беря при этом на себя никакой ответственности за результаты своей учебы. Вот и свобода его в таких условиях минимальна. А обучаясь дома (да еще с упором на самостоятельность занятий!), человек должен реально брать на себя ответственность, он должен чувствовать себя тем, кто принял решение учиться так, а не иначе. И он приобретает гораздо большую свободу в учебе.

Мои дети хулиганили, отлынивали, буянили, но при всем при том я видел, что они все же внутренне сделали выбор учиться дома, учиться ответственно и достаточно хорошо. А как только Алена и Коля решали ходить в школу, то я им не препятствовал. И Машу отпущу, конечно, если она соберется учиться в коллективе.

Анализируя свои многочисленные контакты с двоечниками, которым я понемногу помогал, и с их родителями, я понял, что дело не только и не столько в «плохих учителях» и в «плохой системе образования». Дело еще в личном внутреннем выборе каждого конкретного ученика – от первоклашки до выпускника школы. Да и в личном внутреннем выборе каждого родителя.

Вторая основная причина данного моего провала с той девочкой, как я понял, заключалась в существенной разнице внутрисемейных укладов, общих семейных установок, реальных стилей действий. Я не говорю, что у нас – лучше, а у них – хуже. Нет. Просто различия настолько существенны, что объединения в одну нормально функционирующую систему не могло произойти. Причем, поначалу работал интерес новизны и многие внешние сходства взглядов. А глубинные несоответствия проявились лишь со временем.

Мне кажется, что без данной главы сия книга была бы крайне неполной. Так что, наверное, не зря потрачено столько времени, сил и нервов на такую закончившуюся абсолютной неудачей попытку совершить педагогическое чудо. Чуда не произошло.

Но…

Начался следующий учебный год. Где-то в октябре мы с Машей сдавали в школе зачет. Я разговорился с учительницей. Зашла речь о той самой девочке. Выяснилось, что теперь она не пропускает школу, дружит с ребятами, нормально себя ведет и не так уж плохо учится. Учителя по всем предметам отмечают в ней радикальную перемену к лучшему.

И мне стало веселее. Получается, что ли, я неправильно назвал данную главу? Я ее писал летом, когда еще были свежи воспоминания обо всей этой истории. А конец (после слова «Но…») дописал лишь через полгода. Ну, пусть уж будет такое название. Но все-таки, какая адская это была работа!