ПРОБЛЕМА БЕСЧИСЛЕННОСТИ СОЦИАЛЬНЫХ ПИРАМИД

История нашего не такого уж непросвещенного века в немалой мере оказывается определяемой личностными свойствами таких людей, как Адольф Гитлер, Герман Геринг, Геббельс, Пьер Лаваль, Невиль Чемберлен, Гари Трумен и других «акцентуированных личностей» – если называть «героев» лишь из великих держав. Генерал Франко, Салазар, папаша Дювалье, десятки «горилл» Латинской Америки, Черной Африки, Юго-Восточной Азии. Есть и противоположные по знаку, однако столь же могучие по абсолютной величине примеры: воля и ум Ллойд-Джорджа, У. Черчилля, Ф. Рузвельта, Д. Неру, Ш. Де Голля, К. Аденауэра немалое определили в ходе истории. В нашей стране, родине Ленина и большевиков, не следовало бы оспаривать роль личности в ходе истории, какими бы социальными силами эти личности ни манипулировали.

Вероятно, можно было бы продолжить считать особенности этих и миллиардов других личностей всецело результатом воспитания, среды, продуктом производственных и исторических отношений, социальной преемственности по горизонтальной и вертикальной линиям. Действительно, на социальной преемственности по вертикальной линии в неоспоримо-огромной мере базируется прогресс человечества, а преемственность по горизонтали обеспечивает создание ноосферы – объединения человечества как бы в единый сверхмозг с каналами информации, пересекающими временные, пространственные, национальные и языковые границы. Но теперь, когда исследования на близнецах раскрыли роль наследственности в происхождении бездны различий между двумя индивидами по любым физическим, биохимическим, антигенным характеристикам и, что гораздо важнее, по видам одаренности, психическому, интеллектуальному, этическому складу, великий принцип равенства прав и максимальных возможностей нужно сочетать с принципом наследственной гетерогенности людей, наследственной неодинаковости.

Необходимо, наконец, поставить вопрос, почему, по каким биологическим особенностям идет социальный отбор в человеческом обществе, конкретнее – почему на вершине социальной пирамиды во множестве стран так закономерно часто оказываются совершенно бессовестные изверги – Атиллы, Чингисханы, Тамерланы, истребители миллионов людей, чему столько примеров дает нам XX век? Почему такая же закономерность наблюдалась и в прошлом? Почему так успешно продвигается вверх по социальной лестнице параноидальный честолюбец? Почему он так долго удерживает в своих руках власть, будь то Гитлер, Сталин, или папаша Дювалье? Этот вопрос очень важен, тем более что торжество таких параноиков создает в стране совершенно особую систему социального отбора, социальной преемственности, а также зачастую социальные программы, отнюдь не безобидные.

Нужно очень проникнуться духом истории, чтобы отвергнуть, например, представление о том, что только необразованностью или малоумием Николая II можно объяснить роковое всемогущество пьяницы, скандалиста и развратника, неграмотного Григория Распутина. Известно, что даже самые образованные и неглупые люди, заболев раком, бросаются к знахарям за помощью. В царской семье произошло нечто схожее. После четырех дочерей наконец появляется долгожданный наследник Алексей. Но вскоре выясняется, что он болен гемофилией, смертельной в те времена, неизлечимой болезнью, сильно замедляющей свертываемость крови. Каждое кровотечение грозит смертью (потому что избалованный царевич беспокойно мечется на постели и срывает медленно образующийся тромб). Настоящие врачи отказываются лечить, доктор Филипп оказывается шарлатаном. По совету фрейлины Вырубовой (кстати, дочери композитора Танеева) приглашают Распутина, который уверенно успокаивает всех, в том числе и царевича. Кровотечение останавливается, и это повторяется много раз. Могут ли царь и царица смотреть на Распутина иначе как на чудотворца? Могут ли мать и отец, эти две жертвы бесчисленных обманов со стороны придворных, поверить тому, что им говорят об образе жизни Распутина? И они с дочерьми и сыном верят именно Распутину, тем более что он заранее предсказал гибель трона через полгода после его смерти (обычная предосторожность многих астрологов).

Исключительно сложным является вопрос об оценке психического состояния крупных политических деятелей, сыгравших очень большую позитивную или негативную роль в истории. Дело в том, что даже при унаследовании власти только очень целеустремленный деятель может оставить очень большой след в истории, внести в нее что-то личное. Можно напомнить об одном из отвратительнейших, коварнейших и неудачливейших деятелей, хорошо всем памятном по «Тилю Уленшпигелю», – о Филиппе II. Тяжело страдая от подагры уже с 34 лет, он считал, что эта болезнь наслана на него в качестве Божьей кары за распространение ереси в его владениях. Естественно, что он вел борьбу с еретиками с невероятным упорством и истощил в этой борьбе надолго все ресурсы империи, в которой «не заходило солнце», объединявшей огромные владения Испании и Португалии.

Прорыв к власти формально вменяемого и даже одаренного психопата уже не раз приводил к страшным катастрофам, в частности, к предпоследней во всей судьбе человечества: следующая будет последней, потому что человечество перестанет существовать. Во Второй мировой войне можно видеть, каких успехов могут добиться психопаты, какую роль они могут сыграть в истории. Видкун Квислинг, Гитлер, Муссолини – вершины построенных социальных пирамид.

Может быть, у кого-то возникнет недоуменный вопрос, почему мы говорим о проблеме, которая, казалось бы, столь далека и от генетики, и от педагогики.

Но в предыдущих разделах мы несколько раз подходили к абсолютно генетико-педагогической проблеме этического воспитания детей. К проблеме воспитания детей неконформных. К проблеме воспитания нравственных установок и к проблеме коррекции многих врожденных (или даже приобретенных) акцентуаций. Подытожим здесь все сказанное, и нам станет ясно, что подъем по социальной лестнице на вершину пирамиды, сами принципы этого подъема и даже принципы построения социальных пирамид – вопрос, лежащий в сугубо воспитательно-образовательной сфере.

Повторим еще раз: наследственное разнообразие особенностей интеллекта и психики людей бесконечно велико. Поэтому в принципе бесконечно много способов оптимального развития людей. Не будем ставить перед педагогами утопическую, да и не нужную задачу воспитывать каждого ребенка отдельно, изолированно от других. Это не только недостижимо, это было бы грубейшей ошибкой. Общение с другими людьми, со сверстниками, друзьями, единомышленниками, общение в процессе учебы, работы необходимо. Но воспитание, несомненно, должно быть индивидуально, должно быть направлено на конкретного человека. Индивидуально – это значит, что у каждого есть наставник и советчик. Доброжелательный, понимающий, хорошо знающий воспитанника, его возможности, его проблемы. Если говорить о том, кому учить, то это должен быть именно такой Учитель, такой Педагог. И значение настоящего педагога для общества, для страны невозможно переоценить.

Но для того чтобы такие учителя появились, надо прежде всего научить самих учителей. Научить воспринимать принцип неисчерпаемой наследственной гетерогенности человечества на практике. Научить распознавать в детях те различия, на которые и должны опираться воспитание и обучение.

Подчеркивая принцип бесконечного разнообразия человеческих индивидуальностей, мы хотели бы указать на значение компенсационных механизмов, разрушающих те вполне ощутимые даже в детских коллективах иерархии, которые мы называем «социальными пирамидами». Едва ли первый ученик, первый силач или первая красавица будут особенно эксплуатировать свою избранность, если в коллективе будет и первый шахматист, и первый пианист, и первый техник, и лучший литератор-поэт, т.е. установится уважение к чужой личности.

Надо отметить, что в каждом коллективе, даже ясельном, детсадовском, тем более в классе и школе, неизбежно возникает проблема лидерства. Одна из повседневных задач педагога, от воспитательницы до классного руководителя, задача, требующая чрезвычайной тактичности, заключается в том, чтобы лидером становился ребенок, подросток, юноша или девушка, этически наиболее устойчивые. Столь же важно не допустить лидерство несправедливого, заносчивого, хамоватого юноши или девушки. Недопустимо лидерство на основе престижности родителей – надо ясно понимать, что, поддерживая свое чадо, они готовят паразита, который отравит жизнь не только себе, но, в первую очередь, им самим. Величайшую осторожность и зоркость должна соблюдать в этом отношении общественная детская организация, так как дети и подростки ни к чему так не чутки, как к несправедливости.

Одной из фундаментальнейших проблем воспитания и образования, то есть придания образа человеческого, является создание той общечеловеческой шкалы ценностей, которая почти неудержимо восстанавливается из века в век в каждой стране, после любых периодов зверства и кровопролития. Временные, индивидуальные варианты ценностных шкал беспредельно разнообразны, и стоит вспомнить, что Л. Н. Толстой начинал со шкалы «коммильфо». А сколько подростков, молодых и взрослых людей застревают на шкалах приспособленчества, конформности, а точнее говоря, стяжательства, карьеризма?

Кроме вполне ощутимой практической пользы признание изначальной неодинаковости может стать и становилось неоднократно тем фундаментом, на котором рождается истинная социальная справедливость. Все мы по-разному воспринимаем окружающий нас мир, по-разному воспринимаем информацию: одним легче на слух, другим нужно увидеть; у одних темп усвоения высок, у других – низок; у одних память требует строгих определений и «железной» логики, у других – ощущений, образов, ассоциаций и т.д. и т.п. Эти отличия наследуются, и при обучении и воспитании их недопустимо игнорировать. Разные подходы к обучению должны основываться именно на этих различиях. Школа до сих пор имела только один подход, средний.

Не в том ли и состоял легендарный «эффект лицея»? Эффект, который есть не что иное, как воспитание уважения к любой другой личности, признание ее законного права «стать вершиной той пирамиды», в которой ты сам – лишь на первой, изначальной ступени. Не этот ли эффект заставляет поверить в себя, помогает искать и находить в бесконечном множестве человеческих призваний свое, единственное? Почему градации должны быть иерархичны? Почему при слове «разные» тут же начинают сравнивать – «кто лучше». Почему, как правило, педагоги (и не только педагоги) строят только одну пирамиду?

Большие беды во все исторические времена возникали прежде всего от того, что рамки, мерки при возведении единственной пирамиды строители устанавливали сами, исходя из своих идеологических, политических, религиозных и тьмы иных представлений. Исходя из своих сиюминутных целей, сиюминутных задач, своего разумения и предпочтения. Такие строители, как правило, узурпировали право на социальный отбор, объявляя всех равными-одинаковыми, но некоторых «равнее других». Соответственно этому признанию «равенства» в основание единственной пирамиды помещают «всех вообще», а дальше сужают сколоченные рамки к вершине, создают ту воронку искусственного, вернее, «противоестественного» социального отбора, через которую могут просочиться лишь наиболее угодные, наиболее конформные, наиболее послушные, но часто далеко не самые умные, не самые одаренные, не самые талантливые. И уж конечно – не гениальные. Исключение, и, к сожалению не столь уж и редкое, это послушные, но умные люди, вполне способные к самостоятельному мышлению. Но они становятся конформистами лишь при дополнительной нагрузке лицемерием. А лицемерие, двуличность, двоемыслие, двоедушие – это непременно и безнравственность, и отсутствие совести. Таким образом, наиболее умные из бессовестных, одержимые жаждой власти оказываются на вершине очередной социальной пирамиды.

Педагоги в первую очередь должны научиться увидеть в каждом конкретном ребенке, наделенном человеческим достоинством и равном в этом достоинстве любому другому человеку, то особое, что, может быть, делает его вершиной одной из естественных социальных пирамид. Таких пирамид множество. Вспомните, как часто ошибались в своих оценках учителя, не способные отказаться от стереотипа «одной пирамиды». В истории достаточно тому примеров.

Эдиссон «из-за полной бездарности» был исключен из школы. Кстати, уместно тут же развеять одну из «легенд». Эдисон вовсе не был нищим мальчуганом, жившим продажей газет. Его отец был состоятельным фабрикантом, а мать – хорошо подготовленным, опытным педагогом, которая на дому очень тщательно и многосторонне обучала своего сына. Что касается продажи газет, то Эдисон зарабатывал себе, таким образом, на покупку химических веществ и других материалов, с которыми хотел работать.

Уинстон Черчилль был хронически предпоследним учеником в школе. Что, кстати, не очень беспокоило его деда, говорившего, что «мальчики начинают хорошо работать только тогда, когда они ясно видят, в чем смогут отличиться». Вероятно, он был прав.

Безнадежным школьником был Альберт Швейцер.

Об «успехах» Эйнштейна все наслышаны.

Юстус Либих – великий химик, открывший явление изомерии, должен был «по неспособности» оставить школу в четырнадцать лет, что не помешало ему в двадцать один год стать профессором в Гиссене.

Неужели кто-либо может сказать, что эти люди были действительно неспособны? Без сомнения, можно утверждать, что они были неспособны учиться в не подходящих для них школах у не понимавших их учителей. Они были неспособны учиться так же, как все остальные. Потому что они очень отличались от остальных. Они были лишены свойства «одинаковости» и не были конформистами. Они были вершинами «других» пирамид.

Человек, находящийся на верхушке пирамиды по художественным способностям, легко может оказаться в подножии пирамиды лингвистических, математических и абстрактно-логических способностей. И если подойти к этой пирамиде с позиций истинных (и, несомненно, совпадающих) интересов общества и индивида, то любая единственная пирамида распадется на тысячи разных, построенных по меркам высокой одаренности в какой-либо одной необходимой и обществу, и каждому человеку сфере. Их чрезвычайно много: музыкальная одаренность, в том числе абсолютный слух, яркость внутреннего зрения, яркость внутреннего воображения, зрительная или слуховая память, математические, лингвистические, художественные способности, быстрота реакции, дар речи, писательский или поэтический талант, физическая сила, выдержка, мобильность физических процессов, психическая устойчивость, умение «держать удар», различнейшие виды аналитических способностей, «золотые руки» – какой словарь дарований пришлось бы написать для этого перечня, на сколько тысяч пирамид распалось бы человечество при таком подходе? Но оптимальный выход дает не наследственная одаренность в одной способности, а комбинация двух-трех из них. Именно при таком подходе становится ясной безграничность разнообразия оптимальных профессиональных и творческих «ниш».

«Нестор» немецкого социализма Моисей Гесс написал о 23-летнем Карле Марксе следующее: «Мой идол, который нанесет последний удар средневековой религии и политике; он сочетает глубочайшую философскую глубину с самым острым умом. Вообразите Руссо, Вольтера, Гольбаха, Лессинга, Гейне и Гегеля в одном лице, соединенных не смешанными, и перед вами – Карл Маркс». Едва ли бы Марксу, всего лишь сыну крестившегося адвоката, не обладай он этими необычайными дарованиями, удалось бы склонить к браку с ним Женни фон Вестфален, одну из знатнейших невест страны, сестру будущего министра.

Есть еще одна сторона в вопросе о социальных пирамидах. Речь идет о том, что обыкновенный человек, занимающийся обычным, «рутинным» трудом, не способен ни к творчеству, ни к яркому проявлению своих дарований. Два десятилетия тому назад «эргоном» Мак-Грегор показал, что ошибочным оказывается подход к человеку как к существу по природе ленивому, избегающему работы и ответственности, трудящемуся поневоле, во избежание нужды, хотя принцип «работы ради заработка» и позволил поднять ежегодную продукцию США до полутора тысяч миллиардов долларов.

Если физиологические нужды человека удовлетворены и человек чувствует себя в безопасности, то в иерархии человеческих ценностей на первое место поднимается чувство коллективности, ценность собственной репутации, самоуважение, потребность в реализации своих потенций. Отсюда следовал вывод: рабочего нельзя рассматривать как простого исполнителя, ему следует доверять, с ним надо советоваться и предоставлять в рамках его работы максимальную свободу, побуждать к обучению других и добиваться того, чтобы он видел в конечном продукте результат своего труда.

Один из моментов, предотвращающий стагнацию общества, затвердевание его в виде какой-либо «нерушимой» структуры в современном, преимущественно западном, мире является его поразительная мобильность. С позиции индивидуума это означает способность менять место работы и профессию, определяемую широтой образования и интересов, гибкостью ума.

Д. Глогер перешел в биологию, получив Нобелевскую премию за работы в области физики.

Жан Пиаже в 15 лет опубликовал научные работы по моллюскам, получил степень доктора философии совсем в иной области, а затем стал одним из самых знаменитых психологов.

Г. Эккенер (вместе с Цеппелином) был создателем первых дирижаблей и воздухоплавателем, но затем получил диплом доктора философии за работы по психологии.

Мобильность территориальная, профессиональная и служебная, очень характерная для США, в гораздо меньшей мере типична для Англии, где система образования очень специализирована, и почти совершенно отсутствует в Японии, где в промышленном и деловом мире молодой человек со средним или высшим образованием поступает пожизненно на работу (в государственную или частную фирму), на которой, постепенно повышаясь по должности и жалованию, он остается до 55 лет, то есть до автоматического перехода на пенсию. Его исходное положение и темпы подъема определяются отметками в колледже и уровнем колледжа, который он окончил. Лишь одна японская фирма, притом специализирующаяся на электронике, стала систематически приглашать к себе на работу особенно способных людей из других фирм на высокие должности. Но основная масса японских предпринимателей пока решительно отвергает такую подвижность.

Существует, однако, мнение, что технологический разрыв между США и Западной Европой как раз и вызван в значительной мере тем, что в США идет гораздо более интенсивный обмен специалистами между лабораториями, между профессиями, между государственными, промышленными и университетскими учреждениями, то есть гораздо больший обмен идеями и людьми и гораздо больший объем междисциплинарной работы. Другой причиной является то, что высокая мобильность обеспечивает чрезвычайно интенсивный отбор по уровню способностей, по предприимчивости.

Особым проявлением мобильности является иммиграция. Уолфл отмечает, что около четверти интернов в США и около трети врачей окончили зарубежные медицинские школы: хотя часть их возвращается на родину, ежегодно в США прибывает 1200 врачей, а в науке и технике иммигрантов, получивших высшее образование в других странах, более 5%. Впрочем, за тот период, когда Соединенные Штаты получили в результате иммиграции 372 000 специалистов и инженеров, Канада приобрела 146 000, а Швеция 90 000. В Швеции иммигранты составили 11,5% лиц с университетским образованием, 13,5% со званием магистра, 19% лиц со званием доктора. Немало хорошо образованных иммигрантов получили Австралия и ФРГ. Израильский министр образования назвал уезжающих из Израиля ученых и инженеров изменниками. Однако исследования показали, что основной причиной эмиграции является невозможность людям с высшим образованием получить ту работу, которую они способны выполнять и в которой нуждалась бы страна. Эмиграция специалистов вызывается не столько поисками работы с большим заработком, сколько стремлением приложить свои силы и знания именно в профессиональной сфере. Установить истину не трудно, но в США до сих пор считается, что главным приобретением для Америки в результате Первой и Второй мировых войн является обретение немецких патентов и импорт немецких ученых.

То, что развязывание индивидуальной творческой инициативы становится основной задачей, очень показательно. Таким образом, именно базис, производство, потребности общества исключают принцип единственной пирамиды, пирамида – будь она даже создана на основании показателей коэффициента интеллекта или его будущих вариантов – оказывается совершенно неудовлетворительной. Обществу нужны не пирамиды и даже не тысячи пирамид, а гораздо более сложная структура с наилучшим человеком на должном месте.