По Серебренникову

В специальной лингвистической литературе уже было справедливо указано на то, что «вопрос об языковой изменчивости, представляющей постоянное качество языка, является вопросом о сущности языка». Изучение языка как исторически развивающегося объекта и основных особенностей языковых изменений представляет поэтому важную часть исследования форм существования языка и тесно смыкается с описанием его сущностных характеристик. Естественно в связи с этим, что подлинное понимание природы языка немыслимо вне постижения тех разнообразных типов движения, которые в нем наблюдаются. Вслед за Соссюром многие исследователи отмечали, что языковая изменчивость находит свое объяснение не в том, как устроен язык, а в том, каково его назначение. И, действительно, языки не могут не меняться прежде всего по той простой причине, что в основе актов коммуникации, средством практического осуществления которых и является язык, лежит отражение человеком окружающей его действительности, которая сама находится в постоянном движении и развитии. Однако импульсы изменений исходят не только от исторически изменяющейся среды, в которой функционирует тот или иной язык. Процесс становления живого языка, его совершенствования никогда в принципе не прекращается, завершаясь, собственно, только тогда, когда сам этот язык перестает существовать. Но процесс созидания языка не исчерпывается ответной его перестройкой в связи с материальным и техническим прогрессом общества,— он предполагает также необходимость усовершенствования языковой техники и включает устранение противоречий, или даже дефектов, существующих в организации конкретных языков. Нельзя поэтому не признать, что по крайней мере часть изменений носит терапевтический характер, возникая в силу внутренней необходимости перестройки языкового механизма. Частным случаем такой перестройки может явиться изменение, вызванное несовершенством данной лингвистической системы или несовершенством отдельных ее звеньев. Наконец, ряд изменений можно связать непосредственно с воздействием одного языка на другой. В общем виде возможно, следовательно, констатировать, что перестройка языка может, протекать под влиянием двух разных движущих сил, из которых одна связана с назначением языка и реализацией коммуникативных нужд общества, а другая — с принципами организации языка, с его воплощенностью в определенную субстанцию и его существованием в виде особой системы знаков. Язык проявляет вследствие этого двоякую зависимость своей эволюции — от среды, в которой он существует, с одной стороны, и его внутреннего механизма и устройства, с другой. С признанием этого обстоятельства связана и классификация основных причин изменений, предлагаемая ниже. В эволюции любого языка указанные факторы тесно переплетаются и взаимодействуют. Исследование причин, направления и форм языковых преобразований представляет поэтому проблему большой сложности. Параллельно языковым изменениям, обусловленным воздействием внешней среды, выделяются изменения, не обусловленные внешними причинами, что позволяет говорить об относительной самостоятельности развития системы языка; с другой стороны, и развитие системы языка осуществляется до известной степени независимо от некоторых частных сдвигов и обособленно от них.

Несмотря на разнообразие причин, вызывающих языковые изменения, им всем присуща одна примечательная особенность. Наряду с тенденцией к изменению языка и совершенствованию его системы здесь постоянно прослеживается мощная тенденция к сохранению языка в состоянии коммуникативной пригодности, которая нередко сказывается в противодействии начинающимся преобразованиям. Всем процессам перестройки в языке обычно противостоят своеобразные процессы торможения, направленные на закрепление и консервацию имеющихся языковых средств и препятствующие наступлению резких перемен. Отсюда особые темпы развития языка, не одинаковые для разных участков его строя — фонетики, лексики, грамматики и т.п.; отсюда большая или меньшая подверженность изменениям на разных уровнях (ср. наибольшую подвижность фонетического строя, что заставляло нередко подчеркивать его революционизирующую роль в общей перестройке языка; отсюда возможность обособленного развития разных сторон языкового знака. Отсюда, наконец, и специфический характер динамической устойчивости языков, позволяющей при значительных изменениях в отдельных частях системы сохранять тем не менее ее общее тождество самой себе в течение длительного времени.

Уже В. фон Гумбольдт подчеркнул, что правильный подход к языку означает его понимание не как вещи, а как самой созидательной деятельности. Однако язык в каждый момент своего существования представляет собой и деятельность, и исторический продукт этой деятельности. В объектах такого рода следует принимать во внимание два разных кинематических процесса — процесс генезиса объекта и процесс его функционирования. Понятие исторического развития языка неполно без воссоздания закономерностей обоих этих процессов, ибо любое изменение начинается в речевой деятельности. Изменчивость языка — и предпосылка, и результат речевой деятельности, и условие и следствие нормального функционирования языка. Язык представляет собой целостное единство устойчивого и подвижного, стабильного и меняющегося, статики и динамики.

Указанная двойственность языка коренится прежде всего в причинах функционального порядка: она связана тесно с его ролью и положением в человеческом обществе. С одной стороны, чтобы удовлетворять новым потребностям, постоянно возникающим в человеческом обществе, в связи с общим прогрессом науки, культуры и техники, язык должен не только воспроизводиться, но и, приспосабливаясь к новым потребностям, видоизменяться. Ни одна сторона языка не остается в конечном счете вне обновления и вне совершенствования. С другой стороны, все подобные наступающие сдвиги должны быть не только социально мотивированы и социально апробированы, но и социально ограничены. Интересы общества требуют, чтобы никакие преобразования, происходящие в языке, не нарушали возможностей взаимопонимания между членами коллектива, принадлежащими к разным поколениям или социальным группировкам. Преемственность поколений (а в неменьшей степени, по-видимому, и фактор социальных связей) выступает поэтому как сила, препятствующая наступлению каких бы то ни было резких скачков и внезапных кардинальных перемен. Языковые изменения совершаются, как правило, более или менее постепенно. Их распространение связано с определенными временными границами (ср. связанный с этим объективным свойством языковой изменчивости метод глоттохронологии, или лексико-статистический метод датировки доисторических дивергенций внутри праязыковых единств). «На каждом отдельном этапе языкового преемства, — писал Е. Д. Поливанов, — происходят лишь частичные, относительно немногочисленные изменения», принципиальные же преобразования «мыслимы лишь как сумма из многих небольших сдвигов, накопившихся за несколько веков или даже тысячелетий, на протяжении которых каждый отдельный этап или каждый отдельный случай преемственной передачи языка (от поколения к поколению) привносил только неощутительные или мало ощутительные изменения языковой системы». Вместе с тем меняющиеся нужды общества постоянно диктуют создание новых средств, необходимых для выражения новых понятий и идей, для эффективного обмена ими, для передачи возрастающего потока информации и ее хранения. Развитие языка протекает поэтому как борьба двух противоположных тенденций — за сохранение и стабилизацию существующей системы языка, с одной стороны, и за ее адаптацию, преобразование, совершенствование, с другой. Объективное существование двух этих разнонаправленных тенденций ярко отражено в таком явлении, как варьирование.Так, именно относительная устойчивость системы языка оказывается залогом создания любых языковых, в том числе литературных норм. На этом основана возможность кодификации языковых явлений. На стабильности языка базируется возможность поддерживания и сохранения всевозможных традиций. Относительная стабильность, как мы уже отмечали выше, обеспечивает беспрепятственную передачу языка от одного поколения к другому. Напротив, подвижность языка и его способность изменяться разрешают языку выполнять все более и более сложные и разнообразные функции, способствуя совершенному отражению все более и более сложных явлений окружающей действительности, и перестраиваться постепенно вместе с перестройкой того общества, которое обслуживает язык. О том, какие прямые и опосредованные корреляции возникают при этом, наглядно свидетельствует, например, серия работ, посвященных развитию русского языка в советском обществе, т. е. за послереволюционный период.

В настоящее время целесообразно вернуться еще раз к обсуждению вопросов, касающихся сочетания в развитии языка черт статики и динамики и, в частности, связанных с изучением соотношения статики и синхронии, с одной стороны, и диахронии и динамики, с другой с тем, чтобы прежде всего сделать надлежащие выводы из того факта, что диахрония не только динамична, но и стабильна, а синхрония, напротив, не только статична, но и динамична. Неотъемлемой проблемой диахронической лингвистики, направленной на изучение языка как исторически развивающегося явления, становится поэтому, во-первых, проблема устойчивости, стабильности языка во времени и распознавание ее причин. Соответственно этому, исследование языковых изменений может быть признано, но только одной из областей — хотя и весьма существенной — исторической лингвистики.

Можно также подчеркнуть, с другой стороны, что новое понимание задач диахронической лингвистики означает, как это формулирует Э. А. Макаев, «вскрытие и показ взаимозависимости и соотносительности всех элементов языковой системы на любом этапе развития языка, включая их праязыковое состояние». В этом смысле существенную помощь исторической лингвистике может оказать синхронный анализ. Так, например, он оказывается незаменимым в том случае, когда нам необходимо сделать выводы диахронического порядка на основании такого фактического материала, когда невозможно его сравнение с другим текстом и когда мы по объективным причинам не можем прибегнуть ни к ареальной лингвистике, ник лингвистической географии, ни к глоттохронологии. Таким образом, применение синхронного анализа в диахронии позволит по-новому поставить и решить такие диахронические задачи, как задачи реконструкции, в частности, внутренней реконструкции.

Использование принципов синхронного анализа в диахронии позволяет поставить в новом ракурсе и вопрос о языковых изменениях. Это касается в первую очередь понимания места изменений в развивающейся, то есть динамической системе. Это относится также к вопросу о том, может ли система языка как таковая выступать в виде движущей силы в развитии языка. Это касается, наконец, направления языковых изменений и характера их протекания.