Новое время» А.С. Суворина как новый тип газеты: творческие, технические, маркетинговые новации редактора

Газета не менее преуспевающего журналиста-издателя Суворина «Новое время» также в период войны 1877—1878 гг. заметно увеличила круг своих читателей. Петербургская бюрократия, офицерство, значительная часть интеллигенции стали подписчиками этой газеты. Постоянная критика военного руководства, администрации, широкая внутренняя и иностранная информация, острая постановка некоторых нравственных проблем в статьях Розанова, интересная беллетристика благодаря участию А.П. Чехова создавали несомненный успех изданию. Розничная продажа, реклама способствовали росту тиража. Суворин полностью отрицал необходимость каких бы то ни было радикальных выступлений интеллигенции, студентов или рабочих и постепенно, сохраняя внешний радикализм, становился идеологом самодержавно-бюрократического, буржуазного государства, шел параллельным курсом к правительству и помогал ему.

Алексей Сергеевич Суворин, родился в 1834 году в семье бывшего участника Бородинского сражения, государственного крестьянина, дослужившегося до капитана, что дало возможность поступить Алексею в Михайловский воронежский кадетский корпус, а затем в Константиновское военное училище.

 

Военного из Суворина не получилось, было желание продолжать учение в университете, но средств не оказалось, и он вернулся в Воронеж, учительствовать. Суворин преподает историю и географию в Воронежском уездном училище, в двух женских пансионах и имеет частные уроки. Судьба ли, литературные ли увлечения, но в Воронеже составился постепенно кружок, душой которого стал преподаватель русского языка М.Ф. Де-Пуле и поэт И.С. Никитин, с которым Суворин видится ежедневно в его магазине, просматривая книжные новинки столиц.

 

Особая атмосфера царила в редакции «Нового времени», когда еще Суворин был в силах. Алексей Сергеевич говорил: «Настоящий редактор не должен покидать газету ни на минуту», «дверь редакторского кабинета должна быть всегда открыта для кого угодно». И действительно: все, что приходило в редакцию, — все неизменно и внимательно прочитывалось, более того, был принят хороший литературный стиль (это шло от Суворина), и все тщательно исправлялось перед набором. Случались и курьезы: однажды, придя вечером в редакцию, Алексей Сергеевич видит, что нахмуренный субредактор Россаловский исправляет какую-то заметку, Суворин наклоняется, смотрит, и вдруг на всю редакцию раздается: «Послушайте, голубчик Россаловский, вы лучше бросьте. Ведь Лев Толстой, ей-Богу, лучше нас пишет».

 

Журналистский азарт и пристрастие питал Суворин к литературным новостям, слухам и скандалам. Как-то это уживалось в нем одновременно: хороший литературный вкус (это отмечали все, даже недоброжелатели из демократов) и страсть к скандальному факту из области литературных кулуаров. У нас все больше любят, если выбрал героя — нарисовать его либо черным, либо белым, трудно, видимо, описать человека со стороны, либо любишь — и тогда он хорош, либо не любишь — и тогда он плох. Так получилось и с Сувориным. Была, была в Алексее Сергеевиче этакая любовь к столоначальникам, да он от нее и не отказывался. Но мог он и бросить все, плюнуть и со слезами идти за гробом Чехова, нежно и трогательно им любимого. И Лесков, его давний друг еще по Москве, начинавший в «Русской речи», писал, упрекая: «Зачем все известия о приезде «действительных статских советников» печатаются, а непристойным считается известить о приезде Чехова? Это уже Ваше, редакторское пренебрежение. Пусть бы люди знали, что литераторы достойны внимания не менее столоначальников департамента. Прикажите быть к ним внимательнее, — это даст тон и другим, не умеющим ничего придумать. Вам это часто удавалось». «Вам это часто удавалось» ведь тоже было в Суворине.

 

Особенно трогательные отношения сложились у Суворина с Чеховым. В течение жизни они много переписывались, и Чехов искренне высказывался в письмах обо всем, что делал и писал Суворин, о его пьесах, из которых более всего ценил «Татьяну Репину» и «Вопрос», считая, что жизненного материала и чувства слова у Алексея Сергеевича хватит и на роман, и всячески советовал ему писать крупную вещь.

 

Как и многие литераторы, он был обязан Суворину тем, что тот поддерживал его в финансовых неурядицах. Одним из первых Суворин угадал в Чехове крупную величину в литературном мире и начал печатать его рассказы на страницах «Нового времени» без ограничений и жестких рамок времени. И даже в то время, когда Чехов был не согласен с позицией газеты (конец 90-х годов), он писал Суворину: «У деловых людей есть поговорка: живи — дерись, расходись — мирись. Мы расходимся мирно, но жили тоже очень мирно, и, кажется, за все время, пока печатались у Вас мои книжки, у нас не было ни одного недоразумения. А ведь большие дела делали. И по-настоящему то, что Вы меня издавали, и то, что я издавался у Вас, нам следовало бы ознаменовать чем-нибудь с обеих сторон».

 

Для Чехова Суворин был исключительно интересным собеседником: его необыкновенная начитанность, интерес к литературной и театральной деятельности, философический склад ума не могли не привлекать к себе. Но при этом он всегда отделял Суворина-газетчика от Суворина-литератора и Суворина-издателя, делающего великое для России дело. Обсуждая в переписке издательские дела или «Маленькие письма» (под таким названием печатались в «Новом времени» передовые статьи Суворина на злобу дня), Чехов как бы не замечал других сотрудников «Нового времени», а уж если поминал кого, то недобрым словом.

 

Прогресивное направление и умение возбуждать общественное мнение, слушать его пульс — вот то, за что ценил Чехов Суворина-журналиста, но умение угодить властям предержащим редко находило в нем отклик, о чем он и отзывался в письмах честно и нелицеприятно: «Либеральное вам всегда чрезвычайно удается, а когда пытаетесь проводить какие-нибудь консервативные выражения (вроде «к подножию трона»), то напоминаете тысячепудовый колокол, в котором есть трещина, производящая фальшивый звук». И после смерти Чехова старик Суворин по мере сил не оставлял семьи его; некоторое время должность управляющего контрагентства железных дорог занимал брат Антона Павловича — Михаил, успешно справлявшийся со столь запутанными финансовыми делами конторы.

 

Вообще финансовая и организаторская сторона издательского конгломерата была крайне сложной. Она немало мешала Суворину как литератору: необходимость все время следить за подпиской, держать нос по ветру, уметь определить читательский интерес раньше его рождения — вот что такое популярность «Нового времени». И как бы его ни бранили на всех углах и перекрестках, строгий принцип «газеты для всех» (так незаслуженно перевернутый Салтыковым-Щедриным в «чего изволите?») осуществлялся всегда, даже тогда, когда Суворин фактически отошел от дела. Набравшая 15 тысяч подписчиков в годы русско-турецкой войны, газета неизменно держалась в лучшие свои годы 35 тысяч.

 

Трагедия семьи Суворина, его сложные отношения с сыновьями и их паразитирование на теле газеты фактически погубило «Новое время», что бывало не раз в России, где многие хозяйские сынки, вступавшие в дело лишь благодаря своему рождению и наследованным правам, благополучно уничтожали все сделанное отцами. Самый талантливый сын Суворина, Алексей, вконец поссорившийся с отцом и основавший другую газету, «Русь», писал об этом поистине трагическом положении дел: «Для того чтобы получать десятки тысяч дохода, надо иметь в себе нечто другое, кроме убеждения, что газета — это лабаз, а редактор — наследственный лабазу хозяйский сын». Газета при Суворине держалась на умении привлечь таланты и заставить их работать на себя, на непризнании узких партийных рамок, недаром он называл свою газету «парламентом» и не стеснял сотрудников «направлением», отчего на ее страницах нередко возгорались ожесточенные споры даже между постоянными сотрудниками. Газета держалась и на хлесткой литературной, театральной критике, и на отклике на любой мало-мальски скандальный повод, и на самом Суворине-журналисте с его «Маленькими письмами»-передовицами, и на организованной внелитературной среде. В эту среду входили и заключенный контракт с железными дорогами на продажу газет и книг, и объявления, приносящие стабильный доход (к ним особенно имела претензии демократическая пресса), и особые магазины по стране, и организация Товарищества с кредитами крупнейших банков и вкладами солидных пайщиков, и хорошо поставленное типографское дело с новейшими печатными машинами, выписанными из-за границы, и даже то, что Суворин редко когда экономил на гонорарах.

 

Так, только благодаря умело организованному типографскому производству удалось Суворину не только печатать свою газету с приложениями, но и приступить к выпуску книг, что позволило в дальнейшем профессору Кирпичникову назвать его «Наполеоном книжного и издательского дела России». При типографии была открыта первая в России частная школа типографского дела, в курс которой входили и иностранные языки. За весь период существования, с 1884 по 1911 год, школа выпустила 320 учеников, многие из которых влились в ряды служащих типографии. Особо отметим социальные гарантии, принятые для тех, кто работал над газетой: служащие типографии, магазина и конторы «Нового времени» образовали в 1898 году Ссудно-сберегательное и Взаимно-вспомогательное товарищество, похоронную кассу, основной капитал для которых был дан Сувориным. Кроме того, для них была устроена бесплатная амбулатория с выдачей лекарств.

К газете были присовокуплены и еженедельные литературные приложения, сначала «Еженедельное Новое время», «Литературный журнал», а впоследствии их заменил журнал «Исторический вестник», издаваемый с 1880 года С.Н. Шубинским.

 

Журнал этот был знаменит, а Алексей Сергеевич, несмотря на то, что во многом расходился с Шубинским, всегда ценил его и полностью доверял его знаниям и вкусу.

 

Кроме этой серии, Суворин основал еще «Научную дешевую библиотеку» и «Новую библиотеку». Пристрастие к истории и забота о распространении исторических знаний, особенно об истории своего Отечества, сказались и на обилии исторических исследований и романов, издаваемых А.С. Сувориным. Среди них почти все ценные сочинения иностранцев о Древней Руси, иллюстрированные истории Петра Великого и Екатерины II Брикнера, «Император Александр I», «Император Павел I», «Император Николай I» Шильдера. Кроме дешевых изданий массового тиража, печатались и уникальные художественные издания, роскошные по тем временам «Дрезденская галерея», «Лондонская галерея», «Императорский Эрмитаж», Рембрандт, «Историческая портретная галерея», «Палестина» сына Суворина, Алексея.

 

Гордость Суворина составляли и справочные издания, выходившие ежегодно и являвшие собой серьезное подспорье деловому Петербургу и Москве — «Весь Петербург», «Вся Москва», «Вся Россия» и уже упоминавшийся «Русский календарь».

 

И, конечно, многое было сделано Алексеем Сергеевичем для русской литературы, для знакомства с ней именно широких слоев русской публики. Он издавал произведения Апухтина, Баратынского, Белинского, Валишевского, Веневитинова, Гнедича, Гоголя, Грибоедова, Григоровича, Данилевского, Дельвига, Достоевского, Жуковского, Загоскина, Капниста, Карамзина, Кольцова, Костомарова, Крылова, Кукольника, Лермонтова, Ломоносова, Лескова, Максимова, Одоевского, Плещеева, Радищева, Рылеева, Сологуба, Сумарокова, Л.Н. Толстого, Фонвизина, Чехова, Языкова. И это лишь выборочный список, но каков охват!

 

Отечестволюбием как отличительной чертой характеризовалась вся трудовая жизнь Суворина.

 

Пробуждение русского самосознания, гордость за то, что ты русский человек, — вот что долгие годы составляло заботу Суворина. Мало кто мог бы его упрекнуть в нежелании пользы России, как он ее понимал. И даже его идейные, политические враги ценили в нем эту упрямую стойкость и прямоту стояния за Россию. В одном из поздравлений к его юбилею были и такие слова: «Милостивый государь Алексей Сергеевич! В этот «судный» для вас день, когда суд читающей России постановил: удостоить вас торжественного чествования за то, что вы посвятили весь уделенный вам крупный талант на 50-летнее дельное и стойкое служение своим убеждениям, мне — еврею-националисту, т.е. сионисту — приятно повторить то, что я сказал вам в день нашей первой встречи:

 

Как еврей, я ваш непримиримый враг, но такому врагу, как вы, приходится только завидовать и подражать, если умеешь! Жму вашу руку. Н. Рубинштейн».

 

Дело русского пробуждения в России часто являлось одновременно делом и неблагодарным, и невыгодным. Мало кто мог сочетать и то и другое в свою пользу. Пожалуй, А.С. Суворин был одним из тех немногих энергичных людей, кому эта задача оказалась по плечу. Его судьба — это путь многих русских, путь от молодого задора демократической юности к умеренной и осторожной, спокойной и уверенной зрелости. Такая трансформация не имела причин трусости или изменений в возрастном воспитании. Это был вполне закономерный исход русской интеллигенции из революционного угара ради службы Отечеству. Так же, как и закономерен был и ее уход в революцию. Каждый выбирал такую Россию, в которую он верил, каждый служил ей по-своему, если служил, и вряд ли стоит сейчас судить, чей путь оказался правильнее. Судия у всех у нас один, а потому этот несомненно талантливый человек, отдавший России и ее пользе, как он понимал таковую, многие годы, заслуживает уважения своих потомков.

 

«Я разбираю себя строго в последнее время, — писал Суворин художнику Крамскому, — я хочу в своем уме подвести итоги того, что я такое. Конечно, никто самому себе не судья. Однако никто себя так не знает, как сам же человек. Есть черты дурные, есть черты и хорошие. Дурные все от бесхарактерности, от отсутствия выдержки, от какой-то задней мысли, которая мешает быть вполне искренним… В литературной деятельности я никому не изменял, но моя смелость зависела от атмосферы… Кто поставлен был в такие тиски, как современный журналист, тот едва ли выйдет сух из воды. Провинность я за собой чувствую, как журналист, но если я удостоюсь того, что моя деятельность будет когда-нибудь оценена беспристрастно, то я уверен, что в результате будет плюс. Как издатель, я оставлю прекрасное имя. Да, прямо так и говорю. Ни одного пятна. Я издал много, я никого не эксплуатировал, никого не жал, напротив, делал все, что может делать хороший хозяин относительно своих сотрудников и рабочих. Тут судите человека, у которого есть сердце, есть доброта и простота даже. Рабочие типографские, которых больше 200 человек, поставлены в хорошие условия, такие, какие едва ли в какой типографии существуют. Я завел типографскую школу бесплатно, которая отлично идет и которая стоит мне до 3000 вгод. Газета дает до 600 тысяч в год, а у меня кроме долгов ничего нет, то есть нет денег. Есть огромное дело, которое выросло до миллионного оборота, но я до сих пор не знал никакого развлечения, никаких наслаждений, кроме труда самого каторжного. Расчетлив я никогда не был, на деньги никогда не смотрел, как на вещь, стоящую внимания…

 

Никому другому, кроме Вас, я бы этого не написал. Если в моем сердце есть частица добра, она должна быть и в физиономии».

 

Каторжный труд А.С. Суворина так до основания еще не понят и не разобран потомками. Это еще предстоит сделать, сделать с любовью к личности крупной, объемной, а не так, как это сегодня сделано во многих изданиях, посвященных ему. Сделано — с желанием закрыть тему служения, поставив вместо нее тему карьеры, (Е. А. Динерштейн. А.С. Суворин. Человек, сделавший карьеру. — М.:РОССПЭН, 1998), преследуя целью очернить его и его труды. Удивительная нелюбовь через сто семьдесят лет! Пожалуй, следует еще назвать тех, кому такая ненависть тоже показалась кощунственной — земляков А.С. Суворина. Они в ответ на книгу Динерштейна и иже с ним выпустили в Воронеже замечательный сборник-свидетельство «Телохранитель России. А.С. Суворин в воспоминаниях современников»

 

"нигилистическом" направлении журнала, стремлении поносить все и вся, поскольку невеждам всегда нравится ругать то, в чем они не разбираются, спорить о том, чего не понимают, и охаивать все то, что создается другими. По словам Суворина, в "Современнике" нет "ничего, вызывающего на размышления, заманчивые заголовки статей и только... Рубрики существуют бог знает для чего. Это вывески над "лавочками", в которых именно нет того, что обозначено на вывеске" [18]. И в то же время в статье ощутимо сочувствие журналу, поддержка его направления, которое редакция вынуждена проводить "побочными путями". Он высоко оценивает роль и талант Чернышевского и Добролюбова, но явно с чужих слов определяет место Некрасова в руководстве журнала. Однако, боясь даже подозрений в симпатиях к "Современнику", заявляет, что не принадлежит к его "почитателям", а смотрит на журнал "беспристрастно", как на "необходимое явление".

Видимо, под влиянием книги маркиза де Кюстина вырабаты вается идеал Суворина - ограниченная монархия при равноправии граждан. Он не разделяет взглядов славянофилов, которые "желают сохранения целиком старых государственных начал и отвергают европейскую цивилизацию". В то же время он "не поклонник "Современника", не поклонник "Рус[ского] вестника", а поклонник старых государственных начал, просветленных европейской цивилизацией и наукой, с некоторой долей социализма" [19].

Несмотря на противоречивость приведенных высказываний и их нарочитую аффектацию, по ним можно судить, что выше всего Суворин ценит в журналисте убежденность и независимость.

Был ли до конца искренен Суворин в своей исповеди Де-Пуле, судить трудно, тем более, что он не мог исключать возможность прочтения писем "почтовыми цензорами" [20]. И как в воду глядел!

Его письмо от 7 мая 1861, в котором он сообщал своему адресату о совещании журналистов у Каткова с участием Чернышевского и событиях в Польше, оказалось не в архиве Де-Пуле, а в руках полиции. Высказанные в нем мысли кардинально отличаются от взглядов, пропагандируемых впоследствии его газетой "Новое время". "В Польше, - писал Суворин, - делались такие ужасы, которых вы себе представить не можете. Все лучшие люди здесь сочувствуют полякам и желают совершенно отторжения Польши. Ведь она нам-то собственно никакой выгоды не приносит, потому что для Польши Россия собственно держит 200 т[ысяч] войска. Вы не этого мнения. Не знаю, почему Вы держитесь за Польшу, словно это невесть какой лакомый кусочек для России" [21]. К сказанному остается добавить, что и более ранние публикации Суворина, помещенные в петербургской газете "Русский дневник" (январь - июль 1859), носили резкий, обличительный характер, говорили о дикости провинциальных нравов, казнокрадстве и злоупотреблениях властей, из-за чего, собственно, ему и пришлось просить редактора газеты П.И.Мельникова-Печерского печатать их анонимно [22].

После закрытия "Русской речи" в начале 1862 (из-за недостатка подписчиков), Суворин не сошел с журналистской стези. Оставшись без постоянных заработков, он по предложению председательницы Общества по распространению полезных книг графини А.П.Строгановой взялся написать цикл популярных брошюр "Рассказы по русской истории" и подготовил три книжки: "История смутного времени", "Ермак Тимофеевич, покоритель Сибири", "Боярин Матвеев". Первая была запрещена министром внутренних дел весной 1862 года".

Гнев свыше навлекла и третья брошюра, вышедшая в 1864. В следующем году Министерство народного просвещения безвозмездно разослало ее по народным училищам. На беду Суворина ею заинтересовался черниговский архиепископ Филарет. По его мнению (которое он весьма резко высказал в письме к товарищу министра народного просвещения И.Д.Делянову) книгу Суворина следовало немедленно изъять, так как она "гасит в народе любовь к православию, верноподданнические чувства и проповедует женскую эмансипацию". В результате в июне 1866 Министерство просвещения направило в учебные округа специальное письмо, в котором рекомендовало изъять из обращения книгу [24].

Либералы восторженно приняли брошюру "Ермак Тимофеевич, покоритель Сибири" (М., 1863). "Книга г. Суворина найдет без сомнения многочисленных читателей", - писал рецензент "Вестника Европы". В особую заслугу автору ставилось то обстоятельство, что он, не ограничиваясь биографией героя, "пользуется каждым удобным случаем, чтобы изобразить внутреннюю картину того общественного строя, среди которого совершалась его деятельность". В противовес подобным высказываниям близкий к демократическим кругам журнал "Учитель" уверял читателя, что "ничего, кроме торжества грубой физической силы и хитрости" он не найдет в книге, на страницах которой "насилие, обман и несправедливость выставляются как похвальные качества, как героизм" [25].

Еще будучи сотрудником "Русской речи", Суворин печатался в демократической газете "Современное слово", "Современнике", "Отечественных записках" А.А.Краевского, журнале братьев Достоевских "Время". Даже в журнале "Ясная Поляна" Л.Н.Толстого промелькнула его фамилия. Имя его получило некоторую известность в литературных кругах, но найти постоянную работу в Москве он не мог. Однако были весьма выгодные предложения из Петербурга: вначале от Краевского - стать секретарем затеваемой им газеты "Голос", а затем еще более привлекательное - от редактора "Санкт-Петербургских ведомостей" В.Ф.Корша - занять там аналогичный пост.

Впоследствии Суворин объяснял свой выбор принципиальными причинами. На самом деле все обстояло значительно проще. Приехав летом 1862 в Петербург, он обо всем договорился с Краевским. Но, как потом, оправдываясь, писал последнему, его "сбили с толку наши переговоры, вяло тянувшиеся". Поэтому, получив от Корша "деньги вперед", за день до того как пришли "подъемные" от Краевского, он изменил своему первоначальному намерению и принял предложение редактора "С. -Петербургских ведомостей". Так, по крайней мере, он сам объяснял свое решение в октябре 1862 года [26]. На самом деле Суворин, вероятно, вел переговоры одновременно с двумя "хозяевами".

Выпавшие на долю издательства, а вернее, Суворина, испытания заставили его быть более осторожным. Книги, выходившие в дальнейшем под маркой этой фирмы, носили чисто популяризаторский характер и не вызывали опасений властей. Однако из-за последовавшей вскоре трагической гибели А.И.Сувориной деятельность издательства прекратилась.

Невольно напрашивается вопрос: что заставило Суворина, человека весьма честолюбивого, держаться в эти годы в тени? Скорее всего, свойственная ему осторожность. Боязнь гнева власть предержащих, надежда на их снисходительность к дамам-издательницам, на что он, как весьма популярный публицист, рассчитывать никак не мог.

Была, впрочем, еще одна причина, из-за которой Суворин предпочитал до времени оставаться в тени. В 1868 он задумал издавать совместно с В.И.Лихачевым ежегодник. В своих планах они шли еще дальше, мечтая о журнале или даже газете. Ежегодник должен был стать как бы пробой сил, но только в октябре следующего года Суворин решился приступить к его подготовке. Обращаясь за помощью к редактору "Правительственного вестника" Г.П.Данилевскому, он писал, что предполагает выпускать календарь универсального характера, состоящий из ряда разделов, посвященных литературе, искусству, политике, деятельности администрации, "фельетонного обозрения года", анекдотов и т.д. От адресата же он надеялся получить конфиденциальные сведения, касающиеся как отдельных лиц, так и редакции [46]. На сбор и обработку материалов ушло практически два года. Впервые "Русский календарь" вышел в конце 1871 (на 1872).

В предисловии к нему составитель писал, что рассматривает свое издание как справочную книгу, содержащую полный круг "сведений о России и данных для ознакомления с ее фактическими, экономическими и нравственно-политическими средствами в наличном их состоянии и причем сравнительно с такими же силами остальной Европы" [47]. Успех календаря превзошел все ожидания. Его появление было благосклонно встречено различными кругами русского общества. "Отечественные записки" аттестовали суворинское издание как

"первый опыт хорошего, осмысленного календаря <...> В календаре Суворина прежде всего выступает систематизация разработки сведений и выбор их. Читатель получает не просто голый факт, но и удовлетворительную его монографию, из которой узнает, каким путем добыта приведенная в календаре цифра, и, так сказать, осязательным образом убеждается, что цифре этой следует верить не потому, что она напечатана в календаре, но потому, что она взята из достоверных источников и потом проверена практически" [48].

Подобного же мнения держался и И.С.Аксаков, писавший Суворину в августе 1872: "Календарь Ваш пользуется вполне заслуженным успехом и лежит у меня на столе постоянно" [49].

Аттестуя себя сторонником плебейского демократизма и противником утопического социализма, Суворин достаточно точно указывал границу, разделяющую его с журналом. Со временем она обозначилась еще резче, хотя сам Суворин этого явно не замечал. Во всяком случае, благодаря Некрасова за хлопоты, он писал ему 18 декабря 1874: "Относительно "Отечественных записок" <...> по моему крайнему убеждению, я мог бы там работать лишь в том случае, если бы Вы были там единственным распорядителем: с Вами я бы сошелся вполне <...>" [69]. С такой же легкостью он готов был сойтись и с Краевским, о котором шла речь в этом же письме. Видимо, за прошедшие 14 лет взгляды Суворина на журналистику настолько эволюционировали, что он внутренне уже был готов стать под любое знамя, лишь бы оно вело к жизненному успеху.

Предшествующая история "Нового времени" ничем не знаменательна. Основал газету в 1868 бывший издатель "Виленского вестника" А.К.Киркор, в компанию с которым вошел Н.Н.Юматов, в прошлом редактор-издатель газеты "Весть". При них "Новое время" представляло, как писал А.С.Суворин, "интересы крупных землевладельцев Западного и Юго-Западного края". В 1870 Киркор был объявлен несостоятельным должником, и газета поступила на конкурс. В декабре 1871 за тысячу рублей ее приобрел бывший мировой судья Ф.Устрялов, пригласивший в качестве редактора И.Сухомлина, который "вскоре отказался от звания редактора, убоявшись, кажется, либерализма газеты. Назначен был новый редактор. Газета некоторое время издавалась тщательно, но г. Устрялов не вынес всей тяжести расходов и в 1872 заложил свою собственность. В 1873 г. Нотович взял газету в аренду, потом, в следующем году, купил ее и заложил одному петербургскому купцу. В ноябре 1874 г. Нотович продал газету г. Трубникову за 10000 рублей" [103]. Дальнейшее читателю уже известно.

 

Находясь на государственной службе, Лихачев не мог без специального на то разрешения стать официальным владельцем газеты. В то же время Суворин, чья литературная деятельность послужила основной причиной досрочного прекращения аренды "С. -Петербургских ведомостей" В.Ф.Коршем, не мог рассчитывать на благожелательное отношение Министерства внутренних дел к утверждению своей кандидатуры в качестве редактора. Да и формальная ответственность за направление газеты могла его сдерживать, как ведущего публициста. Поэтому компаньоны полюбовно разделили обязанности: Суворин до конца своих дней числился владельцем газеты, оставаясь все эти годы ее фактическим редактором, а Лихачев, ведя хозяйство газеты, был оформлен как официальный соредактор "Нового времени". Поскольку об истинном положении вещей знал довольно широкий круг лиц, так же, впрочем, как и о наметившихся к лету 1876 идейных расхождениях между компаньонами, Лихачев вынужден был объясниться с подписчиками. Обращаясь к ним, он писал, что "Новое время" приобретено не им, а Сувориным, почему последний и является единственным собственником газеты. По его словам, их близкая связь "с г. Сувориным и его семейством, и происходящие вследствие этого взаимные услуги - чисто личного свойства и доверия, а потому никакого отношения к содержанию и направлению газеты "Новое время" не имеют" [104].

Однако расторгнуть в тот момент соглашение компаньоны не рискнули, так как вложили все свободные средства в типографию и книжный магазин. При срочной ликвидации дела они понесли бы неминуемые убытки. Впрочем, какими-то незначительными средствами, чтобы расплатиться с Лихачевым хоть частично, Суворин, возможно, располагал, если они сохранились после реализации выпущенных им календарей и двухтомника избранных статей, а главное - выданного в свое время Коршем, сверх расчета, одного годового заработка, т.е. немногим более 3 тыс. руб. Но так или иначе, причитающиеся Лихачеву деньги были выплачены только во второй половине 1878 года.

Впоследствии "нововременские" историографы откровенно признавались, что "Лихачев приходился, пожалуй, не ко двору редакционному составу газеты и своим уходом только облегчил "Новому времени" возможность приобрести вполне определенную националистическую физиономию" [105].

Будучи человеком обеспеченным, Лихачев рисковал гораздо меньше, чем Суворин, который колебался, не зная, оформить сделку или нет. Только после настойчивых уговоров жены своего компаньона он наконец решился подписать условие (так, по крайней мере, объяснял он свои действия впоследствии). Суворина можно понять: оставшись вдовцом, он должен был думать о том, как прокормить пятерых детей, но устоять перед соблазном стать владельцем газеты все же не смог, и никакие издержки его не испугали. Н.М.Лисовский писал со слов Суворина, что расходы по газете за первые три года (1876-1878) составили 953116 рублей [106]. По мнению современников, в те годы таких капиталов никто из издателей, кроме Краевского, не имел "и не мечтал добыть" [107].

Основной капитал фирмы возрастал столь быстро, что в 1878 доля Лихачева в нем возросла с 10 тыс. руб. до 36 тыс. руб., которые и были возвращены ему по выходе из газеты. "Четыре года состояния головою города Петербурга не дали ему [т.е. Лихачеву. - Е.Д.] столько жалованья, сколько дало ему менее чем трехлетнее участие в "Новом времени"", - утверждал Суворин, от вергая упреки в несправедливом дележе прибыли. Он считал, что ни один из компаньонов ничем не обязан другому. Хотя, по собственному признанию, он и не касался хозяйства газеты, которым ведал Лихачев, но "зато практически целиком вел ее литературную часть" [108].

Программа новой газеты была несколько туманно сформулирована в передовой статье первого ее номера: "Мы с направлением откровенным <...>, - писал Суворин. - Такое мы сочинили в отличие от радикального, либерального и консервативного" [109].

Издатели рассчитывали, что "Новое время" будет отличаться от всех других газет не только необычностью своего направления, но и составом сотрудников [110]. Кроме известных либеральных литераторов, юристов, ученых, печатавшихся еще в "С. -Петербургских ведомостях" (К.К.Арсеньев, В.П.Буренин, В.Д.Градовский, В.О.Ковалевский, Д. де Роберти, В.Д.Спасович, В.В. и Д.В.Стасовы и др.), они предполагали привлечь к участию в ней крупнейших писателей: Л.Н.Толстого, Тургенева, Некрасова, Салтыкова-Щедрина и др. Сам по себе такой состав сотрудников служил прекрасной рекламой. В первый же месяц тираж газеты увеличился более чем в два раза и составил 3500 экз. (1500 экз. - подписка, 2 тыс. - розница), в то время как конкурирующий с ней "Голос" продавался в количестве всего 1500 экз. [111]. Уже летом 1876 один из сотрудников "Нового времени" отмечал, что газета "начинает иметь огромный успех. Оно веселее подлого "Голоса" и "Петербургских ведомостей"" [112].

Ожидания Суворина полностью оправдались. По словам современника, появление новой газеты "представлялось как бы праздником, торжеством обиженных над обидчиками. Первые нумера газеты покупались нарасхват, а люди, разделявшие взгляды коршевских "Ведомостей", в уверенности, что "Новое время" будет по характеру их продолжать, - спешили подписываться на них" [113]. Этому не следует удивляться, ведь даже Елисеев в цитированной статье соглашался с тем, что в "С. -Петербургских ведомостях" в годы коршевской аренды "появилось много и бесспорно хорошего, и полезного". А уж о либералах и говорить нечего. Тургенев так прямо и писал одному из своих русских корреспондентов, используя щедринскую фразеологию: "очень жаль старой "Пенкоснимательницы" - и особенно жаль фельетонов Незнакомца" [114].

Никто, конечно, не мог предположить, что "Новое время" явится не продолжателем "С. -Петербургских ведомостей", а наоборот - их антиподом. Никто не знал и какие мысли по этому поводу таились в голове Суворина. Во всяком случае, он ни с кем из близких ими не делился. В одном только он признавался откровенно: "Я давно стремился к тому, чтобы иметь литературный орган. И вот после пятнадцатилетнего скитальчества я наконец в своем доме" [115]. Примерно в тех же словах обосновывалась необходимость собственной газеты семейством Лихачевых. Уже после разрыва Е.О.Лихачева писала Суворину: "Когда основывалось "Новое время", мы трое, каждый кроме общего дома, видели в нем удовлетворение и какой-то личной мечты. Что до меня касается, то желая прежде всего помочь Вам осуществить мечту всей Вашей жизни, я в то время надеялась, - эти надежды разделял и муж, что оно даст нам постоянное, какое бы ни было занятие" [116].

Став единоличным владельцем газеты, Суворин быстро расстался не только со многими из бывших сотрудников, но и с либеральными идеями, сторонником которых долгое время считался. Редактор "Петербургского листка" А.А.Соколов, явно симпатизируя Суворину, объяснял случившееся просто и деловито: "Если бы Суворин продолжал проводить либеральные идеи, которые он проводил в качестве сотрудника "С. -Петербургских ведомостей", ему пришлось бы подвергнуть свою газету административным карам, даже может быть, подвести и под запрещение. Приходилось выбирать: или значительно поступиться своими прогрессивными идеями, или сохранить издание. "Новое время" выбрало путь более практический: оно понизило свое отношение к прогрессу.