Сказки Бажова Павла Петровича Биография Бажова Павла Петровича 19 страницаСпособ взимания пошлины, введенный татарами, был откуп, постепенно уступавший потом место взиманию через выборных людей (таможенных голов и целовальников). в) Регалии. Единственной регалией Московского государства надо считать питейную. Приготовление и продажа пива, меда и вина (водки) принадлежала исключительно правительству; общины и частные лица получали, в виде милости, право варить для себя питье в известные дни (праздники, свадьбы и т.п.). Число кабаков и место нахождения их было ограничено, а также и количество вина, потребляемого одним лицом (по 1 чарке). Управление этой регалией вверялось также общинами, которые избирали "верных голов и целовальников" на кружечные дворы и отвечали за недобор и злоупотребления выбранных. Общее управление кружечными дворами сосредоточивалось в приказе Новая четверть. Количество государственных доходов. В конце XVI в., по свидетельству Флетчера, весь доход Московского государства равнялся 1 430 000 руб. (прямые налоги 400 тыс., косвенные - более 800 тыс.); в середине XVII в. (по Котошихину) общий доход составлял 2 229 009 руб. (в том числе от сибирских мехов - 600 тыс., таможенных доходов - 500, кружечных - 100, судебных пошлин - 15 тыс.). 4) Военное управление Как в 1-м периоде, так и в Московском государстве вначале было только два рода войск: народное ополчение (пехота) и служилые люди - дворяне и дети боярские (конница). С середины XVI в. вводятся разные системы постоянных войск. а) Народное ополчение и посошная служба. В начале периода (в XIV в.) ополчение по древнему обычаю собиралось поголовно (и Мамаевом побоище будто бы участвовало до 400 тыс. русских ратников); даже в XV в. в отдаленных походах (на Кавказ в 1470 г.) участвовали и сурожане, суконники, купецкие люди и все москвичи, по их силе. Но с XV в. отправление этой повинности приводится к определенной системе - к посошной службе: поставка ополченцев (как и все другие повинности) разложена на сохи (с духовенства, черных людей, крестьян монастырских и церковных и с вотчин и поместий таких лиц, которые сами не могут явиться на службу); на месте происходит "разрубка ратников"; количество ратников с сохи определяется каждый раз особо, по мере надобности (в 1480 г. - по коню и по человеку с 4 сох; в 1495 г. - с 10 сох; бобыльские сохи ставили только пехотинцев). Иногда вместо сох эта повинность распределялась по дворам (в 1545 г. в Новгороде - по одному коннику с 3 дворов не тяглых и с 5 тяглых; с гостиных - с каждого двора по 1, сеуконнических - с двух). В 40-х гг. XVII в. и эта повинность распределяется по числу дворов. Общее число "посохи" в государстве в каждом случае было весьма различно (в Полоцком походе при Иоанне IV было 80900 чел. посохи). Сроки службы посошных людей в XVII в. были определяемы заранее - при призыве (например, в 1633 г. - 1 год; в 1637 г. - 8 месяцев и т.п.). Содержание ополчения и вооружение доставлялось теми же сошными людьми: псковичи в Полоцкий поход давали по 5 руб. конникам, а пешим - по 2; иногда отпускали корм натурой (те же псковичи в 1535 г.); каждому пищальнику "сохи" должны дать по ружью и по 12 фунтов пороха и свинца (порох производили земские люди сами), они же должны были поставлять для ополчения определенное количество телег и лодок. В посадах, а иногда и в селах (в Отдаленных уездах) ратная повинность перекладывалась на деньги (по 2 руб. со двора в XVII в.). б) Дворянские полки. Значение посохи постепенно ослаблялось с расширением границ государства и с успехами военного искусства (изобретением пороха). Поэтому внимание было обращено на прежние дружины, преобразованные в постоянные дворянские войска, вознаграждаемые вместо жалованья землями (поместьями): со 100 четвертей земли дворянин обязан быть сам на коне и с каждой следующей сотни четвертей ставит конника в своей свите. Перевес дворянских полков над ополчением совершился в начале ХV в. Но еще в XVI в. иногда числа ратников и дворян почти уравновешиваются (и походе 1568 г. на Литву было дворян 10309, ратников 7580). Флетчер насчитывает всех дворян, призываемых к оружию, до 80000. По вычислению Брикса, ко времени Михаила Федоровича одних детей боярских было до 300 000 чел. (из них 30 тыс. составляли гвардию, 65 тыс. ежегодно охраняли Оку.). Дворяне являлись с собственным вооружением. Сбор дворян совершался повестками от воеводы, или губного старосты, или городских приказчиков. Собирались в главные города воеводства. Вместо неявившихся ("нетчиков") отправлялись их дети и люди, а сами нетчики подвергались наказанию. Независимо от походов периодически производились "смотрины" (например, 1652,1660,1670, 1675, 1678 гг. и т.д.), на которых проверялась "людность, конность и оружность" дворян и записывались взрослые сыновья на службу: при трех сыновьях 1 - в полк, 1 - в городскую службу, а 1 оставался дома на хозяйстве. в) Постоянные войска. Уже в XVI, а особенно в XVII в. обнаружилась недостаточность дворянских полков для защиты государства (по отсутствию специального военного образования и по трудности созыва), в особенности же для хранения внутреннего порядка. Преимущественно для этой последней цели вел. кн. Василий Иоаннович утвердил в Москве два полка пищальников - конный и пеший; Иоанн IV умножил это число; при нем новое постоянное войско стало именоваться стрельцами; основной задачей его стала внутренняя полицейская служба. Это войско поселялось слободами вокруг Москвы и других городов и содержалось за счет казны, получая, кроме того, земли на общинном праве и праве торговли; в него рекрутировались вольные "охочие люди" всяких классов (преимущественно податных). Впоследствии московские стрельцы начали произвольно распоряжаться властью и, вместо охраны государства, сделалось его язвой (подобно римским преторианцам). Стрельцы составляли собственно пехоту. В XVII в. возникают другие специальные роды войск, а именно: регулярная конница - рейтары, образованная по иноземному образцу; в рейтары обязательно определялись самые бедные дворяне и отчасти даточные люди; постоянную конницу недворянскую составляли городовые казаки; тогда же возникла регулярная пехота - солдаты, преимущественно из тяглых людей. Эти роды войск, а также пушкари (артиллерия) поселялись в слободах вокруг городов на окраинах. Численность всех этих войск постоянно возрастала; так, стрельцов в 1578 г. в Литовском походе было 15119 (при 10 тыс. дворян и 7,5 тыс. ополчения; в 1634г. на южных границах их было 22 тыс. и в то же время под Смоленском 4500. Казаков при Алексее Михайловиче было 1500, наделенных землями и 5 тыс. - получавших жалованье. Рейтаров (по счету Брикса) в конце XVII в. было 40 тыс., драгун - 11500; поселенных солдат - 3 тыс., непоселенных - 10 тыс., московских выборных полков солдатского строя - 12 тыс. 5) Ямское и почтовое управление Из других видов управления следует обратить внимание тямскую повинность и управление. Первоначально снабжение подводами и проводниками княжеских гонцов или самих князей и их дружинников, а также доставление им корма во время проезда составляло общую обязанность всего населения, которая, однако, всей тяжестью падала на те населенные пункты, которые лежали на более проезжих путях. Эту тяжелую повинность сделали особенно памятной татары, отчего и станы стали называться татарским словом "ям" (см. в сборн. Мейера ст. О. Брожовского "Историческое развитие русского законодательства по почтовой части и Гурлянда "Ямская гоньба", стр. 34). Примерно в середине XV в. эта повинность была упорядочена так, чтобы она ложилась равномернее на все население: вместо станов устраиваются на больших путях ямы, т.е. почтовые дворы, состоявшие из жилых и хозяйственных построек, на расстоянии 30-40 и более верст один от другого. В них были поселены ямщики, выбираемые тяглым населением округа, приписанного к яму, в количестве 1-2 на каждом яме; на ямах были и дьячки для письмоводства и счетоводства. К ямам приписывались земли, иногда поля по 20 четв. и сенокосы, даже целые деревни. Поселенные ямщики, вероятно, лично не отправляли гоньбы, а лишь распоряжались ею; гоньбу вело окрестное население, которое обязано было ставить по очереди определенное количество подвод и проводников за прогоны по таксе (за 10 верст по деньге, а проводнику за 30 верст по 1 1/2 деньги; по Герберштейну, за 10-20 верст по 6 денег); прогонные деньги выдавало ямщикам правительство вперед при утверждении нововыбранного ямщика. Сами ямщики довольствовались, по-видимому, земельным наделом яма, а где его не было или он был недостаточен, то подмогой от населения. Для покрытия расходов на ямскую гоньбу со стороны государства служил специальный вид налога - "ямские деньги", известный во времена татарщины под именем "яма" (в XVI в. 10 руб. с сохи). Около середины XVI в. в системе ямской гоньбы была произведена реформа, естественно вытекавшая из прежней системы: население, вместо очередного отправления подвод на ямы, предпочитало пользоваться услугами охотников, которые вызывались (за вознаграждение) отбывать постоянно эту повинность за него. Правительство воспользовалось этим и организовало ямы через сосредоточение таких охотников в особых ямских слободах; в слободы ямщики обязательно набираются со всего населения (иногда по 4 чел. с двух сох; см. Рус. истор. библ., т. II). Для отдаленных окраин (Сибири) само правительство подбирало охочих людей внутри государства. Каждая слободка снабжалась известным количеством земли (из тяглых и пустых поместных); в XVI в. на каждого ямщика должно было приходиться не менее 4 десятин (в начале XVII в. до 8 дес.). Наделы нарезались и из частных порожних земель (с условием замены). Земля эта могла быть и населенной; в таком случае крестьяне подчинялись слободе (как лицу коллективному) так же, как на поместных землях - помещику. Дворы должны быть выстроены также волостями. Землей ямщики пользовались на общинном праве: "пашню пахать и сено косить повытно всем". Управляли слободой приказчик и выборный староста. Устройство каждой слободы укреплялось так называемой "строельной" или "устройной книгой". Лица, попавшие в ямщики, передавали свою обязанность и право наследственно; при запустении яма он наполнялся опять посредством нового набора с сох. Сохи давали ямщикам подмогу как при поставке ямщика - единовременную, так и ежегодно - постоянную (от 5 до 25 руб каждому). В XVII в. устройство ямов и выдачу жалования ямщикам правительство взяло на себя, а потому в XVII в. прежняя специальная подать, "ямские деньги", намного повышается (до 800 руб. с сохи), хотя параллельно существует другая ямская подать - "малая ямщина". Цель учреждения - исключительно государственная (а не общественная): препровождение правительственных гонцов и посланников (но не корреспонденции). Однако все высшие классы, будучи служилыми людьми, и духовные лица постоянно пользовались ямами законно или незаконно (см. ак. ист., V, N 25)*. Собственно почта (для передачи всякой корреспонденции) учреждена при Алексее Михайловиче в 1663-1665 гг. сначала по трактам в Вильну и Ригу; почты содержались по подряду иностранцами. ______________________ * В некоторых частях государства (преимущественно на северо-востоке) ямская гоньба заменялась "мирскими отпусками", т.е. наймом подвод от населения с передвижением их от волости до волости или до другого уезда. Это, вероятно, древнейший способ, уцелевший, однако, до XVII в. ______________________ 6) Меры государства относительно народного просвещения Московское государство не имело особых органов для управления народным образованием, ибо и самое образование не признавалось за государственную потребность до конца XVII в. Образование находилось под ведомством церкви и низших (приходских) общин. Государство лишь в некоторых случаях побуждало церковь более заботливо относиться к этой функции: так, Стоглавый собор "уложил по царскому совету" следующее: " в царствующем граде Москве и по всем градам протопопом и старейшим священником со всеми священники и диаконы, коемуждо к своем граде, по благословению святителя, избрати добрых духовных - священников и диаконов и диаков, женатых и благочестивых, имущих в сердцах страх Божий, и грамоте - чести и пеги и писати гораздовых; и у тех священников, и у диаконов и диаков учинити в домех училища, чтобы священницы, и диаконы, и все православные христиане в коемждо граде давали своих детей на учение грамоте, книжного письма и церковного пения и чтения налойного". Подобного рода, так сказать, центральные училища предназначались для специальной цели приготовления священников и причетников к церквам: "пришед в возраст достойным быти священническому чину" (Стога. 26). Гораздо большее значение имеет общее элементарное образование, дававшееся в каждой (по возможности) приходской общине и начавшееся ещё с введения христианства (см. выше). Здесь учителями было приходское духовенство; ученики набирались не только для образования, но и с целями призрения, из сирот и бобылей. Отсюда пополнялось приходское духовенство (по выборам прихожан); отсюда же выходили дьяки (земские и другие) и подьячие. Сущность этого образования заключалась в обучении чтению, письму (с XVII в. и счету), а также и закону Божию (по богослужебным книгам); к этому присоединялось сообщение всех сведений, которыми располагали тогдашние грамотеи: в азбуковниках того времени содержатся основные пункты вероучения, жития святых, извлечения из творений св. отцов, краткие словари, основные начала грамматики, иногда географии. Другая и главнейшая сторона этих школ есть воспитание: "пачеже всего учеников бы своих берегли хранили во всякой чистоте" (Стога., там же). Что касается действительной распространенности этого образования, то, конечно, до всеобщей грамотности было далеко (попадались безграмотные люди даже среди бояр); но зато достойно замечания количество грамотных в простонародии (как и ныне между раскольниками) и широкая распространенность тогдашних произведений литературы. В конце XVII в. в Москве учреждаются и проектируются училища для среднего и высшего образования (по образцу южнорусских братских училищ): и в 1649 г. возникло Андреевское братство, учрежденное Ртищевым; затем патриаршее Чудовское училище; с 1666 г. - Иоанно-Богословское училище. В них производилось "учение грамматики словенской и греческой, даже до риторики и философии". В 1682 г. появился проект Московской славяно-греческой академии (см. по вопросу о народном образовании наше исслед. "Государство и народное образование в России" - Журн. мин. нар. проев., 1874 г.). ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО Общий ход источников права в Московском государстве хотя и ведет к окончательному торжеству закона над обычным правом, но указывает, что законодательство старается лишь узаконить обычай. Установление произвольных норм начинается лишь с конца XVII в. Поэтому мы вправе называть Московский период временем равновесия закона и обычая. 1) Жалованные и уставные грамоты (XIV - XV вв.) В Московском государстве уже с XIV в. нет никаких следов действия Русской Правды (кроме одной - 55 статьи судебника 1497 г.). Напротив, несомненно, что византийские источники получают все более широкое применение благодаря возрастающему влиянию духовенства и расширению его имущества, но в светских судах они не могли иметь применения. Известны были в Москве и местные кодексы - Новгородский и Псковский, но, конечно, не имели силы закона. Итак, почти вся юридическая жизнь народа предоставлялась в продолжении двух столетий действию обычного праваи частной воли князей, не выраженной в письменной форме закона. Единственными письменными формами закона того времени были а) жалованные и б) уставные грамоты. а) Жалованные грамоты суть привилегии, или частные законы (priva lex). Начало их относится еще к 1-му периоду; кроме того, их особенности проникают отчасти в княжеские "уставы" того времени. Но вполне плодородная почва для развития этой формы закона появилась лишь в Московском государстве, когда власть была сосредоточена в лице великого князя, который стал единственным источником правовых норм. Число жалованных грамот того времени весьма велико и виды их разнообразны; уже Горбунов при своем исследовании "Льготные грамоты, жалованные монастырям и церквам" (арх. истор. и практич. сведений, 1860, I, V и VI), имея перед собою до 230 изданных таких грамот; ныне число изданных еще увеличилось, но большая масса остается неизданной (Мейчик в своей работе "Грамоты XIV и XV вв. Москов. арх. минист. юст.", М. 1883 г. указывает около 110 грамот того времени). Большая часть их дается монастырям и другим церковным учреждениям, меньшая - светским людям. По источнику пожалованья грамоты должны быть разделены на исходящие от великого князя и от церковных властей и князей служилых; но последние могут быть включены в число законодательных актов лишь тогда, когда пожалование укреплено государственной властью. Что касается предметов пожалования, то под названием "жалованных грамот" разумеется три рода совершенно различных актов правительственной деятельности: 1) жалованные грамоты в тесном смысле, т.е. дарственные акты на имущество от государства частным лицам; они содержат в себе пожалование недвижимого имущества, угодий и промыслов или укрепляют сделки на недвижимое имущество между частными лицами, а также между этими последними и князем. Такой вид грамот, как заключающий в себе совершенно частную норму, не имеет никакого значения в истории источников права, если только пожалование не соединяется с льготами. 2) Льготные грамоты (иммунитеты), т.е. содержащие в себе освобождение грамотчика от общих тягостей суда и дани; в них получавший жалование освобождается от суда местных властей (с подчинением суду князя), а лица, живущие в его имении, или вполне подчиняются суду своего землевладельца, или только частично (последнее гораздо чаще; обычно владельцу предоставляется суд, кроме душегубства, разбоя и татьбы с поличным). То же и относительно дани и повинностей в пользу местных властей и пошлин при проезде и перевозке товаров. По этому последнему признаку грамоты этого рода именуются обельными. Грамоты, содержащие полное освобождение, называются тарханами. Обе льготы (от суда и дани) могут быть даны раздельно, но большей частью соединяются вместе в одном пожаловании. Заключая в себе изъятия из общих норм, жалованные грамоты объясняют эти общие нормы лишь отрицательно, т.е. общим правом должно быть принято то, от чего освобождается грамотчик. Иммунитеты, или привилегии, занимают весьма важное место в истории общих источников права новоевропейских народов: при огромном количестве пожалований частный закон может стать общим, исключение - общим правилом; таким образом, права лиц всего высшего класса общества (который один и пользовался всеми гражданскими правами) превращаются из частных привилегий в общесословное право, а затем в общий закон. В Московском государстве этого не случилось, во-первых, вследствие того, что привилегии не были столь многочисленны и обыкновенны (как например, в Польше); во-вторых, потому, что содержание привилегий не было единообразно и одинаково полно и, наконец, в-третьих, твердость привилегий (сохранение их в потомстве) ничем не гарантировалась, хотя иногда в грамоте обозначается, что привилегия дается без отнятия; при жаловании частным лицам иногда не указывается, что в привилегии участвуют и наследники получившего пожалование; каждый новый князь мог взять пожалование назад. Поэтому при перемене князя и при вступлении в наследство получившего пожалование каждый раз приходилось обращаться с просьбой о подтверждении грамоты. То же было сначала и в иммунитетах Западной Европы, а также в Польше и Литве, но там вскоре подобное подтверждение превращалось в обязанность нового государя. У нас уже Иоанн IV уничтожил тарханы в принципе (см. выше), а потому из грамотчиков не успело сложиться привилегированное сословие, а из жалованных грамот - общий указ. 3) Третий вид актов, именуемых жалованными грамотами, может быть назван грамотами охранительными (иногда называют их заповедными или указными): это акты, утверждающие общую законодательную корму в применении к частному случаю и лицу. Общие нормы не устанавливаются этими грамотами, а лишь подтверждаются и санкционируются угрозами наказаний за их нарушение; самые же нормы предполагаются уже существующими или в силу обычного права, или в силу пожалования; например, каждому гражданину принадлежит право иска и назначения срока явки в суд против разбойников, боров и грабителей, но это право специально утверждается особой грамотой и известным лицом; всякий может защищать свой лес от порубок, свой пруд - от чужой ловли; но все эти права могут быть закреплены и закрепляются за некоторыми частными лицами. Обычное право требовало отказывать крестьян от другого владельца в один срок в году и, разумеется, не иначе, как при полном удовлетворении прежнего владельца, но белозерский князь укрепляет это именно за Кирилловым монастырем. Как акты, не устанавливающие норму, а сохраняющие ее, грамоты этого рода можно было бы отнести не к законам, а к распоряжениям, если бы нормы права были тогда в точности определены и известны. Они тогда избирают для укрепления одну из колеблющихся норм (например, отказы крестьян совершались уже не только в Юрьев день; леса и воды могли быть предметом и частного владения, и общего пользования, пока не становились заповедными). Подобное же значение для источников права имеют и судебные приговоры князей (правые грамоты) как укрепляющие по частному случаю общую норму; в Московском государстве (XIV и XV вв.) и законодательная и судебная власть сливалась в одном лице великого князя. Самый важный вид подобных "заповедей" относится к воспрещению беззаконных деяний и превышения власти со стороны наместников и их людей. Защита государства от этих последних, обращенная ко всему населению провинции, составляет главное содержание другого рода грамот - уставных. б) Уставными грамотами называются акты, определяющие местное управление той или другой области. К эпохе XIV и XV вв. относится лишь один их вид - грамоты наместничьего управления; прочие, т.е. губные грамоты и уставные земские, относятся уже к эпохе судебников (но по тесной связи предмета мы рассмотрим их тут же). Уставными наместничьими грамотами определяются отношения наместника или волостеля к жителям уезда или волости, управляемыми ими (древнейшие и важнейшие грамоты этого рода - Двинскую 1397 г, и Белозерскую 1488 г. - см. в вашей Хрестоматии, вып. I и II; полный указатель их см. в исследов. проф. Загоскина: "Уставные грамоты XIV и XV вв.", вып-1 и 2). Уставная грамота не есть наказ, определяющий обязанности правителя, а пожалование прав населению провинции однажды навсегда: "вел. кн. Вас. Дмитриевич пожаловал... бояр своих двинских... и всех своих черных людей Двинские земли". В них безграничная государственная власть, представителем которой является наместник, приводится в определенные границы; именно определяется не то, что должен делать наместник, а то, чего он не должен делать. Однако уставная грамота отнюдь не есть привилегия; в ней содержатся не исключения из общих норм, а местное применение их: это закон местный (но не частный). Существенное содержание наместничьих грамот совершенно одинаково: в них определяются корм наместника, судебные пошлины и уголовные штрафы в пользу наместника, пошлины за вызов к суду и от ареста обвиняемого в пользу слуг наместника (его дворян); торговые и свадебные пошлины; далее, определяется отношение судебной власти наместника к суду центральному: никто не может вызвать провинциала в Москву помимо местного правителя, но на неправые и беззаконные действия самого наместника жители имеют право жалобы вел. князю; потом определяется состав лиц наместничьего управления (тиунов, праветчиков и доводчиков, назначенных самим наместником) с целью оградить население от излишних поборов и издержек на них. Воспрещаются незаконные действия со стороны слуг наместника (очевидно, те, которые были особенно обычны: например, вторжение незваными на пир и братчины). Наконец, в уставных грамотах содержатся иногда немногочисленные нормы материального уголовного права, но лишь в связи их с правами наместника на уголовный суд и пошлины. Сравнивая уставные грамоты Московского государства с земскими грамотами Литовско-Русского, находим, что последние несравненно богаче содержанием, именно в них определяются все отношения подданных к государственной власти, а не отношения их лишь к местным правителям. Другое важное отличие уставных грамот Московского государства от земских грамот литовских заключается в том, что первые, кроме Двинской 1397 г., все обращены лишь к тяглым - податным классам; Литовские - преимущественно к высшим классам общества. Тем не менее, как в Литве, так и в Москве из местных уставных грамот вырабатывался потом общий закон (в Москве - Судебник 1497 г.). Губные грамоты. С тех пор, как правительство обратилось к устройству самоуправления в провинциях, появился и новый род уставных грамот. Грамоты, которыми устанавливаются губные учреждения (см. выше), именуются губными. Они начинаются с 30-х гг. XVI в. и продолжаются потом до конца XVII в. (несмотря на существовавший уже общий закон - Уставную книгу разбойного приказа). Губные грамоты, хотя и даются по просьбе самого населения, но не менее имеют характер пожалования, ибо ими возлагается на население обязанность ловить и карать разбойников. Важное отличие губных грамот от уставных заключается в том, что губные обращены ко всему населению (включая служилые классы). Содержание губных грамот, кроме учредительной части, где определяется избрание, состав и обязанности губных властей, касается (более, чем в уставных грамотах) материального уголовного права. Общие черты их содержания составили потом общий уголовный закон. Уставные земств грамоты определяют местное земское самоуправление, как оно установлено реформами Грозного. Они начинаются с 1552 г. и продолжаются до 2-й четверти XVII в. (важнейшие из них: Важская 1552 г. и Двинская 1556 г.). Хотя грамоты этого рода имеют более широкие задачи, чем губные (так как земское самоуправление гораздо шире губного), но значение тех и других среди источников права одинаково. Вообщеземекие грамоты включают в себя частично переработанное содержание как уставных наместничьих, так и губных грамот, касаясь финансового, полицейского, уголовного и отчасти гражданского права с точки зрения ведомства, компетенции земских учреждений. Все три рода уставных грамот имеют специальный учредительный характер. Вне этой черты большая часть постановлений и некоторых других, вся область права принадлежала еще действию обычаев. Впрочем, бедность норм, содержащихся в губных и земских грамотах объясняется уже отчасти существованием в то время общего кодекса в форме Судебников. 2) Судебники и указные книги (XVI и 1-я половина XVII в.) Судебник великого князя Иоанна Васильевича 1497 г. Как ни однообразно было содержание уставных грамот в существенных чертах, между ними были значительные различия в подробностях: центральному правительству приходилось каждый раз справляться с этими местными законами. При многочисленных местных законах центральное управление и суд не были определены никаким законом. Поэтому, когда в конце XV в. все области Северной Руси собрались вокруг Москвы, то Иоанн III решил объединить местные законы в один общий. Проект такой работы был выполнен дьяком Владимиром Гусевым, а затем получил силу закона в 1497 г. с сентября (тогдашнего нового года), будучи утвержден великим князем с его детьми и боярами. Новый общий закон не имел никакого названия, но он обычно именуется Судебником по аналогии с Судебником Иоанна IV и по существу своего содержания (этот памятник после появления царского Судебника был утрачен, идо XIX столетия о нем знали только по выдержкам в латинском переводе, которые приложил к своим мемуарам Герберштейн; лишь в 1817 г. он был найден и напечатан в 1819 г. Строевым и Калайдовичем). Судебник разделен на статьи, большая часть которых отделена особыми заглавиями, остальные - пунктуацией и совершенно очевидной разницей содержания*. Источник, из которого заимствованы постановления в судебник, составляют уставные грамоты местного управления; это не только основной, но почти единственный источник первой и второй части памятника, с той разницей, что относительно центрального суда заимствуется содержание уставных грамот в выдержках, а относительно провинциального переписывается почти буквально. Но составитель Судебника имеет также в руках и Псковскую судную грамоту, из которой сделал (весьма бедные) заимствования материального гражданского права**. При этом московский рецептор приспосабливал вечевое законодательство к особенностям Низового государства: так, закон о послушестве (ст. 50) получил здесь, несмотря на внешнее сходство, совершенно иной внутренний смысл: послушество уже не зависит от воли послуха; явка на суд обязательна для послуха, как и для простого свидетеля. Затем московский рецептор сокращал узаконения Псков, суда, грам., причем иногда извращал их смысл (по ст. 54 всякий наймит, без различия - будет ли то дворный, или для урочного дела, лишается всей заработной платы, если не дослужил срока). Иногда Судебник дополняет текст Пек. судн. гр. пояснениями, совершенно излишними для юридического псковского языка, который был понятен в Москве (см. ст. 9, где к техническим словам "живота ни дати" прибавлен плеоназм: "казнити его смертною казнию"). Иногда, напротив, Судебник заимствует буквально из Псковской судной грамоты постановления, противоречащие другим законам Московского государства, которые внесены в тот же Судебник (см. 49 и 52 ст. о послушестве). Вообще же Судебник гораздо беднее Псковской грамоты по содержанию, юридической концепции и искусству редакции. Далее, перед московским законодателем была Русская Правда, но он взял из нее (несомненно) лишь одну статью (55 - о займе, т.е. взыскании с несостоятельного). Благодаря своему одностороннему содержанию (о судопроизводстве) Судебник почти совсем не мог воспользоваться живым обычным правом, кроме некоторых единичных понятий уголовного права (например, об отличии ведомого лихого человека от простого преступника) и немногих понятий гражданского права (ст. 63 - о трехлетней давности; ст. 61 - об ответственности за потраву соседей, обязанных огораживать поля; ст. 57 - о переходе крестьян в Юрьев день). Некоторые постановления несомненно должны быть приписаны, как новые, Иоанну III; например, запрещение отказывать в правосудии (ст. 2),законы о взяточничестве и лжесвидетельстве (67) и некоторые другие.
|
