II. Отец и сын
Пока Данглар, вдохновляемый ненавистью, старается очернить своего товарища в глазах арматора, последуем за Дантесом, который, пройдя всю улицу Каннебьер, миновал улицу Ноайль, вошел в небольшой дом по левой стороне Мельянских аллей, быстро поднялся по темной лестнице на пятый этаж и, держась одной рукой за перила, а другую прижимая к сильно бьющемуся сердцу, остановился перед полуотворенной дверью, через которую можно было видеть всю каморку. В этой каморке жил его отец. Известие о прибытии «Фараона» не дошло еще до старика, который, взобравшись на стул, дрожащей рукой поправлял настурции и ломоносы, обвивавшие его окошко. Вдруг кто-то обхватил его сзади, и он услышал знакомый голос: – Отец! Старик вскрикнул и обернулся. Увидев сына, он бросился в его объятия, весь бледный и дрожащий. – Что с вами, отец? – спросил юноша с беспокойством. – Вы больны? – Нет, нет, милый Эдмон, сын мой, дитя мое, нет! Но я не ждал тебя… Ты застал меня врасплох… это от радости. Боже мой! Мне кажется, что я умру! – Успокойтесь, отец, это же я. Все говорят, что радость не может повредить, вот почему я так прямо и вошел к вам. Улыбнитесь, не смотрите на меня безумными глазами. Я вернулся домой, и все будет хорошо. – Тем лучше, дитя мое, – отвечал старик, – но как же все будет хорошо? Разве мы больше не расстанемся? Расскажи же мне о твоем счастье! – Да простит мне господь, что я радуюсь счастью, построенному на горе целой семьи, но, видит бог, я не желал этого счастья. Оно пришло само собой, и у меня нет сил печалиться. Капитан Леклер скончался, и весьма вероятно, что благодаря покровительству Морреля я получу его место. Понимаете, отец? В двадцать лет я буду капитаном! Сто луидоров жалованья и доля в прибылях! Разве мог я, бедный матрос, ожидать этого? – Да, сын мой, ты прав, – сказал старик, – это большое счастье. – И я хочу, чтобы на первые же деньги вы завели себе домик с садом для ваших ломоносов, настурций и жимолости… Но что с вами, отец? Вам дурно? – Ничего, ничего… сейчас пройдет! Силы изменили старику, и он откинулся назад. – Сейчас, отец! Выпейте стакан вина, это вас подкрепит. Где у вас вино? – Нет, спасибо, не ищи, не надо, – сказал старик, стараясь удержать сына. – Как не надо!.. Скажите, где вино? Он начал шарить в шкафу. – Не ищи… – сказал старик. – Вина нет… – Как нет? – вскричал Дантес. Он с испугом глядел то на впалые бледные щеки старика, то на пустые полки. – Как нет вина? Вам не хватило денег, отец? – У меня всего вдоволь, раз ты со мною, – отвечал старик. – Однако же, – прошептал Дантес, отирая пот с лица, – я вам оставил двести франков назад тому три месяца, когда уезжал. – Да, да, Эдмон, но ты, уезжая, забыл вернуть должок соседу Кадруссу; он мне об этом напомнил и сказал, что если я не заплачу за тебя, то он пойдет к господину Моррелю. Я боялся, что это повредит тебе… – И что же? – Я и заплатил. – Но ведь я был должен Кадруссу сто сорок франков! – вскричал Дантес. – Да, – пролепетал старик. – И вы их заплатили из двухсот франков, которые я вам оставил? Старик кивнул головой. – И жили целых три месяца на шестьдесят франков? – Много ли мне надо, – отвечал старик. – Господи! – простонал Эдмон, бросаясь на колени перед отцом. – Что с тобой? – Никогда себе этого не прощу. – Брось, – сказал старик с улыбкой, – ты вернулся, и все забыто. Ведь теперь все хорошо. – Да, я вернулся, – сказал юноша, – вернулся с наилучшими надеждами и с кое-какими деньгами… Вот, отец, берите, берите и сейчас же пошлите купить что-нибудь. И он высыпал на стол дюжину золотых, пять или шесть пятифранковых монет и мелочь. Лицо старого Дантеса просияло. – Чье это? – спросил он. – Да мое… ваше… наше! Берите, накупите провизии, не жалейте денег, завтра я еще принесу. – Постой, постой, – сказал старик улыбаясь. – С твоего позволения я буду тратить деньги потихоньку; если я сразу много накуплю, то еще, пожалуй, люди подумают, что мне пришлось для этого ждать твоего возвращения. – Делайте, как вам угодно, но прежде всего наймите служанку. Я не хочу, чтобы вы жили один. У меня в трюме припрятаны контрабандный кофе и чудесный табак; завтра же вы их получите. Тише! Кто-то идет. – Это, должно быть, Кадрусс. Узнал о твоем приезде и идет поздравить тебя со счастливым возвращением. – Вот еще уста, которые говорят одно, между тем как сердце думает другое, – прошептал Эдмон. – Но все равно, он наш сосед и оказал нам когда-то услугу! Примем его ласково. Не успел Эдмон договорить, как в дверях показалась черная бородатая голова Кадрусса. Это был человек лет двадцати пяти – двадцати шести; в руках он держал кусок сукна, который он согласно своему ремеслу портного намеревался превратить в одежду. – А! Приехал, Эдмон! – сказал он с сильным марсельским акцентом, широко улыбаясь, так что видны были все его зубы, белые, как слоновая кость. – Как видите, сосед Кадрусс, я к вашим услугам, если вам угодно, – отвечал Дантес, с трудом скрывая холодность под любезным тоном. – Покорно благодарю. К счастью, мне ничего не нужно, и даже иной раз другие во мне нуждаются. (Дантес вздрогнул.) Я не про тебя говорю, Эдмон. Я дал тебе денег взаймы, ты мне их отдал; так водится между добрыми соседями, и мы в расчете. – Никогда не бываешь в расчете с теми, кто нам помог, – сказал Дантес. – Когда денежный долг возвращен, остается долг благодарности. – К чему говорить об этом? Что было, то прошло. Поговорим лучше о твоем счастливом возвращении. Я пошел в порт поискать коричневого сукна и встретил своего приятеля Данглара. «Как, ты в Марселе?» – говорю ему. «Да, как видишь». «А я думал, ты в Смирне». «Мог бы быть и там, потому что прямо оттуда». «А где же наш Эдмон?» «Да, верно, у отца», – отвечал мне Данглар. Вот я и пришел, – продолжал Кадрусс, – чтобы приветствовать друга. – Славный Кадрусс, как он нас любит! – сказал старик. – Разумеется, люблю и притом еще уважаю, потому что честные люди редки… Но ты никак разбогател, приятель? – продолжал портной, искоса взглянув на кучку золота и серебра, выложенную на стол Дантесом. Юноша заметил искру жадности, блеснувшую в черных глазах соседа. – Это не мои деньги, – отвечал он небрежно. – Я сказал отцу, что боялся найти его в нужде, а он, чтобы успокоить меня, высыпал на стол все, что было у него в кошельке. Спрячьте деньги, отец, если только соседу они не нужны. – Нет, друг мой, – сказал Кадрусс, – мне ничего не нужно; слава богу, ремесло мастера кормит. Береги денежки, лишних никогда не бывает. При всем том я тебе благодарен за твое предложение не меньше, чем если бы я им воспользовался. – Я предложил от сердца, – сказал Дантес. – Не сомневаюсь. Итак, ты в большой дружбе с Моррелем, хитрец ты этакий? – Господин Моррель всегда был очень добр ко мне, – отвечал Дантес. – В таком случае ты напрасно отказался от обеда. – Как отказался от обеда? – спросил старый Дантес. – Разве он звал тебя обедать? – Да, отец, – отвечал Дантес и улыбнулся, заметив, как поразила старика необычайная честь, оказанная его сыну. – А почему же ты отказался, сын? – спросил старик. – Чтобы пораньше прийти к вам, отец, – ответил молодой человек. – Мне не терпелось увидеться с вами. – Моррель, должно быть, обиделся, – продолжал Кадрусс, – а когда метишь в капитаны, не следует перечить арматору. – Я объяснил ему причину отказа, и он понял меня, надеюсь. – Чтобы стать капитаном, надобно немножко подольститься к хозяевам. – Я надеюсь быть капитаном и без этого, – отвечал Дантес. – Тем лучше, тем лучше! Это порадует всех старых твоих друзей. А там, за фортом Святого Николая, я знаю кое-кого, кто будет особенно доволен. – Мерседес? – спросил старик. – Да, отец, – сказал Дантес. – И теперь, когда я вас повидал, когда я знаю, что вы здоровы и что у вас есть все, что вам нужно, я попрошу у вас позволения отправиться в Каталаны. – Ступай, дитя мое, ступай, – отвечал старый Дантес, – и да благословит тебя господь женой, как благословил меня сыном. – Женой! – сказал Кадрусс. – Как вы, однако, спешите; она еще не жена ему как будто! – Нет еще, но, по всем вероятиям, скоро будет, – отвечал Эдмон. – Как бы то ни было, – сказал Кадрусс, – ты хорошо сделал, что поспешил с приездом. – Почему? – Потому что Мерседес – красавица, а у красавиц нет недостатка в поклонниках; у этой – особенно: они дюжинами ходят за ней. – В самом деле? – сказал Дантес с улыбкой, в которой заметна была легкая тень беспокойства. – Да, да, – продолжал Кадрусс, – и притом завидные женихи; но, сам понимаешь, ты скоро будешь капитаном, и тебе едва ли откажут. – Это значит, – подхватил Дантес с улыбкой, которая едва прикрывала его беспокойство, – это значит, что если бы я не стал капитаном… – Гм! Гм! – пробормотал Кадрусс. – Ну, – сказал молодой человек, – я лучшего мнения, чем вы, о женщинах вообще и о Мерседес в особенности, и я убежден, что, буду я капитаном или нет, она останется мне верна. – Тем лучше, – сказал Кадрусс, – тем лучше! Когда женишься, нужно уметь верить; но все равно, приятель, я тебе говорю; не теряй времени, ступай объяви ей о своем приезде и поделись своими надеждами. – Иду, – отвечал Эдмон. Он поцеловал отца, кивнул Кадруссу и вышел. Кадрусс посидел у старика еще немного, потом, простившись с ним, тоже вышел и вернулся к Данглару, который ждал его на углу улицы Сенак. – Ну что? – спросил Данглар. – Ты его видел? – Видел, – ответил Кадрусс. – И он говорил тебе о своих надеждах на капитанство? – Он говорит об этом так, как будто он уже капитан. – Вот как! – сказал Данглар. – Уж больно он торопится! – Но Моррель ему, как видно, обещал… – Так он очень весел? – Даже до дерзости; он уже предлагал мне свои услуги, как какая-нибудь важная особа; предлагал мне денег, как банкир. – И ты отказался? – Отказался. А мог бы взять у него взаймы, потому что не кто другой, как я, одолжил ему первые деньги, которые он видел в своей жизни. Но теперь господин Дантес ни в ком не нуждается: он скоро будет капитаном! – Ну, он еще не капитан! – Правду сказать, хорошо было бы, если бы он им и не стал, – продолжал Кадрусс, – а то с ним и говорить нельзя будет. – Если мы захотим, – сказал Данглар, – он будет тем же, что и теперь, а может быть, и того меньше. – Что ты говоришь? – Ничего, я говорю сам с собою. И он все еще влюблен в прекрасную каталанку? – До безумия; уже побежал туда. Но или я очень ошибаюсь, или с этой стороны его ждут неприятности. – Скажи яснее. – Зачем? – Это гораздо важнее, чем ты думаешь. Ведь ты не любишь Дантеса? – Я не люблю гордецов. – Так скажи мне все, что знаешь о каталанке. – Я не знаю ничего наверное, но видел такие вещи, что думаю, как бы у будущего капитана не вышло неприятностей на дороге у Старой Больницы. – Что же ты видел? Ну, говори. – Я видел, что каждый раз, как Мерседес приходит в город, ее провожает рослый детина, каталанец, с черными глазами, краснолицый, черноволосый, сердитый. Она называет его двоюродным братом. – В самом деле!.. И ты думаешь, что этот братец за нею волочится? – Предполагаю – как же может быть иначе между двадцатилетним детиной и семнадцатилетней красавицей? – И ты говоришь, что Дантес пошел в Каталаны? – Пошел при мне. – Если мы пойдем туда же, мы можем остановиться в «Резерве» и за стаканом мальгского вина подождать новостей. – А кто нам их сообщит? – Мы будем на его пути и по лицу Дантеса увидим, что произошло. – Идем, – сказал Кадрусс, – но только платишь ты. – Разумеется, – отвечал Данглар. И оба быстрым шагом направились к назначенному месту. Придя в трактир, они велели подать бутылку вина и два стакана. От старика Памфила они узнали, что минут десять тому назад Дантес прошел мимо трактира. Удостоверившись, что Дантес в Каталанах, они сели под молодой листвой платанов и сикомор, в ветвях которых веселая стая птиц воспевала один из первых ясных дней весны.
|