Тот забавный день на свежем воздухе стал началом своего рода дружеских отношений между ним и Поттером. Эти отношения окрепли, когда Снейп задал шестикурсникам длинное и трудное эссе о веритасеруме, настаивая на том, что они должны знать о зелье все, прежде чем он научит их его готовить. Конечно, обычно это зелье изучали на седьмом курсе, но Снейп, как и остальные преподаватели, в этом году давал слишком сложный материал для программы шестого курса, очевидно, готовя их к наступающей борьбе с Тем-Кого-Нельзя-Называть. Но, видимо, понимая, что он взвалил на своих студентов слишком много, Снейп неохотно позволил им работать над этим заданием вместе со своими партнёрами по парте, хотя и потребовал, чтобы каждый из них писал своё эссе самостоятельно.
Именно поэтому они с Поттером были вынуждены встречаться в свободное от уроков время, но Драко, несмотря на причину этих встреч, наслаждался теми часами, которые они проводили вместе в библиотеке. Странно, что хотя Поттер не был самым красноречивым человеком на свете, он был харизматичной личностью, чья внутренняя сила, о наличии которой, похоже, он не подозревал и сам, притягивала к нему людей.
Иногда, когда они делали перерыв между изучением, Драко заводил разговор о квиддиче, который неизменно перерастал в жаркий, хотя и довольно дружеский спор. Но эти споры были неизбежны, так как Малфой был верным болельщиком «Соколов Сеннена», Поттеру же нравились почти все команды, но больше всех «Палящие Пушки» (или «Пищащие Пушки», как их называл Драко).
Они не оскорбляли друг друга, как раньше, но по-прежнему бешено спорили практически по любому поводу. Правда, чаще всего Драко спорил только из чувства противоречия, играя в адвоката дьявола, даже если на самом деле не верил в то, что защищал. Но, несмотря на эти жаркие споры, существовали и невидимые границы, которые мальчики не пересекали: Драко не произносил при Поттере слово «грязнокровка» и не упоминал его мертвых родителей, а тот взамен не именовал слизеринцев маленькими Упивающимися. Также Поттер почему-то никогда не затрагивал тему сексуальной ориентации Драко, хотя иногда вскользь ссылался на неё.
Близилось окончание их совместного проекта, а Драко всё ещё не решался спросить Поттера кое о чем, беспокоившем его уже довольно долгое время.
Наконец, в четверг он набрался смелости, чтобы начать разговор об этом.
Они сидели за самым дальним от мадам Пинс столом, который был завален пыльными томами и пергаментами с их заметками (правда, некоторые из них были списаны Поттером у Грэйнджер). В библиотеке было тихо. Кроме нескольких семикурсников из Рэйвенкло, готовившихся к своим ТРИТОНам, в помещении почти никого не было.
Это было время их традиционного перерыва в работе. Поттер сидел напротив него, лениво раскачивая свой стул на задних ножках. Драко про себя досчитал до трёх и вынудил себя заговорить нарочито беспечным тоном.
— Поттер?
— Мм? Что, Малфой?
Драко нервно провёл рукой по волосам и уставился на свой пергамент, притворяясь, что просматривает его.
— Я тут подумал…
— О чём? — Передние ножки стула со стуком опустились на пол, когда Поттер выпрямился. — Ты голову себе не повредил этим процессом?
— Ха-ха. Ну очень остроумно, — Драко закатил глаза. — Нет, идиот, не повредил. Я тут подумал… Если хочешь, можешь называть меня «Драко», — сказав это как можно беспечнее, он посмотрел на Поттера из-под ресниц и увидел, что тот пораженно смотрит на него.
Гриффиндорец явно был потрясён: его большие зеленые глаза от удивления округлились ещё больше, а губы слегка разомкнулись. В корне задушив побуждение поцеловать его, Драко терпеливо ждал ответа. Он дождался его через минуту.
— Ты предлагаешь быть друзьями? — медленно, слегка недоверчиво проговорил Поттер.
— Думаю, можно сказать и так, — он наконец поднял глаза со своего пергамента и встретил взгляд брюнета, который уставился на него так, словно никогда не видел прежде. — Ну? — протянул Драко как можно надменнее, не желая жертвовать своим достоинством ещё больше.
Поттер моргнул, явно колеблясь.
— Я … думаю … думаю, это возможно. Конечно, вряд ли Гермионе и Рону это очень понравится, но даже они сказали, что в этом году ты был намного лучше. Почти нормальный.
Драко впился в него взглядом, и у Поттера хватило совести выглядеть хотя бы чуть-чуть виноватым.
— Ну, признайся, ты был довольно… хм… плохим, когда мы были младше. Ты вёл себя как миниатюрная копия Люциуса Малфоя.
— В то время это и было моей целью, — медленно сказал Драко. — А теперь, когда мне не нужно стараться, чтобы отец мною гордился… В общем, намного легче быть просто Драко, чем Драко Малфоем — единственным отпрыском и наследником семейства Малфоев.
Поттер переваривал это, видимо, пытаясь поставить себя на его место.
— Из всего этого следует, что ты будешь называть меня Гарри?
— Ну да. Ты что, возражаешь?
Поттер криво усмехнулся.
— Да нет, не особенно. Значит, друзья? — сказав это, Мальчик-Который-Выжил протянул ему руку.
Драко уставился на эту ладонь. Он сглотнул, вспомнив, как очень много лет назад сам сделал то же самое и получил унизительный отказ. Но теперь… теперь…
Чувствуя необъяснимое тепло в груди, он пожал протянутую ему руку.
Ладонь Поттера была теплой и слегка мозолистой, и, как Драко ни хотелось её не отпускать, пару мгновений спустя ему всё же пришлось это сделать.
— Значит, друзья… Гарри, — произнёс он непривычное языку слово, смакуя его, словно какое-то экзотическое вино.
Даже не верилось. У него, наконец-то, появилось право обращаться к своему прежнему сопернику по имени. Гарри. Гарри.
Ему хотелось смеяться и закричать от острого чувства торжества и ликования, переполнявшего его. Он сделал это. Он этого добился.
Поттер ослепительно улыбнулся ему, и Драко сразу же улыбнулся в ответ.
Поттер — нет, Гарри — криво усмехнувшись, уставился на свой пергамент.
— Давай наконец добьем эссе. Я не хотел бы давать Снейпу повод придираться ко мне ещё больше обычного.
Блондин поцокал языком.
— Мерлин, какой же ты зануда!
— Да заткнись, Драко.
Драко улыбнулся Поттеру ещё ослепительнее, услышав своё имя из его уст. Поттер, точнее Гарри, слегка усмехнулся и сосредоточился на своём эссе.
Да, Драко определенно мог привыкнуть к этому.
