Глава 16. Снаггер, первый помощник, волосатый коротышка, с массивным мускулистым торсом и таким сильным голосом

 

Снаггер, первый помощник, волосатый коротышка, с массивным мускулистым торсом и таким сильным голосом, что его можно было слышать за ревом любого шторма, передавал команды Джинни матросам. Джинни от души надеялась, что они забудут, что приказы исходят от нее, и посчитают Снаггера своим капитаном и, следовательно, более сведущим и опытным, чем она.

Дэниелс стоял рядом, наблюдая, как матросы карабкаются по вантам.

— Летит, как камешек по гладкой воде.

— Да, капитан, уж это точно. Ваш па был бы так горд! Вами обоими.

Он назвал ее капитаном. Ни с чем не сравнимое чувство теплой радости охватило Джинни. Но действительно ли отец гордился бы ею? Иногда она сомневалась в этом. Но все равно, она бы так хотела, чтобы отец был рядом, видел ее, одобрял все, что она делает.

Джинни была здесь главной и чувствовала себя главной. Уступив штурвал Дэниелсу, второму помощнику, она велела голосом, которым мог говорить только настоящий капитан:

— Держи его по ветру, и этот чертов барк в два счета останется позади.

— Слушается руля, как кошечка.

Джинни утвердительно хмыкнула. Над палубой навис тонкий полумесяц. Ночное небо было ясным, звезды переливались блестящими каплями, отражаясь в океанских волнах. Джинни зевнула и потянулась.

— Думаю, этой ночью койка покажется вам мягкой, капитан.

— Верно, Дэниелс. Я буду стоять третью вахту. Вели Снаггеру разбудить меня, когда пробьют две склянки.

— Есть, мэм.

Джинни широко улыбнулась, стиснула мускулистую лапищу Дэниелса, направилась к открытому люку и, глубоко вздохнув, спустилась по трапу. «Пегас» был слишком новым и чистым и еще не пах крысами и трюмной водой, непросохшей одеждой или, не дай Бог, мужским потом и немытыми телами.

Клипер в отличие от баркентины Алека был легче, и доски не поскрипывали под его собственным весом, пока он переваливался на волнах, и даже ветер не свистел в снастях, так что ничто не нарушало тишины.

«Мой, — думала она, — „Пегас“ — мой».

Но ведь на самом деле это не так. Клипер принадлежит теперь Алеку, как и все остальное. Даже дом теперь перешел к Алеку только потому, что он стал ее мужем. По крайней мере она так предполагала, поскольку как-то подслушала разговор двух мужчин, беседовавших о том, что и сколько приобрели, женившись на состоятельных девушках.

Она выиграет гонки. Алек просто не понимает, что она плавала под парусами с шести лет и командовала клипером с пятнадцати. Джинни помнила «Болтера» до последнего гарделя. Его конструкция тоже опережала время, но судно не выдерживало никакого сравнения с «Пегасом», поистине необычным судном. Она ни минуты не сомневалась, что оставит Алека и его тяжелую баркентину позади, причем отнюдь не из-за недостатка опыта и умения у капитана.

Ну что ж, он слишком упрям. Тогда пусть подождет и увидит. Интересно, как тогда поступит Алек? Поведет себя так же, как многие мужчины, которых она знала в Балтиморе, и придет в бешенство, потому что она победила его? Или сдержит слово и отдаст верфь жене?

Джинни зажгла фонарь в каюте, поставила его в специальную нишу над красивым письменным столом из красного дерева, закрыла дверь и стащила промокший костюм. Потом аккуратно разложила другую смену одежды, зная, что, если возникнет необходимость, придется появиться на палубе через полминуты или меньше.

Погасив фонарь, Джинни натянула фланелевую ночную сорочку и растянулась на койке. «Пегас» шел левым галсом, но так ровно, что уже через несколько минут качка становилась почти незаметной. Джинни настолько сжилась с постоянным движением корабля, что, смежив веки, постаралась заснуть. «Пегас» весело резал волны, не погружаясь глубоко, как и был задуман.

«Почему никто не купил его у меня? — в который раз удивлялась она. — Неужели тот факт, что я — женщина, делает судно менее ценным и надежным?»

Глупые вопросы, на которые нет ответа. Алек, возможно, просто покачает головой, скажет, что так устроен мир, и посоветует просто забыть об этом. Он, конечно, забудет: в конце концов, Алек — всего лишь мужчина.

Джинни зевнула. День выдался хлопотливым, мужчинам не терпелось выиграть гонки, побить этих проклятых англичан. Ее замысел сработал, думала она, улыбаясь в темноте. Остается только поддерживать в них это настроение, выставлять Алека и его команду врагами, чтобы матросы не проводили все время, расстраиваясь по поводу того, что их капитан — женщина.

Почти две недели уйдет на то, чтобы достичь Нассау. Возможно, меньше, в зависимости от направления ветров, а они всегда изменчивы в этих широтах, особенно осенью. Как раз перед тем, как окончательно стемнело, Джинни видела на некотором отдалении баркентину Алека. Она не подходила ближе, но и не отставала. Джинни была готова поставить свой последний доллар на то, что люди Алека уже устали целый день поддерживать возможно малое расстояние между двумя судами.

Джинни закрыла глаза и увидела Алека. Не того Алека, капитана баркентины, а мужа и любовника, обнаженного, прижимающего ее к кровати своим совершенным телом, целующего ее, ласкающего груди и с закрытыми глазами вонзающегося в нее. И, оказавшись в ней, вздыхающего от наслаждения, прежде чем начать двигаться. И она будет целовать его шею, грудь, стиснет руки, так крепко, как только хватит сил, ощущая, как он врезается все глубже и глубже, только чтобы внезапно отстраниться, дразня и терзая ее, зная, как свести с ума, заставить потерять рассудок. А Джинни в ответ поднимет бедра, пытаясь снова вобрать его в себя, и Алек улыбнется ей и попросит сказать, что она хочет. Джинни еще не осмеливалась быть откровенной, слишком ошеломленная тем наплывом ощущений, которые он будил в ней, слишком стыдясь громко высказать то, что она чувствует и хочет. Но Алек всегда знал и угадывал ее желания и мог без просьб доставить ей наивысшее наслаждение и, кроме того, как подозревала Джинни, был втайне доволен той властью над ней, которой обладал.

Глаза Джинни широко раскрылись. На лбу выступили мелкие капли пота. Господи, ее тело откликается так, словно Алек сейчас с ней, рядом. Она хотела его. Сейчас. Очень. Сила этих чувств удивляла и поражала ее. Ведь прошло не так много времени с тех пор, как он впервые открыл ей тайны страсти. Но он оказался прекрасным учителем. Она поняла также, что никогда не брала на себя инициативу. Но позволено ли это женщине, допустимо ли? Джинни не знала. Она подумала о его мужской плоти, твердой и напряженной, прижатой к ее животу, и внезапно ей страстно захотелось узнать, что она испытает, если начнет ласкать ее рукой… или ртом… А он? Что почувствует он? То же, что и она, когда Алек осыпает ее ласками? Джинни не знала, но твердо намеревалась узнать. Оба они должны иметь власть друг над другом. Это справедливо. Но тут возникала и другая проблема: что она будет делать, когда выиграет гонки? Оставит его? Заставит его оставить ее?

Она не могла представить, как теперь будет без Алека, не могла представить, что больше не увидит его. Но не могла вообразить и то, что никогда больше не появится на верфи, не будет работать, не узнает торжества и гордости, взирая на плоды рук своих, видя достигнутый успех. И Алек скажет, что эти прекрасные чувства она испытает, когда родит ему детей.

Кобыла может жеребиться, но не каждая кобыла может выиграть гонки. Конечно, это очень самонадеянная аналогия, но Джинни она нравилась. Кроме того, далеко не каждая женщина может строить балтиморские клиперы. Правда, если разобраться, очень немногим девочкам когда-либо предоставлялась возможность делать что-то еще, кроме как играть с куклами и вышивать. Конечно, их учили едва ли не с пеленок, но учили не тому, и подобное образование не сможет дать им знания и независимость, нет, их предназначали для того, чтобы ублажать мужчину и вести его дом. Джинни повезло, что отец обращался с ней так же, как с братом. До того, как написал завещание, это проклятое завещание.

Однажды отец сказал, что жизнь — это цепь компромиссов, и некоторые причиняют страшную боль и ранят, но другие заставляют чувствовать себя королем или королевой. Только Джинни сомневалась, что отец довольствовался бы компромиссом, когда речь шла о женитьбе.

А может, она не права? Может, именно поэтому он и составил такое завещание? Хотел вынудить ее пойти на компромисс?

Джинни покачала головой. Если это правда, значит, компромисс означает ее полнейшее поражение и капитуляцию.

Она заснула, гадая, что делает Алек, о чем думает и думает ли о ней, и проснулась только, когда Дэниелс разбудил ее на вахту.

Что касается ее мужа, барона Шерарда, в эту минуту он сидел за стаканчиком лучшего французского бренди, от души жалея, что ввязался в дурацкие гонки. Ад и проклятие! Он явно недооценил ее! И этот чертов клипер! Он едва ли не с открытым ртом наблюдал, как изящное судно неслось по ветру, словно стрела, выпущенная из лука, тогда как он и его команда были вынуждены прилагать все усилия, чтобы хотя бы не отстать. Но долго так продолжаться не будет: Джинни уйдет вперед. Его люди просто не смогут трудиться двадцать четыре часа в сутки, пытаясь нагнать клипер. Слишком тяжелая работа!

Алек сделал еще глоток. Дьявол! Она выиграет, и ничего тут не поделаешь! Его ждет поражение. И он сыпал проклятиями, хотя не произносил вслух ни единого слова.

Папа, ты говорил, что, если я когда-нибудь произнесу подобные слова, ты надерешь мне уши.

На секунду он выбросил из головы мысли о дочери. Более подходящей ситуации, чтобы сыпать ругательствами и призывать громы и молнии на собственную голову, и быть не может!

И она бросит его или потребует, чтобы уехал он. Но Алек знал, что не сможет сделать это. Джинни — его жена. Он не мог оставить верфь на ее попечении и наблюдать, как она слепо идет к разорению. А это обязательно случится, у Алека на этот счет нет ни малейшего сомнения.

Но что, если Джинни беременна?

Алек понял, что он превратился не только в пессимиста, но и угрюмого, мрачного капитулянта. Он еще не проиграл. Если ему и его команде придется трудиться в сто раз больше, значит, так тому и быть. Алек сделает все, что необходимо, лишь бы обставить Джинни. Ради нее же самой.

Интересно, правда, как отнесутся его матросы к такому решению.

 

На следующее утро начал моросить дождь. Небо было свинцово-серым, началась качка, ветры, казалось, дули сразу во всех направлениях. «Пегас» отнюдь не был приспособлен для подобной погоды и вел себя далеко не лучшим образом.

— Это Атлантика, Джинни, — вздохнул Дэниелс, забывая, что раскрасневшаяся молодая женщина, стоявшая рядом, была еще и его капитаном. — Кроме того, сейчас поздняя осень, совсем неподходящее время для такого судна, как клипер. Ты сама прекрасно это знаешь, но решила рискнуть. Что ж, дело твое.

— Да, знаю. Я надеялась только, что нам повезет и этот прекрасный северо-западный ветер продержится до самого конца.

— Может, ветры стихнут и погода улучшится. Если мы сможем сохранить такое же расстояние между «Пегасом» и баркентиной, тогда все в порядке. Только старайся думать о ярком солнце и спокойных водах в Нассау.

— В этот момент я ни о чем другом думать не могу. Неожиданный порыв ветра сорвал с Джинни шерстяную шапку. Она попыталась схватить ее, но опоздала. Джинни и Дэниелс беспомощно наблюдали, как ветер несет шапку за борт.

— Всего лишь небольшой шторм, ничего больше, — заметила Джинни.

Дэниелс согласно кивнул, молясь, однако, про себя, чтобы Джинни оказалась права. По правде говоря, ему совсем не нравилась мысль о том, что Джинни, капитан или нет, будет захвачена ураганом в Атлантическом океане, особенно на таком судне, как «Пегас». Кстати, сейчас как раз начался сезон бурь, так что все возможно. Тогда им действительно худо придется. Дэниелс совсем не был уверен, что клипер, даже столь исключительной конструкции, сможет выдержать шторм, пусть и в относительно безопасных водах. Расстояние между мачтами было более чем минимальным, и, когда все паруса были подняты, фок-мачта перехлестывалась с грот-мачтой, так что со стороны это напоминало огромные равнобедренные треугольники. Если они попадут в ураган, усиливающиеся порывы ветра порвут паруса и переломят мачты как раз посредине. Кроме того, надводная часть борта слишком близка к воде, и при сильной качке волны начнут заливать палубу.

«О дьявол!» — подумал Дэниелс, чувствуя полное бессилие. Оставалось лишь наблюдать и постараться быть начеку. Он услышал, как Джинни — «Господи, да ведь она теперь английская баронесса!» — приказывает убрать топселя на обеих мачтах. Прекрасная идея, и лучшего времени для этого не придумать! Не годится даже в такой ветер добавлять излишнюю нагрузку на мачты.

Дэниелс услышал громовой голос Снаггера, выкрикивающего приказы. На этот раз матросы поспешили повиноваться, ловко, словно обезьяны, взбираясь по вантам.

Дэниелс лизнул указательный палец и, подняв его навстречу ветру, понюхал воздух и тихо выругался. Кажется, первое путешествие «Пегаса» окончится полной неудачей.

 

— Что вы думаете насчет всего этого, капитан? — спросил Эйбел Питтс, старший помощник Алека.

— Думаю, — медленно протянул тот, нахмурившись и пытаясь различить «Пегас» в быстро сгущавшихся сумерках, — хорошо бы это оказался всего-навсего небольшой осенний шторм, который скоро кончится, иначе мою молодую жену ждут серьезные неприятности.

Он старался говорить как можно небрежнее, но на самом деле был напуган до смерти. Алек никогда не плавал в Южной Атлантике в это время года, хотя знал, что настает сезон ураганов. Но нет, это всего лишь обычный шторм, ничего больше. Не стоит излишне волноваться.

Алек оглядел свое судно. «Найт дансер» разрезал бушующие волны так спокойно, будто на море стоял штиль. Корпус баркентины надсадно стонал, когда она зарывалась носом в набегавшую волну, снасти из просмоленных канатов скрипели и визжали, ветер жалобно выл в парусах — знакомые звуки, к которым так привык Алек.

— Где мы, Эйбел?

— По моим расчетам, примерно в ста пяти милях к северу от мыса Гаттерас.

— Недалеко от Памлико-Саунд, в Северной Каролине.

— Да, капитан, это гибельное место для судов, предательские воды. Моряки зовут его кладбищем Атлантики.

— Очевидно, моя жена знает это. Она держит курс на восток.

— Да, капитан, — кивнул Эйбел, ничего больше не прибавив, хотя заметил, что барон все время глядит вдаль, и понимал, что его милость отдал бы все на свете, чтобы хоть на мгновение увидеть клипер.

Эйбел пожал плечами и вернулся к исполнению своих обязанностей. Топселя были убраны, но паруса грот-мачты и бизани по-прежнему оставались на месте. Ветер набирал силу. Было уже почти темно. Эйбел услыхал, как Пиппин сказал Тикнору, второму помощнику:

— Говорю тебе, не нравится мне это, Тик. Воздух сгустился, хоть ложкой хлебай. Не нравится мне это, совсем не нравится.

Тикнор что-то проворчал, проверяя, туго ли натянута оттяжка фок-мачты. Она тихонько звенела под напором ветра.

— Может, и нет, — откликнулся он наконец. — Но капитан знает, что к чему. Не наше дело рассуждать о таких вещах.

— Да ведь там, на клипере, его жена, Тик.

— Угу. Ты-то хоть мельком видел ее? — спросил Тикнор.

— Рассмотрел во всех подробностях, когда его милость привел ее на борт несколько недель назад.

— Сюда? Его лордство приводил ее сюда? А ты и словом не обмолвился.

— Не твое это дело. Он ее нес, словно раненую или больную.

— Странно, — пожал плечами Тикнор. — Она ведь леди, знаешь ли.

— Его милость не женился бы на ней, будь она не леди, дурная башка.

— Ты знаешь, о чем я. Она другая. Подумать только, женщина — капитан клипера.

— Ну да, верно, и мы должны обогнать ее, или капитан не будет знать покоя весь остаток дней своих.

А в это время Алек, отчаявшись увидеть хоть что-нибудь в темноте, спустился в каюту, молча съел то, что поставил перед ним Клегг, и, рассеянно поблагодарив кока, расстелил на столе карты мыса Гаттерас. Если направление ветра будет меняться с такой быстротой, к утру они достигнут мыса. Решит ли Джинни обогнуть мыс на возможно большем расстоянии, даже если это будет означать значительную потерю времени? Ну конечно, так и будет. Ведь ее никак нельзя назвать глупой. Только беда в том, что Джинни во что бы то ни стало стремится выйти победительницей. И желает этого больше всего на свете.

Алек тупо уставился на тарелку с застывшими остатками говядины и наконец, с грохотом отодвинув стул, поднялся, не в силах оставаться в каюте наедине с мрачными мыслями. Только проливной дождь, безжалостно секущий палубу, вновь загнал его вниз.

Лишь много часов спустя Алеку наконец удалось забыться, но и во сне его преследовали кошмары: Джинни что-то кричала, и в истерическом голосе звенел страх. Алек пытался повернуться, взглянуть на нее, но что-то приковало его к месту. Он окликнул Джинни и мгновенно увидел ее — не лицо, а только глаза… Он похолодел, заметив тоску и ужас, застывшие в них. И тут же понял, что на него глядят чьи-то чужие глаза. Глаза незнакомца.

Алек проснулся с тяжелым предчувствием беды.

С ней что-то случится. Обязательно. Он знал, чувствовал это. И никогда в жизни не чувствовал себя более беспомощным. Если не считать того ужасного дня, когда Неста… она кричала и кричала, пока не умерла, и он ничего не сделал, потому что не мог. Не умел.

Алек вскочил и зажег фонарь. Мрачные тени плясали в маленькой каюте. Он выглянул из кормового иллюминатора. Сплошная стена дождя. Однако беспокоиться по-прежнему нечего. Если только, конечно, это не прелюдия к урагану.

Алек натянул сапоги, штормовку и вышел на шканцы.

Все было в идеальном порядке.

— Добрый вечер, капитан, — приветствовал Тикнор, стоявший на вахте. Алек кивнул. Этот чертов сон! Просто мороз по коже! Что же ему теперь делать, что?!

И где же она?

 

Джинни, стоя на палубе, наблюдала, как волны с каждым часом становятся все выше. Если шторм будет продолжаться и Дальше, станет сильнее, вода захлестнет палубы. Это, конечно, не очень приятно, но, с другой стороны, и не конец света. Небо неожиданно еще больше потемнело. Именно сейчас Джинни ощутила твердую уверенность — с Карибского моря на север идет ураган. В сгустившемся воздухе ощутимо чувствовалось приближение грозы, и что-то примитивно-первобытное в душе Джинни откликалось на эти тревожные сигналы.

— Полагаю, настало время подумать о настоящем, Снаггер.

Снаггер хотел сказать ей, что осенние ураганы совсем не редкость в этих широтах и что они уцелеют, даже если окажутся в самом центре. Кроме того, этот шторм может оказаться не таким уж сильным. Но он не успел открыть рот. Джинни отдавала приказы, а он, перекрывая ветер, выкрикивал их команде.

— Право руля, — велела она Дэниелсу, стоявшему за штурвалом. — Верно. Так держать.

— Есть, капитан.

— Снаггер, вели убрать топселя на фок-мачте. И лисель… нет, погоди! Дэниеле, быстро отворачивай!

Дэниеле мгновенно повиновался: колесо штурвала мелькало в больших загорелых руках.

Джинни отшвырнуло назад, с силой ударило о грот-мачту.

— С вами все в порядке?

— Да. Но поверьте мне и не спорьте. Это ураган. Мы идем на Памлико-Саунд, к Окракоук-Айленд. Там самый глубокий залив, и мы благополучно переждем, пока все не стихнет.

Она немного постояла, глядя, как волны разбиваются о палубу. Ветер швырял в лицо пряди тяжелых волос, забивавшихся в рот, стегавших щеки. Наконец, не выдержав, Джинни схватилась за густую массу и начала заплетать косу, но, дойдя до конца, сообразила, что ее нечем завязать. Снаггер молча подал ей тонкий кожаный ремешок. Джинни сумела затянуть надежный узел и сказала:

— Крикни матросам, чтобы были поосторожнее. Я не хочу никого потерять. Постарайся объяснить, что нас ждет.

Снаггер кивнул и зычно передал приказ. Потом, откашлявшись, повернулся к Джинни:

— Этот пролив мелкий и очень предательский.

— Знаю. Мы обогнем Даймонд-Шоулз и войдем в залив, а оттуда — к Окракоук-Айленд. Думаю, на это уйдет часа три-четыре, в зависимости от ветра.

— Придется из кожи вон лезть, — вздохнул Снаггер.

— Все же лучше, чем пойти на корм рыбам. Ураган в два счета снесет мачты, волны начнут разгуливать по палубе, и мы немедленно отправимся на дно. Лучше молись, чтобы мы успели вовремя добраться до мыса Гаттерас.

— Нужно держать курс по азимуту, — посоветовал Снаггер и велел Дэниелсу взять вправо. Даже на расстоянии трех футов приходилось кричать. Ветер пронзительно завывал, словно злые духи, воющие во тьме в канун Дня Всех Святых.

— Я хочу, чтобы баркентина последовала за нами. Вряд ли у его милости большой опыт плавания в этой части света. Он должен войти за нами в залив.

— Он наверняка так и сделает, не сомневаюсь, — успокоил ее Снаггер. — О'Ши поможет.

Джинни широко раскрытыми глазами уставилась на помощника:

— Он взял с собой О'Ши?

— Вы должны согласиться, что этот человек мудрец во всем, что касается прокладки благополучнейшего, безопаснейшего курса в этом полушарии. Конечно, он не может справиться с любовью к бутылке — в конце концов, что взять с ирландца? Правда, барон скорее всего и понюхать спиртного ему не даст, пока путешествие не окончится.

— Но О'Ши — настоящий дикарь.

— Только в таверне, мисс Джинни. Стоит ему ступить на палубу, и свершается чудо. Он говорит, что это — ирландское волшебство, а ваш па утверждал, что это магия души.

А в это время, на палубе баркентины, Алек обсуждал ситуацию с коренным балтиморцем, мистером О'Ши, прожившим здесь всю жизнь и выражавшимся с самым ужасным ирландским акцентом, когда-либо слышанным Алеком.

— Да, милорд, это точно ураган! Придется промерзнуть до костей! Та девчонка на клипере, правда, успела уйти вперед…

да только остается надеяться и молиться, чтобы она знала, что делает. Правда, ее па всегда говорил, что головка у нее светлая, хоть и посажена на женские плечи.

— И это действительно так?

— Если она вправду знает, что делает, значит, повернет судно прямо на Гаттерас, к Памлико-Саунд, а оттуда — в залив на Окракоук-Айленд. Место это глубокое и единственное, где я предпочел бы переждать ураган.

— Нужно догнать клипер, О'Ши. Если что-то случится, я хочу быть рядом.

— Это точно, милорд. Обязательно догоним, будьте уверены.

 

Джинни никогда еще не была такой вымокшей, как сейчас. Она привыкла к холоду, бьющим в лицо струям, онемевшим пальцам и даже смогла найти другую шерстяную шапку, которую натянула на косу. Ветер продолжал безжалостно хлестать в лицо. Джинни пыталась повернуться к нему спиной, но направление ветра постоянно и непредсказуемо менялось.

Матросы выглядели такими же жалкими, но держались и не жаловались, зная, что ответственность лежит на всех и, если кто-то ослабеет и сдастся, погибнут все. Никто не хотел умирать.

Мое первое путешествие, и вот что случилось! Как несправедливо! И даже не смешно! Этого просто не должно было произойти!

Джинни ударила кулаком по бедру и поморщилась.

Ветер усилился настолько, что нельзя было поднять голову. Джинни на глаз определила, что его скорость, должно быть, не менее пятидесяти миль в час. Клипер шел достаточно ровно, только когда ветер дул в корму, стоило направлению поменяться — и судно летело вперед, точно выпущенное из пушки ядро. Большую часть времени они постоянно маневрировали, пытаясь не дать волнам захлестнуть палубу.

Проклятый ураган! Нет, в этом мире нет справедливости!

— Через час будем у мыса Гаттерас, если повезет, — сказал Дэниеле, сплюнув — к счастью, по ветру.

Наступил день, но небо оставалось грязно-серым, дождь по-прежнему падал ледяными непрерывными струями, ветер выл и свистел, а клипер мчался с неслыханной скоростью.

— Может, и меньше, если ветер и дальше будет дуть с такой силой, — согласилась Джинни.

Хоть бы так и было! Тогда баркентина тоже не намного отстанет.

Вой становился оглушительным, сверхъестественным. Джинни вздрогнула, но решительно перехватила штурвал у измученного Дэниелса.

— Принеси нам кофе! — прокричала она.

Кофе оказался холодным и наполовину разбавленным дождевой водой, но Джинни осушила чашку одним огромным глотком.

Когда показался Даймонд Шоулз, Джинни громко завопила, вытягивая руку. Мужчины обернулись и, увидев, куда она указывает, так же радостно заорали. Из самого центра густых темных облаков показался подгоняемый ветром «Найт дансер». Матросы баркентины услыхали крики и откликнулись. Джинни в жизни не испытывала столь глубокого облегчения. Что, конечно, было глупостью, если помнить о том, как трудно пересечь мелкие воды Памлико-Саунд и войти в глубокий залив Окракоук-Айленд. И тогда Джинни начала молиться. Молитва была очень простой и короткой:

— Пожалуйста, Боже, спаси Алека и «Пегас» тоже. Снаггер расслышал эти слова сквозь свист ветра и прокричал.

— Помолитесь и за меня, мисс Джинни, если можете. Я слишком добр и слишком дорог дамам, чтобы кормить рыб в самом расцвете сил!

Джинни улыбнулась и добавила к молитве имя Снаггера.

Ветер набирал силу. Им удалось обойти Даймонд Шоулз и войти в залив. С Джинни едва не сорвало штормовку, и она, стиснув края у горла онемевшими, почти синими пальцами, отдала штурвал Дэниелсу. Если кто-то и способен благополучно довести судно до Окракоука — так это только он. И О'Ши.

 

Алек поднес к глазам подзорную трубу. На таком расстоянии удалось различить Джинни. Он увидел, как она шагнула прочь от штурвала, ураганный ветер немедленно швырнул ее в сторону.

— Ради Бога, держись! — завопил Алек вне себя от страха и облегченно вздохнул, лишь когда она ловко схватилась за снасти фок-мачты. Подняв голову, Джинни глядела на матроса, в слепой панике цеплявшегося за линь.

Ветер визжал и выл. Корпус и снасти баркентины стонали и зловеще поскрипывали.

Через двадцать минут ей тоже удалось обойти Даймонд Шоулз поворотом вправо.

— Благодарение Богу, — прошептала Джинни, — кажется, мы спасены.

Но Снагтер вовсе не был в этом уверен. Ветер швырял легкий клипер словно игрушку, подталкивая его к предательским мелям пролива. Джинни прекрасно видела, что происходит, и выкрикивала команды, пока не охрипла. Но Снаггер не уставал доносить ее приказы до матросов.

— Убрать стакселя грот-мачты! Взять рифы лиселей!

Теперь «Пегас» крутился и нырял словно безумный в бурных водах залива. Отчаяние Джинни нарастало с каждой минутой.

— Гляди в оба! Ураган набрал полную силу, капитан!

— Тебя сносит в подветренную сторону, Дэниелс! Держи курс!

Джинни умудрялась одновременно следить и за баркентиной. Судно кренилось и вздрагивало, но упрямо продолжало пробираться сквозь бушующие волны, постоянно держась близко к клиперу.

— Дэниелс, право руля!

Это продолжалось и продолжалось; оба корабля, гонимые бурей, миля за милей пробирались к заливу. Баркентина продолжала нагонять клипер — тяжелый вес и устойчивая осадка давали ей все преимущества.

— Почти рядом, — заметил О'Ши.

— О Боже, взгляните на фок-мачту! — воскликнул Эйбел Питтс. Алек поднял глаза. Рифы парусов забраны, мачты и оттяжки выглядят почти голыми на фоне угрюмого серого неба.

— Мачту нужно рубить, — бесстрастно заметил О'Ши. — Ничего не поделаешь. Никогда не видел, чтобы фок-мачта имела такой наклон.

— Дьявол, да ведь они могут пойти по ветру и держаться подальше от встречных течений.

— Это верно, милорд, но пролив уж слишком предательский. Они должны держать курс, которым идут, и молитесь, чтобы они добрались до безопасного места.

Мощная баркентина резала буйные волны, украшенные шапками белой пены. Ледяные струи выплескивались на шканцы. Алек увидел, что волны заливают палубу клипера. «Господи, Джинни, только бы с тобой ничего не случилось! Держись!»

Но Джинни отдавала команды. Она не отходила от штурвала, и Алек видел, как шевелятся ее губы, а потом расслышал за воем ветра зычный мужской голос.

Он никогда в жизни не был так напуган. То, что должно было стать обыкновенным состязанием, превратилось в кошмар. Алек заранее представлял, как он весело машет Джинни, оставшейся позади, как наслаждается душистым легким бризом под ярким солнышком и голубым небом Нассау. Каким же идиотом он был! Гонки в ноябре! Неужели не мог сообразить? Но ведь Джинни должна была понимать, она родилась здесь, только так спешила избавиться от него, что ничего не сказала, хотя прекрасно знала, насколько велика опасность. И все потому, что ей не терпелось завладеть верфью и поскорее отделаться от мужа.

Пусть только она уцелеет, он сам прикончит ее!

— Я хочу перейти на борт клипера, — крикнул он Эйбелу. — Как только мы войдем в залив!

— Есть, капитан.