Лекция № 5.Неуверенность и подражание

Лекция № 5.Неуверенность и подражание

Итак, мы с вами пришли к выводу, что под понятием «нормальный человек» психиатрия, сама не осознавая того, имеет в виду бесконечный континуум свойств и реакций, сбалансировано и гармонично существующий внутри отдельно взятой личности.

Для гармоничного существования такой сложной конструкции, какой является человеческая психика, необходимо наличие внутреннего закона, распределяющего бесконечный спектр свойств и реакций в порядке их значимости для личности, необходима иерархия свойств и реакций.

Мы увидели также, что, хотя мы до сих пор не осознаем этого, наше представление о норме основано на христианских заповедях и представлениях.

Однако не требует доказательств тот факт, что мы живем во времена, когда архетипически христианское представление о человеке постепенно растворяется культурой.

Давайте попробуем провести еще один эксперимент. Пусть каждый из вас на несколько минут попробует обратить свой прожектор внимания внутрь себя самого и ответить на вопрос, что же такое «Я»? Кто вы? Как вы можете самого себя описать?

«Нет времени для таких пустяков».

«Что-то там есть, но его нельзя уловить».

«Очень трудно почувствовать и определить, потому что это ощущение постоянно меняется».

Все абсолютно точно. Чем дальше мы от внятного, задающего параметры и распределяющего наши реакции и свойства мировоззрения, тем более зыбким, непостоянным становится наше представление о своей собственной сущности.

Вспомните, пожалуйста, как русские пословицы называли отличие умного или глупого человека от неумного. Каким словом они характеризовали главное свойство ума?

Не можете? Возможно, это симптоматично.

У Владимира Даля читаем: «Свой ум — царь в голове»; отсутствие ума в России характеризовалось словами «без царя в голове». Что же такое «царь в голове»? Откуда это понятие проникло в народное сознание?

Конечно, точно этого никто сказать не может. Однако на ум сразу приходят слова Священного Писания:

Если вы исполняете закон царский, по Писанию:

«Возлюби ближнего своего как себя самого», хорошо делаете.

Иак, 2:8

Если вы задумаетесь, то поймете, что полное принятие подобного «царя в голове» станет базовым и вполне достаточным механизмом распределения человеческих свойств и поступков в некое «нормальное» или этическое целое.

Если же подобный организующий норму закон действовать перестает, то мы встречаемся с той картиной «Я», которая столько раз описывалась психологами ХХ века.

Как только мы начинаем задумываться о своем собственном «Я» — предмете нашей гордости, мы вскоре с явным удивлением отмечаем, что наше «Я» совсем неоднородно. Внутри нас живет ни одни человек, а целое множество, причем у каждого из наших многочисленных «Я» свои вкусы, свои симпатии; каждое из них преследует свои собственные цели. Причем, одно из наших «Я» способно оправдывать недостойное поведение других «Я». Мы способны использовать различные «Я» по мере надобности. «Я» способно меняться в зависимости от погоды и времени суток, и так далее.

Мне очень нравится образ, который использовали русские метафизики П.Успенский и Б. Муравьев. Они сравнивали состояние человеческого «Я» с «ретортой, наполненной металлическими порошками» или «тиглем с железными опилками».

«Малейшее сотрясение извне вновь и вновь перетряхивает эту смесь: подлинная жизнь остается недоступной человеку вследствие постоянных непредсказуемых перемен в его внутреннем мире» — писал Б. Муравьев.

Рис. 1. Тигель с «опилками»

Действительно, если система «опилок» имеет внутреннюю организацию, внешнее сотрясение или поднесение, например, к «тиглю» внешних магнитов не будет сильно влиять на иерархию «опилок» внутри «тигля». Закон внутренней организации опилок мы привыкли называть «стройным мировоззрением». Весь вопрос заключается в том, всякое ли мировоззрение годится для создания иерархии…

Рис. 2. Структура адаптируется к внешним факторам, но они не оказывают на нее деформирующего влияние

Если же «опилки» представляют собой неорганизованное или слабо организованное множество, то их организация будет зависеть только от внешних сотрясений или магнитов, причем вся организация «опилок» внутри «тигля» будет зависеть всего-навсего от силы « внешнего толчка» или «мощности магнитного излучения». На языке психической деятельности «толчки» и «магниты» окажутся внушениями приходящими к личности от других людей или контекста культуры, из средств массовой информации, например.

Рис. 3.

В этом простом сравнении важно понять еще одну уже упоминавшуюся нами вещь: человека не может устраивать состояние раздробленного «Я», состоящего из множества инертных «опилок». Такое состояние сопровождается крайней степенью тревоги, вызванной базовой неуверенностью в себе, экзистенциальной неуверенностью в реальности своего бытия. Да и как может быть иначе? Ведь с точки зрения изложенных выше представлений о норме такое состояние «Я» и есть то, что мы называем безумием.

«Я», для того, чтобы избежать безумия будет стремиться отыскать форму или способ организации «опилок».

Но если культура лишает человека самой возможности взгляда внутрь самого себя, то она лишает его доступа к внутреннему неосознаваемому ресурсу, скрывающемуся в глубине «точки Розанова». Ведь мы с вами определили этот ресурс как «единственное чисто человеческое свойство, отличающее человека от животного, данное ему априори».

Там, в глубине индивидуального, семейного, коллективного бессознательного или сверхсознания скрыт и естественный, «нормальный иерархический закон», позволяющий отличать человеческое от растительного, а плохое от хорошего.

Но если доступ к точке Розанова «запрещен», у человека останется только два способа создать иллюзию порядка в своем «тигле» с железными «опилками».

Первый способ — это принудительно уменьшить в своей голове число качеств и свойств личности… Уменьшить число «Я», постоянно мешающих друг другу и вызывающих неуверенность в каждом следующем поступке.

Для этого ему необходимо сузить сознание, уменьшить объем информации, поступающей к нему по каналам восприятия, ограничить познание самого себя примитивными, «растительными» ощущениями и эмоциями. Уровень ответственности за собственное внутреннее состояние и за состояние окружающих снизится. Хаос внутренних «Я» уменьшится… Для этого, как вы уже поняли, идеально подходят алкоголь и наркотики.

Психоаналитик Леопольд Сцонди, сравнивая такую человеческую попытку сократить свое «Я» с сокращением сердечной мышцы, назвал такое влечение к сжатию «Я» стремление спрятаться от мира «эгосистолой».

Существует, разумеется, и другой способ обрести внутреннюю стабильность.

Мне кажется, что этот способ наиболее полно описывается русским словом «подражание» или термином «миметическая деятельность». К сожалению, мы недооцениваем роль подражания в современной культуре.

Мимесис в современном обществе становится попыткой полностью подстроить свое «Я», целиком определить его с помощью внушений, которые звучат из средств массовой информации или исходят от окружающих людей, поведение которых с точки зрения неуверенной в себе личности носит черты уверенности.

Не надо забывать, что подражание — это внутренняя потребность «железных опилок» в достижении «нормы», в организации ценностей, в создании внутренней иерархии. Такую психическую ситуацию и изображает наш третий рисунок.

Для того, чтобы определить психическую «норму», нам пришлось привлечь архетипические, религиозные понятия. Стало быть, мы сталкиваемся с еще одной формой описания того, что в предыдущих лекциях было названо «метафизической потребностью».

Термин же «экзистенциальная неуверенность» есть сущностное, глубинное описание того феномена, который Альфред Адлер описал под названием «комплекса неполноты» и соответствующей ему «потребности в достижении полноты». Представления Адлера на протяжении его жизни оставались противоречивыми, поскольку на чисто рациональном уровне, не привлекая религиозных или экзистенциальных понятий, просто невозможно определить, что такое «полнота» или «норма».

«Душа по природе своей христианка» — говорили русские богословы начала ХХ века.

Реализация метафизической потребности возможна только через встречу со своей «бесконечной индивидуальностью».

Психотерапевты Питер Мак Наб и Ник Оуэн поместили в свои сборники терапевтических метафор сказочную историю, происхождение которой теряется где-то в глубине веков:

Вскоре после того, как Боги создали людей, они поняли, что сделали огромную ошибку. Их творение было слишком похоже на них самих. Оно было полно жажды познания, ему хватало ума, любопытства и смелости, чтобы бросить вызов Богам и опровергнуть их превосходство над собой.

Для того, чтобы решить, как сохранить преимущество перед человеком, Боги всех известных и неизвестных миров один единственный раз в обозримой истории вселенной собрались вместе.

Они спорили и пытались понять, как сохранить преимущество на протяжении времени, которое человек счел бы веками и тысячелетиями. Все Боги были убеждены в одном: разница между ними и смертным человеком состояла в умении использовать возможности, которыми они обладали. Люди имели свое «Я» и взаимодействовали с его помощью с внешним, материальным миром. Боги обладали духом, который позволял им понять то, как устроен внутренний космос.

Опасность для Богов заключалась в том, что рано или поздно люди захотят того же.

Боги решили спрятать свои знания о внутреннем космосе. Возник вопрос: где?

Именно попытка ответить на него и стала причиной столь длительных споров на великой встрече Богов.

Греческие Боги предлагали, например, спрятать знания на вершине самой высокой горы — Олимпа, но все присутствующие вскоре поняли, что рано или поздно люди доберутся до вершин самых высоких гор…

И глубочайшие впадины на дне океана будут ими открыты.

И глубочайшие шахты уйдут в землю.

И самые непроходимые джунгли будут пройдены.

И механические птицы покорят небо и космос.

И луна и планеты станут местом прогулок туристов…

И даже мудрейший из Богов, создатель нашей вселенной, умолк и задумался, потому что все можно было исследовать и всюду найти спрятанные знания, если человеку очень этого захочется.

Наконец, самый младший и незаметный из Богов, который молчал в течение всего спора и имя которого навеки осталось неизвестно открыл рот и сказал:

«Почему бы нам не спрятать эти знания внутри каждого человека; в глубине его души? Они ни за что не догадаются искать их там.

И действительно! Богам удалось спрятать от людей Знание. У современного человека метафизическая потребность целиком направлена на внешний мир, как за счет собственного нежелания и неспособности взглянуть в глаза собственной совести (внутреннему Закону), так и за счет внушенных и социалистической, и «новой» потребительской культурами страха ко взгляду внутрь самих себя.

Как только вы начнете всерьез интересоваться психологическими переживаниями бывшего наркомана, вашего пациента, вы увидите, что ребята боятся вглядываться во внутренний мир. Во время психотерапии они первое время боятся работы с воображением, как с чем-то абсолютно чуждым и противоестественным.

Запрет интроекций порождает подражание как новый способ существования человеческого «Я». Человек не просто подражает кому-то или чему-то, он начинает постепенно отказываться от управления самим собой, пытаясь передать рычаги управления своим поведением людям или вещам из внешнего мира.

В 60-х годах психолог Джулиан Роттер увидел и описал эти процессы в своем понятии «локуса контроля». Если вы используете в своей практике его тестовые методики, целиком приведенные в нашей книге «LSD…», вы будете поражены тем фактом, что до 90% ваших пациентов и около 70% окружающих вас людей будут переносить ответственность за свои поступки на внешний по отношению к личности и телу мир.

Меньшинство сочтет себя виновным и ответственным за свои неудачи, как личные, так и профессиональные. Большинство будет винить в собственных неудачах близких, государство, начальство, электромагнитную обстановку, расположение созвездий и так далее и тому подобное. Большинство протестированных вами людей сочтут абсолютно нормальной регуляцию своих эмоций с помощью таблеток, а врача — человеком, который имеет право принимать решения вместо пациента.

Что такое, например, «кодирование», как не попытка перенести рычаги управления своим произвольным поведением на человека в белом халате? Это символическая попытка перенести ответственность за свое пьянство или прием наркотиков на другую внешнюю силу.

Наша неспособность быть самим собой приводит к тому, что нас пытаются кодировать не только ученики А.Р.Довженко. Нашим поведением управляют женские прокладки и разновидности лимонада, пиво и новая марка автомобиля.

Главной задачей потребительской культуры в этой ситуации является «впихнуть» нам вместо «точки Розанова» новый объект для подражания, новый «симулякр». Сделать так, чтобы человек просто не успевал задуматься и оценить вещи, погоней за которыми он замещает себе смысл жизни и встречу со своей «бесконечной индивидуальностью».

В такой ситуации вещи начинают управлять человеком.

Мы идем отдыхать… в магазин, приобретая себе новую кофточку… иначе отдых становится бессмысленным: ведь наедине с самим собой «абсолютно нечего делать» и «абсолютно не о чем думать».

Как только мы попадаем внутрь своей собственной мечты, на вожделенный комфортабельный лежак около теплого моря, выясняется, что мы не можем просто лежать и отдыхать, мы должны либо бежать в магазин за детективом, либо в бар за выпивкой, поскольку наедине со своими мыслями мы оставаться отказываемся… или боимся?

Может быть, это происходит потому, что в тишине, наедине с собой становится слышна наша надоедливая совесть, немедленно начинающая мучить, ругать за бессмысленность травянистого существования.

Феномен, который Джулиан Роттер назвал экстернальным (внешним) «локусом контроля», есть результат подражательной деятельности, т. е. попытки найти во внешнем мире «магические» объекты, которые переместят личность из сферы детерминизма (ответственности) в сферу случайности (отсутствия необходимости) отвечать за свои поступки.

В результате алкоголь и наркотики по своему смыслу из области «болезней цивилизации» перемещаются в область… идеальных товаров, товаров сущностно полностью соответствующих целям и задачам «демократического» общества. Более того, само это общество активно конкурирует с нелегальными торговцами наркотиками, выбрасывая на рынок и активно рекламируя свои собственные «синтетические наркотики»: антидепрессанты, нейролептики и транквилизаторы, которые, претендуя на «коррекцию» человеческих чувств и поведения, экзистенциально являются теми же перекрывающими доступ к «точке Розанова» веществами, наркотиками, только в лицензионной упаковке.

Но ведь такими же лекарствами еще совсем недавно были и амфетамин, и РСР, и LSD!

Когда человек находит людей или вещи, которые, как ему кажется, могут взять на себя ответственность за его поведение, он готов подражать им без предела. Эти люди или вещи на время или навсегда сливаются с человеческим «Я», становятся внутренне неотделимыми от процесса самоосознания.

Такой уровень подражания Карл Юнг называл идентификацией. Объекты идентификации — это предметы, посредством которых человек определяет и называет самого себя.

Возникновение упомянутой в предыдущей лекции «странной» зависимости пожилых людей от аминазина можно описать как идентификацию человека с психотропным лекарством. Точнее говоря, идентификацию с суженным аминазином состоянием сознания — «эгосистолой».

Обсуждая ориентированное пространство, мы с вами говорили о человеке, сидящем за рулем автомобиля. Давайте вспомним огромное количество известных каждому из нас историй о том, как в начале перестройки в нашей стране «новые русские» брали кредиты в банках, даже не собираясь их возвращать и, рискуя, все или почти все полученные деньги тратили на приобретение нового «Мерседеса». При этом эти люди не имели ни жилья, ни семьи, ни определенных планов на построение собственного будущего.

Очень многих из нас тогда интересовал вопрос: зачем?

А ведь это как раз и было патологическим способом самоидентификации. «Мерседес», в сущности, был аналогом «стакана водки», попыткой неуверенного в себе человека создать «внешний скелет»: сильное или ориентированное пространство, с помощью которого можно доказывать себе самому достижение того, чего не существовало в реальности — уверенности и успеха…

Автомобиль во все времена своего существования и воспринимался мужчиной как «сильное пространство», внутри которого он может испытать уверенность в себе.

Это свойство автомобиля как товара отчетливо осознает реклама: вспомните, например, рекламный ролик последней модели «Пежо» (маленький человечек, вступающий в схватку с огромным японцем — борцом сумо) и звучащий в нем слоган: «Пежо» — это сила, которая всегда с тобой.

Если раньше традиционный разговор в мужской компании шел о женщинах и автомобилях, то теперь, по-моему, ни о чем другом, кроме автомобилей уже и не говорят. Вытеснение женщины из структуры «мужского трепа» в пользу разговоров о машинах демонстрирует и еще одну вещь, для подробного объяснения которой не хватает места в нашем лекционном цикле: автомобиль — один из классических для ХХ века символов женского начала.

Сильное пространство для мужчины — это образ женский (приемлющий, обволакивающий и, вместе с тем поддающийся управлению). Приобретая автомобиль, мужчина приобретает символическую женщину — уверенность — защиту, (обратите внимание оба эти слова в русском языке женского рода), управлять которой, в отличие от женщины реальной, очень просто.

Еще наши отцы уходили от проблем семьи отдыхать в «гараж», хотя, казалось бы, менее комфортабельного места для отдыха, чем гараж по-российски, и придумать трудно. Однако именно там у мужчины появилась возможность «ласкать» абсолютно послушное его воле и напоминающее о комфортабельном существовании в утробе матери «сильное пространство».

Вы можете спросить меня, при чем же здесь подражательная деятельность? Но идею восприятия «средства передвижения» как смысла жизни или цели карьеры человек тоже должен откуда-то получить и принять как свое личное.

Мы называем механизм такого усвоения чужого желания завистью.

Давайте подумаем, чему может завидовать подросток, глядя на поведение человека, сидящего в роскошном авто.

Ответ на этот вопрос кажется очевидным. Молодой человек считает, что человек в автомобиле добился успеха, большей уверенности в себе, существенно больших возможностей для реализации своих потребностей, чем паренек, стоящий на обочине. Роскоши автомобиля он приписывает гораздо большую полноту бытия, чем есть у него самого.

Для нас это очевидно, как, впрочем, очевидно и то, что подросток принимает форму за содержание, точно также, как это делает вся современная ему культура.

Мы с вами знаем, что в своей конкретной ситуации реальный хозяин «Мерседеса» может чувствовать себя еще более неуверенным, чем стоящий на обочине подросток. Более того, он может непрерывно бороться с этой неуверенностью с помощью пьянства или кокаина.

Про «Мерседес» более или менее понятно. Но почему тот же подросток начинает подражать компании сверстников-наркоманов? Почему он пытается усвоить их модель поведения? Ведь их «форма» прямо противоположна внешнему облику «Мерседеса» и его водителя?

Если мы говорим о том, что наши дети стали расчетливыми и ориентированными только на деньги, то почему их так притягивает «тусовка наркоманов»?

Наркоманы внешне представляют из себя что-то прямо противоположное «Мерседесу»: они (во всяком случае злоупотребляющие героином) неопрятны и одеты хуже других, в будущем их явно не ждут деньги и материальный успех, их преследует милиция, от них можно заразиться безнадежными болезнями, они далеки от реальности и их явно не ожидает блестящее трудоустройство и карьера.

Чему тут завидовать «рациональному» подростку?

Мне кажется, разгадкой являются слова «они далеки от реальности».

В фигуре человека за затемненными окнами «Мерседеса» и в опьянении наркомана подросток смутно чувствует отрешенность от реальности, которую принимает за священную полноту бытия, за мудрость, за пребывание в «позиции вненаходимости», в «точке Розанова».

И человек в «Мерседесе» и наркоман как бы отделены от мира стеной загадки. Они — другие. В них мерещится недоступное подростку ощущение цельности бытия:отрешенность от потока реальности с одновременным существованием человека в ней. Подросток не может этого сформулировать. Но его бессознательное воспринимает отстраненность человека от реальности как мудрость, он завидует ей и пытается подражать.

В ситуации, когда молодой человек ощущает полноту бытия не внутри самого себя, а приписывает ее обладанию внешними по отношению к его душе и телу предметами, даже само его желание становится подражанием.

«Человек интенсивно желает — но он сам точно не знает чего, поскольку он желает бытия — бытия, которого, как ему кажется, сам он лишен и которым обладает, как опять-таки ему кажется, кто-то другой. Субъект ждет этого другого, чтобы тот сказал ему, чего нужно желать, чтобы обрести полноту бытия. Если модель (объект для подражания — А. Д.), уже, как кажется, одаренная верховным бытием, желает еще каких-то предметов и объектов, значит, желаемый объект способен сообщить еще большую полноту бытия. Не словами, а собственным желанием модель указывает человеку предельно желанный объект».

Так писал замечательный французский философ и этнограф Рене Жирар.

Только так можно понять и определить сам механизм зависти. Человек завидует на самом деле не тому, что другой обладает какими-либо предметами. Он завидует мнимому ощущению того, что эти предметы дают другому человеку большую полноту бытия.

Вне всякого сомнения мимесис, или подражание, всего лишь другой аспект понятия «зависимость». Подражающий зависит от выбранной «модели» даже в области своих желаний.

И это делает проблему подражания и зависимости главной психологической проблемой нашего времени и нашей цивилизации.

Если вы всмотритесь внимательно в телевизионную рекламу, то легко поймете, что вся она построена на эксплуатации описанных принципов. Рекламные ролики создают иллюзию того, что рекламируемые в них предметы предоставляют героям тех же роликов больше возможностей для бытия, т.е. большую его полноту.

Описанный механизм подражания во времена новой европейской истории явно или неявно использовали все тайные общества. Тоталитарные секты используют его и поныне. Тайное общество — это способ создания некой «иной» коллективной реальности, в которой внешний наблюдатель, видя отрешенность его членов от мирской суеты, бессознательно чувствует это как силу и, следовательно, образец для подражания.

В секте «Дианетики» Рона Хаббарда одной из главных духовных перспектив для нового «адепта» является недостижимое попадание на мифический корабль «Free winds» («Вольные ветра»), на котором находится неуловимый и недоступный простым смертным «духовный центр» сайентологии. На этом корабле находятся только «клиры» (очищенные) и для того, чтобы попасть туда, необходимо пройти все дорогостоящие этапы сайентологического «очищения» и обучения.

Корабль в классической мифологии — один из главных символов отрешенности посвященных от мира. Это почти «шамбала» или «беловодье» в исполнении Рона Хаббарда. «Посвященные» плывут на корабле, архетипическом образе человеческого разума в водной стихии безумия, они абсолютно отрешены от мира, но не оторваны от него, а продолжают тайное духовное руководство.

Образ корабля, архетипический образ недостижимой полноты бытия, вызывает инстинктивную зависть у человека обратившегося в секту… и он платит несуразную цену за элементарные психологические сессии.

Можно сказать, что приобретение «Мерседеса» на последние деньги в сущности есть попытка самостоятельного приобретения «волшебного корабля» Рона Хаббарда.

Как выясняется, и прием наркотиков в сущности — это замена мечты оказаться на таком «корабле отрешенности», вывернутые наизнанку «алые паруса» ХХI века.

Подростку и в «Мерседесе», и в компании наркоманов, и в «волшебном корабле» Рона Хаббарда мнится цельность бытия, аутентичность существования по Киркегору. Он пытается сбежать на этот доступный ему «корабль» от неаутентичного, целиком запрограммированного вещами, потерявшего духовное измерение существования, которое мы и называем реальностью или «правдой жизни».

Наши отцы, да и мы сами искали «корабль отрешенности» в алкогольном опьянении, которое на знаменитых кухнях 60-х и 70-х годов приобретало все более и более религиозный оттенок…

Сейчас мы ищем «корабль забвения» в пустопорожнем чтении, боевиках и приобретении вещей. Нашим детям торговая цивилизация с каждым годом предоставляет все больше и больше таких «кораблей» и… не только химических! Взять хотя бы компьютерные игры (мы немного поговорим о них в следующей лекции, где сможем подробно говорить о сути «виртуальной реальности»)…

Каким образом подражание становится чуть ли не главной формой произвольного поведения человека? Ведь поведение определяет не только влияние вещей и рекламы на человека. Существует же и сам отдельный человек, отдельное тело, отдельная личность.

Главенство подражания закладывается в детстве. Мы с вами можем описать весь процесс традиционного воспитания ребенка в семье и в школе как процесс тренировки подражательной деятельности.

«Делай как я!» — вот главный девиз воспитания. Средняя отечественная семья в процессе воспитания тратит минимальные усилия на то, чтобы привить ребенку ощущение самостоятельности и отдельности от родителей. Мы не привыкли требовать от своих детей навыков принятия самостоятельных решений.

Не будучи озабочены воспитанием чувства самостоятельности и правом на принятие решений в раннем возрасте своих детей, мы все при достижении нашим ребенком порога подросткового возраста (около 12-13 лет) начинаем вдруг требовать от них самостоятельных поступков и, не получая ответа на свои требования, обижаемся и удивляемся.

Фактически получается, что ребенок, только-только подчинившийся категорическому императиву подражания, просто не в состоянии понять, чего от него требуют, а родители не в состоянии осознать, что необъяснимое для него требование «не подражай» погружает его в отчаяние.

Американские психологи Г. Бейтсон и Д. Джексон описали этот феномен под названием «Двойной зажим» и считали его одной из главных причин тех случаев шизофрении, которые они наблюдали.

Однако на самом деле шизофренией традиционные модели воспитания закончатся далеко не всегда. Чаще всего не научившийся самостоятельно мыслить ребенок испытает то, что мы, не вдаваясь в дальнейший психологический анализ, называем общим словом «депрессия».

«…Все взрослые, начиная с отца и матери, все голоса культуры, по крайней мере в нашем обществе, на все лады повторяют «подражай мне», «секрет истинной жизни, подлинного бытия хранится у меня». Чем внимательнее ребенок к этим соблазнительным вещам, тем с большей готовностью и пылом он следует этим, идущим отовсюду внушениям и тем плачевнее будут последствия столкновений с реальностью, которые не замедлят произойти. Ребенок не располагает ни ориентирами, ни системой суждений, которые позволили бы ему отвергнуть авторитет этих образцов.

«Нет» — запрет на подражание, который они ему посылают в ответ, раздается как страшный приговор. Этим будут затронуты все его привычные желания и весь его будущий выбор образцов для подражания. На карту поставлена его итоговая личность». Рене Жирар.

В процессе семейного воспитания можно легко увидеть, что абсолютное подражание родителям, то есть абсолютная зависимость от этих образцов порождают у ребенка чувство обладания ими и ощущение, что он может управлять «образцами» с помощью… того же подражания.

Как только он пытается перенести образцы такого поведения на внешний мир, то быстро выясняет, что в отличие от родителей далеко не каждый посторонний человек управляется с помощью подражания, что «обладать» предметами и людьми из внешнего мира вовсе нет так просто, как родителями.

Но подросток оказывается не способным отказаться от своего опыта «обладания», он не имеет «образцов» для изменения поведения и… застывает в неподвижности. Ведь единственным возможным выходом из возникающей депрессии он считает поиск других объектов для подражания.

Неосознанно при выборе следующих образцов он будет стремиться найти такие, обладание которыми будет требовать от него минимума усилий (ведь обладание родителями усилий практически не требует). Обладание подобными образцами должно принести молодому человеку ощущение того беспечного блаженства, которое он чувствовал в детстве, просто подражая родителям.

И в этой потребности ему захочется ощутить отрешенность от грозного внешнего мира с его проблемами, так же, как он был отрешен от них в своем безоблачном детстве.

Так выглядят причины депрессии с точки зрения миметической деятельности. Но, со своей точки зрения почти также их описывал классический психоанализ в лице Зигмунда и Анны Фрейд. Они описывали причины взрослых депрессий в невозможности оторваться от объектов ранних сексуальных притязаний — отца и матери, то есть психоанализ описывает примерно то же самое, о чем мы только что говорили: невозможность обладания объектами внешнего мира наталкивается на неумение действовать по-другому, чем в детстве.

Но желание обладать объектами во внешнем мире от этого не просто сохраняется, но еще и усиливается. Человек чувствует себя в праве обладать миром, но мир, с его точки зрения, не хочет ему «отдаваться». Человек не в силах объяснить себе, что происходит и «застывает» в глубочайшем кризисе собственных мотиваций.

Это легко заметить даже в самых глубоких приступах меланхолии. Экзистенциально она становиться практически неотделимой от мании величия.

Человек будет говорить о чувстве своей тотальной вины за события, происходящие вокруг него, а порой и происходящие в целом мире. Но это ощущение возможно только тогда, когда человек ощущает себя в центре этого мира.

Он не может оторваться от своих притязаний на особое положение в этом мире: он хочет остаться в той же центральной роли по отношению к внешней реальности, какую он ребенком играл в отношениях с собственной семьей.

И особенно хорошо эти процессы видны в тех состояниях, которые мы называем депрессией периода отмены психоактивного вещества у наркомана:

Наркоман, прекративший употреблять наркотики, хочет так же просто и быстро, не страдая, обладать чем-то другим: высокооплачиваемой работой, девушкой, которая должна ему во всем подчиняться, родителями, которые должны делать все, что он захочет. Когда выясняется, что в реальности для обладания всем этим нужно потратить массу усилий, наркоман впадает в «депрессию».

Эту депрессию, развившуюся через невозможность мгновенного обладания объектами притязаний, он использует как оправдание для возобновления употребления наркотиков, то есть того единственного простейшего объекта, который дает иллюзию удовлетворения его притязаний.

«Но, — скажет мне внимательный читатель, — тогда вы приводите нас к ощущению абсолютной безнадежности воспитательных усилий. Ведь во все времена сам процесс воспитания невозможно себе представить без подражания родителям или воспитателям!»

Да, это так, но в традиционной культуре существовал возраст, когда процесс «подражательного» воспитания заканчивался и начинался абсолютно иной воспитательный этап — этап духовной инициации.

В языческой культуре для этого служили обряды посвящения подростка в мужчину — полноценного члена племени. В ходе обряда он приобретал новую цельность понимания мира (иногда даже новое, тайное имя) и новый смысл существования.

Но совершенно особый смысл инициация приобрела в христианстве.

«Не мир я принес, но меч.

Ибо я пришел разделить человека с отцем его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее.

И враги человека — домашние его.

Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин меня»;

Мат. 10, 35-37

Приведенные выше слова Спасителя — это одно из тех мест Нового Завета, которые в течение тысячелетий подвергались наибольшему количеству толкований и разночтений. Мы с вами не будем заниматься богословскими спорами. Я хочу обратить ваше внимание лишь на один чрезвычайно значимый смысл этой цитаты:

Вне всякого сомнения Христос призывает к прекращению всякого подражания. Еще бы! Ведь миг откровения, познания Живого Бога делал человека толпы отдельной личностью. Человек из смутного образа становился подобием Божьим. То есть получал немыслимую доселе свободу: он становился творцом, способным создавать собственные вселенные, но обретал и неведомую ранее ответственность…

Откровение делает человека абсолютно «интернальным»: он не может больше «пенять на зеркало», если у него «рожа крива».

Откровение — это обретение трансцендентной бесконечности, пришедшей из «точки Розанова».

Прекращение подражания возможно только одним путем: этот путь есть формирование нового, отличного от родительского цельного взгляда на мир, нового мировоззрения.

Но, как мы уже говорили в начале лекции, далеко не всякое, даже претендующее на цельность, мировоззрение годится для этого. Ведь усвоение неких теоретических взглядов, придуманных и разработанных другими людьми, снова является все той же миметической деятельностью.

И это очень хорошо видно на примере коммунистического мировоззрения.

Одним из самых устойчивых, постоянно навязываемых идеологами партии мифов советской власти был общеизвестный миф о Павлике Морозове. Почему, несмотря на всю лживость излагаемых в мифе событий и категорическим неприятием этого мифа всеми поколениями советской интеллигенции, он продолжал с таким упорством внушаться массовому сознанию?

Потому, что этот миф, как и «корабль дианетики», имеет явное архетипическое, псевдохристианское происхождение. На самом деле он являлся одним из символов «инициации» в «стройные ряды советского народа».

Согласно сюжету мифа, Павлик Морозов донес властям на своего отца-«кулака», поскольку поступки отца не совпадали с его «пионерским» мировоззрением. После совершения «героического» поступка Павлик Морозов был замучен и убит те ми же кулаками.

Миф издевательски повторяет: «Ибо я пришел разделить человека с отцем его… Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня…»

Достаточно одного мифа, чтобы понять всю сущность коммунизма и попыток строительства общества, исповедующего подражание коллективным ценностям как основу идеологии. Именно неявный призыв к подражанию и заменяет в мифе инициатический процесс.

Слова Христа и поступок Павлика Морозова — два прямо противоположных способа инициации. Первый зовет