ГЛАВА 11. Лили ощущала себя в этом шелковом платье, словно самозванка

 

Лили ощущала себя в этом шелковом платье, словно самозванка. К тому же тонкая ткань вся была в пятнах от слез. Лили просмотрела содержимое своего чемодана и вытащила со дна ворох скомканного белья. Отбросив платье в угол, она натянула бесформенную ночную сорочку, которую Джаника неизменно называла нарядом Картофельной Королевы.

В этом ужасном наряде Лили ощутила себя привычно невидимой.

Она не знала, где Трэвис, вернее, с кем.

Надеясь, что книга отвлечет ее от мрачных мыслей, она схватила какой-то роман, который не могла заставить себя читать еще в самолете. Устроившись под мягким одеялом, она свернулась клубочком и принялась листать страницы. Но даже описания «горячего» секса не привлекали ее внимания.

Она бросила книгу на кофейный столик и выглянула в окно, где круглые холмы сменяли друг друга. Лили сдерживала слезы, но безуспешно. Что ж, это будет ей хорошим уроком. Будет знать, как кружить себе голову бесплодными мечтами. Всяк сверчок знай свой шесток, как говорится.

Худые и симпатичные девушки имеют право на веселье. Женщинам больших размеров остается только с завистью наблюдать за ними со стороны.

Тяжелая деревянная дверь открылась неожиданно, так что Лили вздрогнула и посмотрела на нее расширившимися глазами, выглянув из-под горы одеял и подушек. Трэвис показался в дверном проеме. Когда их взгляды встретились, для Лили блеснул луч надежды.

Он был таким красивым. В этом и состояла главная проблема. Это всегда было источником беспокойства, еще когда они были детьми и он специально не принимал ее в футбольную команду. Уже тогда она смотрела на него с восхищением, затаив дыхание.

Его темные волосы растрепались, и это напомнило ей, как он выглядит после ночи любви. Его губы были полными, но в их контуре ощущалась мужественность. Они немножко приподнимались в уголках, и Лили очень хотелось лизнуть языком эти милые морщинки. В его зеленых глазах было обещание, и Лили невольно поежилась, хотя и была завернута в одеяло. Он неуверенно посмотрел на нее и спросил:

— Можно войти?

Она онемела от неожиданности, не в силах поверить, что он вернулся к ней, а не остался в объятиях какой-нибудь горячей итальянки. Она кивнула. Зарывшись еще глубже в подушки, она наблюдала, как он прошел в гостиную.

Трэвис присел на край софы, и Лили наконец заметила коричневый пакет в его руках. Он положил его рядом с книгой.

— Лили, — начал он и откашлялся.

Он посмотрел в потолок, словно не знал, какие слова подобрать. Прошла минута, прежде чем он посмотрел на нее, — она замерла и вся превратилась в ожидание. Его истинные чувства были написаны на лице, и ей ничего не оставалось делать, как подчиниться судьбе.

Она всегда знала, что любит его, но теперь понимала, что будет очень сложно скрыть это чувство. Как бы ужасно он ни вел себя по отношению к ней, как бы несправедливо ни поступал, она всегда будет любить его. Это ее крест, и она с готовностью будет нести его.

— Лили, — начал он. — Я не очень хорошо умею...

Он замолчал и невесело усмехнулся. Он выглядел побитым жизнью, как никогда.

Сердце Лили страдало за него. О, если бы только было придумано лекарство от сердечных ран! Принимайте два раза в день в течение всей жизни, и вы здоровы.

— Я вел себя как дурак сегодня днем. Я прошу у тебя прощения.

Он говорил торопливо, словно боялся сбиться.

Лили заметила, что ему тяжело признавать свою вину, да и видеть Трэвиса раскаивающимся? Неужели ей не послышалось? Он был самым самоуверенным человеком из всех, кого она знала.

Молчание затягивалось, и Трэвис поерзал на месте.

— Я принес подарок в знак нашего примирения, — сказал он, махнув в сторону пакета.

—Позволь мне на него посмотреть, — срывающимся голосом произнесла она.

Она шмыгнула носом, и Трэвис внимательно всмотрелся в ее лицо.

— О, я заставил тебя плакать?

Он протянул к ней руку, но Лили еще больше закрылась. Она хотела, чтобы он успокоил ее, но он и был причиной, по которой ей требовалось успокоение. Круг замыкался.

«Плохо, плохо, плохо», — подумала она, давая себе обещание быть стойкой перед искушениями.

Он встал с софы.

— Я не знаю, о чем думал тогда. Я ревнивый и глупый. Я настоящий негодяй, потому что заставил тебя страдать. Я не умею держать себя в руках...

Лили привстала.

— Что? Что ты сказал о себе?

Трэвис снова сел.

— Ревнивый негодяй, — повторил он, ища ее взгляд.

Тень улыбки тронула губы Лили.

— И?

— И я не могу ничего с собой поделать, Лили.

— Ты не можешь ничего с собой поделать? — она не скрывала улыбки.

Трэвис покачал головой и вздохнул.

— Нет, не могу. Как только какой-нибудь парень просто позволит себе посмотреть на тебя, у меня сразу же возникает непреодолимое желание вышибить ему мозги.

— Ничего себе, — не веря тому, что слышит, сказала Лили. — Я вижу, что ты и вправду ревнуешь.

Трэвис выглядел смущенным, но Лили не спешила его успокаивать. Пусть немного помучается. Совсем немного.

— Как же ты собирался загладить свою вину?

«Не очень-то я стойкая перед искушениями», — подумала она. Но как она могла сопротивляться, когда не только услышала извинения из уст самого Трэвиса, но и получит подарок?

Может, все будет хорошо.

Трэвис вытащил пластиковый контейнер из пакета.

Лили выскочила из-под горы одеял и схватила его.

— Шоколадное мороженое?

Ее голос звенел, и в нем слышались яростные ноты. Иногда, как она уже убедилась, женщине есть смысл показывать, какой стервой она может быть. Особенно если к этому ее подвел сам мужчина.

Она бросила мороженое, вложив всю ненависть в свой удар. Контейнер раскрылся, и его содержимое измазало Трэвиса с головы до ног. Его волосы, лицо, рубашка, его брюки — все было в липком и сладком итальянском мороженом.

Трэвис стер шоколадный комок над левым глазом.

— Лили, — миролюбивым тоном сказал он, но она не хотела слушать его оправданий.

— Это какая-то извращенная шутка. Сказать толстой девушке, что ты виноват, а потом накачать ее сахаром и сливками? Ты подлец!

Она набросилась на него с кулаками. Ей хотелось причинить ему ощутимую боль, чтобы не помнить о том, что случилось в прошлом. Но память уже услужливо подбросила ей картинку.

«Лили, два на четыре. Ни в одну дверь не пролезет».

Это было за неделю до рождественских каникул. Учитель устроил детям вечеринку. На столе в углу класса были расставлены блюда с печеньями и пирожными. Хотя другие дети хватали их без оглядки, Лили старательно избегала даже смотреть в сторону сладостей. Но искушение шоколадным мороженым было слишком велико для двенадцатилетней девочки. Она взяла маленькую ложечку лакомства и попыталась съесть его так, чтобы никто не заметил.

Но ей не повезло.

— Лили, два на четыре. Ни в одну дверь не пролезет!

Она посмотрела на Трэвиса, взглядом умоляя его защитить ее от нападок других детей. Он должен был сказать, чтобы они замолчали, но вместо этого лишь молча продолжил есть свой кусок торта.

Слезы наполнили ее глаза, и она помчалась в туалетную комнату, где дала волю своим эмоциям. Трэвис даже не пытался остановить это издевательство. Раньше он был ее другом, но теперь все изменилось. И это было самым страшным, даже пострашнее, чем то, что ее обозвали толстой.

Воспоминание привело Лили в ярость. Она потеряла над собой контроль. Бросившись на него всем телом, она колотила его что есть мочи. Она разорвет этого негодяя на кусочки!

— Лили! Перестань меня бить! — Трэвис схватил ее запястья в свои большие ладони.

Он вдруг перестал просить прощения, когда увидел ее наряд.

— Что это за тряпка на тебе?! — с удивлением на лице вымолвил он.

— Тебе не все равно? — ядовито произнесла она. — Какое это имеет значение? Натяни на корову красивое платье, но под ним она ведь все равно останется коровой, да?

Трэвис не стал больше поддаваться ее настроению, и его губы искривились в желчной улыбке.

— Сколько раз мне тебе говорить, Лили? — Каждое произнесенное им слово вылетало, как пуля. — Ты. Не. Толстая.

Две слезинки скатились по ее щекам, и гнев растворился.

— Я всегда была толстой. «Лили, два на четыре. Ни в одну дверь не пролезет».

— Нет, дорогая. — Его голос звучал так нежно, как никогда. — Это просто какой-то глупый ребенок со своими дурацкими шутками.

— Почему ты не защитил меня?

— Я боялся.

— Чего?

— Тебя. Того, что ты покоряешь мое сердце.

— Нет.

— Ты прекрасна.

— Нет.

— Прекрасна.

— Нет.

— Я тебя любил, Лили, даже тогда.

И Трэвис, и Лили остановились, шокированные услышанным.

Трэвис глубоко вздохнул и пришел в себя первым.

— Я люблю тебя.

Он словно пробовал эти слова на вкус.

— Я люблю тебя, Лили.

Лили безвольно опустила руки и прислонилась к теплому телу Трэвиса. Она простила ему все, хотя и понимала, что нельзя так быстро сдаваться.

Трэвис только что произнес слова, которые она мечтала услышать от него всю жизнь.

— Ты любишь меня?

Трэвис прикоснулся к ее губам своими устами, и этот поцелуй был словно щекотание перышка. Их пальцы сплелись. Лили боялась пошевельнуться, боялась нарушить очарование момента. Она боялась, что Трэвис вот-вот начнет смеяться и скажет: «Пошутил».

Но затем он прошептал:

— Я всегда тебя любил.

Она словно оказалась на небесах.

Трэвис со стоном удовольствия начал перебирать пальцами ее непослушные локоны. Она наклонила голову, чтобы он мог поцеловать ее снова. В его дыхании был аромат виски, и он пьянил Лили, как терпкий аромат экзотического цветка.

Он притянул ее к себе, и она ощутила, как выпуклость на его джинсах заняла свое место у нее между ногами, словно погрузилась в долину. Ей хотелось большего. Ей хотелось, чтобы они прыгнули в кровать обнаженными. Ее охватила животная страсть.

Не успев осознать, что происходит, она почувствовала, как руки Трэвиса сомкнулись на ее шее, а потом раздался звук рвущейся ткани. Трэвис расправился с неугодным нарядом. Под своим невзрачным платьем Лили была без белья.

— Ты знаешь, если хорошенько подумать, — сказал Трэвис, — то я не против такого ужасного наряда, если ты под ним будешь обнаженная и готова на все.

— Я его ненавижу, — сказала Лили, когда Трэвис потянул ее к себе.

— Я тоже. Более уродливой вещи я еще не видел.

Они рассмеялись, но, когда он прильнул к ее телу и она ощутила на себе его внушительный вес, смех утих сам собой. Лили вздохнула, заметив, как мороженое на его рубашке измазало ее грудь.

— О, да у тебя везде мороженое.

— Ты любишь мороженое? — хрипло спросила Лили.

Трэвис тщательно намазывал ареолы ее сосков шоколадной смесью.

— Это зависит от многих обстоятельств.

— От каких? — горячо дыша ему в шею, спросила Лили.

— От того, как его подают.

Его слова прозвучали как выстрел. Лили потянулась к его губам, но он мягко толкнул ее на ковер и начал слизывать шоколад с ее сосков.

— О, попробовала бы ты это, — застонал он.

Его язык нашел ее рот, и Лили начала жадно его сосать.

— Еще?

Лили кивнула, и ее сердце забилось с такой силой, что готово было взорвать ее изнутри. «Я люблю тебя», — хотелось крикнуть ей, но она сдержала себя невероятным усилием воли.

Трэвис принялся целовать грудь Лили, а на десерт оставил ее набухшие соски.

— Вишенки я всегда оставляю на потом, — сказал он с порочной ухмылкой.

Сгорая от желания, Лили наблюдала, как он касается ее груди. Она закрыла глаза, когда он слегка сжал соски губами.

— О, еще, — простонала она.

Покрыв ладонями ее груди, он начал страстно их мять, то и дело целуя. Он прошелся языком по глубокой ложбинке. Его легкая щетина словно заряжала кожу Лили огнем.

Она еще никогда не ощущала себя в такой безопасности, как теперь, когда его рука покоилась на ее груди. Трэвис посмотрел Лили в лицо, и его зрачки сузились, а дыхание стало прерывистым.

— Твоя киска не обижается на меня за то, что я о ней совсем позабыл?

Она кивнула, не в силах ответить. Он едва слышно прошептал:

— Давай на нее посмотрим.

Лили развела ноги, и он увидел ее во всей ее женской красе. Он наклонился к влагалищу так близко, что его дыхание щекотало бедра.

— О, ничего себе, — проводя указательным пальцем по ее влажным складкам, произнес он восхищенно, — да ты вся плачешь, да?

Трэвис поднес палец к губам и начал облизывать его. Он склонил голову набок и сказал:

— Я знаю, что нам потребуется.

Лили не успела ничего сказать, как вдруг ощутила холодное мороженое на своем лоне.

— Вот такой десерт мне по вкусу. Надо побыстрее его съесть, пока он не растаял.

Лили закрыла глаза, думая о том, как он будет слизывать с ее киски шоколадный крем. Ни в каких фантазиях она и представить себе не могла такого сценария. Она нашла себе любовника, который знал о ее желаниях больше, чем она сама.

Его язык, теплый и широкий, коснулся ее губ, а затем нащупал возбужденный клитор. Снова и снова он терзал ее влагалище языком. Его лицо было между ее бедер, а руки крепко сжимали ягодицы.

Оргазм пронзил ее стрелой, и Трэвис ответил на ее мелкую дрожь тем, что проник во влагалище двумя пальцами, пока язык все еще был занят клитором.

— О, твои губы... — Лили не хотела, чтобы это наслаждение кончалось.

Пальцы Трэвиса продолжали творить чудеса. Он приподнялся и принялся покусывать ее грудь, а его язык касался сосков, словно языки пламени. Поднявшись еще выше, он начал целовать ее шею. Вторая волна оргазма настигла ее тело.

— Хорошая девочка, — сказал Трэвис, и мышцы ее влагалища сжались вокруг его сильных пальцев. Он снова спустился к ее лону. Она обвила его голову ногами так, что он еще глубже погрузился в ее горячую киску, которую готов был терзать до самозабвения.

Она вся обмякла. Трэвис осыпал поцелуями ее бедра, измазанные шоколадом. Он целовал ее всю — колени, щиколотки. Его теплые ладони массировали ее ступни. Она была так истощена пережитыми оргазмами, что не могла даже пошевельнуться.

Лили расслабилась, наслаждаясь тем, как Трэвис массирует ее стопы. Наконец она открыла глаза. Он внимательно смотрел на нее, переводя взгляд с ее полной груди на влажные розовые губы влагалища.

Когда он смотрел на нее так восхищенно, она забывала о чувстве стыда. Ей казалось, что она самая красивая женщина на земле.

И он любил ее.

Ее сердце принадлежало ему столько лет, и теперь он был готов предложить ей свое сердце. Она могла продемонстрировать ему свои чувства только одним способом: подарить блаженство.

— Как много ненужной одежды, — пробормотала она. Трэвис взглянул вниз и улыбнулся. Ее пронзило желание угодить ему.

— Ну-ка, мой дорогой великан, — сказала она, решив поиграть с его пенисом.

Трэвис навис над Лили. Пока она расстегивала пуговицы на его рубашке, он страстно целовал ее в губы. Освободив его, она пробежала руками по голой груди.

— Ты такой красивый, — сказала она, и ей казалось, что она не насытится им никогда.

Как такой великолепный мужчина мог влюбиться в нее, такую невзрачную и обыкновенную?

От этой мысли ей стало не по себе, и она застыла на месте. Трэвис сразу ощутил перемену в ее настроении.

— Дорогая?

Звук его голоса вернул ее с небес на землю. Она дразнящим тоном обратилась к нему:

— Просто не могу дождаться, когда попробую свой первый шоколадный член.

Трэвис был готов растерзать ее на месте, лишь услышав эти слова. Он быстро снял брюки и улегся на спину. Лили восхищенно взглянула на Трэвиса, обхватив его член пальцами.

Трэвис поторопил ее:

— Если ты хочешь отведать лакомства, то лучше делай это быстрее.

Жемчужная капля показалась на его головке. Лили облизала его, и Трэвис протяжно застонал. Она потянулась к мороженому.

— Как вкусно это будет, даже представить себе не могу. Эта ночь будет выдержана в итальянском стиле.

Лили начала ласкать его стержень вымазанными в шоколад руками. Его бедра напряглись.

— Тебе это нравится, да?

Трэвис закрыл глаза и кивнул.

— А это?

Лили опустилась губами к его возбужденному органу и принялась лизать его, как конус мороженого. Она мучила его так изысканно, что он не в силах был кричать. Она опускалась вниз по миллиметру и, наконец, достигла основания его великолепного поршня.

— Я не могу...

И с этими словами началось настоящее извержение вулкана.

Лили глотала «лаву», возбуждаясь от интимности момента. Даже когда первые судороги миновали, она не отпустила его.

Он расслабился, и Лили легла рядом со своим любимым. Она подпирала подбородок ладонями.

— Как вкусно, — облизнув губы, заметила она.

Трэвис отозвался еле слышно:

— Нам. Надо. В душ.

Лили поднялась первой и протянула руку Трэвису. Он встал и поцеловал ее в губы.

— Ты перевернула мой мир.

Лили рассмеялась в ответ.

— Я говорю серьезно, моя милая. Я еще ни разу не испытывал ничего подобного.

Его глаза были темно-зелеными, как океан, и вглядываясь в них, Лили не стала сдерживать слез счастья.

— Я тоже.