Роберт хорошо с этим справляется

Когда моему сыну Роберту было семь лет, он не поделил улицу с грузовиком и проиграл. Полиция вызвала меня в госпиталь, чтобы опознать мальчика с листком бумаги в кармане, на котором было написано "Бобби". Я опознал Роберта в госпитале Доброй

Самарянки и сказал полицейскому: "Да, это мой сын. Какие у него повреждения?" - спросил я у дежурного врача в приемном покое. "Перелом обоих бедер, - сказал он, - перелом таза, трещина черепа и сотрясение мозга. Сейчас мы обследуем его, пытаемся выяснить, есть ли повреждения внутренних органов".

Я дождался, когда кончится обследование и узнал, что повреждений внутренних органов нет. Тогда я спросил врача: "Какой прогноз?"

Врач ответил: "Если он переживет ближайшие двое суток, то, может быть, у него будет шанс выжить".

Вернувшись домой, я созвал всех членов моей семьи и сказал: "Мы все знаем Роберта. Мы знаем, что когда Роберт должен сделать что-нибудь, он это делает’ И делает хорошо. В данное время Роберт лежит в госпитале Доброй Самарянки. Он попал под грузовик, и у него переломаны оба бедра, таз, он получил трещину в черепе и у него сотрясение мозга. Он никого не узнает. У него нарушено мышление. В ближайшие сорок восемь часов мы узнаем, будет он жить или нет. Мы все знаем Роберта. Если ему нужно что-то сделать, он это делает хорошо. Вы можете гордиться им".

"Если вы хотите поплакать - плачьте. Но, я думаю, что было бы очень неуважительно по отношению к Роберту, если вы будете плакать много. Я хочу, чтобы из уважения к Роберту вы продолжали выполнять все свои домашние обязанности. Н я хочу, чтобы вы ложились спать вовремя. Ложитесь вовремя и хорошо высыпайтесь. Роберт заслужил, чтобы вы таким образом проявили к нему уважение".

Дети немного поплакали, хорошо поели, сделали все свои домашние дела, сделали уроки и пошли спать вовремя.

Через двое суток мы узнали, что Роберт будет жить. Я сказал им, что не стоит беспокоить Роберта в больнице, потому что перед ним стоит очень трудная задача - ему нужно выздороветь. Если мы начнем сейчас ходить к нему, то это заберет у него много энергии, а она очень нужна для того, чтобы поправиться. Я не знал, что моя жена тайком ходит к нему каждый день и сидит около постели. Иногда Роберт поворачивался к ней спиной, иногда говорил ей: "Иди домой". Иногда он задавал ей один-два вопроса и просил идти домой. Она делала все, что он говорил ей.

Мы посылали Роберту много подарков. Но всегда просили медсестру передать их ему. Мы никогда не давали ему ничего лично.

Я подходил к окошечку палаты и смотрел, как поправляется Роберт, но делал это так, чтобы он не видел меня и не знал, что я приходил.

Несчастье произошло пятого декабря, а привезли его из больницы в конце марта. Санитары чуть было не уронили его с носилок. Роберт был очень возбужден. Когда его принесли в комнату, он сказал: "Как хорошо, что у меня такие родители. Вы ни разу не пришли в больницу. А вот другим детям не повезло. Их родители приходили днем и дети от этого плакали. А потом они приходили еще вечером и снова заставляли бедных детей плакать. А по выходным было еще хуже. Я просто возненавидел этих родителей, которые мешали своим детям поправляться".

Когда я проходил интернатуру, я измерял температуру, дыхание и пульс у пациентов за час до прихода посетителей. Через час после их ухода я снова измерял пульс, дыхание и кровяное давление. И каждый раз после посещения у пациентов повышалась температура. Дыхание становилось учащенным и повышалось кровяное давление. И тогда я решил, что если кто-нибудь из моих детей или жена попадут в больницу, я не приду к ним, пока не буду уверен в том, что это не повредит им, не повысит давление, температуру, пульс и не участит дыхание. Больным в госпитале нужно расходовать силы на выздоровление, а не на то, чтобы улучшать самочувствие своих здоровых родственников.

Эта история была рассказана в качестве ответа на вопрос: "Считаете ли вы, что необходимо чувствовать чужую боль, горе или утрату? Или с этим надо бороться?" Большинству читателей поведение Эриксона покажется холодным и отчужденным. Однако он искренне был убежден в том, что серьезно больного человека следует оставлять одного и дать ему возможность сделать свое "дело", поправиться, а не нервировать посещениями. Конечно, он немного преувеличивает важность своей точки зрения, поскольку все же делает оговорку, что миссис Эриксон каждый день сидела у постели ребенка ("хотя я об этом и не знал"). Да и сам он не мог не заходить в больницу, чтобы постоянно быть в курсе, как поправляется Роберт. К тому же, дети Эриксона были с самого раннего возраста приучены к тому, чтобы не поднимать много шума из-за болезни или потери. Они гордились своей самостоятельностью.

Прослушав эту историю, один из студентов довольно сердито спросил Эриксона, почему он не пришел в больницу и не повоздействовал на сына гипнозом, "чтобы помочь ему выздороветь побыстрее". Эриксон ответила "Дети, живя со мной все время, не могли не научиться от меня многому. Я учил их, что боль не важна, а физический комфорт по своей ценности занимает далеко не первое место. Например, когда маленькая Роксана разодрала коленку, то уж она объявила об этом всему городу. Мама вышла посмотреть, что случилось. Я тоже вышел. Мать сказала: "Не плачь, сейчас мама поцелует тебя сюда, потом сюда, а потом вот здесь, и боль пройдет. Ты просто не представляешь себе, как мамин поцелуй снимает боль". И это действительно так".

Эриксон имеет в виду, что при мелких царапинах можно утешать так, как это делает мать. Но в серьезных случаях, связанных с угрозой жизни, лучше всего оставить пациента одного, и на возможно большее время. Он старается развеять серьезное заблуждение относительно самогипноза, и говорит, что для достижения гипнотического состояния ритуализированная процедура индукции не нужна. Простое осознание "неважности боли и физического комфорта" могут произвести тот же эффект, что и гипнотическая индукция, когда то же самое пациенту говорит "гипнотерапевт". Иными словами, если у человека есть ценности или убеждения, то они создают своего рода установку, эффект которой так же постоянен, как если бы ее "закладывал" ему психотерапевт под воздействием гипноза.

Эриксон не просто делится своими мыслями относительно посещения больных -Фактически он говорит, что родители или лицо, желающее помочь, должны находиться рядом, чтобы явиться по первому зову. Помощь оказывается только в той мере, в которой она нужна тому, кто в ней нуждается. Когда Роберт просил Бетти Эриксон "идти домой", она уходила.

Если мы рассмотрим этот рассказ с точки зрения внутрипсихических процессов, то увидим ту же самую картину - "ребенок" сам определяет, что для него лучше. Вмешательство взрослых просто затянуло бы выздоровление или развитие. Это затягивание дает о себе знать очень явным образом. Эриксон часто говорит о кровяном давлении, пульсе и частоте дыхания. Такое направление беседы является частью его техники косвенного гипнотического внушения. В данном случае он указывает на то, что происходит искажение естественных физиологических реакций - естественных функций, и источником этого искажения являются родители, переносящие свои тревожности на детей. Или это происходит тогда, когда в человеке начинает продуцировать тревожность "внутренний голос", исходящий из сформировавшейся в детстве родительской структуры личности. Когда это происходит, "ребенок начинает плакать", то есть, активизируется детская структура личности. Возникает глубинное "чувство печали или ненависти к себе", как это состояние называла Хорни. Оно особенно характерно для тех, кто имеет жесткую и строгую систему ожиданий. Однако в комментарии, в конце рассказа, Эриксон подчеркивает тот факт, что "мать" может одним своим поцелуем добиться чудесных результатов. Иными словами, наша способность быть самим себе доброй матерью, любить себя, может оказать "анестезирующее" воздействие, то есть, ослабить внутреннюю боль и муку сомнений. Это перекликается с мыслями, высказанными Антонией Венкарт в ее статье о "Принятии" и Теодором Рубином в его работе "Сострадание и ненависть к себе".

И, конечно же, психотерапевтам не следует вмешиваться, когда их пациенты справляются успешно.