ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Мы уже сказали, что св. Иоанн Златоуст, как душепопечительный пастырь, поставил целью своей пастырской деятельности нравственное перевоспитание общества

I

Мы уже сказали, что св. Иоанн Златоуст, как душепопечительный пастырь, поставил целью своей пастырской деятельности нравственное перевоспитание общества, а одним из самых могучих средств для достижения этой цели он считал церковное богослужение и тесно связанные с ним чтение Священного Писания, проповедь, участие в таинствах, особенно в важнейшем из них – Евхаристии. Поэтому он так ревностно и привлекал пасомых к церковно-общественным богослужебным собраниям. В беседах св. Иоанна Златоуста, как бы попутно и мимоходом, даются некоторые указания об устройстве – и то скорее внутреннем, чем внешнем – христианских храмов его времени. Вот эти имеющиеся отрывочные указания на детали храмовых зданий и могут служить пособием к тому, чтобы более или менее правильно определить, каков был архитектурный стиль храмового зодчества IV века.

Встречаясь с кратким замечанием Иоанна Златоуста, что церквей много, что «церкви… по всей вселенной» (т. V, стр. 290), мы можем прийти к заключению, что в IV веке к строительству церквей было прилагаемо большое усердие, и если забота об этом обусловливалась, с одной стороны, необходимой потребностью (увеличение числа верующих), а с другой – с прекращением гонений и с улучшением материального и правового положения христиан для них открылась и полная возможность осуществлять заботу об устройстве своих храмов, то, значит, храмы и устроялись уже в каком-то определенном, принятом в то время архитектурном стиле. Из довольно частых, правда, отрывочных указаний Златоуста, что прежде и дома были церквами (т. VII, стр. 359; т. IX, стр. 838; т. X, стр. 373), видно, что для первохристианских общин местом их молитвенных собраний нередко служили частные дома, но в его эпоху этого уже не было. Имея в виду такую именно практику, св. Иоанн Златоуст, говоря об Акиле и Прискилле и изображая строгие нравы первых христиан, выражается так: «Они (христиане. – М. Н.) были настолько добродетельны, что обратили дом свой в церковь» (т. IX, стр. 383). Первыми христианскими церквами, т. е. местами совершения богослужения, могли быть икосы, т. е. дома или, точнее, залы частных домов. Какова бы ни была форма этих помещений, достоинство ее определялось применимостью к определенной цели. Отсюда мало-помалу образовалась привычка видеть определенное внутреннее устройство места молитв. Когда же открылась для христиан возможность строить собственные храмы, то форма их до некоторой степени уже была предопределена предшествовавшей практикой. Говоря это, мы не утверждаем, что форма христианских храмов и их внешний вид всегда были подражанием древним икосам, ибо многие ученые по письменным памятникам, говорившим о древних христианских храмах, находят в их формах сходные черты и с другими постройками греко-римского мира, но все же при всех разноречивых своих выводах все они согласны, что первоначально христианские храмы имели вид продолговатого здания, разделенного внутри двумя, а иногда и четырьмя рядами колонн по длине здания на три или на пять продольных частей – нефов («кораблей»). Подобную форму представляли собой как базилики, так и столовые комнаты больших домов, какими, как мы уже сказали, и пользовались христиане при совершении богослужения. Правда, во время гонений христиане нередко устраивали богослужебные собрания в местах глухих и отдаленных от жилищ (на кладбищах и в катакомбах), когда нельзя было думать о соблюдении какого бы то ни было внешнего архитектурного стиля, но лишь только прекращалось гонение, лишь только христиане снова могли жить спокойно, они опять устраивали богослужебные собрания или в частных домах некоторых христиан или, если были возможности, заботились об устройстве специальных молитвенных зданий – храмов. С какого времени христиане начали строить особые здания для своих богослужебных собраний, когда появились у них первые храмы, трудно определить с точностью, потому что черта, отделяющая молитвенный дом от храма, почти неуловима, и превращение первого в последний могло совершаться при самых незначительных приспособлениях, так что любой частный молитвенный дом мог легко сделаться и открытым христианским храмом. Каковы были христианские храмы в раннейшую эпоху, можно отчасти судить по рассказу о разрушении христианского храма в Никомидии. Из этого повествования можно видеть, что Никомидийская церковь представляла собой здание больших размеров, поднимавшееся на значительную высоту и окруженное общественными постройками.

Известно, что в последнее Диоклитианово гонение все христианские церкви были разрушены. Но при Константине Великом, с торжеством христианства, естественно было начаться строению новых церквей. И действительно, церкви появляются во множестве, ибо эдиктом Константина предоставлялось христианам неограниченное право строить новые церкви. Их строят и императоры, и епископы, и частные лица. Вообще во всех значительных городах появились более или менее большие и богатые церкви. На это и указывает св. Иоанн Златоуст в своих беседах, говоря, что церквей много, что они по всей вселенной (т. V, стр. 290).

В беседе 18-й на Деяния апостолов, повествуя о пользе поминовения умерших и благотворителей, он говорит: Если у тебя не хватает средств, «ты построй сначала небольшой дом в виде храма; кто-нибудь после тебя построит притвор, а другой после «его прибавит еще что-нибудь» (т. IX, стр. 178). Отсюда видно, что церкви устроялись всюду и не только епископами, но и частными лицами. Отсюда же, с другой стороны, ясно, что церкви устроялись по известному уже определенному плану – «в виде храма», т. е. по плану, по какому в то время принято было строить храмы. В то же время видно, что дом и храм имели близкие по сходству формы. Однако самого описания плана Златоуст не дает, а только ссылается на него. Сначала храмы, устроенные по этому плану, не отличались особенным великолепием и изяществом, но постепенно верные стали заботиться об устройстве обширных и великолепных храмов и о благолепии их. На это указывает св. Златоуст при объяснении 44-го псалма, говоря, что благодать Св. Духа наполнила ведением всю вселенную и распространилась по всякой земле, начиная с Палестины, – в Египет, Финикию, Сирию и т. д., – какую озаряет солнце. Далее он говорит, что благодатная проповедь коснется не только бедных, но покорит и царства, и воздвигнуты будут Христу великолепные, храмы. «Это уже, как видно, – прибавляет Златоуст, – и сбывается на самом деле» (т. V, стр. 187 и 202).

Параллельно приведенному месту, в 80-й беседе, говоря о благотворительности, св. Иоанн, между прочим, указывает на внутреннее украшение храма: «Если увидишь, что кто-нибудь сделал и приносит священные сосуды или заботится о другом каком-нибудь украшении церковном, касающемся стен и пола, не позволяй продавать или истреблять то, что сделано, чтобы не ослабить его усердия. Если же кто прежде, чем сделать, скажет тебе о своем намерении, ты вели раздать нищим» (т. VII, стр. 804).

Св. Иоанн Златоуст не делает в своих беседах точного и определенного описания храмовых построек, тем не менее в его творениях можно усматривать по крайней мере намеки на то, что со времени Константина Великого, как и раньше, храмы устраивались в форме базилик. В слове 6-м о землетрясении и о богатом и Лазаре, делая сравнение Церкви с Ноевым ковчегом, он сопоставляет спасительные действия церкви и ковчега. Конечно, здесь под церковью Иоанн Златоуст преимущественно разумеет духовную Церковь, но по некоторым выражениям [«когда войдет сюда (в церковь. – М. Н.) человек хищный, корыстолюбивый и послушает вещаний Божественного Учителя, то переменяет образ мыслей и из волка делается овцой», т. I, стр. 850] заметно смешение синонимических названий – Церкви духовной и церкви в смысле здания. Параллельно этому считаем не лишним указать и другое место у Златоуста – в похвальной беседе о святом мученике Лукиане, где также церковь сравнивается с Ноевым ковчегом: «Этот св. ковчег (церковь. – М. Н.) стоит посредине и всех зовет и привлекает к себе... Не ленись проводить здесь время» (т. II, стр. 563). По внешнему виду церкви имели форму продолговатого четырехугольника и с течением времени стали отличаться от прежних своей монументальностью и высотой, изяществом отделки. Подтверждением сего служит беседа Златоуста о непришедших в собрание. Обличая предпочитающих хождению в храм провождение времени на торжище и ссылающихся на тесноту, жар и духоту в церкви, св. Иоанн Златоуст говорит: «Здесь (в храме. – М. Н.) и от лежащих на полу плит и от прочих удобств в устройстве храма, потому что он подымается на огромную высоту, воздух легче и прохладнее, а там везде сильные лучи солнца, великая теснота, дым и пыль и другие гораздо большие неприятности» (т. III, стр. 168). Храмы имели крепкое строение стен и крышу. Прямое указание на это имеется у Иоанна Златоуста в беседе пред отправлением в ссылку: «Проклятый и коварный диавол! – восклицает он. – Ты не одолел стен и надеешься поколебать Церковь. Но разве Церковь в стенах? Церковь – во множестве верующих». Крепость Церкви зависит от союза верующих. «Множество твердых столпов, не железом связанных, но скрепленных верою», враг опасения не может поколебать (т. III, стр. 445). В этой цитате у Иоанна Златоуста мы встречаем указание, что в храмах были столпы, колонны, скрепляемые железом. Это – явный намек, что здание, которое он мысленно представляет перед собой, устроено было в базилическом стиле. Высота среднего нефа зависела от устройства в ряде случаев двух рядов колонн, одного над другим. В этом случае между верхними колоннами, опирающимися на архитрав нижних, устроились хоры, которые назначались, для помещения женщин и назывались гинекониями. Указание на такого рода устройство мы можем найти в одной из бесед Златоуста, где он, обличая роскошь и наряды женщин, говорит: «Если бы вошел сюда (в церковь. – М. Н.) язычник и увидел вверху (на хорах. – М. Н.) женщин... а внизу Павла, так проповедующего, то не сказал ли бы он, что здесь театральное зрелище и баснословие?» (т. V,. стр. 569). В беседе к роптавшим на продолжительность поучений находится единственное в творениях Златоуста указание, что храм был со сводом: «Мы не удерживаем вас до полудня... не заставляем вас принимать эти (солнечные) лучи на обнаженную голову, но вводим под этот прекрасный свод и под кровлею доставляем вам прохладу, всячески заботясь о вашем удобстве» (т. III, стр. 113). В письме к пресвитеру Руфину св. Иоанн, между прочим, пишет, что до наступления зимы нужно успеть достроить стоящие без крыш церкви. В беседе 6-й на книгу Бытия он упоминает о чудном крове (храме. – М. Н.),который достаточно защищает молящихся и от холода, и от дождя, и от жестоких ветров (т. IV, стр. 42). В 31-й беседе на Евангелие от Иоанна, поставляя в пример усердие самарянки, слушающей учение Христово, и обличая нерадивых своих слушателей, Святой говорит: «Какое помилование получим мы, знающие Христа, находясь не на источнике, не в пустыне, не среди дня под палящими лучами солнца, но в утреннее время наслаждаясь под этим кровом тенью и прохладой» (т. VIII, стр. 204). Какой формы устраивались храмовые крыши, указаний у Златоуста нет.

II

Христианское богослужение требовало и соответственных форм внутреннего устройства храма, который должен служить местом общественной молитвы и совершения Бескровной Жертвы. В храме, как месте общественной молитвы и таинственного общения с Богом, должны были находиться определенные места для совершителей таинств и богослужений и для молящихся. Кроме того, в те времена были еще в Церкви и несовершенные члены, оглашенные и кающиеся, для которых были недоступны таинства и при совершении их они не присутствовали. Для таких людей нужно было особое помещение, которое соответствовало бы их положению в Церкви. Таким образом, в христианском храме оказывались необходимыми три части: алтарь, средний храм и притвор. Каждая из этих частей имела свойственные ей принадлежности и каждая, так или иначе, друг от друга отделялась, и располагалась последовательно, одна за другой, в определенном направлении.

Указание на восточную ориентацию храмов мы встречаем у св. Златоуста при объяснении 6-й главы книги пророка Даниила. Объясняя, почему пророк Даниил обращался при молитве в сторону Иерусалима, он говорит: «И мы, как заповедали нам отцы, молимся, взирая на восток» (т. VI, стр. 525).

Первая и самая важная часть христианского храма, в которой, собственно, и совершалось богослужение и святейшее таинство Евхаристии, – алтарь. Эта часть храма у Златоуста именуется иногда святилищем (т. III, стр. 554), иногда священным возвышением (т. II, стр. 508); иногда он называет ее местом, куда епископ восходит для проповедания, для молитв, для предстояния святой трапезе и для совершения о спасении народа страшного таинства, иногда просто, не называя по имени, указывает лишь место, где «лежат Св. Дары» (т. III,, стр. 554). Говоря все это, он, несомненно, имеет в виду алтарную часть храма, указывает на ее высокое назначение и особенную важность, а также возвышенное положение сравнительно с другими частями храма. Все присутствовавшие в храме должны были деятельно участвовать в богослужении и, значит, должны были иметь возможность видеть и слышать все, что совершается и произносится при совершении Божественной службы.

Известно, что еще во времена гонений христиане совершали богослужения в катакомбах, причем престолом служили гробы мучеников. О том, что церкви строились над гробницами мучеников и в его время, имеем ясное указание св. Иоанна Златоуста. В одной из своих бесед он говорит: «В церквах и молитвенных домах, устроенных над гробами мучеников, бесноватые, убогие, нищие и т. д....Их сидение и собрания служат некоторого рода назиданием...» (т. XI, стр. 570; т. V, стр. 351; т. IX, стр. 341, 405; т. XI, стр. 571).

Алтарь отделялся от средней части храма преградой. Преграда эта представляла собой род невысокого барьера или решетки, утвержденной между симметрично расположенными пред алтарем колоннами. Неоднократные упоминания о ней находятся у Златоуста. Так, в беседе против оставивших церковь и ушедших на конские ристалища и зрелища Златоуст выражает следующее грозное предупреждение: тех, т. е. непослушных, «я не впущу внутрь вот этой ограды, не сделаю причастниками таинств, не позволю им прикоснуться к священной трапезе» (т. VI, стр. 565), или: «Нечистому и оскверненному непозволительно даже входить в священную ограду» (т. V, стр. 427). В беседе 2-й на 2-е послание к коринфянам он говорит, что оглашенные «стоят вне царских чертогов, далеко от священной ограды» (т. X, стр. 479). Назначение алтарной преграды состояло не в том, чтобы закрыть алтарь от взора молящихся, но чтобы преградить к месту священнодействия доступ лицам, не участвовавшим в священнодействии. Подробностей описания того, как устраивалась алтарная преграда, у Златоуста нет. Алтарная преграда не загораживала от взора молящихся алтарь, а лишь преграждала доступ в него непосвященным. Между тем, по требованию чина литургии, нужно было иногда и совсем закрыть его. Поэтому необходима была еще завеса. О существовании ее находим ясное свидетельство у Златоуста. В беседе 36-й на 1-е послание к коринфянам, делая увещание о благопристойном стоянии в церкви, Святитель обращает следующее слово к слушателям: «Ты еще прежде страшного времени страшись и бодрствуй и еще прежде, нежели увидишь поднятые завесы и предшествующий сонм ангелов, возносись к самому небу» (т. X, стр. 374). В беседе 3-й на послание к ефесянам он говорит: «Когда износится жертва и в жертву предлагается Христос, – это Владычнее овча; когда слышишь «Помолимся все вместе»; когда видишь, что поднимается завеса, то представляй себе, что разверзаются небеса и свыше нисходят ангелы» (т. XI, стр. 31). Из приведенных цитат видно, что Златоуст разумеет здесь завесу предалтарную. Хотя алтарь от средней части храма и отделялся особенной преградой и завесой, это не мешало народу, когда по чину литургического действия это было можно, видеть совершающих тайнодействие посвященных лиц и предметы, находящиеся внутри его.

Главной и существенной принадлежностью алтаря (святилища) был престол, алтарь в собственном и теснейшем смысле, так как на нем совершалось таинство Евхаристии, приносилась Бескровная, имеющая вид хлеба и вина, искупительная Жертва. У св. Златоуста престол называется разными именами: священной трапезой (т. I, стр. 620; т. II, стр. 178; т. IV, стр. 855; т. VII, стр. 522; т. IX, стр. 97; т. XI, стр. 605; т. XII, стр. 285), или трапезой, питающей верующих бессмертною пищею (т. II, стр. 178, 421; т. VI, стр. 134; т. VII, стр. 522, 799), или жертвенником, поскольку на нем приносится Бескровная, таинственная Жертва, чрез приобщение которой верующие вступают в теснейшее единение со Христом, а через Него и в Нем и друг с другом и со всеми членами Св. Церкви, не только с живыми, стремящимися достигнуть спасения, но и с умершими, уже достигшими спасения (т. VIII, стр. 305, 491). Св. Златоуст называет его также и престолом, уподобляя его престолу небесному, на котором восседает Сам Господь (т. II, стр. 277; т. V, стр. 116).

Какой формы устраивались престолы, на это у Златоуста нет подробных и ясных указаний. Надо полагать, что форма престолов удержалась от времен первенствующей христианской Церкви. Первыми христианскими престолами были, несомненно, столы, подобные тому, на котором совершил преломление хлеба Сам Спаситель, да и при первоначальных христианских богослужениях в домах (икосах) назначение престолов, без сомнения, исполняли те столы, которые составляли необходимую принадлежность их. С течением времени, когда по причине гонений христианам приходилось совершать богослужения в катакомбах и когда назначение престола исполняли гробы – раки мучеников, форма престола несколько видоизменилась, так как стол и гроб здесь соединились в одно общее понятие. Ко временам Златоуста, надо полагать, уже выработалась определенная форма престола – алтаря. Поэтому, быть может, Златоуст и не дает никаких указании о нем, так как он был для всех хорошо знаком. Только мощи мучеников были необходимой и узаконенной принадлежностью каждого престола. На это у Златоуста имеется вполне ясное указание. В письме к пресвитеру Руфину он обещает послать частицы мощей для построенных им новых церквей (т. III, стр. 731). Частицы мощей в этих случаях вкладывались в золотой или серебряный ящичек, который полагался под престолом.

Что касается материала, из которого устроялись престолы, то относительно выбора его христиане пользовались полной свободой. По образцу престолов катакомб вошли в церковное употребление каменные престолы, о чем свидетельствует Златоуст: «Чуден, – говорит он, – этот жертвенник, потому что, будучи по природе камнем, делается святым, так как принимает Тело Христово» (т. X, стр. 647). В беседе 73-й па Евангелие от Иоанна он говорит: «Жертвенник – камень, хотя он и освящается, души же святых всегда носят Христа» (т. VIII, стр. 491). Из других свидетельств Златоуста видно, что престолы устроялись и из драгоценного металла – золота или серебра. В беседе 50-й на Евангелие от Матфея, научая предпочитать милостыню и благотворительность заботам об украшении церквей, он говорит: «Разве серебряная была тогда (т. е. в древнее время. – М. Н.) трапеза?.. Хотя я этого не порицаю, но внушаю предпочитать этой заботе милостыню» (т. VII, стр. 522).

После престола заслуживает особого внимания, как необходимая принадлежность алтаря, кафедра епископа. Свидетельства о ней многократно встречаются у Иоанна Златоуста (т. I, стр. 667; т. XII, стр. 538 и др.). Поставлялась она обыкновенно у задней стены алтаря за престолом. На ней восседал епископ во время богослужения, обращаясь к верующим со словом учения и благословения. Она устраивалась на некотором возвышении, чтобы епископ мог видеть молящихся, а они – видеть и слышать своего предстоятеля и пастыря. Происхождение свое кафедра епископа ведет с глубокой древности. Она, несомненно, употреблялась в первенствующей Церкви. Епископские кафедры имели форму кресла. Это мы можем видеть из сохранившихся памятников в катакомбах, где епископские кафедры сохранились в форме кресел, высеченных из камня у внешней стены или в апсиде святилища. Со временем в больших храмах начали ставить епископские кафедры на значительную высоту от алтарного пола. Златоуст в своих беседах именует кафедру священным седалищем (т. II, стр. 773; т. III, стр. 201, 817; т. IV, стр. 771), священным возвышением, престолом (т. II, стр. 42; т. IX, стр. 84; т. XI, стр. 385). В 1-м слове на книгу Бытия св. Златоуст, преподавая учение о посте и милостыне, говорит: «Хотел я присовокупить еще слово о милостыне, но, кажется, мне излишне учить вас словом, когда учит вас делами сидящий теперь среди вас общий наш отец и учитель» (разумеется епископ Флавиан) (т. IV, стр. 732).

Вторая часть храма, называемая средним храмом, (предназначалась для стояния молящихся и для совершения в ней тех священных действий, в которых принимали деятельное участие миряне: общая молитва, чтение Священного Писания и пение. Соблюдался строгий порядок стояния в храме согласно достоинству членов Церкви. Часть алтарного возвышения, остающуюся вне алтарной преграды, занимали чтецы, певцы и другие клирики. Полноправные и совершенные члены Церкви занимали места впереди, ближе к алтарю, а за ними стояли так называемые «купностоящие», или кающиеся, позади же всех – оглашенные и «припадающие». Кроме такого разделения, было еще и другое разделение: мужчины стояли в храме на правой стороне, женщины – на левой. По указанию Златоуста, между ними в храмах устраивалось что-то вроде перегородок, о чем он очень ясно иопределенно говорит в беседе 73-й на Евангелие от Матфея, объясняя грозное обличение Господом фарисеев, коих Господь уподобил за их лицемерие гробам покрашенным. Делая отсюда нравственное назидание тем слушателям, которые по нечестию тоже уподоблялись им, имея нечестивые помыслы даже и в храме, когда, например, они засматривались на красивых женщин и девиц, Златоуст говорит: «Надлежало бы иметь внутри храма стену, которая отделяла бы вас от женщин. Но так как вы не хотите этого, то отцы признали необходимым отделить вас, по крайней мере, этими деревянными досками; в древнее же время, слыхал я от старцев, не было и таких стен...» (т. VII, стр. 740). С течением времени раздельное стояние мужчин и женщин вызвало иные особенности в устройстве средней части храма: стали устраивать хоры, на которых помещались при богослужении женщины. На эти хоры есть также указание Златоуста. (В одной из своих бесед, обличая женщин за страсть к нарядам, он говорит: «Если бы вошел сюда язычник и увидел вверху женщин, носящих такие наряды...» – т. V, стр. 569.) При таком устройстве весь низ средней части храма предоставлялся в распоряжение мужчин, а женщины помещались вверху.

Необходимой принадлежностью средней части храма был амвон – возвышенное место, предназначенное для чтения Священного Писания и для произнесения поучений. Относительно амвонов и о их назначении можем встретить неоднократные свидетельства у Златоуста. В одной из бесед, объясняя учение апостола Павла, запрещающего женам учить, он говорит, что апостол, запрещая учить с амвона, разумеет беседу в общем собрании, свойственную священникам (т. III, стр. 186), а в 1-м слове об Анне он говорит: «Когда ты, пообедав и отдохнув, выйдешь на площадь и увидишь, что день склоняется к вечеру, то, войдя в эту церковь и приблизившись к амвону, вспомни о времени поста» (т. IV, стр. 778). Кроме чтецов, на обязанности которых лежало чтение книг ветхозаветных, Деяний и Посланий апостольских, на амвон восходили диаконы для чтения Евангелия и, вероятно, для произнесения ектений и чтения диптихов. Что Евангелие читали с амвона среди народа, видно из 11-й беседы на Евангелие от Иоанна, где Златоуст просит своих слушателей заранее подготовляться к слушанию Евангелия, дома прочитывать тот отдел, «который предназначено читать в воскресный день среди вас в церкви» (т. VII, стр. 78). С амвона же, как это видно из практики Златоуста, произносились и проповеди. Об этом свидетельствуют, все те места у св. Златоуста, из коих можно видеть, что он замечал выражение лиц слушателей, их внимательность или небрежность, чего он не мог бы заметить, если бы говорил проповеди свои вдали от народа, если бы произносил их с кафедры в алтаре. В беседе к роптавшим на продолжительность поучений говорится: «Боюсь распространять слово, потому что, когда поучение продолжается дальше, вы, я вижу, толпитесь, теснитесь и неприятность от тесноты препятствует вам внимательно слушать» (т. III, стр. 111). Еще яснее видно, что Златоуст говорил, находясь близко к народу, в Беседе на Евтропия: «Я весьма уверен в вашем сострадании, и свидетельствуют о том ваши лица и потоки слез» (т. III, стр. 407). В четвертом слове на книгу Бытия это также очень определенно подтверждается: «Мы излагаем вам Священное Писание, а вы, отведя глаза от нас, устремили их на лампады и на зажигающего лампады. Какая это небрежность, оставив нас, смотреть на это!» (т. IV, стр. 747). Да и из других подобных приведенным мест (т. V, стр. 559) видно, что проповеди во времена Златоуста произносились с амвона. Таким образом, амвоны ввиду столь важного своего назначения – чтение на них Евангелия, Посланий апостольских и других священных и богослужебных книг, произнесение общих молений и проповеди – поставлялись близко к народу, чтобы голос читающего или произносящего поучения был слышен всем. Но какой формы они были и были ли они украшены, об этом Златоуст не упоминает.

Принимая во внимание, что в некоторых своих беседах Златоуст делает упоминания, что в отдельных случаях при богослужении верующие сидели в храме (т. V, стр. 280; т. IX, стр. 232, т. XII, стр. 141, 142), можно предполагать, что к числу принадлежностей средней части храма, впрочем, не столь существенных и необходимых, относились и соответствующие седалища.

Средняя часть храма заканчивалась внешнею стеною со входными дверьми. Двери эти считались очень важной принадлежностью храма и потому, надо полагать, делались из прочного материала и нередко украшались. Дверей, ведущих в храм, бывало несколько, и из них средние всегда были больше боковых, изящнее и лучше украшались, они назывались еще и царскими, особенно в главных храмах города, потому что отворялись для входа царей. У Златоуста вполне ясно различаются названия дверей. Он называет их и общим названием – храмовыми дверьми (в Беседе 30-й на 1-е Послание к коринфянам: «Они (просящие милостыню) приносят в церкви великую пользу, находясь постоянно при дверях храма...» (т. X, стр. 302) и царскими (в Беседе на Евтропия: «На этих днях, – говорит он,– церковь была осаждена; приступило войско и метало огонь из глаз... Царские двери были теснимы, но церковь осталась в безопасности» – т. III, стр. 409).

Третья часть храма, предназначенная для оглашенных и кающихся, называется в беседах св. Златоуста священным притвором (т. IV, стр. 854), священным преддверием (т. III, стр. 199; т. VII, стр. 213), преддверием церковным (т. II, стр. 697; т. X, стр. 697). В силу церковной дисциплины того времени кающимся и оглашенным дозволялось присутствовать при богослужении для слушания Писаний и поучений, а затем им надлежало выходить из храма. Естественно думать, что это и имел в виду Златоуст, когда говорил: «Богатый и бедный стоят в церкви; наступает час принятия Божественных Таин, богатый удаляется, как непосвященный, а бедный вступает в небесную обитель»... Несколько ниже Златоуст замечает: «Я говорю это об оглашенных, которые удаляются из церкви» (т. II, стр. 486). «Оглашенный да извержется из преддверия» (т. I, стр. 664; т. X, стр. 478),– повелевает он в другом месте.

К притвору примыкал еще двор, не составлявший необходимой принадлежности храма и служивший как бы дополнением притвора. Он не имел особенного назначения и представлял скорее роскошь, чем необходимую потребность.

Кроме притвора и двора, при некоторых храмах были еще и другие церковные постройки, например, крещальни. Хотя они были отделены от главного здания церкви, однако находились в ограде церкви. У св. Златоуста в письме к римскому епископу Иннокентию рассказывается о собственном его низвержении от Феофила и сообщников. В следующих словах описывает он это трагическое событие: «В Великую субботу, когда день склонялся уже к вечеру, огромная масса солдат ворвалась в церковь, силою разогнала весь бывший с нами клир и обступила алтарь с оружием в руках. Женщины, раздевшиеся в это время в молитвенных домах для восприятия крещения, бежали нагими со страха... и многие из них были вытолкнуты даже ранеными, купели наполнились кровью, и святая вода в них окрасилась кровавым цветом» (т. III, стр. 554). Златоуст не описывает, как были устроены крещальни, но, видимо, они были довольно обширны, так как крестить было принято тогда в известные, назначенные для этого дни и, значит, оглашенные должны были креститься массами. Крещение совершалось чрез погружение, значит, и самая купель крещения должна была иметь значительные размеры и требовала обширного помещения.

Кроме крещален, были и другие церковные постройки при храмах, но о них, как не имеющих отношения к богослужению, нам нет надобности говорить подробно. Однако упомянем, что об их существовании находятся свидетельства у св. Златоуста. Так, в толковании на 11-ю главу книги пророка Исаии Святитель говорит: «Не видишь ты, сколько учреждено больниц для расслабленных, сколько вспомоществований оказано сиротам, сколько заботливости о вдовицах? Да зачем нам перечислять внешнее? Войди в церковь, и ты собственными глазами увидишь эти учреждения» (т. VI, стр. 134).

III

Необходимо далее сказать несколько слов о священных предметах какие непосредственно относились к богослужению, были необходимы при его совершении и вообще отвечали потребностям храмовой службы. Сюда прежде всего относятся различные покровы. Относительно их у Златоуста имеется ясное свидетельство. Так, в одной из своих Бесед о сострадании к бедным он порицает тех людей, которые приносят шелковые или златотканные материи для стола Господа, а Самому Господу (бедным) не дают необходимого покрова (т. VII, стр. 522). Надо полагать, покровы были украшаемы изображениями креста, что, по словам Златоуста, было и на сосудах и на других многих предметах (т. I, стр. 620). Особенным же украшением престола был киворий, сень, поддерживаемая над престолом четырьмя колоннами и придающая ему величественный вид. Величие и богатство кивориев зависели от богатства и благолепия храмов.

Под киворием привешивался сосуд для хранения Св. Даров. Чаще всего такие сосуды имели форму голубя. Правда, в Древней Церкви большой нужды в хранении запасных Св. Даров не было, так как все верующие причащались в церкви за каждой литургией, а отсутствующим больным причастие относили на дом диаконы или даже миряне (это была норма участия христиан в Божественной Евхаристии). Тем не менее, случаи внезапного заболевания побуждали Церковь заботиться о хранении постоянного запаса Евхаристических Даров, и лучшим местом для хранения их служила дарохранительница в храме. Намек на существование кивория и дарохранительницы в виде голубя, правда, не вполне точный, находится у св. Златоуста, в 24-й беседе на 1-е Послание к коринфянам, где он внушает верующим достойным образом приступать к таинству Причащения потому, что, говорит он, мы вкушаем Тело Владычне, и затем продолжает свою речь: «Ты видишь его (т. е. Тело Христово. – М. Н.) не в яслях, а на жертвеннике, видишь не Жену, держащую, а священника предстоящего и Духа, осеняющего предложенное с великою щедростью» (т. X, стр. 242). Очевидно, св. Иоанн не сказал бы «видишь», если бы под Духом не разумел изображение, символический образ Святого Духа в виде голубя. Он говорит одинаково ясно и очень определенно и о жертвеннике, и о предстоящем священнике, и о Святом Духе, осеняющем предложение.

Что касается других священных предметов, являющихся необходимой принадлежностью престола, и священных сосудов, то у Златоуста и о них имеются определенные сведения.

Святитель говорит, что Св. Крест «блистает на священной трапезе и вместе с Телом Христовым на Тайной вечере, и он всюду сияет яснее солнца» (т. I, стр. 620). Можно указать и другие параллельные места, где имеется свидетельство о Кресте (Христовом): Мы, говорит св. Иоанн, полагаем знак креста «на царскую диадему, на украшение воинов, на члены тела, именно на голову, грудь и сердце, а также на жертвенники и постели» (т. VI, стр. 169; т. III, стр. 915). В Беседе на поклонение Честному Кресту Златоуст объясняет его различия: «Образ креста, – говорит он,– двоякий: один из вещества – или из золота, или из жемчуга, или из драгоценных камней, он часто и похищается варварами или ворами; а другой – невещественный, потому что сущность его не из вещества, но она из веры, материал – из внутреннего настроения того, кто совершает крестное знамение» (т. III, стр. 915).

О положении на престоле Св. Евангелия св. Златоуст также весьма ясно свидетельствует в Беседе, сказанной им в обличение безрассудной клятвы. «Я, – говорит он, – стенаю и плачу и содрогаюсь, когда вижу, что кто-нибудь подходит к этой трапезе, полагает на нее руки, прикасается к Евангелию и клянется»... (т. II, стр. 178). Евангелие полагалось на престол, как символ, говорящий о присутствии Самого Христа Спасителя. По свидетельству Иоанна Златоуста, Св. Евангелию оказывались величайшие знаки благоговения: «Когда нужно тебе взять Евангелие, то, умыв руки, берешь его с великим почтением и благоговением, с трепетом и страхом» (т. II, стр. 103).

В Беседе 11-й на Евангелие от Иоанна, объясняя, как могут верующие приобрести больше пользы от слушания проповедей, св. Иоанн Златоуст говорит: «Пусть каждый из вас тот отдел из Евангелия, который будет читаем в первый день по субботе или в самую субботу среди вас (в церкви), возьмет пред этими днями в руки и дома внимательно прочитывает, многократно со тщанием просматривает содержание его и хорошо вникает в него...» (т. VIII, стр. 73). Приведенной цитаты достаточно, чтобы видеть, что чтение Евангелия было необходимой принадлежностью богослужения и что чтение его дома было также распространенным добрым занятием христиан.

Наряду с Евангелием в богослужении употреблялись книги Апостольских Посланий и ветхозаветные библейские книги (книга псалмов, книги пророков и др.).

Кроме Креста, Евангелия и сосуда для хранения запасных Даров, необходимо упомянуть евхаристические сосуды – чашу и дискос, которые должны были находиться на престоле во время совершения Евхаристии. Св. Иоанн Златоуст неоднократно упоминает о чашах золотых, украшенных драгоценными камнями, о сосудах золотых, стоящих на св. Трапезе и видимых всему народу. В Беседе 3-й на Послание к ефесянам, внушая слушателям заботу о чистоте душевной, он ставит в пример чистоту стоящих на престоле сосудов. «Скажи мне, – говорит он, – дерзнул ли бы ты с неумытыми руками приступить к жертве? Не думаю. Напротив, ты скорее решишься вовсе не приступать, чем (приступить) с нечистыми руками. А между тем, в малом показывая такую осмотрительность, ты приступаешь и дерзаешь касаться (великой жертвы), имея нечистую душу... Разве ты не видишь, как чисто вымыты и как ярко блистают (священные) сосуды? Души же наши должны быть еще чище, святее и светлее» (т. XI, стр. 29 – 30). Далее он упоминает и о блюде, поставляемом на престоле, и о губке, употреблявшейся для отирания сосудов. А в Беседе 50-й на Евангелие от Матфея, указывая на сосуды, говорит: «Будем избегать этой пропасти (т. е. сребролюбия. – М. Н.) и не почтем достаточным для спасения, если, ограбив вдов и сирот, принесем золотой и украшенный драгоценными камнями сосуд для св. Трапезы... Итак, будем заботиться не о том одном, чтобы принести в дар золотые сосуды... Не из золотого сосуда Христос давал пить Кровь Свою ученикам. Однако же там все было драгоценно, все возбуждало благоговение, потому что все исполнено было Духа. Хочешь почитать Тело Христово? Не презирай, когда видишь Христа нагим. И что пользы, если здесь почтишь Его шелковыми покровами, а вне храма оставишь терпеть и холод, и наготу?» (т. VII, стр. 521 – 522). Из приведенной цитаты видно также, что в те времена Св. Дары покрывались особыми покровами («Что пользы, если почтишь Тело Христово шелковыми покровами...»). Сколько было покровов, сказать трудно, но покровы упоминаются здесь во множественном числе. Из этого можно предполагать, что особый покров употреблялся на дискос, для Св. Хлеба, и особый на Чашу с растворением. Ес