(Предпубликация из альманаха российско-французского центра социологии и философии Института социологии РАН «Социология социальных наук в постструктуралистской песпективе»)
Основной целью презентации экономической темы в творчестве Пьера Бурдье и других исследователей из его окружения, является желание порвать с представлением, согласно которому экономика в этом творчестве занимает относительно второстепенное место (оставляя главное, в основном, сюжетам, посвященным образованию, культуре, литературе и т. д.). Напротив, экономическая антропология стала первой областью, в которой развернулась творческая мысль Бурдье, как об этом свидетельствует наличие в его первой книге «Социология Алжира» главы, посвященной отношению алжирцев ко времени [2], которая станет несколько лет спустя центральной темой его анализа традиционного экономического габитусa и социально-экономических условий, определяющих возможность рационального экономического поведения [3, 7]. Можно даже утверждать, что на протяжении всего своего творческого пути П. Бурдье не прекращал диалог с экономической теорией, и в первую очередь, с неоклассической теорией, представленной работами Л. Вaльраса и В. Парето, которую обычно называют «теорией всеобщего равновесия» (в особенности, кроме уже упомянутых статей и книг, в следующих работах: [4—6, 9, 12—15, 17—19]). Его теоретические построения, впрочем, могут интерпретироваться одновременно как эмпирическое опровержение и аналитическое присвоение этой теории, что объясняет настойчивость двойственной экономической критики в адрес идей П. Бурдье: одним она представляется особой формой неоклассической теории (из-за своего «утилитаризма» и «ортодоксии», см.: [20, 35]), другие полагают, что она реактивирует «инакомыслящую» критику (одновременно — или по очереди — в духе К. Маркса и Э. Дюркгейма) методологического индивидуализма и теории рационального актора (в этом случае, ее определяют как «детерминистскую», «холистскую» и т. п.).
Три аспекта в творчестве П. Бурдье придают его «экономической социологии» совершенно особенный характер, который не позволяет отнести ее ни к одному из полюсов экономической науки. Это, во-первых, подчеркнутосимволический характер экономических процессов, делающий их в той же степени «фактами представления» (перефразируя Э. Дюркгейма), что и «материальными отношениями», говоря словами К. Маркса. Идет ли речь об экономическом устройстве, экономическом господстве или экономической борьбе, необходимо определить саму природу «экономических фактов». Во вторую очередь, П. Бурдье придает неоклассической теории особый статус, позволяющий понять ее социальное значение, тип использования и интерпретацию, которую может ей дать экономическая социология. Наконец, в отличие от вúдения экономики как «государственной науки», исключающей политику из своего объекта исследования, дабы эффективнее оказывать политическое влияние, речь идет о переоценке роли политического и государственного факторов в социальном становлении экономики. Что предполагает, в частности, включить в предмет исследования, конструируемый экономической наукой, условия производства и различные виды социального использования экономики.
