Раздел I Деятельность Татистпарта по сбору воспоминаний

 

Сразу же после освобождения Казани в сентябре 1918 года редакция газеты «Знамя революции» выступила со следующим обращением: «Советская Россия почти ничего не знает, что происходило в Казани за время белогвардейского владычества. Она мало знает, она недостаточно широко осведомлена относительно той героической борьбы, которую вела наша Красная Армия против наемников англо-французского капитала»[17]. По этой причине предлагалось «восстановить точную картину имевших в Казани место исторических событий – это необходимо для Советской России, крайне важно для сознательных рабочих всех стран, это, наконец, нужно для истории»[18]. Тогда же в газете «Знамя революции» были опубликованы первые воспоминания.

Победа войск Красной армии под Казанью придала большое воодушевление победителям и первые воспоминания появились на волне этого воодушевления: «Люди творили, движимые потребностью записать пережитое: все, что увидели, знали, поняли […] Людей побуждали революционный энтузиазм, сознание того, как важно знать о происходящих грандиозных событиях нынешнему и будущему читателю из первых уст»[19]. Для советских людей после победы социалистической революции было характерно стремление «поделиться своим опытом, воспоминаниями о минувшем»[20].

Вместе с тем, советские историки констатировали, что уже в то время «творческий порыв масс сочетался с призывом партии – писать!»[21].

В 1990-2000-е годы историки дали иную интерпретацию причин появления большого количества воспоминаний в тот период. С.Ю.Малышева называет мемуарный комплекс о событиях революции и гражданской войны «мощным фактором формирования исторической памяти 20-х гг.»[22]. По её словам, «создание этого огромного массива воспоминаний «простых людей» было инспирировано сверху через сеть Истпартов и по другим каналам. Это был своеобразный социальный заказ властей 20-х гг. – заказ на, как бы сейчас сказали, «социальную историю» - в смысле истории только определенных слоев населения в революции»[23].

С начала 1920-х годов работа по сбору воспоминаний приняла организованный характер и перешла в ведение Истпарта: «Одна из его подкомиссий – мемуарная – стала специально заниматься вопросами собирания и подготовки к печати воспоминаний»[24].

12 декабря 1920 года на заседании Татистпарта было утверждено «Положение о Казанской подкомиссии для собирания и изучения материалов по истории Октябрьской Революции и истории Р.К.П.»[25].

Основной задачей подкомиссии являлся сбор, разработка и обработка всякого рода материалов, как печатных, так и рукописных относящихся к истории Октябрьской Революции, понимаемой в самом широком толковании и истории Р.К.П.[26]. «Широту подхода» иллюстрирует следующий пример: план исследований по теме «Октябрьская революция» предусматривал 38 тем, выходящих содержательно и хронологически за заявленные рамки: выборы в Учредительное собрание, Брестский мир, создание Красной Армии, восстание Чехо-Словаков, Комитет Членов Учредительного Собрания, международные съезды – женщин, Коминтерна, Профсоюзов, молодежи и т.д.[27]

Первоначально воспоминания не фигурировали в перечне документов, которыми должен был комплектоваться архив Октябрьской революции[28]. Судя по всему, основными источниками комплектования должны были стать государственные органы, политические и общественные организации.

На начальном этапе подкомиссия использовала различные формы и средства пропаганды. В «Обращении ТатБюро Истпарт к товарищам Рабочим» с приглашением на вечера воспоминаний об Октябрьском перевороте (так в тексте – А.В.) содержался призыв: «Приходите с готовым запасом воспоминаний кто может. Изложите свои воспоминания в письменной форме. Представьте их в Истпарт […][29].

Со временем была предпринята попытка задействовать «административный ресурс». На заседании Казанской подкомиссии Истпарта от 29 мая 1921 года было принято следующее постановление: «Просить Центр. Комиссию войти с предложением в ЦК Р.К.П., чтобы все члены партии составили свои воспоминания и передали их в местные Истпарты по принадлежности, в частности – Каз. Подкомиссию»[30].

Комиссия по истории Октябрьской революции «обратилась ко всем членам партии с призывом собирать документы и писать воспоминания, причем подчеркивалось, что «воспоминания, свидетельства очевидцев, рассказы участников событий имеют для историка громадное значение как источник», а также указывалось, что все это должно стать «обязательным для каждого члена партии, не чуждого литературной работе»[31]. 18 апреля 1922 года Бюро Истпарта обратилось к членам партии с просьбой «в недельный срок сдать свои воспоминания на условленную тему в Бюро. Исполнение сего обязательно в порядке партдисциплины»[32].

Особо пристальное внимание уделялось сбору материалов о борьбе с Чехословацким легионом. «Чехословацкой теме» уделялось особое внимание – в анкетах и вопросниках Истпарта содержался раздел «1918 год – время чехов». Это был один из наиболее важных и ярких эпизодов в истории «революционного движения» и «революционной борьбы» на территории Татарии. Поэтому вполне обоснованным выглядел тот факт, что: «очередным сборником, издающимся Истпартотделом ОК является сборник материалов по времени налета на Казань Чехо-словаков»[33].

Сбор воспоминаний проводился уполномоченными Татиспарта по отдельным районам Татарии, в городах и в сельской местности.

Уполномоченный Истпарта в Татреспублике Н.А.Знаменский в своем докладе весьма скептически оценивал возможные результаты работы по сбору воспоминаний в сельской местности: «Бюро отнюдь не склонно преувеличивать значения этих мемуаров; но не будучи в силах использовать в настоящее время документальный материал из деревни – ввиду целого ряда объективных условий – приходится обойтись пока этим историческим суррогатом. Тем не менее, некоторую ценность, при массовой реализации «Плана», мемуары будут иметь, несомненно»[34].

Завершить сбор материалов планировалось к 1 августа 1923 года, «в крайнем случае материалы могут быть присланы к 15 августа»[35]. Из переписки Истпартотдела со Свияжским канткомом, мы узнаем, что к намеченному сроку – 15 августа 1923 года – материалы предоставлены не были: «Ввиду этого срок исполнения продлен до 15 сентября 1923 года»[36]. Однако и к этому времени задача не была выполнена.

Ввиду«непредставления большей части материалов, помещаемых в сборник» срок выпуска «Чехословацкого сборника» был отложен[37].

Руководство Татиспарта пыталось привлечь в качестве авторов воспоминаний «бывших казанских ответственных работников» (Вегера, Догадова, Израйловича, Попова, Покровского, Каллистова, и др.), которые в это время находились на службе в Москве. Но ожидания долгое время были безрезультатными[38]. К ноябрю 1923 года удалось получить лишь «мелкие заметки отдельных местных рабочих – как по чехо-словацкому так и по Октябрьскому сборнику»[39].

Таким образом, Истпарт имел возможность «заказать» воспоминания по определенной тематике. Но мог ли он влиять на содержание этих воспоминаний? Документов, прямо свидетельствующих об этом, обнаружено не было. Более того, в инструкции уполномоченным Итспартотдела говорилось о том, что: «Привлекая безпартийных (так в тексте – А.В.) к указанной работе, необходимо указывать им на полную свободу в даче им тех или иных правдивых исторических показаний. Для помощи товарищам в составлении ими воспоминаний, рекомендуется предлагать им «план воспоминаний о пролетарской Революции в Татреспублике», - в той его части, которая ближе всего и более других частей знакома каждому товарищу […] При составлении воспоминаний товарищи должны иметь ввиду те материалы, которые уже даны в журналах […] для того, чтобы избегнуть повторения и кроме того – чтобы развить то, что там изложено недостаточно»[40].

План, упомянутый в письме Н.Знаменского, был составлен «с целью оказания помощи рядовым партийцам и рабочим в написании воспоминаний […] Польза этого плана состоит в том, что из ряда фактов, которые упоминает «план» в том или ином политическом[41] периоде – пишущему свои воспоминания товарищу это ряд намеков дает канву для его собственных построений[42] и облегчает задачу выбора темы, наиболее близкой тому, чего он был участником или свидетелем»[43].

Содержание плана было следующим: «Он разделен на отдельные исторические периоды: 1) Конец 19-го. Начало 20-го века – до 1905 года – период подъема рабочего движения; 2) 1905 год – год великого революционного подъема; 3) 1906-1914 годы – время реакции; 4) 1914-1917 – Время империалистической войны; 5) С Февраля 1917 – до Октября 1917 года – «Февральская революция»; 6) Октябрь 1917 – Август 1918 – Октябрьская революция, период строительства; 7) 1918 – Время чехов; 8) 1918-19 – Эпоха напряженной гражданской войны; 9) 1920-1921 – борьба с разрухой, эпидемиями и голодом. Каждый период рассматривается с точки зрения участия различных классов и отдельных классовых групп в эпоху пролетарской революции»[44].

В дополнение к этому плану 31 июля 1923 года в Свияжск (как, впрочем, и в другие кантоны ТАССР) была направлена директива, в которой говорилось следующее: «В воспоминаниях о времени налета на кантон чехословаков необходимо привести список тех товарищей – коммунистов, а также рабочих и крестьян, которые были расстреляны и пали в борьбе с белогвардейцами; необходимо описание, когда и при каких обстоятельствах пал тот или иной товарищ»[45].

Особенное внимание жертвам «чехо-белогвардейской власти» было уделено и в «Вопроснике по истории профдвижения г.Казани за период чехо-белогвардейской власти. Август-Сентябрь 1918 год»[46].

Актуализация подобных воспоминаний позволяла решить несколько задач. Во-первых, формировался своеобразный «пантеон», состоящий из «мучеников» погибших в борьбе за «пролетарскую революцию». Во-вторых, подобные свидетельства были направлены на формирование вполне определенного облика антибольшевистской власти, как власти, осуществляющей свою политику при помощи террора.

Одним из каналов влияния на потенциальных авторов был язык директивных и инструктивных документов. Язык является «одним из самых мощных способов воздействия на формирование личной системы ценностей […]. Он настолько органично входит в наше существование, что мы его не замечаем, но от этого его влияние только возрастает, ибо он действует не только на сознание, но и на подсознание»[47]. Язык выполнял роль инструмента, который «формирует и сохраняет […] концепции»[48].

В «Вопроснике по истории профдвижения г.Казани за период чехо-белогвардейской власти. Август-Сентябрь 1918 год» содержатся такие лексемы: «чехо-белогвардейцы», «владычества чехо-белогвардейцев», «чехо-белогвардейская авантюра», «чехо-учредиловская власть», «чехо-белогвардейская власть», «чехо-учредиловский период»[49].

В аналогичном «Вопроснике по истории Казанской парторганизации в 1917-1918 годах» можно встретить такие лексемы, как «чехо-учредиловская интервенция», «чехо-учредиловский налет»[50].

Подобный подход, безусловно, упрощал сущность такого неоднородного явления как «антибольшевистские силы». При этом Чехословацкий легион преподносился как один из ключевых элементов этого явления.

Позднее, практически все эти лексемы оказались на страницах воспоминаний[51], что может считаться результатом указанного влияния.

Формальным результатом деятельности Истпарта по сбору воспоминаний может считаться выпуск сборника «Борьба за Казань» в 1924 году. В этом сборнике были помещены материалы о боевых действиях летом-осенью 1918 года.

Однако был другой, пожалуй, более важный результат – создание обширного комплекса воспоминаний о боевых действиях против Чехословацкого легиона.

Тем самым были решены сразу три задачи. Во-первых, участникам событий «помогли» вспомнить события в нужном ключе. Во-вторых, историки «обеспечили» себя необходимым «историческим материалом». В-третьих, появилась возможность транслировать эти «фрагменты памяти», как самостоятельно (в виде отдельных публикаций), так и в виде документальных свидетельств в своих трудах. Работа по созданию «организованной памяти» дала свои результаты.