Раздел II Анализ содержания воспоминаний

 

В 1920-е годы условно могут быть выделены две волны воспоминаний:

1) Воспоминания, написанные в 1922-1923 годах, когда Истпарт проводил работу по сбору воспоминаний.

2) Воспоминания, написанные к 10-летию революции и освобождению г.Казани (1928 год).

В историографии было сделано наблюдение, что: «Принципиальным свойством мемуаристки данного периода (1918 – первая половина 1920-х гг. – А.В.) являлось почти полное отсутствие в тексте пространных рассуждений, очерков исторической обстановки и т.д. Их содержание хорошо отражало социально-политическую атмосферу событий гражданской войны, которые были еще свежи в памяти авторов»[52].

Нами было выявлено конкретное подтверждение этого тезиса в изученных воспоминаниях. В мемуарах, написанных в начале 1920-х годов, авторы писали лишь о тех событиях, в которых они принимали непосредственное участие. Их локальные представления ограничивались пределами одного населенного пункта или одного района. Секретарь ячейки РКП(б) станции Свияжск Куренков, писал о том, что «На ст. Красная Горка нам объявляют, что поезд дальше не пойдет, потому что Казань занята чехами»[53].

Соглашаясь с утверждением А.Л.Литвина, что на мемуариста, пишущего свои воспоминания во второй половине 1950-х годов имело место «влияние […] определенной исторической литературы»[54], отметим, что «влияние определенной исторической литературы» могло прослеживаться уже во второй половине 1920-х годов. В это время появляются и «пространные рассуждения», и «очерки исторической обстановки». В воспоминаниях участника боев за Казань Аникина «Борьба за Казань», написанных к 10-летию РККА встречается следующий «историографический шаблон»: «Летом 1918 года, молодая Республика Советов была втянута в гражданскую войну. Чехословацкий корпус, подкупленный на англо-французский капитал, восстал против Советской власти, двигаясь по железным дорогам на Сибирь, захватил ряд городов – Пензу, Сызрань, Челябинск, Самару и т.д., став громить Советы, казнить коммунистов и верных сторонников Советской власти. В это время наша вооруженная сила, в лице красной гвардии, еще была недостаточно сильна, чтобы отразить чехо-словацкое восстание и подавить этот мятеж»[55]. В воспоминаниях Соколова содержится еще один «историографический шаблон»: «Захватив легкой победой Казань, враг стремился отсюда прорваться на Нижний, на Пермь, на Вятку, на Вологду, соединиться с англо-французскими бандами и задушить сердце пролетарской революции - Москву»[56].

То обстоятельство, что воспоминания писались на заданную тему и по определенному плану, порождало некие стереотипные ситуации.

Начать изучение воспоминаний следует с рассмотрения семантического поля, характеризующего Чехословацкий легион.

При обозначении чехословацких легионеров в основу был положен этноним: «чехи» или «чехо-словаки» («чехословаки»). По всей видимости, обозначение противника по этнониму призвано было акцентировать внимание на внешнем характере той силы, которая захватили город и удерживала его в своих руках. Это должно было еще больше сплотить собственные ряды, так как в этом случае к борьбе за власть примыкала (в некоторой степени) борьба за национальное освобождение. К тому же, это обстоятельство подчеркивало, что основу антибольшевистских сил составляют иностранные штыки.

Традиция называть их «легионерами» характерна в большей степени для воспоминаний бывших комучевцев, а также самих чехословацких легионеров.

Часто к этнониму присоединялись лексемы, имеющие однозначно негативные коннотации. Чехословацкие легионеры были названы «чехо-словацкими бандами»[57], «чехо-учредиловской шайкой»[58] и т.п.

Особо отметим тот факт, что уже в воспоминаниях начала 1920-х годов стали появляться собирательные образы, соединяющие в себе чехословацких легионеров и местные антибольшевистские силы: «чехо-учредиловцы», «чехо-белогвардейцы», «белогвардейцы-чехословаки».

В воспоминаниях конца 1920-х годов, написанных по случаю 10-летия освобождения Казани, впервые появились «белочехи»[59].

Таким образом, в воспоминаниях чехословацкие легионеры были представлены в качестве «однородной массы», окрашенной в черные тона.

Лишь дважды в тексте воспоминаний упоминаются солдаты и офицеры. При этом солдаты упоминаются как часть карательного отряда, а офицеры - как работники комендатуры, которые заключили и содержали под стражей одного из авторов воспоминаний[60].

В изучаемое семантическое поле также входят лексемы, которые характеризуют действия чехословацких легионеров, которые были названы «авантюрой»[61].

Период пребывания чехословацких легионеров на территории Казанской губернии был назван «царствованием»[62].

По нашему мнению, применение подобной лексемы было призвано вызвать у читателей подсознательную ассоциацию Чехословацкого легиона с прежним, царским режимом, свергнутым в результате Февральской революции.

Правомерность подобной аналогии будет косвенно подтверждена далее, когда будут рассматриваться репрессии со стороны чехословацких сил.

Действия чехословацких легионеров названы «нашествием»[63]. Эта лексема должна была вызвать подсознательную ассоциацию с нашествием монголо-татар.

Таким образом, мемуаристы опирались на определенную историческую память.

Они пытались дать харакетиристику «политического лица» Чехословацкого легиона, причем делали это не прямо, а опосредованно. В воспоминаниях подчеркивалось, что «При вступлении чеховцев кулачье и богачи, а также интеллигенция, были очень рады, что советская власть пала и что Чехи опять будут на стороне богачей»[64]. Отмечалось, что «Казанская буржуазия в городе ликовала победу. Чехов носили почти на руках, осыпали буржуазные дамочки цветами»[65].

Рабочий типографии А.Измайлов писал о восприятии чехословацких легионеров в среде татарских рабочих: «оказалось, что чехо-словаки несут с собой не национальное «освобождение» для мусульман, а все стремления их сводятся к восстановлению прежней «Великой России», то есть – монархии»[66].

О демократизме чехов писали лишь представители других социалистических партий. С.Н.Каллистов – председатель казанского комитета партии эсеров, писал, что чехи «заявляли себя демократами», но им, «в конце концов, очень мало было дела до внутренних отношений антибольшевистских «сил»»[67].

Однако в целом, политический облик чехословацких легионеров не получил должной оценки: в столкновении «этнонима» и «политонима» возобладал этноним.

При описании террора, который приписывался чехословацким легионерам, мемуаристы активно использовали зоонимы: «озверелых чехи»[68], Г.Касимов писал о том, что он чуть не попал «в лапы чехов»[69].

Воспоминания наиболее информативны с точки зрения описания и характеристики боевых действий. Несмотря на то, что в момент наступления чехословацких легионеров все авторы находились на разных позициях, они сходились во мнении, что наступление на город было неожиданным. По словам Г.Касимова: «все Казанские работники были уверены, что чехи не так скоро доберутся до Казани и вели свою будничную работу»[70]. С.Осипов писал, что «6 августа неожиданно началась бомбардировка гор. Казани чехо-словаками со стороны Волги и Арского поля»[71]. Эта же мысль была выражена в опубликованных воспоминаниях: Г.Тихомирнов писал о том, что: «Ничто не предвещало катастрофы до самого последнего дня»[72].

Чехословацкому легиону отводилась решающая роль в захвате города. В тексте это выражалось следующей конструкцией: «чехо-словаки взяли Казань»[73], которая, в различных вариациях встречается в нескольких воспоминаниях[74].

Текст воспоминаний должен был подвести читателя к мысли о том, что чехословацкие легионеры были решающей и главной силой не только при захвате города, но также и при его обороне.

Неслучайно, что бывшие представители и сторонники Комуча, получившие «право голоса» подтверждали эту точку зрения: «сила была не у представителей Комитета, а у все более организовывавшихся кругов и у чехов (так в тексте – А.В.)»[75]. Тот же автор отмечал, что «армии почти не было (если не считать чехов и сербов)»[76] и возможно поэтому «чехи диктовали в военной области»[77].

Высоко оценивая роль чехословацких легионеров при захвате Казани, авторы воспоминаний давали противоречивую оценку их военному потенциалу. В.В.Ершов, описывая отступление чехословацких легионеров из Бугульмы, писал, что оно было «паническим»[78]. В то же время, он указывал, что «если же поддерживалась некоторая дисциплина, то исключительно чехами и офицерством»[79].

Пребывание чехословацких легионеров в Казани и губернии создали возможность для проведения арестов. Работница казанской фабрики Песнева писала о том, что «аресты происходили ежедневно и кто был арестован мало вернулся обратно»[80]. Мемуаристы отмечали, что сами легионеры играли при этом не последнюю роль. К.Машкин – секретарь Губпрофсовета в Казани, упомянул «об аресте чехами целой мастерской»[81]. При этом дело не ограничивалось одними лишь арестами: «озверелые чехи, напоенные, пьяные, разгуливали по улице, без всякого разбора расстреливали всех попадающихся в их руки. В течение месячного их разгула, расстреляно было в одной только Казани около 7000 рабочих и крестьян»[82].

Некоторые авторы возлагали ответственность за эти действия целиком на легионеров: «[…]месячное хозяйничание чехо-словацкой банды оставило большие следы: тюрьмы были переполнены измученными красноармейцами, масса была могил зарытых революционеров, погибших от рук палачей»[83].

Особо зловещий облик в воспоминаниях приобрели «чешская комендатура» и «чехо-учредиловская тюрьма».

Мемуаристы писали о «чешской комендатуре» как о политическом застенке, месте где содержались красноармейцы, активисты, большевики[84].

В воспоминаниях партизана К.А.Юрманова приводится такой факт: «[…] нас же поместили в баржу прицепленную сбоку к судну «Владимира Мономаха», где находился главный штаб чехо-словаков, где было еще много наложников из Казани и тут у них были все приспособления пытки и расстрела и виселица […]»[85]. Словосочетания «чешская комендатура» и «чешко-учредиловская тюрьма» стали чуть ли не устойчивым выражением[86].

Мемуаристы отмечали, что особому преследованию и репрессиям подвергались работники органов Советской власти и большевики. Некоторые из авторов воспоминаний были арестованы. Преследованию подверглись члены их семей.

А.Константинов писал о том, что репрессии со стороны чехов вызывали недовольство среди рабочих, которые «страшно были озлоблены на власть чехов»[87].

Вся история пребывания чехословацких легионеров на территории Казанской губернии сводилась к описанию деятельности карательных и мобилизационных отрядов, а также «чехословацкой комендатуры», которая преподносилась как тюрьма для политзаключенных.

 

Заключение

В результате проведенного исследования удалось прийти к следующим выводам.

Прежде всего, была рассмотрена деятельность Татиспарта по сбору воспоминаний о боевых действиях против Чехословацкого легиона на территории Казанской губернии в 1918 году.

Формальным результатом деятельности Истпарта может считаться выпуск сборника «Борьба за Казань» в 1924 году. В этом сборнике были помещены материалы о боевых действиях летом-осенью 1918 года.

Однако был другой, пожалуй, более важный результат – создание обширного комплекса воспоминаний о боевых действиях против Чехословацкого легиона.

Тем самым были решены сразу три задачи. Во-первых, участникам событий «помогли» вспомнить события в нужном ключе. Во-вторых, историки «обеспечили» себя необходимым «историческим материалом». В-третьих, появилась возможность транслировать эти «фрагменты памяти», как самостоятельно (в виде отдельных публикаций), так и в виде документальных свидетельств в своих трудах.

В результате исследования было выявлено, что воспоминания содержат не только «уникальную» информацию, но также стереотипные ситуации и «историографические шаблоны». Стереотипность проявилось не только в описываемых сюжетах, но также и в оценках исторических фактов. Мемуаристы оказались в плену тех мнений и оценок, которые были выражены непосредственно после выступления легионеров на страницах политических манифестов и публицистических сочинений. Это влияние в наибольшей степени отразилось на тех воспоминаниях, которые писались начиная с конца 1920-х годов.

Результатом исследования явилась реконструкция семантического поля в воспоминаниях, в рамки которого был вписан Чехословацкий легион и легионеры. Были выявлены и проанализированы характеризующие их лексемы.

Результаты исследования могут быть применимы при проведении источниковедческих исследований и реконструкции семантических полей изучаемых исторических объектов.

История пребывания чехословацких легионеров на территории Казанской губернии сводилась к описанию боевых действий, деятельности карательных и мобилизационных отрядов, описанию репрессий с их стороны. Это порождало однозначный и стереотипный облик чехословацкого легионера, превращая его из «рядового» участника исторических событий в «образ врага».

Воспоминания о боевых действиях против Чехословацкого легиона на территории Казанской губернии в 1918 году является ценным источником, так как характеризуют не только сам «объект воспоминания», но также и ту эпоху, в которую они были созданы и напечатаны.