Студопедия — Глава четвертая. В ЭЛЛОРСКИХ ПЕЩЕРАХ
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Глава четвертая. В ЭЛЛОРСКИХ ПЕЩЕРАХ






К несчастью, это была правда: магарадский принц Данду-Пан, приемный сын Байи-Рао, Пешива Пунье, одним словом, Нана Сахиб, быть может, единственный из предводителей сипаев, оставшийся в живых, покинул неприступные убежища Непала; храбрый, отважный, привычный к борьбе, мастер скрывать свои следы, одаренный необычайной хитростью, он сумел пробраться в провинции Декана, движимый жгучей ненавистью, усилившейся после жестокого подавления восстания 1857 года.

Ненависть Нана Сахиба к завоевателям Индии была из тех, что гаснут в человеке вместе с жизнью. Он был наследником Байи-Рао, но после смерти Пешива в 1851 году ост-индская компания отказалась выплачивать пенсию в восемь тысяч рупий, на которую он имел право. Это было одной из причин вражды, которая породила столь страшные последствия.

На что же теперь мог рассчитывать Нана Сахиб? Ровно восемь лет, как восстание сипаев было подавлено окончательно.

Английское правительство, постепенно оттеснив достопочтенную ост-индскую компанию, стало на ее место и держало весь полуостров в несравненно более крепких руках, чем минувшее господство торгового товарищества. От прежнего мятежа даже в рядах туземной армии, преобразованной на новых основаниях, не осталось и следа.

Надеялся ли Нана Сахиб посеять семена национального брожения в низшие классы населения? Планы его выяснятся скоро.

Во всяком случае, он уже знал, что о присутствии его в Аурангабадской провинции известно, что генерал-губернатор донес об этом вице-королю в Калькутту и что голова его оценена. Ему оставалось только бежать и вторично найти такое надежное убежище, где бы он мог укрыться от усиленных розысков англо-индийской полиции.

В ночь с 6 на 7 ноября Сахиб не потерял ни минуты. Он знал страну в совершенстве и решился достичь Эллоры, находящейся в двадцати пяти милях от Аурангабада, и там соединиться с одним из своих сообщников.

Ночь была темная. Убедившись, что погони нет, мнимый факир направился к мавзолею, воздвигнутому в некотором отдалении от города в честь магометанина ШаСуфи, святого, мощи которого, по народному поверью, имеют дар исцелять болезни. В мавзолее царила полная тишина, и Сахиб мог пройти, не опасаясь назойливых расспросов священников и богомольцев.

Было не настолько темно, чтобы взор не мог различить гранитную глыбу, находящуюся на четыре лье севернее и служащую пьедесталом неприступному форту Даулутабаду. При виде форта набоб вспомнил, что один из его предков, падишах Декана, намеревался превратить в столицу город, некогда расстилавшийся у подножия форта.

Действительно, позиция была неприступна и как нельзя лучше приспособлена, чтобы служить центром восстания в этой части Индии. Но крепость была в руках врагов, и взгляд, который бросил на нее Нана Сахиб, выразил одну лишь ненависть.

Пройдя равнину, он вступил в холмистую местность. Это были предвестники гористого края. Сахиб, человек в полном цвете, без труда взбирался на склоны: в эту ночь он намеревался пройти двадцать пять миль, то есть все расстояние от Эллоры до Аурангабада, и только там он надеялся отдохнуть в полной безопасности. На заре беглец обошел селение Рауза, где находится совершенно простая могила величайшего из могольских падишахов Ауранзеба. Он уже был близко от знаменитой группы пещер, носящих имя соседней деревни Эллоры.

Холм, в котором вырыты тридцать пещер, имеет вид серпа. Четыре храма, двадцать четыре буддийских монастыря и несколько менее значительных гротов составляют достопримечательности группы. Рука человека прилежно разрабатывала базальтовую каменоломню. Камни были вырыты с целью образовать пустые пространства в толще скалы, и эти пространства превращены по усмотрению в «шейтиа» или в «вигара». Самый обширный из базальтовых храмов — храм Каблас, представляющий из себя глыбу в сто футов вышины и шестьсот футов окружности. Эта громадная скала была вырезана с замечательной смелостью в самых недрах горы и затем изолирована среди обширного двора в триста шестьдесят футов длины и сто восемьдесят шесть футов ширины. Отделив глыбу, архитекторы работали над ней резцом, как скульптор работает над куском слоновой кости. Снаружи они выточили колонны, вырезали пирамидки, закруглили куполы, выделали барельефы, изображающие слонов, размерами превосходящих живых. Слоны эти словно поддерживают на своих плечах все здание. Внутри был сделан обширный зал, окруженный часовенками, со сводом, подираемым колоннами, составляющими также часть общей глыбы. Словом, монолит был превращен во храм, в прямом смысле слова не построенный человеческими руками, а вытесанный из камня. Храм мог соперничать с лучшими зданиями Индии и даже с подземными сооружениями Древнего Египта.

Храм, почти покинутый теперь, носил уже следы времени. Некоторые части его испорчены: барельефы, как и поверхность скалы, из которой они выдолблены, выветрились. Этому храму всего тысяча лет. Но то, что для произведения природы не более как младенчество, для творений рук человека — уже старость. В цоколе левого притвора появилось несколько трещин, и в одну из них, полуприкрытую туловищем слона, проскользнул никем не замеченный Нана Сахиб.

Трещина внутренней стороной сообщалась с темным ходом, пролегавшим вокруг оснований и углублявшимся под стену храма. Ход этот кончался пещерой или, скорее, цистерной, в данный момент сухой, но обыкновенно служившей водоемом для стока воды.

Едва только Сахиб очутился в подземелье, он свистнул как-то особенно, и тотчас раздался ответный свисток. Во мраке блеснул огонек, и вслед за тем показался индус с небольшим фонарем в руке.

— Не нужно огня! — проговорил Сахиб.

— Это ты, Данду-Пан? — спросил индус, гася фонарь.

— Я, брат!

— Неужели?..

— Прежде всего, дай поесть, — ответил Сахиб, а потом можем и поговорить. Но ни для еды, ни для разговоров не нужен свет. Возьми меня за руку и веди.

Индус взял руку Сахиба, ввел его в тесное подземелье и помог улечься на постель из сухих трав, на которой сам отдыхал до тех пор.

Этот человек, вполне привыкший двигаться впотьмах, тотчас отыскал кое-какую провизию: хлеб, пирог «муржи», приготовляемый из цыплят, кушанье очень любимое в Индии, и фляжку араки — крепкого напитка из сока кокосовых орехов.

Сахиб ел и пил молча, он умирал от голода и жажды.

Вся жизнь сосредоточивалась в его глазах, сверкавших в темноте, как зрачки тигра. Индус ждал не шевелясь, пока набоб соблаговолил заговорить. Человек этот был Балао-Рао, родной брат Нана Сахиба.

Балао-Рао был старше Данду-Пана всего на год, походил на него лицом так, что невозможно было различить их. Думаю, это был также Нана Сахиб, та же ненависть к англичанам, хитрость в планах, жестокость в их исполнении.

Все восстание они были неразлучны и после поражения вместе укрывались на границе Непала. Теперь, сплоченные одной мыслью возобновить борьбу, оба были готовы действовать.

Сахиб, немного подкрепившись, несколько времени сидел закрыв лицо руками. Балао-Рао молчал, думая, что брат хочет освежить себя сном, но Данду-Пан внезапно поднял голову и схватил руку брата.

— Меня узнали в Бомбейском округе, — проговорил он глухим голосом, — Губернатор обещал награду за мою голову! Тому, кто доставит Нана Сахиба живым или мертвым, предложено две тысячи фунтов.

— Твоя голова стоит дороже, Данду-Пан! — воскликнул Рао… — Так можно оценить мою, но не пройдет и трех месяцев, и они рады будут дать за обе двадцать тысяч.

— Да, — ответил Сахиб, — через три месяца, двадцать третьего июня, наступит годовщина битвы под Плесси, в столетнюю годовщину которой следовало увидеть конец английского посольства и освобождение солнечной расы! Это возвещали наши пророки! Барды заранее воспевали победу! А через три месяца, брат, минет сто девять лет нашему порабощению, а Индия все еще попирается ногами завоевателей!

— Данду-Пан, — отвечал Балао-Рао, — что не удалось в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году, удастся через десять лет. В Индии были движения в тысяча восемьсот двадцать седьмом, тысяча восемьсот тридцать седьмом и тысяча восемьсот сорок седьмом! Каждые десять лет индусов охватывает лихорадка возмущения! И вот в нынешнем году, купаясь в потоках крови европейцев, они выздоровят наконец от этой болезни.

— Да руководит нами Брама, — прошептал Нана Сахиб, — и тогда пытка за пытку! Горе начальникам королевской армии, не погибшим под ударами наших сипаев! Погиб Лауренс, погиб Нэпир, погибли Гобсон и Навлок, но многие уцелели! Живы Кэмпбелл, Роз и между ними тот, кого я ненавижу более всех, жив полковник Мунро, потомок палача, первого, осмелившегося привязывать индусов к пушечному дулу, жив человек, собственноручно убивший мою подругу, рани! Только попадись он мне в руки, я покажу ему, забыто ли мною зверство полковника Нейля, избиение Секандер-Бага, бойня дворца бегумы, Барейли, Джанси и Морар, забыты ли ужасы острова Гидасп и Дели! Тогда он увидит, забыл ли я его клятву в моей смерти, точно так же, как и я поклялся не оставлять его в живых!

— Ведь он вышел в отставку, — прервал его Балао-Рао.

— Как только начнется восстание, он тотчас вернется на службу. Ну а если наше дело не выгорит, мой нож отыщет его даже в калькуттском бенгало.

— Ну а теперь?

— Теперь надо продолжать начатое дело. На этот раз движение будет национальное. Пусть только индусы поднимутся в городах и селениях, сипаи пристанут к ним безусловно, я обошел север и центр Декана. Всюду умы подготовлены к мятежу. Нет города, нет деревни, где бы у нас не было людей, готовых вести народ на врага. Брамины воодушевляют толпу, и на этот раз религия увлечет в восстание поклонников Шивы и Вишну. В определенный час по условному сигналу восстанут миллионы индусов, и королевская армия будет уничтожена.

— А что станется с Данду-Паном?.. — спросил Ба-лао-Рао, схватив руку брата.

— Данду-Пан, — ответил Сахиб, — будет не только пешвой, коронованным в укрепленном замке Бильгур, он будет государем над всей священной территорией Индии.

Сказав это, Нана Сахиб умолк, скрестив руки, а взгляд его принял то неподвижное и неопределенное выражение, какими отличаются глаза людей, смотрящих не на прошедшее или настоящее, глядящих в будущее.

Балао-Рао не нарушал его раздумья. Он любил давать этой душе волю воспламеняться собственным жаром и сторожил лишь случай раздуть огонь, тлеющий на ее дне. Нана Сахиб не мог иметь более тесно связанного с ним сообщника, советника, с замечательною горячностью подстрекающего как можно скорее выполнить заветную цель. Мы уже сказали, что в брате он имел второе «я».

После непродолжительного молчания Сахиб поднял голову и возобновил разговор.

— Где наши товарищи? — спросил он.

— В пещерах Аджанта там, где они условились ждать, — ответил Балао-Рао.

— А лошади?

— Я оставил их на расстоянии выстрела по дороге из Эллоры в Берегами.

— Кто сторожит их?

— Калагани, брат мой. Они будут сбережены, выхолены и поджидают нас в лучшем виде.

— Так едем же. В Аджант — необходимо поспеть до восхода солнца.

— Куда же мы отправимся оттуда? — спросил Балао-Рао. — Поспешное бегство не изменило твоих планов?

— Нет, — сказал Сахиб. — Мы доедем до гор Сатпура, где мне знакомы все ущелья и где я могу смеяться над всеми стараниями английской полиции. Кроме того, мы будем на земле бальхсов и гундов, оставшихся верными нашему делу. Среди этих гористых окрестностей я могу спокойно выждать удобную минуту.

— Итак, в путь! — лаконично ответил Балао-Рао. — Они обещали две тысячи фунтов за твою голову? Но недостаточно оценить голову, надо овладеть ею.

— Не достанется им моя голова! — воскликнул Нана Сахиб. — Идем, не теряя ни секунды, брат, идем.

Уверенным шагом двинулся Балао-Рао вдоль узкого хода. Дойдя до трещины, скрываемой каменным столом, он осторожно высунул голову, осмотрелся кругом, нет ли кого, и уже после тщательного дозора отважился вылезти. Из предосторожности он прошел шагов двадцать по аллее, огибавшей храм, и, не заметив там ничего сомнительного, свистнул, давая знать Сахибу, что дорога свободна.

Несколько минут спустя братья переступили за пределы искусственной долины, занимающей пространство пол-лье и насквозь избуравленной галереями, сводами, подземельями, громоздящимися в некоторых местах друг над другом в несколько ярусов на значительную высоту. Братья остереглись идти мимо магометанского мавзолея, служащего пристанищем пилигримам и любопытным всех наций, привлекаемых сюда чудесами Эллоры, и, обойдя селение Раузах, вышли на дорогу, соединяющую Аджант с Берегами.

От Эллоры до Аджанта оставалось еще пятьдесят миль (около 80 километров), но Сахиб уже был теперь не жалкий беглец, спасавший пеший из Аурагабада без всяких средств к побегу. На дороге, как уже говорил Балао-Рао, их ждали три лошади под охраной индуса Калагани, верного слуги Данду-Пана. Они были спрятаны в лесу в одной миле от деревни. Скоро они все трое скакали уже по направлению к Аджанту. Никто не удивился бы, увидя факира верхом: многие из этих наглых нищих протягивают руку за милостыней сидя в седле.

К тому же и путь этот, мало удобный для путешествия на богомолье в это время года, был довольно пустынен. Сахиб и его спутники быстро ехали вперед, не боясь помех и задержек. Они останавливались, только чтобы дать вздохнуть лошадям, и во время непродолжительных остановок подкрепляли свои силы из дорожного запаса, который вез Калагани на луке своего седла.

Они старались избегать населенных мест, бенгало и селений. Так, оставили они в стороне селение Рота, печальную группу почерневших домов, затерянную между плантациями.

По всем направлениям тянулись поляны вереска, иногда виднелись густые заросли тростника. По мере приближения к Аджанту дорога принимает более живописный характер.

На дне лощины, приблизительно в расстоянии полумили от города, находятся великолепные пещеры Аджанта, соперничающие с диковинными подземельями Эллоры. Итак, пока Сахибу не было никакой необходимости вступать в город, где губернаторские прокламации должны были быть вывешены всюду.

Через пятнадцать часов езды путники достигли тесного ущелья, которое вело в знаменитую долину, где двадцать семь храмов, высеченных в утесах, высятся на краю бездонных пропастей.

Ночь стояла чудная, безлунная, но вся сиявшая звездами. Высокие деревья, бананы, «бары», эти гиганты индусской флоры, обрисовывались черными силуэтами на темном лоне неба. Ни один листок не шевелился, не было ни единого звука, исключая тихий рокот ручья, бежавшего на дне оврага в нескольких стах шагах. Но этот рокот мало-помалу рос и превратился в оглушительный рев, когда лошади поравнялись с Саткоундским водопадом, ниспадающим с высоты пятидесяти саженей, дробясь о зубцы кварцевых и базальтовых скал. Влажная пыль наполняла ущелье, не окрашиваясь цветами радуги только потому, что в эту чудную весеннюю ночь не было луны.

В том месте, где ущелье круто поворачивает, образуя изгиб, открывалась долина, украшенная чудными образцами буддийской архитектуры. На стенах этих храмов, украшенных колоннами, розами и балконами, испещренных колоссальными изваяниями фантастических животных, наполненных мрачными нишами, служившими жилищем жрецов — хранителей святыни, художник: может еще любоваться несколько уцелевшими фресками, отличающимися свежестью красок, точно они написаны вчера. Фрески эти изображают дворцовые процессы, религиозные церемонии, битвы, где фигурируют, все виды оружия эпохи первых лет христианства. Все-тайники этих священных лабиринтов были известны Нана Сахибу: не раз он и его товарищи, преследуемые по пятам королевскими войсками, находили здесь убежище в черные дни восстания.

Подземные галереи, узкие ходы, извилистые коридоры, тысячи разветвлений лабиринта, запутанность которых сбила бы с толку всякого, — все это было ему знакомо. Даже без огня он нашел бы дорогу по мрачным переходам.

И теперь Сахиб, несмотря на темноту, прямо подошел к одной из небольших пещер, как человек вполне уверенный в том, что ему надо делать. Вход в пещеру преграждался навесом, ветвями и грудой камней, скученных в это место каким-нибудь обвалом. Легкого царапания ногтем по стене было достаточно, чтобы предупредить о присутствии набоба у подземелья. Немедленно из ветвей высунулись две-три головы индусов, а за ними показались десятки других, а затем люди, извиваясь между камнями, как змеи, подползали к Данду-Пану и, мгновенно поднявшись на ноги, окружили его группой человек в сорок.

— В путь! — приказал Сахиб.

И, не требуя объяснений, не зная, куда их ведут, верные сподвижники набоба пошли за ним, готовые умереть по мановению его руки. Они были пешие, но их ноги могли поспорить с любой лошадью.

Углубясь в ущелье, огибающее пропасть, маленький отряд направился к северу и, обойдя подножие горы, через час находился уже на дороге в Кандейш, теряющейся в проходах Сатпурского хребта.

На рассвете были пройдены нагпурская ветвь бомбей-аллахабадской железной дороги и главная линия, идущая на северо-восток. В этот момент на всех парах бежал калькуттский поезд, обдавая белым дымом великолепные дорожные бананы и своим пыхтением пугая хищных обитателей тростниковых «джунглей».

Набоб остановил свою лошадь и, протянув руку к убегавшему поезду, воскликнул звучным голосом:

— Иди! Иди и скажи вице-королю Индии, что жив Сахиб и что этот железный путь, проклятое творение их рук, будет потоплен в крови завоевателей!..


 

Глава пятая. «ЖЕЛЕЗНЫЙ ВЕЛИКАН»

Я не знаю примера более искреннего изумления, чем то, какое выражали прохожие, останавливавшиеся на большой дороге между Калькуттой и Чандернагором утром 6 мая. И, откровенно говоря, чувство этого удивления было совершенно законно.

С восходом солнца из одного предместья индийской столицы, между двух рядов любопытных зрителей, выезжал диковинный экипаж — если, впрочем, можно назвать так странный аппарат, двигавшийся вверх по прибрежью Хугли.

Впереди аппарата в качестве единственного двигателя спокойно и таинственно шествовал гигантский слон двадцати футов вышины и около тридцати длины. Позолоченные клыки торчали из огромной его пасти, наподобие двух страшных кос.

На темно-зеленом туловище, испещренном причудливыми крапинами, лежала богатая, ярко расцвеченная попона, обшитая серебряными и золотыми позументами с такой же бахромой и кистями. На спине его воздвигалась элегантная башенка, увенчанная круглым куполом в индийском вкусе, стенки которой были снабжены окошками из толстого стекла, образующими полупортики, как на рубке парохода.

Слон тащил поезд, состоявший из двух колоссальных вагонов или, вернее, домов, поставленных каждый на четыре колеса с резными ступицами, ободьями и спицами. Колеса, от которых виден был только низ, двигались в коробках, наполовину закрывавших всю нижнюю часть экипажного хода. Коленчатый мостик на шарнирах по надобности изгибавшийся на поворотах, сцеплял между собой вагоны.

Как мог один слон, какой бы силой он ни был, везти без заметных усилий эти две громадины? Однако это удивительное животное их везло. Его огромные ноги подымались и опускались с механической правильностью автомата, и он менял шаг на рысь без всякого затруднения, хотя нигде не было видно погонщика.

И это прежде всего поражало зрителей, глядевших издали; но подойдя к колоссу ближе, они делали новое открытие, приводившее их в восхищение.

Прежде всего слух поражало равномерное мычание, очень похожее на крик слона; кроме того, из хобота, поднятого кверху, через небольшие промежутки вырывались клубы дыма, а между тем казалось, что слон живой: темно-зеленая шероховатая кожа покрывала могучий остов царя толстокожих. Глаза сияли огнем; члены его двигались свободно и непринужденно.

Но тот, кто решился бы дотронуться до огромного животного, понял бы все. Это была не более как удивительная подделка, искуснейший автомат, даже вблизи обладавший внешностью живого слона.

На самом же деле этот железный великан был сделан из стальных пластин и в своих широких боках вмещал целый локомотив. Что касается до парового дома, это было не что иное, как передвижное жилище, обещанное инженером полковнику.

Первый вагон или, правильнее выражаясь, первый дом служил жилищем полковнику Мунро, капитану Году, Банксу и вашему покорному слуге. Во втором находились Мак-Нейль и люди, составлявшие персонал экспедиции.

Банкс сдержал слово, в свою очередь полковник сдержал свое, и вот 6 мая мы были готовы отправиться в путь для обозрения северной части Индийского полуострова.

Может быть, спросят, к чему тут искусственный слон, фантазия, несовместная с практическим умом англичан? До сих пор никому не приходила мысль придать локомотиву, назначенному для движения по грунтовым большим дорогам или по рельсам железных дорог, форму какого бы то ни было четвероногого!

Положим, когда и нас впервые допустили к осмотру аппарата, мы тоже ахнули от изумления. Вопросы «почему», «зачем» градом посыпались на нашего друга Банкса, так как сухопутный локомотив был построен по его плану и указаниям.

— Друзья мои, — спросил вместо ответа наш друг, — знаете ли вы бутанского раджу?

— Знаю или, вернее сказать, знал, — отозвался капитан Год, — он умер месяца три тому назад.

— Итак, прежде чем умереть, — продолжал инженер, — раджа Бутана жил, и жил иначе, чем остальные смертные. Он любил пышность во всех ее видах, не отказывал себе ни в чем, что только ни заходило ему в голову. Мозг его изобретал необычайные затеи, а кошелек, не будь он неистощим, наверняка истощился бы на выполнение его выдумок. Он был богат, как набобы доброго старого времени. Сундуки его были полны мешками рупий. Единственной заботой было придумать способ израсходовать свои деньги остроумнее, чем делают это его собратья по миллионам. И вот, в один прекрасный день у него родилась мысль, вскоре завладевшая им безотвязно, мысль, которой мог бы гордиться сам Соломон, знай он действие пара: Раджа хотел путешествовать новым способом и в таком экипаже, о каком до него никому не снилось. Он знал меня, пригласил во дворец и сам нарисовал план придуманного им аппарата для езды. Если вы думаете, что предложение раджи вызвало мою улыбку, вы жестоко ошибаетесь. Я тотчас понял, какая грандиозная мысль родилась в мозгу индусского государя, и у меня в свою очередь явилось непреодолимое желание осуществить эту идею как можно удовлетворительнее. Не каждый день серьезному инженеру встречается случай прикасаться к области фантазии, но в итоге прихоть раджи была выполнима: вам известно все, что сделала, могла бы сделать и сделает механика. Я принялся за работу, добился возможности поместить в эту форму из листовой стали паровой котел, машину и тендер сухопутного локомотива со всеми к нему принадлежностями. Коленчатый хобот, который можно расправлять и сгибать по желанию, послужил мне трубой; эксцентрики дали средство соединить ноги моего слона с колесами-аппаратами. Глаза я устроил посредством маячных чечевицеобразных стекол, дающих двойной луч электрического света, и таким образом мой искусственный слон был готов. Но творчество не явилось у меня моментально; прежде чем добиться удачных результатов, мне пришлось одолеть пропасть затруднений. Вся эта махина стоила немало бессонных ночей, так что мой раджа, сгоравший от нетерпения, проводя большую часть времени в моих мастерских, умер раньше, чем последний удар молотка возвестил конец моим настойчивым усилиям. Бедный раджа не успел обновить своего передвижного дома! Наследники же его взглянули на заказанный снаряд с суеверным отвращением, считая его затеей сумасшедшего. Они тотчас же продали аппарат за бесценок, а я купил свою работу обратно на деньги полковника. Теперь вы знаете, друзья мои, «как» и «почему» в нашем распоряжении явился слон, единственный в мире, за это я могу поручиться смело, единственный паровой слон в восемьдесят лошадиных сил…

— Браво, Бранкс! Браво! — воскликнул капитан Год. — Браво, великий инженер и в тоже время художник и поэт железа и стали.

— После смерти раджи и приобретения его экипажа, — скромно продолжал Банкс, — у меня не хватило духу уничтожить моего слона и вернуть локомотиву обыкновенную форму.

— И прекрасно сделали! — перебил его капитан. — Ваш слон великолепен, и прогулка на колоссальном звере по равнинам и тростниковым зарослям Индостана доставит истинное наслаждение. Положим, идея принадлежит радже, но это ничего не значит, мы воспользуемся прекрасной чужой идеей, не так ли, полковник?

На лице полковника Мунро мелькнула улыбка, что равнялось полному одобрению словам капитана. Путешествие было решено, и вот каким образом железный слон, животное единственное в своем роде, был обречен возить передвижное жилище четверых англичан, вместо того чтобы катать одного из блистательных раджей Индийского полуострова.

Теперь не мешает сделать описание этого сухопутного локомотива, снабженного Банксом всеми усовершенствованиями современной науки. Весь механизм, то есть цилиндры, рычаги и поршни, коробки, нагнетательные насосы, эксцентрики, помещенные под корпусом котла, укладывались вдоль пространства между четырьмя колесами. Цилиндрический паровой котел без оборотных труб для вывода продуктов горения представлял нагревательную поверхность в шестьдесят квадратных метров. Паровик занимал всю переднюю часть полости стальной коробки, изображавшей фигуру слона, задняя часть которой заключала в себе тендер с резервом для воды и топлива. Между паровым котлом и тендером, укрепленном на одной платформе, был оставлен пустой промежуток для помещения кочегара.

Что касается машиниста, он помещался в башенке, устроенной на спине слона, крепкие стены которой не могли пробить никакие пули; в случае опасного нападения башенка по своей вместительности могла служить убежищем для всех членов экспедиции.

Тут же перед глазами механика были предохранительные клапаны, манометр, определяющий степень напряжения пара, а также регулятор для регулирования впуска воды из резервуаров и распределительный прибор для движения аппарата вперед и назад. Из башенки сквозь толстые овальные стекла, вставленные в узкие простенки, машинист мог наблюдать дорогу, расстилавшуюся впереди, а нажимая педаль, соединенную с передними колесами, мог изменять направление хода и следовать за всеми извилинами дороги.

Чтобы ослаблять толчки на неровностях дороги, паровой котел и тендер поддерживались рессорами из самой доброкачественной стали. Колеса были самой прочной работы с нарезными шинами, предназначенными врезываться в дорогу для избежания скольжения.

Обыкновенная сила машины, как нам говорил уже Банкс, равнялась восьмидесяти лошадиным силам, но без всякой опасности взрыва из нее можно было извлечь до ста пятидесяти сил. Машина эта, построенная по системе Фильда, была в два цилиндра с попеременным давлением. Стенки герметически закрытого ящика, заключавшие машину, предохраняли последнюю от пыли, неизбежной на грунтовой дороге и без этой предосторожности в самом скором времени испортившей бы все составные части механизма.

Главное достоинство аппарата заключалось в следующем: он тратил мало, а производил много. Действительно, еще никогда не достигалось такой выгодной пропорции между затратой и продуктом, без различия топки углем или дровами, так как печи были приспособлены ко всяким видам топлива. Нормальную скорость этого сухопутного локомотива инженер определял в двадцать пять километров в час, но по хорошей дороге он мог пробежать и до сорока. Колеса, как было сказано уже выше, были предохранены от раскатов, весь аппарат прочно утвержден на превосходных рессорах и при езде не чувствовалось толчков. Кроме того, на колеса легко можно было действовать пневматическим тормозом, производящим остановки или через постепенное давление, или мгновенно при быстром нажимании поршня. Легкость этой машины при подъеме в гору поистине была изумительна: с помощью точного расчета действия веса и центробежной силы на каждый клапан локомотива Банкс достиг невероятных результатов.

Заметим кстати, дороги, устроенные англичанами в Индии и сеть которых раскинута на несколько тысяч миль, — превосходны. Они как раз годны для подобного способа передвижения. Не упоминая о других, одна Грейт-Транк-Роуд, проходящая по всему полуострову, тянется без перерыва на протяжении тысячи двухсот миль, что приблизительно равняется двум тысячам километров.

Но вернемся, однако, к нашему паровому дому, запряженному искусственным слоном. Банкс за счет полковника Мунро перекупил у наследников набоба не только сухопутный локомотив, но и весь подвижной состав. Неудивительно, что раджа заказал его по своему вкусу и сообразуясь с индусской модой. Я назвал его передвижным бенгало, и это название подходило к нему вполне, так как на самом оба вагона составляли в полном смысле слова образцы индийской архитектуры.

Представьте себе, читатель, нечто вроде двух пагод, без минаретов, с двумя куполами наверху и массой окошек с разными узорчатыми украшениями из разноцветного дерева, с богато украшенными верандами по обоим концам.

Ко всем остальным чудесам необыкновенного поезда следует еще прибавить, что он мог плавать. Действительно, нижняя часть туловища слона, заключающая в себе машину, также и нижнее основание двух передвижных домов были устроены в форме лодок. Если на пути попадалась река, слон спускался в воду, поезд следовал за ним, и ноги животного, приводимые в движение рычагами, работали как весла и везли паровой дом по поверхности реки. Это еще одно неоценимое достоинство аппарата для путешествия по такой стране, как Индия, изобилующей реками и речонками, мост через которые — еще дело будущего.

Таков был этот единственный в своем роде подвижной состав, созданный по мысли фантастического бутанского раджи. Уступив капризу заказчика относительно двигателя, которому дана была форма слона, и относительно постройки вагонов, сделанных по образцу пагод, Банкс, однако, счел нужным придерживаться английского вкуса во внутреннем устройстве домов, приспособляя его к потребностям долгого пути. И последнее ему удалось в совершенстве.

Итак, паровой дом состоял из двух вагонов, имевших не менее шести метров ширины. Следовательно, площадь домов образовывала выступ по обе стороны экипажного хода, в свою очередь имевшего только пять метров ширины. Платформы, положенные на длинные и чрезвычайно эластичные рессоры, совершенно скрадывали толчки, и ехать в паровом доме оказывалось так же покойно, как по самой благоустроенной железной дороге.

Первый вагон был пятнадцать метров длиной. Впереди находилась веранда, поддерживаемая легкой колоннадой, она оканчивалась широким балконом, на котором легко могло уместиться десять человек. Два окна и дверь открывались на веранду из гостиной, освещавшейся, кроме того, двумя боковыми окнами.

Убранство гостиной состояло из стола, библиотеки и широких мягких диванов по стенам, обитых и изящно драпированных роскошными тканями. Пушистый смирнский ковер покрывал паркет. «Татти» — род плетеных экранов, стоявших перед оконными отверстиями и беспрерывно поливаемых ароматической водой, поддерживали приятную свежесть как в гостиной, так и в каютах, служивших спальнями. С потолка свешивалась «пунка», автоматически качавшаяся на ходу поезда благодаря проведенному к машине ремню, а во время остановок в движение ее приводила рука слуги. Нельзя было не прибегать ко всевозможным средствам для ослабления неудобств знойной температуры, в иные месяцы доходящей в тени 46 o по Цельсию.

В глубине гостиной вторая дверь вела в столовую, освещенную не только стенными окнами, но и сверху, сквозь матовое стекло, вделанное в потолке. Вокруг стола, занимавшего середину комнаты, могло поместиться восемь человек. Буфеты и шкафы, уставленные грудами серебра, фарфора и хрусталя, составляющими неотъемлемую собственность английского комфорта, служили убранством столовой. Понятно, все хрупкие предметы были защищены от падения зарубками, в которые они вставлялись до половины, как это практикуется на кораблях, и, таким образом, могли смело подвергаться толчкам дурной дороги.

Дверь из столовой вела в коридор, примыкавший к балкону, помещавшемуся на заднем фасаде бенгало и защищенному, как и лицевой балкон, крышей веранды. Вдоль коридора помещались четыре каюты с боковым освещением, в каждой из них находилась постель, туалет, шкаф, диван, точь-в-точь как в каютах роскошных атлантических пароходов. Первую из этих комнат, по левую руку, занимал полковник Мунро, вторую, направо, инженер Банкс, комната капитана Года была рядом с каютой инженера, а моя — рядом со спальней полковника.

Вагон второй платформы имел двенадцать метров длины и так же, как и первый, был украшен балконом и верандой, ведущей в просторную кухню с двумя кладовыми по бокам. Кухня сообщалась с коридором, который расширялся в центральной части в квадратную комнату, освещенную сверху и служившую столовой персоналу экспедиции. По четырем же углам ее были выгаданы каюты для помещения Мак-Нейля, механика, кочегара и денщика полковника. Кроме этого, сзади находились еще две каюты для повара и денщика капитана Года. А далее еще каюты: для багажа, ледник, кладовая, и все это замыкалось задней верандой.

Как видно, Банкс умно и комфортабельно распланировал передвижные жилища парового дома. Их можно было отапливать в зимнее время посредством аппарата, разносившего по комнатам теплый воздух, проведенный из топки машины. Кроме того, в гостиной и столовой были устроены маленькие камины.

Итак, нам нечего было бояться холода, и мы могли бы спокойно отважиться на прогулку даже по нижним отрогам Тибета.

Не был забыт и важный вопрос о продовольствии: мы взяли с собой богатый запас превосходных консервов вареной и маринованной говядины, и паштеты из «муржи».

Благодаря новым препаратам, позволяющим перевозку на дальние расстояния в сгущенном виде, мы не могли чувствовать недостатка ни в молоке, ни в бульоне. Что касается льда, употребление которого так приятно в жарком климате, мы могли добывать его легко, в несколько минут, с помощью аппарата Карре, производящего понижение температуры посредством испарения жидкого аммония.

В одной из задних кают был устроен даже ледник, и благодаря ли испарению аммония или улетучиванию метиленового эфира, запасы дичи, доставляемые нашей охотой, могли сохраняться бесконечно долгое время по способу, изобретенному моим соотечественником французом Шарлем-Теллье. Как видит читатель, это было драгоценным приобретением, обеспечивающим нам при всех условиях возможность иметь съестные припасы лучшего качества.

Что касается напитков, то наш погреб был прекрасно снабжен. Французские вина, пиво всех сортов, водка, арака были запасены в должном количестве для удовлетворения первых потребностей.

Следует добавить, что наш маршрут не должен был завести нас на далекие расстояния от населенных местностей полуострова. К тому же Индия — не пустыня, и если не скупиться на рупии, там легко доставать не только предметы первой необходимости, но и удовлетворять свои прихоти. Если бы мы зазимовали в северной полосе, у подножия Гималаев, нам пришлось бы, пожалуй, ограничиться нашими дорожными запасами; но и в этом случае мы продолжали бы пользоваться всеми преимуществами комфорта. Предусмотрительный ум нашего друга Банкса все предвидел, и относительно нашего продовольствия мы могли положиться на него вполне.

В действительности маршрут наш был следующий: ехать из Калькутты, следуя долиной Ганга до Аллахабада, подняться до первых отрогов Тибета, через королевство Ауд, кочевать несколько месяцев в различных пунктах с тем, чтобы доставить капитану Году случай организовать различные охоты, и затем спуститься в Бомбей.

Итак, нам предстояло проехать девятьсот лье. И если принять в расчет, что мы отправлялись целым домом, то кто, спрашивается, отказался бы от путешествия, если бы пришлось даже прокатиться несколько раз вокруг света.


 







Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 324. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ МЕХАНИКА Статика является частью теоретической механики, изучающей условия, при ко­торых тело находится под действием заданной системы сил...

Теория усилителей. Схема Основная масса современных аналоговых и аналого-цифровых электронных устройств выполняется на специализированных микросхемах...

РЕВМАТИЧЕСКИЕ БОЛЕЗНИ Ревматические болезни(или диффузные болезни соединительно ткани(ДБСТ))— это группа заболеваний, характеризующихся первичным системным поражением соединительной ткани в связи с нарушением иммунного гомеостаза...

Решение Постоянные издержки (FC) не зависят от изменения объёма производства, существуют постоянно...

ТРАНСПОРТНАЯ ИММОБИЛИЗАЦИЯ   Под транспортной иммобилизацией понимают мероприятия, направленные на обеспечение покоя в поврежденном участке тела и близлежащих к нему суставах на период перевозки пострадавшего в лечебное учреждение...

Методика обучения письму и письменной речи на иностранном языке в средней школе. Различают письмо и письменную речь. Письмо – объект овладения графической и орфографической системами иностранного языка для фиксации языкового и речевого материала...

Классификация холодных блюд и закусок. Урок №2 Тема: Холодные блюда и закуски. Значение холодных блюд и закусок. Классификация холодных блюд и закусок. Кулинарная обработка продуктов...

ТЕРМОДИНАМИКА БИОЛОГИЧЕСКИХ СИСТЕМ. 1. Особенности термодинамического метода изучения биологических систем. Основные понятия термодинамики. Термодинамикой называется раздел физики...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.015 сек.) русская версия | украинская версия