Второй период 10 страница

– Спокойно, Персиваль, спокойно! Разве вы не верите в порядочность леди Глайд?

– К черту порядочность леди Глайд! Я верю только в ее деньги. Вы теперь поняли, как обстоит дело? Возможно, сама по себе она безвредна, но вместе с этим бродягой Хартрайтом...

– Да-да, я понимаю. Где этот мистер Хартрайт?

– За границей. Я не советовал бы ему торопиться с возвращением, если он хочет сохранить свою шкуру.

– Вы уверены, что он за границей?

– Уверен. Я распорядился, чтобы за ним следили с той минуты, как он уехал из Камберленда, и до самого его отплытия. О, могу вас уверить, я был осторожен! Анна Катерик жила в доме одного фермера около Лиммериджа. Я сам ходил на ферму после того, как она удрала оттуда, и убедился, что фермеру и его жене ничего не известно. Я дал ее матери указания насчет письма к мисс Голкомб, снимающего с меня всякие подозрения в злом умысле в связи с тем, что я упрятал ее в сумасшедший дом. Страшно сказать, сколько я истратил, чтобы найти ее, и вдруг, несмотря на все предосторожности, она появляется в моем собственном имении, у меня под носом, – и снова исчезает! Откуда я знаю, с кем еще она встречается и откровенничает? Этот проныра, негодяй Хартрайт, может вернуться в любую минуту – а я не буду знать об этом! Он завтра же сможет воспользоваться...

– Нет, Персиваль, нет! Ему не удастся это сделать. Пока я здесь и эта женщина тоже где-то неподалеку, я отвечаю за то, что она попадет к нам в руки прежде, чем встретится с мистером Хартрайтом, даже если он и вернется. Я понимаю, да, да, я понимаю! Во-первых, необходимо найти Анну Катерик. Об остальном можете не беспокоиться. Ваша жена у вас под рукой, мисс Голкомб неразлучна с ней и, стало быть, тоже в ваших руках, а мистера Хартрайта нет в Англии. Ваша невидимка Анна Катерик – вот о чем мы должны думать в настоящую минуту. Вы расспрашивали о ней?

– Да. Я был у ее матери. Я обыскал всю деревню – и безуспешно.

– Можно ли положиться на ее мать?

– Да.

– Она однажды уже выдала вашу тайну.

– Она этого больше не сделает.

– Почему бы нет? Разве ей выгодно молчать?

– Да, весьма выгодно.

– Я счастлив слышать это, Персиваль, – ради вас. Не падайте духом, друг мой. Как я вам уже сказал, наши материальные дела таковы, что у меня достанет времени обернуться. С завтрашнего дня я начну искать Анну Катерик, надеюсь, более успешно, чем вы. Еще один вопрос, прежде чем мы отправимся спать.

– Какой?

– Вот какой. Когда я пошел в беседку доложить леди Глайд, что небольшое недоразумение в связи с ее подписью под документом улажено, я случайно увидел, как какая-то женщина подозрительно быстро рассталась с вашей женой! Волею судеб я был недостаточно близко, чтобы разглядеть ее лицо. Как я узнаю нашу незримую Анну? На кого она похожа?

– Похожа? Что же, в двух словах: она до тошноты похожа на мою жену!

Кресло застонало, и колонна содрогнулась снова. Граф вскочил на ноги, на этот раз от изумления.

– Что!!! – вскричал он.

– Вообразите себе мою жену после тяжелой болезни и немножко не в своем уме – и перед вами Анна Катерик, – отвечал сэр Персиваль.

– Между ними есть какое-то родство?

– Совершенно никакого.

– И они до такой степени похожи друг на друга?

– Да, до такой степени. Чего вы смеетесь?

Ответа не последовало. Стояла тишина. Граф беззвучно хохотал, трясясь всем телом.

– Чего вы смеетесь? – повторил сэр Персиваль.

– Я смеюсь над собственными фантазиями, мой дорогой друг. Примите во внимание мой итальянский юмор – разве я не принадлежу к знаменитой нации, выдумавшей Паяца? Великолепно, великолепно! Итак, когда я увижу Анну Катерик, я сразу ее узнаю. Хватит на сегодня. Можете спать спокойно, Персиваль. Спите сном праведника, сын мой, вы увидите, что я для вас сделаю, когда в помощь нам взойдет солнце! В моей огромной голове теснятся грандиозные планы и проекты. Вы оплатите ваши долги и найдете Анну Катерик, даю вам священную клятву в этом! Я друг, которого вы должны лелеять в самом сокровенном уголке вашего сердца. Разве нет? Не заслужил ли я те небольшие денежные одолжения, о которых вы так деликатно напомнили мне незадолго до этого? Что бы ни было в будущем, никогда больше не оскорбляйте во мне лучшие чувства. Признавайте их, Персиваль! Берите с них пример, Персиваль! Я опять прощаю вас. Я опять жму вашу руку. Спокойной ночи!

Ни слова больше не последовало. Я услышала, как граф закрыл дверь библиотеки. Я услышала, как сэр Персиваль закрыл ставни. Дождь лил непрерывно. Я закоченела и промокла до костей. Когда я попробовала пошевельнуться, мне стало так больно, что пришлось подождать. Я сделала новую попытку, и мне удалось стать на колени на мокрую, скользкую крышу. Когда я доползла до стены, я увидела, как осветилось окно комнаты графа. Мужество вернулось ко мне, и, не спуская глаз с его окна, я поползла дальше. Часы пробили четверть второго, когда наконец я положила руки на подоконник моей комнаты.

По пути я не увидела и не услышала ничего подозрительного. Мое отсутствие не было обнаружено.

 

Х

 

20 июня.

8 часов утра.

На безоблачном небе сияет солнце. Я еще не подходила к постели, я еще не смыкала усталых глаз. Из того же окна, из которого вчера я смотрела в ночную тьму, смотрю сегодня на яркий утренний свет.

Я считаю часы, прошедшие с тех пор, как я вернулась в свою спальню. Эти часы кажутся мне неделями. Вероятно, прошло немного времени, но каким долгим оно кажется мне – с той минуты, как в темноте я опустилась на пол своего будуара, продрогшая и промокшая насквозь, бесполезное, беззащитное, панически напуганное существо.

Я не помню, когда пришла в себя. Не помню, как добралась до спальни, зажгла свечу и начала искать, забыв, как это ни странно, где оно лежит, сухое белье и одежду, чтобы переодеться и хоть немного согреться. Я помню,что я это сделала, но когда именно, не помню. Как случилось, что я перестала дрожать от холода и начала гореть от нестерпимого жара?

Наверно, это произошло еще до рассвета. Да, помню, я слышала, как пробило три часа. Помню, как удары башенных часов пробудили мое дремавшее сознание и я с необыкновенной ясностью представила себе все, что произошло. Помню, как я решила держать себя в руках и терпеливо – час за часом – ждать первого удобного случая, чтобы вырвать Лору из этого ужасного дома, не подвергаясь опасности, что нас сразу поймают и вернут обратно. Помню, как начала убеждаться, что разговор этих двух злодеев не только полностью оправдывал наш побег, но и давал нам в руки оружие для борьбы с ними. Помню, это побудило меня немедленно записать их слова в точности, как они были сказаны, пока слова эти не изгладились из моей памяти. Все это я помню ясно – в голове моей еще нет путаницы. Я пришла в спальню с пером, чернилами и дневником до рассвета, села у открытого окна, чтобы немного охладить свою пылающую голову, и писала непрерывно, все быстрей, все неутомимей, пока не начал просыпаться дом, пока не забрезжило утро. Это я помню так ясно! Я начала писать при свече, а доканчивала эту страницу при солнечном свете нового дня!

Почему я продолжаю сидеть за столом? Почему продолжаю утомлять мои воспаленные глаза и бедную голову? Почему бы не лечь и отдохнуть, почему бы не попытаться утишить во сне жар, снедающий меня?

Я не смею. Страх страшнее всех других страхов овладел мной. Я боюсь этого жара, который жжет мою кожу; я боюсь этого пульсирования и боли в голове. Если я лягу сейчас, хватит ли у меня сил и сознания, чтобы снова подняться?

О, этот дождь, этот жестокий дождь, из-за которого я так продрогла вчера ночью!

 

9 часов.

Пробило девять или восемь ударов? Кажется, девять. Я опять трясусь, дрожу в нестерпимом ознобе на жарким летнем воздухе. Спала ли я, сидя здесь? Не знаю.

О Господи, неужели я заболею? Заболеть! В такое время! Моя голова – я так боюсь за свою голову. Я еще могу писать, но все строчки сливаются вместе. Я различаю слова. Лора! Я пишу «Лора» и вижу написанное слово. Сколько было ударов – восемь или девять?

О, как мне холодно! Какой дождь лил вчера ночью! И удары часов, удары – я не могу сосчитать их – все время отзываются в моем мозгу...