Основание Шамординского монастыря и кончина старца
Шамордино расположено в восхитительной местности – на широкой луговине над крутым обрывом. Густой лиственный лес лепится по почти отвесному скату. А там, глубоко внизу, изгибается серебряной лентой речка Сирена. За нею привольные луга, а дальше взбегающая кое-где холмистыми перекатами равнина сливается с горизонтом, оттенками в иных местах далекими борами или перелесками.
Усадьба Шамордино в версте от деревни того же имени и в стороне от большой калужской дороги. Она принадлежала небогатому помещику Калыгину, жившему здесь со старушкой-женой. В 1871 г. имение это в двести десятин земли было куплено послушницею старца вдовою богатого помещика Ключаревой (в иночестве Амвросией). И она, и покойный ее муж, чрезвычайно уважали старца и во всем ему подчинялись. Они, по благословению старца, разлучась друг с другом, проходили жизнь иноческую. Вот эта мать Амвросия и стала владелицей Шамордина. За год до продажи имения старику Калыгину было видение: ему представлялась в его имении церковь в облаках. У матери Амвросии были две внучки-близнецы от ее единственного сына. Потеряв первую жену – мать этих девочек, молодой Ключарев женился вторично, а девочки жили у бабушки. Для этих внучек мать Амвросия и отвела Шамординскую усадьбу, где все было поновлено, поставлен новый дом. Мать Амвросия часто приезжала в Шамордино из Оптиной, где она постоянно жила в особом корпусе в окрестностях монастыря. Посещал усадьбу и старец, от которого не раз слыхали тут слово: «У нас здесь будет монастырь». Ходит, бывало, старец по усадьбе, осматривает все, вдруг остановится на каком-нибудь месте, велит вымерить его длину и ширину и поставит колышки. Уже тогда, зная, по прозорливости своей, что здесь возникнет обитель, старец обдумывал и прикидывал, где какие будут постройки.
В Шамордине вместе с маленькими барышнями Ключаревыми поселились некоторые бывшие крепостные матери Амвросии, искавшие тишины и молитвы, так что жизнь здесь шла вроде монашеской.
Бабушка, уверенная, что внучки ее будут жить в миру, старалась дать им хорошее светское воспитание. Когда они стали подрастать, бабушка просила старца благословить ей приискать для них француженку, чтобы их обучить бегло говорить по-французски и следить, чтобы они одевались наряднее. Но старец не позволил ей этого сделать, что ее сильно огорчило.
Девочки были крестницами преподобного и с раннего детства отличались глубокой набожностью. Они часто молились, очень любили оптинские длинные службы и так твердо знали порядок Богослужения, что сами проводили всенощные. Они подвижничали, отказывались от мяса и ели лишь по убеждению старца Амвросия. Бабушка выражала опасения, что они повредят тем свое здоровье, а преподобный отвечал ей: «Пусть молятся – они слабого здоровья». Старушка не понимала слов прозорливого старца, который другим прямо говорил о своих крестницах: «Ничего, они знают, что готовятся туда».
Желая обезпечить благосостояние внучек и вследствие настойчивых советов старца, мать Амвросия приобрела еще три дачи: Руднево, Преображенское и Акатово, не совсем понимая, к чему покупается такое количество леса, точно собираются строить целый город. Положила она на имя внучек и капиталец, причем было оговорено, что в случае смерти их в Шамординской усадьбе должна быть устроена женская община, и для обезпечения ее дела послужат три упомянутые дачи и капитал, положенный на имя барышень Ключаревых.
13 марта 1881 года мать Амвросия скончалась, и оставшиеся после нее в еще большем сиротстве десятилетние внучки, унаследовав эти имения, продолжали жить со своими нянями, воспитательницей и сестрами-послушницами в Шамордине.
Так прошел год. Сиротки-сестры Вера и Любовь жили той же тихою жизнью, горячо любя друг друга и никогда не расставаясь. Они не знали детских шалостей, одевались просто, ценили иноческую жизнь, монашеское Богослужение. В крестницах старца все сильнее разгорался огонек любви к Богу. Не раз говорили они своим няням: «Мы не хотим жить более двенадцати лет: что хорошего в этой жизни?»
Между тем отец их не одобрял уединенную жизнь сестер и определил их в Орел в пансион; на лето 1883Кгода была приготовлена для них дача. Всей душой рвались сиротки из непривычного для них мира под крылышко старца Амвросия. В мае они, прежде чем поселиться на даче, приехали в Оптину. Тридцать первого мая обе они заболели дифтеритом. Их положили в разных комнатах, исповедовали, приобщили. Пока хватало у них сил, они часто писали батюшке записочки, в которых просили его св. молитв и благословения.
4 июня скончалась Вера, а за нею последовала Любовь.
Теперь нужно было, во исполнение воли матери Амвросии, учреждать в Шамордине женскую общину.
Шамординская обитель прежде всего удовлетворяла ту горячую жажду милосердия к страждущим, которою всегда полон был преп. Амвросий. Сюда он посылал многих безпомощных.
Приходит к батюшке молодая женщина, оставшаяся больною вдовою в чужой семье. Свекровь ее гонит и говорит: «Ты, горемычная, хоть бы удавилась: тебе не грех». Старец выслушивает ее, всматриваясь в нее, и говорит: «Ступай в Шамордино». Муж бросил тяжко больную жену: ее летом привезли к старцу. Преподобный вышел к ней, благословил и шутливо проговорил: «Ну, этот хлам-то у нас сойдет: отвезите ее в Шамордино».
Из безприютных детей составился обширный Шамординский приют. Старец любил, бывая в Шамордине, приходить в этот приют. Дети нежно теснились к нему, и он садился среди них на лавку. Они запевали ему сочиненную в честь него песнь: «Отец родной» или пели тропарь «Казанской» иконе, которой посвящена обитель. При детском пении переполненное любовью сердце старца трепетало, и слезы ручьем текли по бледным, впавшим щекам его.
Число сестер старцевой обители под конец превысило пять сотен. Был воздвигнут громадный многоглавый храм, замечательная трапезная, и благотворительная деятельность все более и более расширялась.
Первой настоятельницей обители была Софья Михайловна Астафьева, урожденная Болотова, окончившая жизнь в подвигах. Затем игумения Евфросиния, усердная послушница старца. Последней настоятельницей была мать Валентина.
Скажем несколько слов о первой шамординской игумении Софии, сестре оптинского иеромонаха-художника о. Даниила (Болотова).
Мать София была незаменимой помощницей старца по устроению юной обители, его, что называется, «правой рукой». К сожалению, ее управление продолжалось недолго. Разумная, хорошо понимавшая и жизнь духовную, и дела хозяйственные, всею душой преданная старцу, она, под его непосредственным руководством вступив на путь иноческой жизни и приняв самое тяжелое в обители послушание начальницы, стала подвизаться с великой ревностью. В мокрую, холодную погоду в осеннее время, случалось, по целому дню, с утра и до вечера, ходила она сама по всей обители, следя за различными монастырскими работами, и уж к ночи возвращалась в свою келью, вся промокшая и прозябшая. Эти труды и заботы, в соединении со строгой подвижнической жизнью, вскоре сломили ее крепкое здоровье. Кроме того, мать София несла еще личный крест: отрекшись от мира, она пожертвовала своим материнским чувством к дочери, которую теперь уже не она воспитывала. Много было ею пролито слез в ночной тиши. Она постепенно стала чахнуть и, мало-помалу таяла, как свеча; наконец, 24 января 1888 года уснула вечным сном праведницы, получив от Господа воздаяние, соответствующее ее великой ревности и трудам. Старец Амвросий при воспоминании о ней говаривал нередко с особенным чувством умиления: «Ах мать! Обрела милость у Бога!»
Ввиду увеличивающегося все время числа сестер в обители, старец Амвросий не мог сам быть духовником каждой из них. Потому он передал многих духовничеству преподобного Анатолия (Зерцалова), который относился к ним с самой заботливой отеческой любовью, как это видно из его «Писем к монахиням».
В начале ее деятельности мать София нашла в Шамордине всего лишь очень скромные строения: деревянный дом с домашней церковью и несколько изб для жилья сестер – вот и все! Ни денег, ни имущества, ни запасов. А между тем население обители с каждым днем увеличивалось. Старец посылал в обитель не только работоспособных сестер, но еще больше больных и калек. Кроме того, к нему приносили детей, брошенных на произвол судьбы. Бедные дети, покрытые грязными тряпками, часто с золотушными ранами на теле – всех их он посылал в Шамордино. Население все увеличивалось, а средства уменьшались, но мать София не падала духом. Как магнит притягивает железо, так обаятельная личность матери Софии стала привлекать в обитель самых разнообразных лиц: дворян, купцов, ремесленников, благотворительниц, в том числе занимавших заметное положение в обществе. Постепенно Шамордино стало отстраиваться, украшаться зданиями; твердо водворился устав Оптиной Пустыни. Но, увы, как выше сказано, недолго наслаждалась обитель миром и духовной радостью под ее водительством.
По кончине матери Софии, преподобным Амвросием была избрана настоятельницей мать Евфросиния Розова. Столь же глубоко верующая, столь же преданная старцу, она не имела блестящих талантов администратора и духовного вождя, какими отличалась мать София, и преподобному пришлось взять на себя все хлопоты по устройству обители, для чего он не один раз лично посещал обитель, где и скончался в 1891 году 10 октября, зазимовав там по случаю болезни.
Старец отбыл в Шамордино летом 1890 года. Жизнь его там была сопряжена с многими трудностями. «Матери и сестры, я у вас здесь на кресте!», – говорил он монахиням. И действительно, жизнь его, по словам близких лиц, была в это время невозможно трудная. Ни днем, ни ночью он не имел покоя: и по неудобству помещения, которое до самой его кончины все только устраивалось и подготовлялось, и от множества дел и окружавшего его народа. Болело сердце его и за оптинцев, оставшихся без своего духовного руководителя. Когда являлся к нему кто-нибудь из них, батюшка уже не заставлял его долго ждать, а с особенной любовью принимал и утешал. После Пасхи 1891 года настоятельница обители тяжко заболела и ослепла. Она хотела подать в отставку, но старец не благословил: «Сама не подавай, а если велит подать начальство, то подай». К довершению всех скорбей, епархиальное начальство негодовало на него за его отлучку из Оптиной. Были придуманы всякие клеветы на старца. Уже в начале 1891 года преподобный знал, что ему предстоит скоро умереть.
– Первого января, – рассказывают сестры, – в самый первый день 1891 года, утром, после обедни, старец вышел к сестрам особенно задумчивым, серьезным: сев на диван, он неожиданно начал читать стихотворение: «Лебедь на брегах Меандра песнь последнюю поет».
– А мы, – шутливо заметил старец, – могли бы переделать так: «Лебедь на брегах Шамандра песнь последнюю поет». И объяснил, что лебедь поет только одну песнь – это перед своей кончиной.
Тогда никто не понял, что он говорил о себе, о своей кончине в том году. Предчувствуя ее, преподобный особенно поспешно старался устроить монастырь. Так, было построено много новых келий в Шамордине, благоустроен хутор в Руднево, в котором старец предсказал, что будет церковь, что и совершилось после его кончины. В конце сентября он заболел болезнью ушей, соединенной с простудой, и постепенно начал таять… Между тем, недовольный архиерей собирался лично явиться в Шамордино и в своей карете вывезти старца. Сестры обращались к преподобному с вопросами:
– Батюшка! Как нам встречать владыку?
Он отвечал:
– Не мы его, а он нас будет встречать!
– Что для владыки петь?
Старец сказал:
– Мы ему пропоем «аллилуия».
И действительно, архиерей застал его уже в гробу и вошел в церковь под пение «аллилуия».
Траурная процессия с гробом старца сопровождалась более чем тысячной толпой. Шел дождь, но свечи не гасли. По дороге из Шамордина в Оптину Пустынь останавливались у каждой деревни и служили литию. На другой день было совершено отпевание архиерейским служением и произнесен ряд знаменательных слов. Смерть старца была всероссийским горем, но для Оптиной и Шамордина и для всех духовных чад оно было безмерно.
Шамординский монастырь со строющимся собором, с его множеством насельниц, детским приютом и призреваемыми калеками остался без своего попечителя и прилива средств. Но вот, что нам стало известно из бесед с шамординской монахиней Александрой (Гурко). Чайный торговец Перлов с семьей были в числе духовных чад старца. Ему явилась во сне Божия Матерь и велела принять на себя попечение о Шамординской обители. Перлов отвечал, что на нем лежит бремя чайной торговли, но Матерь Божия обещала ему взять на Себя эту торговлю. После этого Перлов уже не щадил ни сил, ни средств для помощи Шамординской обители. Туда потек его капитал.
В Оптиной Пустыни было принято пить перловский чай, этому следовали и верные оптинские посетители.
Пишущие эти строки обратились к прот. о. Иоанну Григору-Клочко, который хоронил в Париже госпожу Перлову, с просьбой написать нам все, что ему о ней известно. Ответ был такой: «Письмо от 5 сентября 1956 года. Относительно старушки Перловой (она была в тайном постриге), умершей от молниеносной грудной жабы, то она, как мне рассказывали дети, в течение получаса разговаривала с необычайной радостью на лице с оптинскими старцами, называя их поименно. Дети думали, что она бредит, и всячески лаской старались успокоить ее, а она, переводя на них совершенно ясный взгляд, говорила: «Ну как вы не понимаете, как там хорошо». И опять устремляла взгляд в неведомую даль и продолжала восторженную беседу. Я немало видел покойниц, старых людей, но такого светлого лица, как было у этой покойной, не помню: оно точно светилось, как освещенный фарфор».
ЧУДЕСА
Случаи прозорливости старца из рассказов монашествующих
Случаи прозорливости старца Амвросия были многочисленные и нередко поразительные. Ознакомимся с некоторыми из них. Нижеприводимые случаи взяты из «Жизнеописания в Бозе почившего оптинского старца иеросхимонаха Амвросия», в двух частях, 1900 г.
Преосвященнейший епископ Калужский Макарий изволил передать о себе следующее. Когда он был еще мирским священником, законоучителем в Орловском институте благородных девиц, пришлось ему, вместе с о. ректором Орловской Духовной семинарии архимандритом Н., быть в Оптиной Пустыни у старца Амвросия. Побеседовав с гостями, старец на прощание подарил им обоим по книжке одинакового содержания, именно – о монашестве. «Я, как священник, – говорил владыка, – подумал тогда, к чему мне такая книга?». И старец, как бы опомнившись, сказал: «Да, вам бы не то, – но затем присовокупил: – Ну, да так и быть». По времени овдовев, бывший священник и законоучитель, как известно, принял монашество.
Рассказывал бывший благочинный Оптиной Пустыни иеросхимонах Иларион: «Живя в миру, я ежегодно ездил в Оптину Пустынь, где в числе братства находился мой брат иеродиакон Пафнутий. В каждый из таких приездов я считал долгом быть у батюшки Амвросия и принять от него благословение. Однажды старец и говорит мне: «Пора к нам». Отвечаю ему: «Узы держат, батюшка – я женат». На это старец сказал: «Еще не дозрел!» В тот же год померла моя мать, а чрез два года я поступил в Оптину. Так исполнилось приглашение старца «пора к нам». Вместе со мною прибыла и жена моя, и жила почти тринадцать лет на скотном дворе монастыря. Скончалась в 1882 году, приняв келейно постриг в схиму».
Был в скиту уставщик иеромонах о. Палладий. Отслужил он, однажды, в скитской церкви в воскресный день Литургию, чувствуя себя здоровым. Но вот батюшка в тот же день присылает к нему келейника и велит ему немедленно собороваться и постричься в схиму. О. Палладий был очень этим удивлен и сказал келейнику, что он здоров. Батюшка еще в другой и третий раз присылает к нему келейника с тем же предложением, но тот продолжал отказываться. Наступил понедельник. Утром в этот день батюшка в четвертый и последний раз присылает к о. Палладию келейника опять с тем же предложением. Но пока он делал приготовления к соборованию, с ним сделался удар. Впрочем, хотя отнялся у него язык, однако он был в памяти. Его успели особоровать и причастить Св. Христовых Тайн. Вечером в тот же день он и скончался.
После кончины моего брата я, по благословению батюшки Амвросия, отправился домой и привез с собой двух сирот – племянника лет десяти и племянницу лет семи. Мальчика определил в монастырскую рухлядную, а девочку поместил в приют Шамординской общины. Спустя года полтора после этого, получил я из Шамордина известие, что девочка опасно заболела. Прихожу к старцу и сказываю ему свою печаль. Старец спрашивает об этом у сестер, приехавших в тот же день из Шамордина, но они сказали, что девочке лучше, и опасности никакой нет. Так я и ушел от батюшки. Но после узнал от других, что в тот же день, по уходе от старца братии, часов около одиннадцати вечера, он вдруг подошел к иконе и начал петь: «Со святыми упокой». Оказалось, что в это самое время скончалась моя племянница в Шамординском приюте.
Прозорливость старца Амвросия по рассказам мирских лиц
«В Тамбовской губернии, – пишет г-жа Шишкова, – родственница о. Амвросия была замужем за священником Троекуровского женского монастыря в двадцати верстах от нашего имения. При назначении мужа ее в эту обитель священником она ездила к батюшке испросить благословение построиться там, ибо до тех пор находилась в наемном неудобном помещении. Батюшка не дал ей на это благословения, сказав: «Подожди еще десять лет, а там – что Бог даст». Жена священника с нетерпением ожидала приближения этого десятого года. Ей прискучило жить в чужом доме, и она неоднократно говорила монахиням: «Что-то будет в нынешнем году, ведь это десятый год, не случилось бы чего с нами, как бы не умер муж мой». Он был болезненный. Но вот приблизился конец десятого года, и внезапно заболевает жена священника; делается жар, горячка, а на третьи сутки ее уже не стало. Священник, как вдовец, должен был оставить женскую обитель».
Приезжают к старцу из Петербурга две сестры. Младшая – невеста, с веселым настроением; старшая – тихая, задумчивая, богомольная. Одна просит благословения вступить в брак, а другая в монастырь. Старец невесте подает четки, а старшей говорит: «Какой монастырь? – Ты замуж выйдешь, да не дома – вот тебе что», – и назвал губернию, куда они никогда не ездили. Обе возвращаются в столицу. Невеста узнает, что жених ей изменил. Это произвело в ней страшную перемену, потому что ее привязанность была глубока. Она постигла суетность того, что прежде ее занимало, ее мысли обратились к Богу, и вскоре она поступила в монастырь. Между тем старшая получила письмо из дальней губернии от забытой тетки, набожной женщины, жившей по соседству с женским монастырем. Она звала ее присмотреться к жизни монахинь. Но вышло иначе: живши у тетки, племянница познакомилась с человеком уже немолодым, очень подходящим к ней по характеру, и вышла за него замуж.
Случаи непослушаний старцу и последствия их
Молодой крестьянин из-под Тихоновой Пустыни, что около Калуги (верст шестьдесят от Оптиной), задумал жениться, потому что старуха-мать ослабела, а других женщин в доме не было. Пошел он на праздник Успения к старцу, а тот посоветовал ему подождать до Покрова, между тем, мать очень недовольна была советом старца. Пришел на Покров, а батюшка говорит: «Обожди до Крещения, тогда посмотрим». Старуха очень расстроилась – малому покоя от нее нет. Пришел он к старцу на Крещенье и объявляет, что брани матери уже не может терпеть. А батюшка ему в ответ: «Боюсь, что не послушаешь меня, а мой совет: никак тебе жениться не надо, обожди». Но крестьянин ушел и женился, а через два месяца после свадьбы умер.
Приведем теперь рассказ о жителе г. Козельска Капитоне. У него был единственный сын – взрослый юноша, ловкий, красивый. Отец решился отдать его в люди и привел его к старцу, чтобы получить от него благословение на задуманное дело. Сидят оба в коридоре и около них несколько монахов. Выходит к ним старец. Капитон, получив с сыном благословение, объясняет, что хочет сына отдать в люди. Старец одобряет намерение и советует отправляться сыну в Курск. Капитон начинает старца оспаривать: «В Курске, – говорит, – у нас нет знакомых, а благословите, батюшка, в Москву». Старец в шутливом тоне отвечает: «Москва бьет с носка и колотит досками; пусть едет в Курск». Но Капитон все-таки не послушал старца и отправил сына в Москву, где тот вскоре поступил на хорошее место. У хозяина строилось в это время какое-то здание, где находился только что нанявшийся к нему юноша. Вдруг упало сверху несколько досок, которые и раздробили ему обе ноги. Тотчас же телеграммой уведомлен был о сем отец. С горькими слезами пришел он к старцу поведать о своем горе, но горю этому помочь уже нельзя было. Больного сына привезли из Москвы. Долго он хворал, и хотя раны закрылись, но он уже остался на весь век калекой, неспособным ни к какой работе.
Исцеление сына учительницы от брюшного тифа и чудесное избавление от катастрофы
Московская учительница г-жа М. П-а имела к старцу великую веру. Ее единственный сын был при смерти от брюшного тифа. Оторвавшись от него, она полетела в Оптину и умоляла батюшку помолиться о сыне. «Помолимтесь вместе», – сказал ей старец, и оба стали рядом на колени. Через несколько дней мать вернулась к сыну, который встретил ее на ногах. В тот самый час, как старец молился за него, наступила перемена и выздоровление пошло быстро.
Опять эта госпожа, уже с выздоровевшим сыном, летом 1881 года была в Оптиной и прожила там более, чем думала. Ее муж, находившийся в южных губерниях, безпокоился о них и, наконец, назначил телеграммой день, когда за ними вышлет лошадей на станцию. М. П-а пошла проститься с батюшкой. О. Амвросий, никогда и никого без особенной причины не задерживавший, объявил, что не благословляет ей ехать. Она стала доказывать, что не может больше жить в Оптиной, а он сказал: «Я не благословляю ехать сегодня. Завтра праздник; отстойте позднюю обедню и тогда увидим». Она вернулась на гостиницу, где ожидавший ее сын был очень недоволен батюшкиным решением, тем более что не было никаких причин оставаться, но мать послушалась старца. На следующий день батюшка сказал: «Теперь с Богом, поезжайте». За Курском они узнали, что с поездом, который шел накануне и которым они хотели было ехать, случилась Кукуевская катастрофа.
Случай исцеления
Иногда старец Амвросий, во избежание людской славы, по примеру своего предшественника старца Льва, придерживался несколько как бы полуюродства. Если кому что предсказывал, то нередко, как выше было упомянуто, в шутливом тоне, так что слушатели смеялись; если хотел подать помощь кому-либо в болезни, ударял по больному месту рукой или иногда палкой, и болезнь проходила. Пришел, например, к старцу один монах с ужасной зубной болью. Проходя мимо него, старец ударил его изо всей силы кулаком в зубы и еще весело спросил: «Ловко?» – «Ловко, батюшка, – отвечал монах при общем смехе, – да уж больно очень». Но выходя от старца, он ощутил, что боль его прошла да и после уже не возвращалась.
Явление во сне и исцеление больной монахини
Монахиня Каширского женского монастыря Тульской губернии Илариона Пономарева передавала о себе письменно следующее: «Будучи сильно больна, дня за два до Николина дня (6Кдекабря 1888 г.), я скорбела и плакала о том, что в настоящий праздник, по болезни, буду сидеть в келье, не имея возможности пойти в храм Божий. И так сильно вся я разболелась, что в десять часов вечера легла в постель и заснула. Но вот вижу во сне: подходит ко мне батюшка о. Амвросий и говорит: «Что ты прежде времени скорбишь?». С тем вместе он так сильно ударил меня в правое ухо, что у меня кровь потекла из него. «Ступай, – прибавил он, – в церковь, дура, на праздники!» Проснувшись, я увидела, что подушка, на которой я лежала, и халат, в котором была одета, были залиты кровью. Но в тот же час я почувствовала себя совершенно здоровой – и следов болезни моей не оставалось».
Посмертное явление и исцеление
Отрывок из ненапечатанного письма к Людмиле Осиповне Раевской, живущей в Шамординской общине, от 23 февраля 1898 года:
«Вчера приезжал В. и рассказывал, что одна дама, родственница Л-го, ему писала из Москвы, что у нее муж был очень болен. Доктора отказались лечить, и он совсем умирал. В одну ночь видит он около себя у постели старца, который над ним молился, и говорит: «Отслужи молебен св. Амвросию Медиоланскому», – и скрылся. Больной сказал это жене, и они отслужили молебен. Он приобщился, и с тех пор начал поправляться, даже встал с постели, но никому не говорил об этом явлении старца. Когда же стал чувствовать себя совсем хорошо, ему опять явился этот же старец (бывший больной его узнал) и говорит: «Ты теперь совсем здоров, зачем же ты скрываешь и не говоришь о своем исцелении? Надо говорить, а старец пред тобой – Оптинский Амвросий», – и скрылся. Когда В. рассказывал, я позавидовала, а на душе какая-то радость стала, – я не могу высказать. Родной наш и нас, может быть, не оставляет».
ПОУЧЕНИЯ
Жить – не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, и всем «мое почтение».
Для мирских корень всех зол – сребролюбие, для монашествующих – самолюбие.
Уныние от тщеславия и от диавола. Уныние бывает от тщеславия, когда не по нашему делается, другие толкуют о нас не так, как бы нам хотелось, а также от непосильного рвения – трудов, понуждения.
Человек, как жук: когда теплый день и играет солнце, летит он, гордится собою и жужжит: «Все мои леса, все мои луга! Все мои луга, все мои леса!» А как солнце скроется, дохнет холодом и загуляет ветер, забудет жук свою удаль, прижмется к листку и пищит: «Не спихни!»
Смущение есть признак тайной гордости и доказывает неопытность и неискусство человека.
Если кто телом немощен, а соделал многие согрешения, тот да шествует путем смирения.
Разум духовный достигается смирением, страхом Божиим, хранением совести и терпением и находящих скорбей.
Дом души – терпение, пища души – смирение. Когда пищи в доме не достает, тогда душа выходит вон, т.е. из терпения.
Древних христиан враг искушал мучениями, а нынешних – болезнями и помыслами.
Будите убо мудри, яко змии (Мф. 10, 16). Змея, когда нужно ей переменить старую свою кожу на новую, проходить через очень тесное, узкое место, и таким образом ей удобно бывает оставить свою прежнюю кожу. Так и человек, желая совлечь свою ветхость (ветхого человека), должен идти узким путем исполнения евангельских заповедей.
Господь в Гефсиманском саду плакал о том, что знал, что не многие воспользуются Его крестными страданиями, но многие по злой воле уклонятся от спасения.
Если кто надеется быть там, где Святая Троица, тот да постарается не лишиться лицезрения воплотившегося Христа. Достигшие безстрастия будут там, где Троица, а получившие прощение грехов сподобятся быть внутри райской ограды и не лишатся лицезрения Христова.
Из писем преп. Амвросия
«Вообще знай, как и сама ты читала в книгах отеческих, что ни против чего враг так не восстает, как против молитвы Иисусовой. Поэтому, как начала ты держаться молитвы Иисусовой, то и не оставляй ее, а продолжай, уповая на милость и помощь Божию. Силен Господь и Царица Небесная сохранить нас от зол и бед, наносимых врагами душевными».
«От устной молитвы никто не впадал в прелесть, а умную, сердечную молитву без наставления проходить опасно. Такая молитва требует наставления, безгневия, молчания и смиренного самоукорения во всяком неприятном случае. Поэтому безопасней всего держаться молитвы устной, так как мы скудны в терпении, смирении и безгневии».
«Устную молитву как бы кто ни проходил, не было примеров, чтобы впадал в прелесть вражескую. А умную и сердечную молитву проходящие неправильно нередко впадают в прелесть вражескую. И потому прежде всего должно держаться крепче устной молитвы, а потом – умной, со смирением, а затем уже, кому удобно и кому благоволит Господь, переходить к сердечной, по указанию св. отцов, опытом прошедших все это».
«Жалуешься, что молва мешает тебе упражняться в молитве Иисусовой. Что делать. Живя в общежитии, нельзя совершенно избавиться от молвы и попечения. Также пишешь, что ты устную молитву не в силах всегда творить, а за умную молитву приняться опасаешься, как бы не впасть в прелесть. Св. Григорий Синаит в «Добротолюбии» в 7-й и последней главе о прелести пишет так: «Мы не должны бояться или воздыхать, Бога призывая. Если же некоторые совратились, повредившись в уме, то знай, что они пострадали от самочиния и гордости. Ибо в послушании с вопрошением и смиренномудрием ищущий Бога никогда не потерпит вреда благодатию Христа, всем человеком спастися хотящего. Если же и случается с таким искушение, то это бывает для испытания и увенчания, и сопровождается скорою помощью от Бога, попускающего сие, имиже весть судьбами. Ибо кто право живет и безукоризненно обращается со всеми, удаляясь от человекоугодия и высокоумия, тому, хотя бы и безчисленные против него поднял искушения весь бесовский полк, это не повредит, как говорят отцы. Которые же самонадеянно и самовольно действуют, эти и вреду удобно подвергаются».
«Пишешь, что ты проходишь молитву Иисусову устную и умную, а о сердечной молитве не имеешь и понятия. Сердечная молитва требует наставника. Впрочем, кто сначала проходит правильно устную молитву, заключая ум в слова молитвы: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного (или грешную)», а потом будет проходить правильно и умную молитву, со смирением держа внимание ума в персях, то по времени и без наставника у некоторых умная молитва сама переходит в сердечную».
«Три добродетели подобает опасно соблюдать: воздержание, молчание и самоукорение, т.е. смирение».
О таинстве Елеосвящения
Достопочтеннейшая о Господе!
При немощи моей, среди обычного недосуга, понуждаюсь отвечать на письмо ваше. Вы просите меня помолиться за скорбящую мать и за болящего сына ее, составляющего главную опору семейства, и, с тем вместе, утешить их в общей скорби их. Хотя я недостоин и грешен, но не могу от сего отказываться по заповеди апостола, который говорит: молитеся друг за друга, яко да изцелеете (Иак. 5, 16). В утешение же им могу предложить совет св. апостола Иакова, который говорит там: болит ли кто в вас; да призовет пресвитеры церковныя, и да молитву сотворят над ним, помазавшие его елеем во имя Господне: и молитва веры спасет болящаго, и воздвигнет его Господь: и аще грехи сотворил есть, отпустятся ему (Иак.К5, 14-15). Неизвестно почему в России вкоренилось такое мнение, будто бы к таинству Елеосвящения тогда только нужно прибегать, когда в человеке не остается надежды к продолжению жизни. Напротив, в Греции и здоровые люди принимают таинство Елеосвящения в Великий четверток, по тамошнему обычаю, и делают это ради неизвестности смерти. Да и выше сказанные слова апостола показывают совсем противное вкоренившемуся неправильному мнению в России, так как ясно в них говорится: и молитва веры спасет болящаго, и воздвигнет его Господь: и аще грехи сотворил есть, отпустятся ему. Сила таинства Елеосвящения состоит в том, что им прощаются в особенности грехи забвенные по немощи человеческой, а по прощении грехов даруется и здравие телесное, аще воля Божия будет на сие. Будем молиться Господу, да исцелит Он прежде души наши, а с сим и да дарует благопотребное здравие, как будет угодно Его святой воле.
