Д.И.Писарев

Дмитрий Иванович Писарев (1840 - 1868) считал себя пря­мым продолжателем "реальной" критики Н.Г.Чернышевского и Н.А.Добролюбова. И для этого у него были не только субъективные осно­вания. После смерти в 1861 г. Добролюбова и ареста год спустя Чернышевского Писарев, сам арестованный 2 июля 1862 г. и за­ключенный в Петропавловскую крепость, но добившийся права пуб­лично выступать с литературно-критическими и публицистическими статьями, как бы принимает эстафету демократической критики. Вместе с тем правильно понять своеобразие литературно-критиче­ской позиции Писарева можно лишь с учетом ее значительных отли­чий не только от критики "эстетической", "органической" (Аполлон Григорьев) или "почвеннической" (Н.Страхов), но и позиций Бе­линского, Чернышевского и Добролюбова.

Это отличие проявилось в равнодушии Писарева к такой теоре­тической предпосылке критики его предшественников, как диалекти­ка. Писарев отбрасывает ее вместе с немецкими "умозрительными системами" от Шеллинга до Фейербаха. "Наше время, - заявляет он в статье "Схоластика XIX века" (1861), - решительно не благоприят­ствует развитию теории <..> Ум наш требует фактов, доказательств... <...> На этом основании мне кажется, что ни одна философия в мире не привьется к русскому уму так прочно и так легко, как современный, здоровый и свежий материализм. Диалектика, фразерство, споры на словах и из-за слов совершенно чужды этому простому учению".

Немецкой классической философии Писарев противопоставляет методологию и выводы новейшего естествознания и современной исторической науки, "опирающейся на тщательную критику источ­ников". Собственную практическую программу действий Писарев вырабатывает в значительной степени на основании положений про­тивника "метафизики", основателя позитивизма О.Конта (ему по­священа статья 1865 г. "Исторические идеи Огюста Конта"), а так­же естественно-научного материализма К.Фохта, Л.Бюхнера и Я.Молешотта. Вульгарно-материалистическое представление о единст­ве физиологии и психологии, разделяемое Писаревым, приведет его, в частности, к выводу о бесполезности эстетики, о том, что она долж­на раствориться в физиологии.

Наряду с материализмом Фохта - Молешотта составной частью мировоззренческой позиции Писарева стал и антропологизм, в целом послуживший у Писарева (как и у Белинского, Чернышевского, Добролюбова) освободительным идеям и вере критика в конечную победу человеческой природы, проникну­той борьбой за самосохранение и чувством "общечеловеческой соли­дарности", над гнетущим и искажающим ее обществом.

Своеобразна и социально-политическая предпосылка писаревской критики. Писарев - революционный демократ в том смысле, что он отнюдь не исключает возможность и законность революцион­ного преобразования русского общества в интересах всех "голодных и раздетых". Ему вполне ясен и факт эксплуатации народа господству­ющими сословиями; это отчетливо дано понять в памфлете "Пчелы" (1862), статьях "Очерки из истории труда" (1863), "Генрих Гейне" (1867), "Французский крестьянин в 1789 году" (1868) и др. Но Писа­рев иначе, чем крестьянские революционеры Чернышевский и До­бролюбов, решает вопрос о движущих силах общественного прогресса и о роли в нем в настоящий момент народных масс. "Русский кресть­янин... - пишет он, например, в статье "Схоластика XIX века", - еще не в состоянии возвыситься до понятия собственной личности, возвыситься до разумного эгоизма и до уважения к своему "я"...". Решающую роль в русском общественном движении Писарев отводит не массам, но мыслящим личностям - демократической интеллиген­ции, всем, кого критик, начиная со статьи "Базаров" (1862), назовет "реалистами".

Центральная в критике Писарева теория "реализма" ("реали­стов") как особого мировоззренческого и поведенческого комплекса заключала в себе, наконец, и ответ на вопрос об отношении литерату­ры к обществу и социальной функции искусства. Программа "реализ­ма" - подлинное средоточие писаревской критики в ее сильных и слабых сторонах. Но прежде чем приступить к ее рассмотрению, скажем коротко о начальном периоде деятельности Писарева, продол­жавшемся с 1859 по 1860 г.

Дебютировав в журнале "для взрослых девиц", "Рассвет", Писарев поместил здесь разборы гончаровского "Обломова", "Дворян­ского гнезда" Тургенева и рассказа Л. Толстого "Три смерти". "В эти ранние дни моей... ранней юности, - вспоминал он позднее, - я был помешан, с одной стороны, на красотах науки, о которой не имел никакого понятия, а с другой, на красотах поэзии, которой предста­вителем я считал, между прочим, г. Фета".

В ту пору еще студент Петербургского университета Писарев разделяет подходы и критерии "эстетической" критики. "Истинный художник, - декларирует он, например, в статье об "Обломове", - стоит выше житейских вопросов, но не уклоняется от их разрешения, встречаясь с ними на пути своего творчества. Такой поэт смотрит глубоко на жизнь и в каждом ее явлении видит общечеловеческую сторону, которая затронет за живое всякое сердце и будет понятна всякому времени". В таланте Гончарова критику дороги "полная объ­ективность, спокойное, бесстрастное творчество, отсутствие узких временных целей, профанирующих искусство".

Нотки будущего Писарева пробиваются, пожалуй, лишь в статье о "Дворянском гнезде" - в упреках Лизе Калитиной за пас­сивность, отсутствие собственного взгляда на жизнь, в идее "умствен­ной самостоятельности" женщины.

Принципы "эстетической" критики владели Писаревым, одна­ко, недолго. "В 1860 году, - писал он, - в моем развитии произошел довольно крутой поворот. Гейне сделался моим любимым поэтом, а в сочинениях Гейне стали нравиться самые резкие ноты его смеха. От Гейне понятен переход к Молешотту и вообще к естествознанию, а далее идет уже прямая дорога к последовательному реализму и к строжайшей утилитарности" ("Промахи незрелой мысли", 1864).

Приглашенный в 1861 г. в журнал "Русское слово" (редак­тировался Г.Е.Благосветловым), Писарев в том же году публикует в нем ряд статей ("Идеализм Платона", "Схоластика XIX века", "Сто­ячая вода", "Писемский, Тургенев и Гончаров", "Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова"), объединя­емых двумя взаимосвязанными задачами. Это, во-первых, пропаган­да "эмансипации человеческой личности" от семейных, сословно-кастовых, нравственно-идеологических оков и предрассудков господст­вующего общества, мешающих "человеку свободно дышать и разви­ваться". "...Что можно разбить, - излагает критик ультиматум свое­го "лагеря", - то и нужно разбивать; что выдержит удар, то годится, что разлетится вдребезги, то хлам". И, во-вторых, призыв к литера­туре максимально сблизиться с действительностью и практически послужить освобождению личности, анализируя в этом свете "вопросы частной нравственности и житейских отношений".

Реализацией последней задачи становится статья о повестях Писемского "Стоячая вода". В произведениях писателя критик отме­чает моменты, изобличающие "грубость семейных отношений, не­естественность нравственных воззрений, подавление личной самосто­ятельности гнетом общественного мнения..." "Мое дело, - объясняет Писарев свой нынешний подход к литературе, - обратить внимание читателя на те факты, которые всего более дают материалов для раз­мышления ".

Объемом подобного "материала" в произведениях того или иного художника оценивает теперь Писарев и его общественное зна­чение. Отсюда полярно противоположное по сравнению с первой статьей об "Обломове" мнение критика о Гончарове и выдвижение на первое место даже не Тургенева, но Писемского - за густоту и яр­кость социальной бытописи и почти "этнографический интерес" его романов, а также и критическое отношение к герою-фразеру.

Законченность литературно-критическая позиция Писарева обретает в 1862 - 1864 гг., когда критик, по его словам, отстаива­ет то "совершенно самостоятельное направление мысли", которое на­ходится в "самой неразрывной связи с действительными потребностя­ми нашего общества" ("Реалисты", 1864). Это и есть знаменитый писаревский "реализм".

Наступление с 1862 г. общественной реакции в России не изменило революционной позиции Писарева. "Династия Романовых и петербургские бюрократы, - писал он в прокламации против цар­ского агента барона Ф.Фиркса (псевдоним - Шедо-Ферроти), - дол­жны погибнуть..." Вместе с тем народная революция представляется Писареву теперь еще менее возможной ввиду темноты и пассивности масс. Для достижения политической свободы и демократии нужны, считает он, иные - не "механические", но "химические" средства. И соответствующие им деятели, нарождение которых в самой жизни для Писарева знаменовал тургеневский Базаров. Он-то и стал в гла­зах критика первым воплощением "реалиста". Мировоззренческий и поведенческий кодекс таких людей Писарев формулирует в статье 1864 г. "Реалисты".

В основе теории "реализма" два принципа:

1) прямой пользы и

2) "экономии умственных сил".

Писарев рассуждает так: масса наро­да пребывает в порочном круге невежества и бедности и сама не в состоянии его разорвать. Помочь народу в этом могут только люди, обладающие знаниями и несущие их в массы, - мыслящая часть об­щества. Но она крайне малочисленна, и чтобы ее усилия по просве­щению народа не пропадали даром, нужна строжайшая "экономия умственных сил", то есть их подчинение только тому, что действи­тельно приносит пользу.

Самое полезное для общества сейчас, считает Писарев, это пропаганда естественнонаучных материалистических знаний, так как только они научат людей правильно понимать потребности своей природы и, следовательно, действовать так, чтобы их личная польза (выгода) сочеталась с выгодой других людей, всего общества. (Отсю­да, в частности, писаревский апофеоз науки, знаний.) Людей, обла­дающих этим пониманием, мало. Значит, надо прежде всего их умно­жить, создав поколение демократической интеллигенции, массовый тип "мыслящего работника", "интеллигентного пролетария".

Поколение "реалистов" (а не "нигилистов", как обозвали базаровых их идеологические и социальные антиподы) сделает ненужны­ми прежних "лишних людей" - фразеров-идеалистов Рудиных и Бельтовых.

Отсюда и насущные - "реалистические" - задачи современ­ной русской литературы. Она должна быть подчинена также требова­нию прямой пользы и "экономии умственных сил". Она вносит в об­щество естественнонаучные знания, способствуя правильному разу­мению человеком своей природы, а также формируя критическое мышление. Она дает для последнего обильный материал из всех сфер общественной жизни. Наконец, она создает в своих произведениях образы "реалистов" с "реалистических" же авторских позиций. По­тому что, утверждает Писарев, "кто не реалист, тот не поэт, а просто даровитый неуч или ловкий шарлатан".

В духе последних определений Писарев, как правило, отзыва­ется о представителях "чистого искусства". "Поэт, - пишет он в "Ре­алистах", - или великий боец мысли... или ничтожный паразит, по­тешающий других... паразитов мелкими фокусами бесплодного фиг­лярства. Середины нет". Нет ее и в писаревских приговорах. Если к "бойцам мысли" относятся Шекспир, Данте, Байрон, Гете, Гейне, Некрасов (а из прозаиков Диккенс, Теккерей, Жорж Санд, В.Гюго, в России - Писемский, Тургенев, Помяловский, Достоевский), то на противоположном полюсе чаще всего оказывается А.Фет.

В глазах Писарева "чистое искусство" не только бесполезно, но и вредно, так как отвлекает умственные силы общества от решения "настоятельных потребностей современной гражданской жизни". В статье "Цветы невинного юмора" (1864), вызванной упреком в неоп­равданной апологии естественных наук, Писарев причислил к авто­рам "чистого искусства" даже Салтыкова-Щедрина, сатира которого-де не ориентирована на существенную пользу.

В пропаганде "реализма" заключена, по Писареву, непосредст­венная цель и оправдание (польза) и современной литературной критики. "Разбирая роман или повесть,— говорит критик в статье "Ро­ман кисейной девушки" (1865), - я постоянно имею в виду не лите­ратурное достоинство данного произведения, а ту пользу, которую из него можно извлечь для миросозерцания моих читателей". Необходи­мо, чтобы в критическом отзыве "высказался взгляд критика на явле­ния жизни, отражающиеся в литературном произведении". Просве­щению читателей в духе "реализма" может послужить и автор, "рав­нодушный к живым потребностям современности". В этом случае критика достигнет своей цели, вскрывая обычные, по мнению Писа­рева, причины этого равнодушия: "невежество данного субъекта, или одностороннее развитие, или слабоумие, или молчалинство".

В любом случае критика, в понимании Писарева, не способ анализа художественных произведений, но агент насущных потреб­ностей общества.

Упование Писарева не столько на народ, сколько на критиче­ски мыслящих личностей объясняет пересмотр им ряда оценок Добро­любова. Вопреки Добролюбову он называет (в статье "Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова") произве­дением "чистого искусства" роман Гончарова "Обломов", а в харак­тере главного героя видит не типическое лицо, но "клевету" (в смыс­ле выдумки) на русскую жизнь. Он не согласен с мнением о тургенев­ском Инсарове как предвестнике русских "людей дела" на том осно­вании, что герой "Накануне" - плод авторской фантазии, сверх то­го, в интеллектуальном отношении человек дюжинный. В статье "Мотивы русской драмы" (1864) была негативно оценена личность Катерины ("Гроза" Островского), в которой Добролюбов увидел сим­вол зреющего народного протеста. Не видя у Катерины примет "ум­ной и развитой личности", Писарев считает ее всего лишь жертвой неосознанных страстей и фантазий, этаким "вечным дитем". Да и вообще, по мнению критика, русская жизнь лишена подлинно драма­тических коллизий, возникающих лишь при столкновении "реали­ста" с косным обществом.

Антищедринская статья "Цветы невинного юмора", представ­лявшая сатирика любителем смеха для смеха, иронизирующим над якобы уже отжившим явлением (имелось в виду крепостное право и его последствия), породила длительную и жестокую полемику "Рус­ского слова" с "Современником" (1864 - 1865 гг.), нанесшую значи­тельный вред этим демократическим органам. С обеих сторон (от имени "Современника" выступали Щедрин и М.Антонович, от име­ни "Русского слова" - Писарев и В.Зайцев) было допущено множе­ство передержек и колкостей — в частности, в связи с различным отношением к некоторым аспектам недавно опубликованного романа Чернышевского "Что делать?". На одном из эпизодов этой полемики надо остановиться.

Речь идет об отношении к Базарову и вообще базаровскому ти­пу. Если Антонович усмотрел в нем клевету на молодое поколение (в статье "Асмодей нашего времени", 1862), то Писарев, напротив, "все наше молодое поколение с своими стремлениями и идеями" ("База­ров", 1862). К Базарову Писарев возвращается в программных "Реа­листах", "Мыслящем пролетариате" (первоначальное название - "Новый тип", 1865). Это излюбленный герой критика, затмить кото­рого в его глазах смог, пожалуй, лишь Рахметов, в котором, однако, Писареву виделось развитие базаровского типа. Именно в Базарове критик усмотрел совокупность основных черт "реалиста": он прошел школу труда и лишений, "сделался чистым эмпириком", в жизни ру­ководствуется "расчетом" (понимает, что "быть честным очень вы­годно"); это личность свободная от гнета преданий, авторитетов, са­мостоятельная. "Реалист" презирает все мечтательное, туманное, чуждое жизни и потребностям здорового организма (весь "роман­тизм", "эстетизм"), он материалист-естественник, распространяю­щий знания и идущий к цели прямо, честно и энергично. В отличие от печориных, имеющих "волю без знания", и рудиных, владеющих "знанием без воли", "реалисты" базаровы имеют "знания, и волю", причем мысль и воля у них "сливаются в одно целое".

Вернемся к писаревской трактовке задач литературной крити­ки.

В конкретном преломлении пропаганда критикой "реализма" у Писарева означала:

1) борьбу за базаровых-"реалистов" и против их клеветников;

2) показ несостоятельности людей, далеких от "реалистов";

3) разоб­лачение чуждых "реалисту" ценностей и теорий;

4) разоблачение мнимых "реалистов";

5) анализ материалов, способствующих умст­венному формированию людей "нового типа".

В рамках первой задачи написана статья "Мыслящий пролета­риат" — о героях романа Чернышевского "Что делать?", принадле­жащих, как подчеркивает критик, "к базаровскому типу", но обрисо­ванному "отчетливее... и гораздо подробнее".

Из содержательных аспектов произведения Писарев преждб всего пропагандирует мысль об освобождающей и восстанавливаю­щей личность миссии свободного коллективного труда, а также этику "разумного эгоизма", позволившую "новым людям" обрести гармо­ническое единство "долга и свободного влечения" (необходимости и свободы), разума и чувства, себялюбия и альтруизма. Он разделяет оптимизм автора, веру в способность обыкновенных людей очелове­чить окружающие их обстоятельства и таким образом изменить к лучшему свою жизнь. С особым вниманием отнесся критик к фигуре Рахметова, которую называет "титанической" и (в отличие от, по его мнению, придуманного тургеневского Инсарова) вполне живой. Рах­метов для Писарева - продолжение и уже практическое воплощение критической мысли Базарова. Это революционер, деятельность кото­рого при соответствующем настроении масс признается критиком "необходимой и незаменимой".

Статья "Мыслящий пролетариат" была декларацией и про­граммой действий для людей "нового типа", призванного сменить в русском общественно-освободительном движении всякого рода ро­мантиков и скептиков, идеалистов-мечтателей. К "новым людям" от­несет Писарев в статье "Подрастающая гуманность" и демократа Ря­занова из романа В.Слепцова "Трудное время".

Как ответ клеветникам этого типа людей можно рассматривать статью "Сердитое бессилие" (1865), где Писарев с уничтожающей иронией анализирует антинигилистический роман Клюшникова "Марево". Прибегнув на этот раз к собственно эстетическим крите­риям, критик показывает не только нравственную, но и литератур­ную несостоятельность автора в обрисовке своих отрицательных ("нигилисты" Инна и Николай Горобец, аристократ Бронский) и по­ложительных (Русанов) героев.

В статье с выразительным названием "Промахи незрелой мыс­ли" (1864) Писарев обращается к трилогии "Детство. Отрочество. Юность", рассказам "Утро помещика" и "Люцерн" Л.Толстого. Смысл выступления в анализе причин того, почему люди типа Не­хлюдова и Иртеньева, "очень неглупые и совсем не подлые", оказы­ваются, как полагает Писарев, бесполезными в жизни. Обстоятельно рассмотрев по обыкновению два-три эпизода названных произведе­ний (избиение Нехлюдовым крепостного слуги Васьки в "Юности", крах барской филантропии в "Утре помещика"), критик объясняет беды толстовских героев - их оторванным от насущных жизненных проблем воспитанием, а главное, интеллектуальным "невежеством", то есть равнодушием к выводам современного естественнонаучного знания.

Своего рода воспитательной акцией в интересах людей "нового типа" можно рассматривать статью 1865 г. "Роман кисейной де­вушки" - на материале повестей Н.Г.Помяловского "Мещанское счастье" и "Молотов". Писарев солидарен с Помяловским в отрица­тельном отношении к тезисам: "среда заела", "обстоятельства погу­били". "Люди, которые на что-нибудь годятся, - пишет он, - борют­ся с... обстоятельствами и по меньшей мере умеют отстоять против них свое собственное нравственное достоинство". Однако герой дило­гии Молотов не удовлетворяет критика, хотя он "умный и развитый пролетарий". Он был "барином" в отношениях к Леночке Илличевой. Не сумел "внести... свет и теплоту в существование окружающих". Почему? Потому что "плебей Молотов" не был "глубокой натурой" в роде Базарова и не обладал "сильной и горячей верой в человеческую природу". Словом, для успешного противостояния пошлым и рутин­ным обстоятельствам "реалисту" недостаточно умственного разви­тия, необходимо сочетать его с развитыми же естественными (в ант­ропологическом смысле) потребностями. Этот вывод, по мысли Писа­рева, и должен сделать читатель "простой истории Молотова".

Отмежевать людей "нового типа" от их мнимых единомышлен­ников в жизни и в литературе - одна из задач Писарева в статье "Борьба за жизнь" (1867 - 1868), написанной в связи с романом Достоевского "Преступление и наказание". Писарев понимает, что противники базаровско-рахметовского типа не преминут в целях дис­кредитации отождествить его с убийцей Раскольниковым, также "пролетарием" и теоретиком. Все внимание критика поэтому сосре­доточено на двух пунктах:

1) доказательстве того, что причиной пре­ступления Раскольникова была не теория, а его "исключительное поло­жение" (нищета, истощение физических и нравственных сил);

2) пока­зе несостоятельности теории героя Достоевского, ее претензии на связь с передовыми (в частности, революционными) идеями.

Целый ряд писаревских публикаций, в особенности посвящен­ных проблемам историческим и социальным ("Пчелы", "Очерки ис­тории труда", "Популяризаторы отрицательных доктрин" и др.), призван дать читателю обширный материал для формирования кри­тического мышления и негативного отношения к существующему по­ложению вещей. Сюда же следует отнести и статью "Погибшие и по­гибающие" (1866), где критик в связи с "Очерками бурсы" Помялов­ского и "Записками из мертвого дома" Достоевского остроумно сопо­ставляет и взаимообусловливает русскую школу (воспитание) и рус­ский острог. Они связаны как причина и следствие.

Прямым противником "реалистическому" миросозерцанию и поведению для Писарева была вслед за чистым искусством эстетика. В рамки этого понятия критик включал не только идеалистические эстетические теории. Это был синоним миросозерцания, основанного на идеализме и отвлеченном мышлении и проникнутого, как считал критик, мечтательностью, разладом слова и дела - вследствие праз­дности, существования за чужой счет и неразумного эгоизма. "Эсте­тика и реализм, - заявлял Писарев в "Реалистах", -... находятся в непримиримой вражде между собою, и реализм должен радикально истребить эстетику, которая в настоящее время отравляет и обес­смысливает все отрасли нашей научной деятельности".

В свете этого толкования эстетики следует понимать нашумевший поход Писарева против наследия Пушкина (а заодно и его ин­терпретации у Белинского), предпринятый в статье "Пушкин и Бе­линский" (1865). По мнению критика, Пушкин и его поэзия стали знамением и опорой неисправимых романтиков и литературных фи­листеров. Следовало, считал он, развенчав Пушкина, лишить про­тивников этой опоры.

Надо отдать должное Писареву: его аргументация и сегодня в состоянии смутить неискушенного читателя. Критик не находит при­мет действительно передовых идей ни в Онегине, скучающем, по его мнению, не от отсутствия сферы для деятельности, но от развратив­шей его волю, притупившей разум и чувства праздности, ни в Татья­не, которой Писарев вменяет в вину даже ее возникшее с первого взгляда чувство. Заурядным, чувственно влюбленным молодым поме­щиком выглядит Ленский. "Онегин" — вовсе не энциклопедия и не исторически ценное произведение, так как в нем обойден главный вопрос времени — крепостное право (на этом основании роману про­тивопоставлено грибоедовское "Горе от ума").

Еще в меньшей степени выдерживает критику мысли, по Писа­реву, пушкинская лирика, таящая под мнимопоэтической завесой не­значительное, а то и пошлое содержание. С особой яростью обруши­вается критик на пушкинские стихи 30-х годов о поэте и поэзии, ус­матривая в них прямую проповедь асоциального "чистого искусства". В целом наследие Пушкина, рассмотренное с точки зрения насущной пользы, объявлялось отрицательным и вредным, сам поэт - только "стилистом" и "версификатором".

По-своему последовательная писаревская критика Пушкина на деле оказалась совершенно антиисторичной, а в трактовке художест­венного содержания и вульгарной.

Итоговым выступлением Писарева против эстетики и эстети­ков стал трактат "Разрушение эстетики" (1865), в котором критик дал огрубленную трактовку ряда идей магистерской диссертации Чернышевского. Здесь же была высказана мысль о возможности либо успешной замены искусства (поскольку оно не больше как коммента­рий к действительности) социальными науками, либо вообще его уп­разднения. В первую очередь этому подлежат, по мнению Писарева, живопись, скульптура и музыка.

Из всей предшествующей литературы Писарев советовал ото­брать лишь то, что "может содействовать нашему умственному раз­витию", то есть формированию и умножению "реалистов". Эта уста­новка фактически лишала писаревскую критику историко-литера­турной заинтересованности, что объясняет и отсутствие в ней истори­ко-литературной концепции.

Историю литературы Писарев подменяет сменой культурно-исторических типов: Онегин и Печорин уступили место Бельтову и Рудину, время которых, в свою очередь, миновало навсегда с момента появления Базарова, Лопухова и Рахметова.

После закрытия в 1866 г. журнала "Русское слово" Писарев после недолгого сотрудничества в журнале Г.Благосветлова "Дело" переходит в 1867 г. в "Отечественные записки", с 1868 г. редак­тируемые Некрасовым и Салтыковым-Щедриным. Этот последний период в деятельности Писарева отмечен сдвигом в его представлени­ях о роли народных масс в истории, наметившиеся в статьях "Генрих Гейне" и особенно - "Французский крестьянин в 1789 году". Здесь критик анализирует с явной оглядкой на Россию факторы, позволив­шие забитому и невежественному французскому крестьянину XVIII столетия вырасти в сознательного участника революции. Трагиче­ская смерть в 1868 г. (Писарев утонул) оборвала дальнейшее идей­ное развитие критика.

Считая себя продолжателем "реальной" критики Чернышевского и Добролюбова, Писарев на деле интерпретировал ее в смысле откровенного утилитаризма и публицистичности. Утилитарен в своей основе и его взгляд на искусство. В отличие от Белинского, Черны­шевского Писарев, требуя от литературы мыслей, идей, практически не отграничивает идею поэтическую от отвлеченно-логической. Он игнорирует категорию художественности, которую подменяет набором технических приемов и средств (вроде ясности и наглядности изложения и т.п.). В своих разборах - точнее, разговорах по повода литературных произведений - Писарев, как правило, игнорирует ав­торскую позицию. "Приступая к разбору нового романа г. Достоев­ского, - говорит он в статье "Борьба за жизнь", - я заранее объявляй читателю, что мне нет никакого дела ни до личных убеждений авто­ра... ни до общего направления его деятельности... ни даже до тех мыслей, которые автор старался провести в своем произведении".

По существу, Писарев относится к художественному образа как к жизненному факту. Естествен вопрос: не следовало ли в этом случае непосредственно обратиться к жизни? Зачем было брать в посредники литературу?

Во-первых, затем, что художественный образ - уже (пусть критик и недооценивает это) обобщение. Разговор с его помощью о жизни приобретает не только конкретность, но и особый масштаб. Во-вторых, Писарев (и в этом он литератор, а не только публицист) великолепно умел доразвить жизнеподобную логику того или иной литературного образа, в особенности когда она объективно совпадал с направленностью его мысли. Примеры тому - анализ образа либерала Щетинина из "Трудного времени" Слепцова или системы воспитания в "Очерках бурсы" Помяловского.

Огромной популярности статей Писарева в 60-е гг. содействовал его блестящий талант полемиста. Логический аппарат критик и сейчас производит чарующее впечатление. Как, впрочем, и стиль - точный, лаконичный и в то же время афористичный: экспрессивный. Он сочетает иронию и сарказм с патетикой призывов и негодования, всегда бесстрашных и предельно искренних.

* * *

Мы рассмотрели литературно-эстетические позиции трех круп­нейших представителей "реальной" критики. Подведем итог.

Генетически связанная с наследием Белинского 40-х гг., "реальная" критика в своем развитии с середины 50-х по конец 60-х гг. эволюционировала в направлении все большей публицистично­сти и утилитаризма. Став определяющими в статьях Писарева, эти тенденции придали "реальной" критике на этом ее этапе характер не столько противоядия, сколько прямой противоположности критики "эстетической".

Если "эстетическая" критика допускала отражение временных, преходящих сторон действительности в искусстве лишь в свете ценно­стей (устремлений, коллизий) вечных, общечеловеческих, то для Писа­рева литература ценна лишь постольку, поскольку служит интересам "текущей минуты", содействует "общественному сознанию" современ­ников. Апология художественности как основного условия нравственно­го и общественного значения литературы сменяется у Писарева пропа­гандой непосредственной пользы, тезис об объективности, беспристраст­ности и независимости художника - идеей откровенной тенденциозно­сти (субъективности) и подчинения писателя насущным просветитель­ским и воспитательным задачам времени.

Наконец, анализ художественного произведения с точки зре­ния его художественной состоятельности и непреходящего значения заменяется использованием его в качестве материала для критиче­ской оценки умственного и социально-политического состояния со­временного общества. Отсюда выдвижение Писаревым на первый план не Тургенева, Гончарова или Л.Толстого, Достоевского, но сна­чала Писемского, а затем Помяловского и Чернышевского. Отсюда же негативное отношение в целом к поэзии ("Стихотворцы отходят на второй план") и предпочтение ей романа — в значении "граждан­ского эпоса", приближающегося по своему характеру к "серьезному исследованию" ("Реалисты").

Если "эстетическая критика" исходила в своих представлениях о действительности и искусстве из превосходства общего над част­ным, вечного и "неизменного" над текущим и преходящим, психоло­гического над социальным, то "реальная" критика на стадии Писаре­ва заняла здесь позицию полярно противоположную. Диалектическая взаимосвязь и взаимозависимость названных начал, свойственная критике зрелого Белинского и нашедшая свое воплощение в его уче­нии о пафосе, не была унаследована ни "эстетической", ни "реаль­ной" критикой.

 

Вопросы для самостоятельной работы студентов

1. Назовите принципы «реальной» критики так, как они были сформулированы в статьях Н.А.Добролюбова «Темное царство» и «Луч света в темном царстве».

2. Положительный идеал в критике Н.А.Добролюбова. Определите основной пафос его статьи «Когда же придет настоящий день?»

3. Д.И.Писарев о новом герое-реалисте. Характеристика образа Базарова в его статье «Базаров». Характеристика героев романа Н.Г.Чернышевского «Что делать?» в статье «Мыслящий пролетариат».

4. В чем сближаются и в чем различаются принципы «реальной» критики Н.А.Добролюбова и Д.И.Писарева (проанализируйте в этом аспекте их статьи «Реалисты» и «Мыслящий пролетариат»)?

5. Эстетические взгляды Н.Г.Чернышевского. Оценка Н.Г.Чернышевским раннего творчества Л.Н.Толстого.

6. Н.Г.Чернышевский о типе «лишнего человека» в русской литературе. Проанализируйте в этой связи статью «Русский человек на rеnde-vous».