Вред, служение и шутка

Вслед за Фомой Аквинским я хотел бы с этической точки зрения различить три разновидности стратагем.

При стратагеме нанесения вреда разрушительное начало преобладает над созидательным. Пример — использование стратагемы 3 «Чужим ножом убить человека» Давидом, который таким образом убирает Урию с пути, чтоб заполучить его жену Вирсавию. Бог наказывает Давида за такое действие (см. 3.2). Разумеется, не всякая наносящая вред стратагема осуждается в Библии! «Неверный управитель» в Новом Завете получает одобрение, хотя и применяет стратагему 17 (стратагему приманки) лишь из своекорыстных побуждений — во вред своему господину (см. 17.45).

Пример стратагемы подшучивания — систематическое применение провокационной стратагемы 13 в телевизионном шоу «Понимаете ли Вы шутки? (Скрытой камерой)», посредством чего у жертв вызывали нелепую реакцию, а у зрителей смех, другой пример подшучивающей стратагемы предоставил австриец Вальтер Клир (род. в 1955), который весной 1990 г. под вымышленным именем Люцианы Глазер опубликовал рассказ «Конец зимы», одурачив массу критиков, «которые восхваляли напыщенный кич неизвестной писательницы» (Новая цюрихская газета, 8-9.08.1998, с. 44).

Стратагема услужения подчинена более высоким целям. Так, господь благословляет Юдифь на спасение своего народа с привлечением стратагем. Она отрубает голову охмелевшему Олоферну, тайно проносит ее в свой родной город и вывешивает на городской стене. Это зрелище настолько потрясает ассирийцев, что они, полностью деморализованные, отступают (см. 35. 8), — так одна-единственная женщина, без всякого военного опыта, победила целое войско — сделав это оружием слабых!

Но не являются ли стратагемы, к какой бы из трех этических категорий мы их ни причислили, сами по себе негожим средством, во всяком случае, с западной точки зрения? Вспомним к тому же слова цюрихского профессора философии Георга Колера: «Там, где нет [характеризующегося порядочностью и миролюбием] открытого мира, [где] отсутствуют рамки, «позволяющие надеяться, что всякий благоразумный субъект будет вести себя, не выходя за них» (Роулз), [там] в иных обстоятельствах здравый человеческий рассудок должен стать либо своекорыстно рассудительным и нравственно ущербным, либо предстать в облике героической, исключительной личности, которая Для большинства из нас слишком величественна и крайне обременительна» («Любыми средствами? Доводы Эноны [Οινωνη, нимфы, первой супруги Париса] о добродетели и упадке здравого смысла». Новая цюрихская газета, 7—8.11.1998, с. 70). К сожалению, не существует мира, где царит порядочность, миролюбие и благожелательность, где все без исключения люди «готовы забыть о себе и видеть в других равных себе» и где каждый человек самоценен, заслуживает безусловного уважения, и потому «запрещается использовать его ради достижения чужих целей». Реально существующий мир, скорее, таков, что «порядок и закон» там весьма часто оказываются на службе «победителя, кровью утвердившего свое право сильнейшего», и «правила игры» там определяют вовсе не наиболее нравственные личности, а сильнейшие, зачастую скрывающие свою власть. Западный земной рай всюду утвержденного кантонского категорического императива* — такая же утопия, как и китайское Великое единение. Поэтому, пока существует человек, будут и стратагемы. То, что в таком мире прибегающие к стратагемам будут «нравственно ущербными», как утверждает Г. Колер, — это далекое от реальности предубеждение западного человека, и излечиться от него смогут те, кто будет достаточно непредвзят, чтобы усвоить китайское искусство стратагем. Как говорил немецкий поэт Фридрих Шиллер (1759—1805):

* Поступать «так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству». И. Кант. Основы метафизики нравственности // Собр. соч. в 6 тт., т. 4, ч. 1. М.: Мысль, 1965, с. 270. — Прим. пер.

«...не всегда возможно

столь детски чистым в жизни оставаться,

как учит совесть в глубине души.

В борьбе вседневной против хитрых козней

и честному правдивым быть нельзя...»

(«Валленштейн», трилогия, ч, 2, «Пикколомини» // Шиллер. Валленштейн. Драматическая поэма. М.: Наука, с. 210).

22. От «Жэньминь жибао» до «Плейбоя»

Первый том многих Стратагем вышел на немецком языке 15 изданиями, он был переведен на китайский язык (по одному изданию в Шанхае и в Тайбэе), английский, французский, голландский, итальянский, португальский, испанский, русский и турецкий языки (общий тираж около 400 тыс. экземпляров), удостоившись рецензий на целый разворот, начиная от пекинской Жэньминь жибао, лондонской «China Quarterly», московской «Far Eastern Affairs», Тайбэйской «Sinorama», римской «Mondo Cinese», «Общественной Швейцарской Военной газеты» и до «Спорта», «Шпигеля» и «Плейбоя». Первый том, в котором содержатся только 18 из 36 стратагем, насчитывает более 400 страниц. В Китае также появляются подробные труды на эту тему, например, изданное Ван Си и Бо Хуа Полное собрание 36 стратагем (Саньшилю Цзи Цюаньшу, в трех томах, 1,14 млн. иероглифов, 1541 стр., 2-е изд. Пекин, 1996). Чаще, однако, в Китае выпускаются тоненькие книжечки о 36 стратагемах. Много раз переиздававшийся основополагающий труд У Гу по древнейшему Трактату о 36 стратагемах (36 стратагем с пояснениями. Чанчунь, 1987) включает 135 страниц и 103 000 иероглифов. Всего 111 страницами и 57 000 иероглифов обходится Ли Бинъянь, который составил самую популярную книгу о 36 стратагемах (Новое издание тридцати шести стратагем [«Саныпилю цзи синьбянь», 1995], 12-е изд. Пекин, 1998, 1 163 100 экземпляров). Следует, однако, учитывать, что китайские читатели этих кратких книг располагают совершенно иным багажом знаний о китайской культуре вообще и культуре стратагем в частности, нежели европейцы. Если мы хотим действительно ознакомить европейцев с 36 стратагемами, требуются совершенно иные объемы книги.

Примечательно поведение нью-йоркского издательства (Viking/Penguin, Нью-Йорк) к выпуску первого тома моей книги. При издании было снято около трети текста оригинала под тем предлогом, что и немногих примеров достаточно для понимания функционирования отдельных стратагем. Меня не удивила ни американская склонность к выгоде, ни потребность в «об-легченнии» «36 стратагем», поэтому я не возражал, лишь втайне сожалея о том, что по ту сторону Атлантики, очевидно, совершенно не поняли построения и замысла моей книги. У меня речь отнюдь не ограничивалась простым объяснением механизма действия стратагем. Кроме этого, я хотел показать их вневременный и наднациональный характер. Поэтому я обдуманно приводил часто весьма схожие примеры, относящиеся, однако, к различным эпохам и культурным средам. Я хотел показать общечеловеческий характер зафиксированных в 36 стратагемах явлений и разъяснить, что синология, то есть наука о Китае, не ограничивается рамками Китая и в китайской культуре можно отыскать нечто присущее и полезное всем людям. Очень многие читатели немецкоязычного издания, а также голландские, итальянские, русские, китайские и турецкие издатели первого тома поняли мои намерения, что доказывает весьма широкий интерес к моей книге и тот отклик, который она нашла у представителей многих областей знаний.

Конечно, и американское издательство Penguin, выпустившее первый том Стратагем карманным форматом, заслуживает моей благодарности. Ни одно другое издательство не оказывало моей книге такой чести, поставив ее рядом с трудами Эзопа, Дидро, Лафонтена, Плутарха, Шопенгауэра, Геродота, Ницше, Фукидида, Клаузевица, Макиавелли, Монтеня, Вольтера и Шекспира («The 48 Laws of Power» by Robert Greene and Joost Elffers: Related Classics, www-penguinputnam.com/48laws/related.htm, интернет-издание от 1.01.2000 [на рус. яз. см.: Р. Грин. 48 законов власти. М.: Рипол Классик, 2001]).

Работая над вторым томом Стратагем, я старался предоставить читателю прежде всего возможность спокойного, делового, беспристрастного, как это принято у китайцев, анализа, механизмов действия стратагем как таковых. В отличие от книг о том, как работают стратагемы, у западного читателя с избытком хватает трудов по религии, этике и морали. Я рекомендую их тем читателям, которые хотели бы знать, как приведенные мною примеры использования стратагем следует оценивать с этих точек зрения. Под влиянием новаторской Книги о стратагемах Юй Сюэбиня (см. § 1) я уделяю в данном томе больше места теории, чем в томе первом. Вновь и вновь я искал параллели между использованием стратагем в различное время и в различных местах. Порой я освещаю западный образ действий прожекторами стратагемного анализа и таким образом позволяю ему проявиться в новом свете. Серьезные и шуточные примеры непрерывно сменяют друг друга. Каждый приведенный пример должен побуждать к размышлению и выявлять потенциал стратагемной науки, недооцененный на Западе. Ни в одной из множества китайских книг о 36 стратагемах не было прослежено употребление отдельных формулировок стратагем в древнейших и новых китайских текстах разного рода, как и историческое становление точных формулировок стратагем, что я частично попытался сделать в первом и в настоящем томах. Так, я впервые привожу древнейшие китайские источники формулировки стратагемы 20, опираясь на рукопись труда пекинского лингвиста Лю Цзесю, которую тот любезно мне предоставил. Как в первом, так и во втором томах проявляется то обстоятельство, что определенные стратагемы являются более многослойными, чем другие, из-за чего некоторые стратагемы были снабжены большим количеством примеров по сравнению с другими. Совершенно очевидно, что только значительное количество примеров, наглядно показывающих истоки и разнообразие возможностей применения с виду простых стратагем, может обратить внимание западной публики на богатство стратагемной фантазии китайцев, которые с младых ногтей более осознанно, чем мы, знакомятся со стратагемами.