ШТЫКОВОЙ БОЙ

 

«Положение на фронте на 10 мая

Наш краснознаменный правый фланг преследует разбитого противника. Сегодня девочки вышли на линию 30 июня, закончив план второго квартала.

В центре продолжается нажим металлистов. Выполняя и перевыполняя программу, металлисты вышли на линию 25 мая, идя впереди сегодняшнего дня на 15 переходов.

Левый фланг стоит на месте - на линии 15 марта. Но получены свдедения из самых авторитетных источников (от Соломона Давидовича), что на левом фланге готовится решительная атака»

 

«Положение на фронте на 12 мая

Правый фланг, выполняя программу третьего квартала, вышел на линию 3 июля. Центр продолжает давление на синих, сегодня бои идут на семнадцать переходов впереди сегодняшнего дня на линии 29 мая.

На левом фланге сегодня не прекращается пушечная пальба – столяры полируют партию мебели».

 

«Положение на фронте на 14 мая

После кровополитного штыкового боя наш славный левый фланг наголову разгромил синих, прорвал их фронт и бешено преследует. Взято в плен: 700 штук аудиторных столов, 500 чертежных столов, 870 стульев. Все пленные отполированы и сданы заказчику. Синие бегут, славные наши столяры сегодня вышли на линию 20 мая, идя впереди сегодняшнего дня на шесть переходов.

Этот исторический бой имеет важнейшее значение: деморализованный противник по всему фронту находится очень далеко, наши части не могут его догнать! Колонисты, поздравляем вас с победой!»

 

Какие изменения произошли на диаграмме! Далеко-далеко отошла синия линия врагов. У девочек она уже приближается к чудесному городу. Ваня Гальченко сегодня не может гордиться только своим «центром». Его захватывают общий успех колонии и красота кровопролитного штыкового боя у столяров. Ваня мечтательно всматривается в линию фронта, и его глаза ясно видят, как под синим шнурком прячутся японские и другие генералы, как оттуда смотрят их злые глаза. Ваня громко смеется:

- Ага! Побежали, смотрите!

Сегодня у диаграммы много столяров. Правда, их фланг ещё отстает от других, но какой бой! На стадионе не помещается мебель, огромная площадь вокруг стадиона заставлена столами и стульями. Пока они не были собраны,легко было разместить их на стадионе. А когда собрали, они распухли и вылезли из стадиона.

Первый раз остановился перед диаграммой и Соломон Давидович. До сих пор он несколько презирал эту забаву мальчишек и высказывался так:

- Что там они... пускай себе играются. Какой-нибудь Борис Годунов!

Но сейчас и он стоит перед ватманом и внимательно слушает обьяснения Игоря Чернявина. Потом спрашивает:

- Если я правильно понимаю, здесь имеются какие-то враги. Чего им здесь нужно, в колонии?

- Они мешают нам работать, Соломон Давидович, прямо под руки лезут.

- Что вы скажете! Кто же такие нахалы? Это, наверное, новенькие!

- Есть и старые, есть и новые. Кто спер занавес, неизвестно, но я думаю, что это из старых.

- А какое отношение имеет занавес к производственной части?

- А плохой лес? Если бы у нас был хороший лес, мы вышли бы по меньшей мере на линию 10 июня, видите?

Соломон Давидович подумал:

- Если бы у вас был хороший лес... с хорошим лесом каждый дурак выйдет на какую угодно линию и будет кричать, как болван. Но, во-первых, кто вам даст хороший лес, если вы состоите на плановом снабжении, а, во-вторых, потребителю все равно, из какого леса кресло, лишь бы оно было хорошее кресло и имело вид приличный. Какие же ещё у вас враги?

- Станки плохие...

- Тоже называется – враг!

- А как же! На хорошем станке...

- Что вы мне рассказываете: на хорошем станке! А кто будет работать на плохих станках? По-вашему, их нужно выбросить?

- Выбросить.

- Если такие станки выбрасывать, вам амортизация обойдется в копеечку, к вашему сведению. А что это за зверь?

- Это я вам скажу, зверь, который лопает деньги. Это тоже враг!

Появление на арене спора нового зверя, конечно, смутиило Игоря. Но Соломона Давидовича уже окружили комсомольцы. Владимир Колос не испугался амортизации:

- Это ещё неизвестно, кто больше лопает, амортизация или плохое оборудование. Я считаю, что за две смены мы теряем ежедневно из восьми рабочих часов три часа на разные неполадки.

- Правильно, - подтвердил Садовничий.

- Больше теряем, - сказал Рогов.

- Плохое оборудование - это выжимание соков, – с демонстративным видом заявил Санчо Зорин.

Соломон Давидович вертелся между юношами и не успевал в каждого говорящего стрельнуть возмущенным взглядом.

- Как они все хорошо понимают! Какие соки? Причем здесь соки? Из вас кто-нибудь выжал сок? Где этот сок, покажите мне, я хочу тоже посмотреть, может, этот сок для чего-нибудь пригодится!

- Щели замазывать!

Санчо Зорин смеялся в глаза, но у него не было неприязни к Соломону Давидовичу. Он даже ласково завертел в руках пуговицу старого пиджака Соломона Давидовича и сказал:

- Не из меня сок, а вообще. Вот я вам обьясню, вот я вам обьясню, вот послушайте.

- Ну хорошо, послушаю.

- Вы знаете генеральную линию партии?

- Любопытно было бы посмотреть6 как я не знаю генеральной линии партии...

- Что партия говорит? Что? Из кожи вылезти, а создать металлургию, понимаете, металлургию, тяжелую промышленность! Средства производства! А не то, как разные там оппортунисты говорят: потухающая кривая и разные такие глупости. Из кожи вылезти, а давайте средства производства – металл, станки, машины. Вот!

- При чем здесь соки?

- Вы лучше нас знаете, Соломон Давидович. Старая Россия не имела средств производства, а работали разве мало? Мало, да?

- Порядочно-таки работали!

- А жили как нищие, правда? А почему? Были плохие средства производства. Соки выжимали, а штанов не было. А когда будут хорошие машины, так куда легче. Хорошо будет жить! А на что это похоже: работаете от шести утра до двенадцати ночи. Видите? Не мои соки, а ваши...

Соломон Давидович задумался, губу выпятил на Зорина. Потом вздохнул, улыбнулся грустно:

- Это, конечно, вы правильно говорите, товарищ Зорин, но только я уже не дождусь, когда будут хорошие средства производства. Потухающая кривая – это, конечно, гадость, как я понимаю. Я боюсь, что моей кривой не хватит до металллургии.

Санчо с размаху обнял Соломона Давидовича:

- Соломон Давидович! Хватит! Честное слово, хватит! Вы посмотрите, вы только посмотрите!

У Соломона Давидовича пробежала по морщинистой щеке слеза. Он улыбнулся и с досадой смахнул её пальцем.

- Чертова слабость, между нами говоря!

- Ничего, а вы посмотрите на фронт. Штыковой бой, легко сказать! А вот этот... новый завод! Чепуха осталась! «И враг бежит, бежит, бежит!»

- Может быть, он и бежит, а только посмотрим, куда ещё мы выйдем с этим самым новым заводом. Расходы большие, ах, какие расходы! Сто каменщиков, легко сказать!

- Выйдем! Знаете, куда выйдем? Ой, я вам сейчас как скажу, так вы умрете, Соломон Давидович!

- Это уже и лишнее, товарищ Зорин!

- Нет, нет, не умрете! Мы выйдем на генеральскую линию! Во!

- Что вы говорите? Каким образом мы так далеко выйдем?

- А что мы будем делать? Что? Электроинструмент!

Комсомольцы вдруг закричали все, захлопали Зорина и Соломона Давидовича по плечам:

- Санчо молодец! Электроинструмент – это и есть средства производства!

- А трусики?

- А ковбойки?

- А стулья?

Но Соломон Давидович тоже воспрянул духом:

- Не думайте, товарищи, что я ничего не понимаю в политике! И не морочьте мне голову! Стулья! Конечно, если сидеть на стуле и обьясняться в любви, так это никакого отношения не имеет к производству и даже мешает. Ну а если человек сядет на стул и будет что-нибудь шить, так это уже производство. А чертежный стол? А масленка? Мы не такие уже оппортунисты как некоторые думают. Но только и без штанов нельзя.

- Нельзя!

- Без штанов если человек, так вы знаете, как он называется?

- Нищий.

- Нет, хуже. Он называется прогульщик!

Шумной, галдящей, веселой толпой они вышли на крыльцо. Соломон Давидович погрозил пальцем:

- Вы хитрые со стариком разговаривать, а цветочки, цветочки любите.

Колонисты хохотали и обнимали Соломона Давидовича:

- Дело не в цветочках, дело в плане. Цветочкам своё место, а металлургии своё.

 

ЛАГЕРИ

 

15 мая начали строить лагери. Когда это слово «лагери» первый раз прокатилось по колонии, оно даже не произвело особенного впечатления, так мало ему поверили: легко сказать, лагери! Самые легковерные люди говорили:

- Ты что-то сьел сегодня за завтраком?

Однако в совете бригадиров Захаров, как будто нечаянно, произнес:

- Да! Я и забыл, нам ещё нужно поговорить по одному вопросику, мы получаем двадцать палаток, так вот...

Потом Захаров посмотрел на бригадиров и увидел, что они задохнулись от неожиданного удара. Он замолчал и позволил Нестеренко издать первый звук:

- Лаг... Черт... Да не может быть!

Палатки подарил тот самый военный с ромбом, которому так понравилась игра Вани Гальченко. Палатки были старенькие, выбракованные, пришлось даже заплаты положить кое-где, но... какие все-таки красивые палатки! Некоторые знатоки из четвертой бригады утверждали, что это палатки командирские, и им с удовольствием верили, другие, тоже из четвертой бригады, пытались утверждать, что это не палатки, а "шатры", но к такому утверждению все относились с сомнением.

Было намечено за парком красивое место для лагеря. двадцать палаток решили ставить в одну линию, а какой бригаде на каком месте строится, должен был решить жребий. На столе у Торского лежат одиннадцать билетов, Торский предложил бригадирам подходить по порядку номеров и тянуть своё счастье. Клава Каширина попросила слова:

- Пятая и одиннадцатая бригады просят дать им крайние места.

- Это почему такое? Каждому крайнее место приятно.

- А чем для тебя приятно?

- Раз для вас приятно, значит, и для нас приятно.

- Девочкам нужны крайние места.

- Да почему?

- нам неудобно между мальчишками.

Раздались недовольные голоса:

- Это капризы! С какой стати: как девочка, так и всякие фокусы!

Клава серьезно нажимала:

- Мы просим крайние места.

Санчо Зорин не пропускал ни одного совета. Он и сейчас ввязался:

- Я предлагаю из принципа не давать им крайних мест.

- Из какого принципа?

- А из какого принципа вам нужны крайние места? Это значит, ты боишься: мальчишки вас покусают.

- Не покусают, а девочки любят чистоту.

Тут и другие бригадиры возмутились. С каких это пор монополия на чистоту принадлежит девочкам? Клава рассердилась:

- Вам что, неряхам? В каких трусиках в цех идете, в таких и спите.

- Как там мы не спим, а палатки вам по жребию.

- Мы тогда останемся в спальнях, - сказала Клава.

- В спальнях? - кто-то грозно подвинулся на диване. - В спальнях?

- А что же вы думаете? В спальнях и останемся. Если нам нужно переодеваться или ещё что, так мы будем между мальчишкам?

- Здесь нет мальчишек, - сказал хмуро Зырянский. - Есть колонисты, и всё! И нечего разные тайны заводить в колонии. По жребию.

Ничего не могли поделать девчата, пришлось тянуть жребий. Может быть, надеялись на счастливый жребий, - не повезло: вытянули третье и восьмое места.

Завхоз выдал каждой бригаде крохотную порцию бракованного леса – для «ящиков». Мальчики возмущались:

- Степан Иванович, как же так без арифметики? Габариты какие? Четырнадцать метров на четырнадцать метров, а нары нужно из чего-нибудь сделать?

- Управитесь.

- Вы нас толкаете на преступление, Степан Иванович!

- Ничего, рискую! Посмотрим, какие вы сделаете преступления? У меня вы ничего не сопрете, предупреждаю.

- Хорошо, мы построим одни ящики, а спать будем прямо на земле, воспаление лёгких, чахотка, вам же хуже!

- Я потерплю. Думаешь, чахотке приятно иметь с тобою дело?

- Заболеем!

- Хорошо, рискую!

Совет бригадиров постановил: каждая бригада обязана сдать лагери семнадцатого. А время для работы по лагерям оставалось только вечером. Поэтому перед ужином на лагерной площадке, как на базаре: двести с лишним человек с топорами, пилами, веревками. Беспокойства, шум, заботы видимо-невидимо, но все же бросилось в глаза: девочки строятся на крайних десятом и одиннадцатом местах, и никто им не препятствует. Бригадир девятой Похожай, на что уже веселый человек, а и тот возмутился. Спрашивает:

- На каком основании вы здесь строитесь?

Девочки тоже плотничают, хохочут, дело у них с трудом ладится, но Похожаю ответили:

- Любопытный стал, товарищ Похожай. Иди себе...

- Я официально спрашиваю.

- Официально спроси у дежурного бригадира.

Похлжай не поленился, нашел дежурного бригадира Руднева:

- Как это вышло? Почему девчата на крайнем месте строятся?

- А это очень просто. Они поменялись местами с четвертой и восьмой бригадами.

- Поменялись? С четвертой?

Побежал Похожай к Зырянскому:

- Почему ты поменялся с девчатами?

Зырянский поднял лицо от шершавой доски, которую прилаживал для полочки в палатке:

- По добровольному соглашению.

- А что ты говорил в совете?

- А в совете я говорил, чтобы они жребий тянули.

- А теперь ты, выходит, соглашатель.

- Нет, Шура, я настоял на том, чтобы они тянули жребий. Они и тянули. А то они вообразят такое! Подумаешь, девчата! Они девчата, давай им крайние места. Принципиально!

- Как же так, принципиально? А зачем же ты поменялся?

- А по добровольному соглашению. Хочешь, я и с тобой поменяюсь. Хочешь, у меня теперь третье место, а у тебя пятое. Могу поменяться с девочками, с мальчиками, всеравно, с товарищем меняюсь, здесь ничего соглашательского нет.

Похожай махнул на Алексея рукой, но захотел ещё проверить, как Нестеренко себя чувствует. Нестеренко ничего особенного в вопросе Похожая не увидел, ответил с замедленной своей обстоятельностью:

- Ага, я, конечно, поменялся, потому что они просили, да и нам с краю не хочется.

- А на совете?

- Чудак, так то же совсем друггое дело! Там вопрос был, понимаешь, насчет равноправия. А поменяться? Почему ж? Вон Брацан с Поршневым тоже поменялся. Дело вкуса.

Похожай очень расстроился, отошел к парку, почесал за ухом, а потом улыбнулся и сказал вслух:

- Сукины сыны! А может... может и правильно! Ну что ты скажешь!

Вечером к Захарову пришел строительный техник Дем и сказал:

- Там колонисты досточки... строительные досточки берут для лагеря, кто пять, кто десять... Так вы бы сказали, что так нехорошо делать. Досточек, правда, не жалко, а учет нужен. Колонисты, знаете, хорошие мальчики, а всё-таки учёт необходим.

Молодой завхоз Степан Иванович прикинулся возмущённым:

- Душа из них вон, отнимите!

Дем замурлыкал, улыбаясь одними усами:

- Да как же я отниму, обижаться будут.

- Посмотрите, Степан Иванович, - распорядился Захаров.

Степан Иванович отправился в карательную экспедицию и возвратился с победой и с пленником:

- Хоть бы кто тащил, а то Зырянский! Другие бригады взяли по пять-шесть досточек, а этот целый воз!

Захаров сказал коротко:

- Алексей - обьяснение...

- Обьясню: это не кража. Лагери снимем - доски возвратим. Записано, сколько взяли, можно проверить.

- А почему так много?

- Так... для четвертой бригады и для одиннадцатой.

- Угу...

- Нельзя, надо помогать беднейшему крестьянству. Вы нам дали малую пайку, Степан Иванович, так пацаны достанут, а девочки стесняются.

- Стесняются?

- Да... что ж... Они ещё не догнали мужчин в этом отношении.

Захаров серьезно кивнул головой:

- Вопрос исчерпан. Запишите, товарищ Дем, я подпишу. Осенью возвратим.

Вечером семнадцатого Захаров с дежурным бригадиром принял постройку лагерей. Он не забраковал ни одной палатки. Палатки стояли в один ряд, и на каждой трепыхался маленькийй флажок. Отдельно возле парка стояла палатка совета бригадиров, в которую переселился и Захаров. Михаил Гонтарь заканчивал проводку электричества. Проиграли сигнал "сптаь", никто спать не захотел, все ожидали, когда загорится свет. И Захаров ходил из палатки в палату, и везде ему нравилось. Потом вдруг все палатки осветились, колонисты закричали "ура" и бросились качать Мишу Гонтаря. Хотели качать и Захарова, но он погрозил пальцем. Тогда решили качать бригадиров.

Перекачали всех, кроме Клавы и Лиды, а девочки сказали:

- Мы сами своих бригадиров, не лезьте!

Девочки долго хохотали, потом завесили палатку, там по секрету что-то кричали и ещё хохотали и пищали невыносимо, выскочили оттуда красные. Пацаны четвертой бригады долго стояли возле этой палатки и так и не могли выясить, качали девочки своих бригадиров или нет. Филька высказал предположение:

- Они не качали. Они не подняли их, а может, и подняли, так потом положили на землю и разбежались.

Эта гипотеза очень понравилась всей четвертой бригаде. Успокоились и пошли посмотреть, что делается в палатке Захарова. Там стоял стол, и Захаров работал, сняв гимнастерку. Это было совершенно необычно. Пацаны долго смотрели на Захарова, а потом Петька сказал:

- Алексей Степанович, почему это спать не хочется?

Захаров поднял голову, прищурился на пацанов и ответил:

- Это у вас нервное. Есть такая дамская болезнь - нервы. У вас тоже.

Пацаны задумались, тихонько выбрались из палатки Захарова, побежали к своей палатке. Зырянский недовольным голосом спросил:

- Где вы шляетесь? Что это такое?

Они поспешно полезли под одеяла. Филька поднял голову с подушки и сказал:

- Это, Алёша, нервы - дамская болезнь!

- Ещё чего не хватало, - возмутился Зырянский, - дамские болезни! В четвертой бригаде! Спать немедленно!

Он потушил свет. пацаны свернулись на постелях и смотрели в дверь. Видны были звезды, слышно, как звенят далекие трамваи в городе, а на деревне собаки лаят так симпатично! Ваня представил себе Захарова в галифе и в нижней рубашке, и Захаров ему страшно понравился. Ваня подумал ещё, какие это нервы, но глаза закрылись, нервы перемешались с собачьими голосами, и куда-то все покатилось в сладком, замирающем, теплом счастье.