ПСИХИЧЕСКОЕ ЛЕЧЕНИЕ
НЕВРАЛГИИ ТРОЙНИЧНОГО НЕРВА*
Среди невротических явлений, затрудняющих жизнь или служащих поводом к отстранению от какой бы то ни было деятельности и соответственно к исключению в значительной мере любых требований общества, большое место занимают болевые ощущения. Их интенсивность, а зачастую локализация и оценка больным всегда созвучны цели, которую необходимо разгадать врачу. С одной стороны, локальная органическая неполноценность (сколиозы, аномалии зрения, повышенная чувствительность кожи, плоскостопие и т. д.) и, с другой стороны, аранжировка болей, например, в результате заглатывания воздуха, в таких случаях, как правило, позволяют констатировать и вскрывать избирательное влияние невроза и его аффектов. Вместе с тем индивидуально-психологический метод имеет свои строгие показания и, пожалуй, больше, чем любой другой метод, нуждается в точном разграничении области применения. То, что он предназначен для лечения психогенных заболеваний, дополнительных пояснений не требует. Однако способность к психической переработке может быть нарушена не только из-за интеллектуальных расстройств пациента, но и в результате потери рассудка, слабоумия, делириев. В какой мере подвластны влиянию психозы — этот вопрос по-прежнему остается сегодня открытым. Тем не менее они, несомненно, доступны анализу, обнаруживают такие же главные линии, что и неврозы, и могут оказать ценную помощь в изучении ненормальных психических состояний. То, что возможны улучшения и даже излечение благодаря большим усилиям специалистов в области индивидуальной психологии, занимающихся лечением психозов, которые еще не успели привести к разрушению психики, я могу утверждать, основываясь на собственном опыте.
* Впервые опубликовано в “Zentralblatt iur Psychoanalyse”. Bd. 1, 1910, S. 1 — 10.
– 90 –
Чтобы возможности индивидуально-психологического метода были реализованы полностью, прежде всего следует иметь дело с заболеваниями, психогенная природа которых не вызывает сомнений. Что касается типичных психоневрозов, неврастении, истерии и неврозов навязчивых состояний, то убежденность науки в их психогенной природе утвердилась настолько, что возражения выдвигаются с опаской и лишь с одной стороны. В таком случае выделяют только конституциональный фактор и все явления (как функциональные, так и психические нарушения) пытаются подвести под точку зрения о врожденной дегенерации, не замечая перехода из органической неполноценности в невротическую психику. Я давно уже показал, что такой переход не является обязательным и что другие переходы ведут к гениальности, преступлению, самоубийству и психозу *. В этой и других работах я пришел к выводу, что если врожденная неполноценность системы желез и органов влияет на психику, т. е. если она вызывает у наследственно отягощенного ребенка чувство неполноценности по отношению к своему окружению, то она является причиной невротической диспозиции**. В соответствии с этим решающее значение имеет ситуация ребенка и его личная, то есть подчиненная детским заблуждениям, оценка своей позиции. При более обстоятельном исследовании неврозы предстают перед нами в качестве позиционных, а не диспозиционных заболеваний. Так, внешние признаки дегенерации, если только они служат причиной обезображиваний и уродств или являются внешними сигналами скрытой от глаз органической неполноценности — уродливые уши с врожденными аномалиями слуха, цветовая слепота, астигматизм или другие аномалии рефракции, косоглазие и т. д.,— помимо своих объективных симптомов вызывают в душе ребенка чувство неполноценности и неуверенности в себе. Такое же воздействие оказывают и другие неполноценные органы, особенно если они не угрожают жизни и в целом не препятствуют психическому развитию. Рахит может затормозить рост тела, стать причиной бросающегося в
* Адлер А. Исследования неполноценности органов. ** Адлер А, О невротической диспозиции (см. сборник “Лечение и воспитание”).
– 91 –
глаза малого роста и неуклюжести; рахитические деформации — плоскостопие, Х- или О-образные ноги, сколиоз и т. д.— могут сказаться как на подвижности, так и на самооценке ребенка. Нарушение функций надпочечников, щитовидной железы, тимуса, гипофиза, внутренних половых органов, особенно их легкие врожденные формы, симптомы которых зачастую вызывают скорее неприязнь со стороны окружающих, чем подвергаются соответствующему лечению, препятствуют не только органическому, но прежде всего психическому развитию, вызывая и поддерживая чувства пренебрежения и неполноценности. Так, пагубное и в том и в другом направлении действие оказывает также экссудативный диатез, лимфатико-тимический статус и астенический хабитус*, а также гидроцефалия и легкие формы слабоумия. Врожденная неполноценность мочеполового и пищеварительного аппарата наряду с объективными симптомами** вызывает субъективное чувство неполноценности, нередко окольным путем через детский энуретический недуг или в связи с тем, что физические затруднения, боязнь наказания и боли зачастую требуют чрезвычайной осторожности во время еды, питья и сна***. Подобного рода рассуждения и доказательства, касающиеся объективных и субъективных иррадиации органической неполноценности, представляются мне крайне важными, поскольку они демонстрируют, как под влиянием врожденной органической неполноценности возникают невротические симптомы и прежде всего невротические черты характера, а также служат доказательствами двойственной роли конституциональной органической неполноценности и первичных психогенных факторов как источников невроза. Основа этих напряженных отношений между органическим и психическим достаточно очевидна: она заключается в относительной по сравнению со взрослым органической неполноценности ребенка, даже здорово-
* Кречмер выхватил из этого ряда два типа и схематически их охарактеризовал. ** Адлер А. Об этиологии, диагностике и терапии нефролитита (Wien. klin. Wochenschr. XX. Jahrg., № 49) и Миэлодисплазия или органическая неполноценность?; Цапперт “Энурез и миэлодисплазия” (Wien. klin. Wochenschr., 1920, № 22). *** Жан Поль Шмельцле прекрасно изображает этот страх ночи, вскрывает и затем обсуждает “защитные тенденции”, позволяющие легко распознать неполноценность мочеполового и кишечного аппаратов.
– 92 –
го, которая вызывает у него (пусть даже в более приемлемой степени) чувства неполноценности и неуверенности в себе, перерастающие (при явной абсолютной органической неполноценности, особенно постоянной) в невыносимое чувство неполноценности, которое я наблюдал у большинства невротиков. В нашей культуре ребенок всегда стремится казаться взрослым и фантазирует и мечтает как раз о таких достижениях, которых ему по своей природе трудно добиться. Ему хочется все увидеть, если он близорук, все услышать, если у него аномалии слуха, все время разговаривать, если у него дефекты речи или заикание, и он все хочет понюхать, если врожденные наросты на слизистой оболочке, искривления носовой перегородки или аденоидные разрастания препятствуют обонянию*. Честолюбие неуклюжих детей, испытывающих затруднения в движениях, всю жизнь будет проявляться в том, чтобы всегда и во всем быть на первом месте, равно как и у тех, кто родился в семье вторым, и у последышей. Кто уже ребенком оставил надежды стать ловким, всегда будет мучиться страхом опоздать и по любому поводу будет спешить и гнаться, и вся его жизнь неизбежно будет проходить словно в бегах. Желание летать чаще всего возникает у тех детей, которые испытывали большие трудности уже при совершении прыжков. Это противоречие органических дефектов с желаниями, фантазиями и грезами, то есть компенсаторными психическими стремлениями, является настолько принципиальным, что из него можно вывести основной психологический закон о диалектическом превращении органической неполноценности через субъективное чувство неполно -
* Во всех случаях такой органической неполноценности могут быть выявлены изменения или ослабления функций, значительные усиления чувствительности, ощущения зуда в области органов чувств, являющиеся следствием измененной деятельности неполноценного органа. Нога представляет собой рудиментарную руку, однако ее большие функциональные возможности очевидны на земле. Ощущения зуда в носу, глотке и дыхательных путях, их сужение, провокация секреторного отделения вследствие резкой назальной инспирации (желания чихнуть) играют главную роль при невротической астме, чихательном спазме и, вероятно, также при сенной астме. Превосходное изображение состояний раздражения носоглотки нервного характера и связанного с ними чувства неполноценности можно найти в романе Фишера “Тоже единица”. Выпячивание и искусное усиление этого “порока” в попытке защититься от брака и вступления в общественные и любовные отношения изображены настолько корректно, что правомерно предположить: остроумный философ взял эти процессы из действительности и поэтому показал их фундаментальное значение для установки по отношению к жизни.
– 93 –
Ценности во внутреннее стремление к компенсации и сверхкомпенсации. Однако следует помнить об одном “но”: речь идет не о законе природы, а об общем, напрашивающемся совращении человеческого духа. Следы этого диалектического превращения отчетливо видны во внешних манерах поведения и во внутренней психологической установке ребенка, предрасположенного к неврозу, уже в чрезвычайно раннем возрасте. Его поведение, каким бы разным оно ни было в каждом отдельном случае, позволяет понять, что он стремится быть “на вершине” во всех проявлениях своей жизни. Честолюбие, тщеславие, желание во всем разобраться, всегда участвовать в разговоре, превосходить всех в физической силе, красоте, одежде, быть первым в семье, в школе, привлекать к себе внимание хорошими и дурными поступками — все это характерно для первых фаз его ненормального развития. Легко пробиваются на поверхность чувства неполноценности и неуверенности в себе, выражающиеся в боязливости и нерешительности, которые могут затем закрепиться в виде невротических черт характера. При этом ребенок руководствуется тенденцией, во многом сходной с честолюбием: меня нельзя оставлять одного, кто-нибудь (отец, мать) должен мне помогать, со мной нужно быть дружелюбным, ласковым (надо добавить: ведь я слаб, неполноценен). И эта тенденция становится лейтмотивом его душевных побуждений. Постоянно распаленная гиперчувствительность, недоверие и жалостливость “следят” за тем, чтобы не допустить обиды и нанесения ущерба. Порой ребенок становится крайне осторожным, подозрительным, зондирует любые возможности ущемления своих интересов с явным намерением от него защититься. При этом он прибегает к разным способам — активному вмешательству, позитивным достижениям, присутствию духа, находчивости или же опирается на более сильного, пробуждает сострадание и симпатию, выпячивает какой-либо недуг, вызывает или симулирует болезнь, обмороки и желание умереть, которое может доходить до импульсов к самоубийству, всякий раз преследуя цель вызвать к себе сострадание или отомстить за причиненный вред*.
* См.: Адлер А. Три статьи по проблеме самоубийства у школьников (в сборнике “Лечение и воспитание”).
– 94 –
Чувства ненависти и мести тоже становятся распаленными. Раздражительность и садистские наклонности, тяга к запретным действиям и постоянное расстройство планов воспитателей из-за безразличия, лени и упрямства — все это характеризует ребенка, предрасположенного к неврозу, в его сопротивлении против мнимого или действительного подавления. Всякий раз, когда их заставляют поесть, умыться, одеться, почистить зубы, лечь спать и учить уроки, такие дети устраивают склоку, сопротивляются уговорам сходить в уборную. Или аранжируют приступы рвоты, когда их заставляют обедать или идти в школу; пачкаются мочей и калом, аранжируют энурез — чтобы ими занимались даже ночью, не оставляли спать одних; разнообразные нарушения сна — чтобы спровоцировать доказательства любви, улечься в родительскую постель. Короче говоря, чтобы благодаря своему упрямству или состраданию окружающих заставить остальных с собой считаться. Чаще всего эти факты лежат на поверхности и находятся в полном согласии между собой, независимо от того, получены ли они из анализа жизни или характерологических особенностей ребенка, предрасположенного к неврозам, или из анамнеза невротика, или в результате прояснения динамики его симптомов. Порой, однако, приходится иметь дело с внешне “примерными детьми”, демонстрирующими удивительное послушание. Тем не менее при случае они тоже выдают себя в непонятных приступах ярости или же на верный след наводят их повышенная чувствительность, постоянная обидчивость, плаксивость или боли, не подтвержденные объективными данными (головные боли, боли в животе, в ногах, мигрени, чрезмерные жалобы на жару, холод, усталость). И тогда становится совершенно ясным, что послушание, скромность, постоянная готовность повиноваться являются всего лишь целесообразными средствами для того, чтобы заставить других считаться с собой и получать вознаграждения, доказательства любви, абсолютно так же, как это удалось мне показать в динамике мазохизма у невротика *. Я должен упомянуть еще об одном роде явлений, встречающихся у детей, предрасположенных к нервным заболеваниям,
* Адлер. А. Психический гермафродитизм (в сборнике “Лечение и воспитание”).
– 95 –
которые тесно примыкают к тем, что описаны мною ранее. Все они выдают у них стремление вызвать раздражение у воспитателя, упорно занимаясь посторонними делами и мешая ему, и тем самым обратить на себя внимание, пусть даже проявляющееся в негодовании. К их числу относятся наклонности, содержащие элемент наигранности, например: прикидываться глухим, слепым, хромым, немым, неловким, забывчивым, сумасшедшим, заикой, гримасничать, падать, пачкаться. У детей с нормальной предрасположенностью тоже бывают такие приступы. Но чтобы эти шутки и “дурачества” закрепились и использовались больше обычного, необходимы болезненное честолюбие, упрямство и стремление к признанию нервно предрасположенного ребенка. Такие дети могут со злым или садистским умыслом (правда, иногда для того, чтобы избавиться от тиранического гнета) зафиксировать и постоянно использовать когда-то пережитые или увиденные болезненные симптомы или дурные привычки (хрипоту, кашель, грызение ногтей, ковыряние в носу, сосание пальца, заглатывание воздуха, прикосновение к гениталиям, к заднему проходу и т. д.). В этих же целях для достижения позитивного эффекта (чтобы ребенку не оставаться в одиночестве, чтобы его не оставляли одного, чтобы за ним ухаживали) могут закрепляться и использоваться также робость и страх. При этом определенную роль играет использование соответствующего неполноценного органа, как это показано мною в “Исследованиях”. Из всех этих особенностей нервно предрасположенного ребенка следуют переходы к симптомам неврозов навязчивых состояний, травматических неврозов и истерии, неврастении, конвульсивного тика, невроза страха, к фобиям и внешне моносимптоматическим функциональным неврозам (заиканию, запорам, психической импотенции и т. д.), которые я рассматриваю в целом в качестве единого психоневроза. То, что из этих явлений усваивается в детском возрасте — без полного осмысления, вследствие рефлекторной установки, чтобы найти линии наименьшего сопротивления для проявления распаленного агрессивного влечения, — в дальнейшем становится шаблоном, правда, как правило, имеющим над собой надстройку и в зна-
– 96 –
чительной степени преобразованным в невротическом симптоме. Какова здесь роль повышенной суггестивности (Шарко, Штрюмпель), гипноидного состояния (Брейер), галлюцинаторного характера невротической психики (Адлер), т. е. вчувствования, обсудить этот вопрос подробно здесь не представляется возможным. Несомненно то, что и отдельный приступ, и непрерывные невротические симптомы, и не исчезающие невротические черты характера одинаково возникают под влиянием выявленной инфантильной установки, ставшей ненормальной благодаря детским фантазиям-желаниям, заблуждениям и ложным оценкам. Вместе с тем фантазии-желания ребенка отнюдь не имеют только лишь платоническое значение, а являются выражением психического импульса, безоговорочно диктующего установку и, следовательно, поступки ребенка. Интенсивность импульса бывает различной, однако у нервно предрасположенных детей, компенсируя их повышенное чувство неполноценности, она возрастает до безграничных размеров. В ходе исследования прежде всего обнаруживаются воспоминания о событиях (инфантильных переживаниях, травмах), во время которых ребенок занимал определенное положение. В “Агрессивном влечении” я уже указывал, что значение инфантильного переживания следует сводить к тому, чтобы сделать очевидными имеющиеся в нем (в виде желания и его торможения) сильное влечение и его рамки, и далее, что столкновение с внешним миром, будь то в форме (там: вследствие) негативного эмоционального опыта, будь то вследствие распространения желания на запрещенные культурой вещи, при органической неполноценности становится неизбежным и влечет за собой метаморфозу влечения. Более сильное распространение влечения у нервно предрасположенного ребенка диалектически вытекает из его чувства неполноценности; стремление к преодолению слабости, жажда триумфа отчетливо проявляются в сновидениях и желаниях-фантазиях, а установка на роль героя является попыткой компенсации. В этом глубоком невротическом наслоении анализ вскрывает также желания и побуждения, иногда имеющие инцестуозный характер, но вместе с тем и желания и сексуальные дей-
– 97 –
ствия по отношению к лицам, которые не входят в круг семьи. Такие наблюдения (которые были неизвестны детской психологии до невероятного фрейдовского анализа, бесцеремонным образом положившего конец представлениям о невинной чистоте ребенка) становятся понятными, если вспомнить о безудержном распространении влечения, о компенсаторном противовесе чувству неполноценности у нервно предрасположенного ребенка. Подобное распадение влечений проявляется не только в сексуальной, но и в других сферах. Всем известны чревоугодие, чрезмерное желание быть в центре внимания, страсть к непристойностям, садистские и преступные наклонности, властолюбие, своенравие, несдержанность или ненасытная страсть к чтению книг и экстраординарные попытки как-нибудь отличиться. В се эти тенденции станут совершенно ясными только в том случае, если удастся понять и постичь смысл пробужденного в раннем возрасте властолюбия и его проявлений, понять, что в детском бунте обуздать влечения невозможно. Их смысл таков: я хочу быть мужчиной. И у мальчиков и у девочек, особенно у нервно предрасположенных детей, он заявляет о себе в столь резкой форме, что невольно закрадывается подозрение, что эта тенденция возникла как противовес вызывающему отрицательные эмоции ощущению своей немужественности. Невротическая психика и в самом деле оказывается в плену этой динамики, описанной мною в виде психического гермафродитизма с последующим мужским протестом *. Вместе с закреплением чувства неполноценности у нервно предрасположенных детей, побуждающего к компенсаторному распадению влечений, начинается своеобразное развитие психики, которое выливается в чрезмерный мужской протест. Эти психические процессы побуждают к формированию ненормальной установки невротика по отношению к миру и еще больше заостряют черты характера, подобные тем, которые сами по себе не могут быть выведены ни из полового влечения, ни из влечений “Я” и в конечном счете проявляются у невротика в виде идеи величия, как правило, изменяя и сдерживая сексуальное влечение и зачастую противореча инстинкту самосохранения.
* Адлер А. Психический гермафродитизм в жизни и в неврозе. К динамике и терапии неврозов (в сборнике “Лечение и воспитание”).
– 98 –
К этой группе черт характера добавляются другие, сопровождающие столкновение безудержного распространения влечений с социально запрещенными способами их удовлетворения в виде чувства вины, малодушия, нерешительности, робости или же боязни позора и наказания. Они подробно описаны мною в работе “О невротической диспозиции”. Довольно часто встречаются мазохистические импульсы, чрезмерная склонность к послушанию, подчинению и самобичеванию и по этим чертам характера можно судить о психической динамике, а также о предыстории невротика. Наиболее мощным препятствием распространению влечений, несомненно, является достижение границ чувства общности. Такая констелляция действует как предостережение и в дальнейшем выполняет задачу сдерживания органического влечения. В этом случае невротик чувствует себя преступником, становится чрезвычайно совестливым и правдолюбивым, однако его установка испытывает на себе влияние фикции, будто он по своей сути является дурным человеком, наделенным необузданной сексуальностью, испытывающим безграничную жажду наслаждений и способным на любое злодеяние, на любые выходки, а потому обязан быть особенно осмотрительным. И в самом деле из-за своего одностороннего стремления к личной власти невротик становится врагом общества. Аранжировка этой фикции является явно преувеличенной и служит главной задаче невротика — защититься от поражений *. Защитные тенденции невротика помогают сформировать третью группу черт характера, лейтмотивом которых является предосторожность. Пожалуй, наиболее явно среди них выделяются недоверчивость и мнительность. Однако столь же регулярно встречаются чрезмерная страсть к чистоте и порядку, бережливость и постоянный контроль за своими действиями и другими людьми, и поэтому невротики обычно ничего не доводят до конца. Все эти черты характера препятствуют предприимчивости и превращению в человека, включенного в общество, и из-за чувства вины становятся тесно связанными с боязливостью. Все
* В этом смысле невротик похож на того театрального персонажа Пестроя, который боится своего собственного деятельного порыва. См. также работу “О невротической диспозиции”.
– 99 –
заранее обдумывается, учитываются любые последствия, невротик постоянно находится в напряженном ожидании, как бы чего не случилось, а его покой все время нарушается предположениями и расчетами относительно будущего. Его мышление и поведение пронизывает грандиозная защитная система, постоянно проявляющаяся в фантазиях и сновидениях и довольно часто неизбежно усиливающаяся в результате предостережений, вследствие бессознательной аранжировки поражений, забывчивости, усталости, лени и всякого рода болевых ощущений. Огромную роль в этой защитной системе играет невротический страх, прямо или косвенно (“в виде примера”) проявляющийся в самых разных формах, таких, как фобии, страшные сновидения, в истерии и неврастении и служащий сдерживанию агрессии. Тренировка всех этих защитных тенденций иногда приводит к значительному усилению дара предвидения и проницательности, по меньшей мере, к видимости такого усиления, на чем основывается представление многих невротиков о своих телепатических возможностях, особом предназначении и суггестивных способностях. Все невротики, похоже, суеверны. В данном случае черты характера этой группы соприкасаются с чертами характера первой, происходящими из идеи величия. Аналогичным образом компенсаторное проявление идеи величия следует рассматривать как защиту от чувства неполноценности. Мне известно множество других защит, среди которых я хочу выделить мастурбацию как защиту от сексуальных отношений и их последствий, а также психическую импотенцию, ускоренную эякуляцию, перверсии, потерю сексуальной чувствительности и вагинизм, всегда встречающиеся у лиц, не способных отдать себя другим, обществу, поскольку они сами хотят над всеми господствовать. Таким же образом используются и закрепляются детские недуги, функциональные заболевания и боли, если они оказываются пригодными для того, чтобы усилить сомнения невротика и удержать его от действий, которых требует от него культура. Довольно часто им дает толчок вопрос о вступлении в брак или об овладении профессией. В таком случае из-за отсутствия готовности к кооперации у нервно предрасположенных лиц защитная тенденция дает о себе знать болезненным образом и аран-
– 100 –
жирует предупредительные щиты зачастую в удаленных сферах, в результате чего кажется, что смысл и взаимосвязь явлений отсутствуют. Однако невротик ведет себя последовательно. Он начинает избегать общество, создает для себя всяческие преграды, благодаря возникающему напряжению (например, с помощью головной боли) чинит себе препятствия в учебе и работе, рисует свое будущее в самых мрачных красках, поэтому становится бережливым, а нашептывающий ему тайный голос предостерегает: как может такой человек, как ты, с такими пороками и недостатками, с такими мрачными перспективами, решиться на такое чреватое последствиями дело? Таким образом, невротик обнаруживает огромное множество связанных друг с другом черт характера, которые сообразно с жизненным планом либо развиваются, либо тормозятся. Они позволяют судить о его ненормальной установке и в итоге сводятся к утрированию и искаженным оценкам мужских и женских черт. Если мы и можем предъявить претензии к представленному выше перечню черт характера, то лишь в том, что он является чересчур схематичным, далеко не исчерпывает многочисленные взаимосвязи отдельных черт характера и показывает лишь одну сторону, хотя и существенную, из характерологии невротика. Тем не менее я убедился, что такой подход к психогенному заболеванию является и целесообразным, и возможным. И теперь, когда я вновь обращаюсь к поднятой проблеме и опять задаю вопрос, является ли невралгия тройничного нерва психогенным заболеванием, я могу ответить на него утвердительно, основываясь на однозначных результатах своих исследований. Психическое построение и психическая динамика невралгии тройничного нерва в тщательно изученных мною случаях являются настолько цельными и настолько отчетливо выявляют изображенные выше черты характера, что ссылка на незначительную казуистику отметается сама собой. Столь же большое значение в нашем вопросе имеет следующий факт: не только само заболевание невралгией тройничного нерва придерживается описанных выше основных линий невроза, но и каждый отдельный приступ возникает в ответ на психическое переживание. Попытаюсь разъяснить на примере эти отношения не-
– 101 –
вротической психики и невротического характера с заболеванием и приступом. Пациент О. Ст., двадцатишестилетний государственный служащий, сообщил, что в связи с невралгией тройничного нерва ему предложили произвести резекцию. Заболевание длилось уже полтора года, возникло однажды ночью на правой стороне и с тех пор проявлялось в ежедневных многочисленных приступах. Через год он был вынужден примерно каждый третий-четвертый день, при особенно сильных болях, впрыскивать себе морфий. При этом каждый раз наступало облегчение. Он испытал разные способы лечения: медикаментозное с применением акотинина, тепловые и электропроцедуры — и все без успеха. Ему сделали также две спиртовые инъекции, значительно усилившие боль. Длительное пребывание на юге принесло ему некоторое облегчение, но и там у него повторялись ежедневные приступы. За это время из-за непрекращающихся приступов он полностью лишился присутствия духа и, чтобы не пришлось пожертвовать своей карьерой, решился на операцию. Только из-за того, что добросовестный хирург не мог обещать ему стопроцентного излечения, он решил спросить также и моего совета. К тому времени мною уже был накоплен богатый опыт психогенного генеза невралгических приступов и невралгии тройничного нерва, кроме того, я мог также привлечь данные из предыдущих наблюдений. Единая формула, к которой я пришел на основании анализа и сравнения отдельных приступов, выглядела следующим образом: невралгия тройничного нерва, равно как и отдельные приступы, регулярно возникают в том случае, если аффект бессильной ярости соединяется в бессознательном с чувством ущемленности *. Благодаря констатации этого факта мне удалось понять ненормальную психическую установку пациента, страдающего невралгией тройничного нерва, и выявить, что связанные с нею болезненные явления представляют собой эквиваленты аффективных процессов **. Из полученных фактов напрашивается чрезвычайно важный вывод: пациент опасается оказаться униженным и ожидает этого, п онятие
* См. формулировку в “Агрессивном влечении”. Можно сформулировать и так: в ситуациях, когда более мужественные люди испытывали бы аффект ярости. ** Пожалуй, нет смысла говорить о поверхностности иных критиков, считающих мои воззрения “интеллектуалистическими”.
– 102 –
унижения у него непомерно расширено, и он — при иных неврозах больше, при иных меньше — порой стремится к унижению и аранжирует его, чтобы вывести из этого убеждение, что он обязан защищаться, поскольку его не ценят, он неудачник и т. д. Эта установка является общей для всех невротиков и отнюдь не характерна только для невралгии тройничного нерва. Если ее редуцировать и свести к детской патогенной ситуации, то становится очевидным психический хабитус нервно предрасположенного ребенка: чувство неполноценности, компенсированное мужским протестом, чересчур обремененным честолюбием и жаждой власти. Анализ вскрывает следующие элементы этой ситуации: 1. Крипторхизм — чувство неполноценности и сомнения в том, сможет ли он с таким дефектом стать настоящим мужчиной. Об этом свидетельствуют воспоминания 6—8-летнего возраста о сексуальных атаках девочек с намерением получить разъяснения о половых различиях. Аффективное воспоминание о детских играх, в которых пациент был героем, или по меньшей мере генералом 2. Мнимое или действительное предпочтение младшего брата (разница в возрасте между ними 5 лет), которому позволялось ночевать в родительской спальне. В этой связи пациент вспомнил о своих попытках тоже попасть в спальню родителей. Чтобы этого добиться, в детском возрасте он использовал многочисленные средства. Во-первых, страх одиночества, который ему иногда удавалось проявлять настолько явно (pavor nocturnus), что мать брала его к себе. Во-вторых, слуховые галлюцинации, которые тоже могли вызывать страх (страх как защита), шорохи, всегда доносившиеся из спальни, которые он приписывал взломщику и шел проверять. Сюда хорошо вписывается игра в генерала и в отца семейства как мужской протест в ответ на свои сомнения в собственной половой роли. (На фотографии, где пациент запечатлен в пятилетнем возрасте, он одет в девичью одежду, на его руке браслет и коралловое украшение вокруг шеи.) Смысл детского поведения и чаще всего встречающийся выход из патогенной детской ситуации проявляется здесь весьма отчетливо: “Я чувствую себя неуверенным, я не на вершине, меня не достаточно признают (предпочитают брата), мне нужно помогать, я – 103 –
хочу стать таким, как отец, я хочу быть мужчиной”. В противоположность, надо полагать, ложной оценке: “Я не хочу быть бабой!” Довлеющая мысль ребенка: “Я хочу быть мужчиной”, поддерживается противоположной мыслью: “Я бы не мог быть женщиной” или “Я не хочу быть женщиной”*. Третье средство проявилось в недуге, в частности, в болях, для того чтобы возместить предпочтение брата, имитировать отца, достичь равноправия и суметь исполнить свою половую роль и быть уверенным в своей мужественности. Анализ, как это часто бывает, выявил воспоминания о действительных болях, их утрировании и симуляции. Наше внимание привлек особый род болей: почти всегда речь шла о зубной боли. В этой точке анализа у нас впервые появилось ощущение, что мы приближаемся к пониманию того, почему в данном случае выбор невроза пал на невралгию тройничного нерва. Пациент был энергичным, здоровым молодым человеком, едва ли знавшим иные боли кроме зубных. Напрашивается предположение, что в жизни пациента была фаза, на которой у него произошло отождествление: боль — чувство неполноценности — повышение значимости у окружения. Динамика его патогенной детской ситуации здесь очевидна: возможность играть навязанную, неполноценную, болезненную женскую роль диалектически привела к усилению мужского протеста. К этому следует также отнести упрямство и своенравие, о которых его мать до сих пор вспоминает с содроганием. Среди многочисленных повседневных отправлений, дающих повод к проявлению детского упрямства, я уже называл еду, умывание, чистку зубов и отход ко сну. Здесь обращает на себя внимание тот факт, что все пациенты, страдавшие невралгией тройничного нерва, которых я помню, в большинстве случаев — в полном соответствии с описаниями разных авторов — страдали приступами во время еды, умывания, чистки зубов и отхода ко сну. Равно как и тогда, когда они ощущали холод. Вскоре после того, как у моего пациента развилось заболевание, он вернулся в деревню к своей матери и тем самым утолил свою старую тос-
* Юлиус Циклер, один из современных психологов, исходя из совершенно других представлений, пришел к аналогичным результатам по поводу противоречивости мышления. См. также: Адлер А. О невротическом характере.
– 104 –
ку по детству. Мать, не зная меры в своей любви и беспокойстве о больном сыне, с опаской следила за его трапезой и всегда заботилась о том, чтобы была теплая вода для умывания. Если в период лечения ему приходилось питаться в Вене, у него возникали сильные боли, в те дни, когда он обедал дома, болей не было. После того, как пациент поправился настолько, что мог опять ходить на службу, ему пришлось снимать в Вене квартиру. В первый же день в новой квартире, как только он стал умываться холодной водой, у него тут же произошел приступ. Ряд других приступов был связан с его жаждой признания в обществе. При этом приступы могли возникать в ответ на действительное, мнимое или предполагаемое унижение. Он всегда должен был играть первую роль и не выносил, если порой его игнорировали во время беседы или если ему приходилось выслушивать разговор между другими людьми. Такая нетерпимость характерна для всех невротиков. Здесь легко распознать схему из патогенной детской ситуации: отец, мать и младший брат, а вместе с ними он как неполноценная персона. Симптом боязни общества и открытых пространств у других невротиков, когда защита от поражений осуществляется с помощью страха, порой также с помощью рвоты, мигрени и т. д., и когда пациентом тоже движет боязнь унижения, в нашем случае был заменен приступами. В других случаях невралгии тройничного нерва тоже можно обнаружить, что больные пытаются изолировать себя от общества, ссылаясь на боли. Никто из них не отрицает, что помимо болей он испытывает трудности в социальной жизни. В некоторых
|
