Реакции стресса на чужих наблюдались и докладывались многими авторами (обзор Emde, 1980). Спитц (1959) обозначил их появление как "вторичный организатор" психики, как индикатор становления либидного объекта в детском сознании. Он заключил, что антипатичная реакция младенца на чужого и его бегство к матери подтверждает, что младенец способен отличать членов семьи от чужаков, и что он предпочитает мать. Спитц и Коблинер (1965) также установили, что восприятие чужого лица подразумевает потерю матери. Сейчас известно, что ребенок может отличать лицо матери от лица чужого уже до семи-девяти месяцев; далее реакции отделения менее предсказуемы и менее постоянны, чем страх перед чужим, их пик несомненно приходится на второй год жизни (Emde, 1976). Объяснение Спитцем восьмимесячного беспокойства базируется на когнитивном несоответствии или реакциях на разлуку, которые недостаточны и несоответственны.
Спитц обнаружил, что появление стресса говорит о важном сдвиге в развитии. Изучение показывает, что постепенные выражения эмоций появляются в контексте определенного развития и зависят от развития центральной нервной системы. С этим также связаны определенные когнитивные способности. Выражения удовольствия и неудовольствия появляются в два-три месяца, но выражение страха, удивления, гнева начинают появляться только после семи-девяти месяцев, и в то же время начинают устанавливаться причинно-следственные связи (Emde, 1980, 1976). Соответственно, появление страха перед чужим говорит о налаживании связи причин и следствий, предчувствии неудовольствия, появлении эмоциональных реакций, избегающее поведение. Интенсивность стресса также связана с качеством отношений матери и ребенка; при более безопасных отношениях стресс будет менее интенсивен. Смотри Малер и МакДевитт (1968), Боули (1969), Райнголд (1969), Айнсварт(1978).
Теперь материнская реакция приобретает новое значение для ребенка. Хотя его собственный аффект еще не функционирует как сигнал, начинают появляться "социальные ссылки". Начиная с конца первого года (и в течении всей жизни) ребенок ищет эмоциональную информацию от матери (или от других значимых людей), когда сталкивается с несемейной (незнакомой) ситуацией. Затем он использует эмоциональное выражение матери как индикатор ее ощущений безопасности или тревоги, в зависимости от обстоятельств. Соре и Эмди (1981) описали экспериментальную ситуацию, в которой это использование материнского аффективного выражения может быть повторено и исследовано. После столкновения с чужим ребенок немедленно бежит к матери; если ответная реакция матери выражает приятные чувства, улыбку, значит ситуация безопасна и ребенок начинает исследовать чужого. Если лицо матери отражает опасность, ребенок бросается в слезы и бежит к матери. Исследователи пришли к выводу, что аффективный сигнал матери является проводником последующего поведения ребенка.
Экспериментальные и социальные ссылки доказывают, что материнская эмоциональность является решающим фактором для развития Эго ребенка в двух направлениях. Первое: ее уверенность или предостережение содержащееся в аффективных реакциях начинают включаться как интегральная часть системы оценки ребенка и функционируют как высшее Эго; и второе: ее аффективные вмешательства помогают уязвленному Эго ребенка травматическим аффектом всеохватывающей паники. Эти наблюдения поддерживает идею, что появление стресса связано с формированием восприятия матери ребенком как либидного объекта, на котором он строит основное доверие. Мать сейчас – надежный источник продолжающейся безопасности. Вместо опыта дезорганизующей паники при столкновении с чужим ребенок использует материнскую поддерживающую улыбку, поощряющая к общению с чужим. Механизмы страха перед чужим и социальные ссылки далее начинают строить фундамент для использования ребенком его собственных аффектов как сигналов.
